Старый городъ Кремль. 3 страница

Москва только что устроилась послѣ четвертаго великаго пожара и вотъ, спустя толъко 10 лѣ тъ, въ 1354 году она опять горитъ: погорѣ лъ Кремникъ весь, церквей сгорѣ ло 13. Затѣ мъ, спустя еще 10 лѣ тъ, въ 1365 г., снова " загорѣ ся городъ Москва оть (церкви) Всѣ хъ Святыхъ съ верху (рѣ ки Москвы) отъ Черторьи (такъ прозывался глубокій оврагъ и ручей у нынѣ шнихъ Пречистенскихъ воротъ) и погорѣ Посадъ весь и Кремль и Заречье". Эта церковь стояла близь новаго храма Христа Спасителя, почти на томъ мѣ стѣ, гдѣ нынѣ сооружается памятникъ Императору Александру III.

Страшное было это лѣ то! " Было тогда знаменіе на небеси, солнце являлось аки кровь а по немъ мѣ ста черны, и мгла стояла съ поллѣ та, и зной и жары были великіе, лѣ са и болота и земля горяше, рѣ ки пересохли и былъ страхъ и ужасъ на всѣ хъ людяхъ и скорбь великая".

Пожаръ Москвы въ этотъ сухменъ и зной великій сопровождался сильною бурей и вихремъ, разносившимъ за 10 дворовъ головни и бревна съ огнемъ, такъ что не было возможности гасить: въ одномъ мѣ стѣ гасили, а въ десяти загоралось и никто не успѣ валъ спасать свое имѣ ніе, -- огонь все поѣ далъ. Въ два часа времени весь городъ погорѣ лъ безъ остатка. Такъ этотъ пожаръ и прослылъ--отъ Всѣ хъ Святыхъ " Всесвятскій пожаръ". Прежде таковъ пожаръ не бывалъ, замѣ тилъ лѣ тописецъ.

Въ тотъ же годъ, очень вѣ роятно, что послѣ пожара, митрополитъ Алексѣ й по откровенію Божію заложилъ каменную церковь шестую въ городѣ, во имя Чуда Архангела Михаила въ Хонѣ хъ съ мыслью основать здѣ сь митрополичій монастырь.

Небольшая церковь была выстроена въ одно лѣ то на восточномъ краю дубоваго города неподалеку отъ его стѣ ны, на мѣ стѣ, гдѣ до того времени находился Царевъ Посолmскій дворъ или подворье Ордынскихъ пословъ. Очень вѣ роятно, что митрополитъ Алексѣ й, исцѣ ливъ отъ болѣ зни царицу Тайдулу, выпросилъ у ней это мѣ сто для учрежденія монастыря и конечно съ цѣ лью выселить изъ Кремля татарскихъ пословъ.

Можно полагать. что эта каменная церковь построена на мѣ стѣ прежней деревянной, сгорѣ вшей во Всесвятскій пожаръ. На другой же годъ послѣ этого бѣ дствія митрополитъ Алексѣ й озаботился вмѣ сто обгорѣ вшихъ стѣ нъ дубоваго города построить городъ каменный. По его совѣ ту и благословенію, не медля нимало, стали готовить камень, по всему вѣ роятію въ подмосковныхъ Мячковскихъ и другихъ тамошнихъ каменоломняхъ; зимою 1366 г. возили его къ городу, а весною 1367 г. заложили городъ и началась постройка съ великимъ поспѣ шеніемъ, для чего отовсюду собраны были во множествѣ мастера каменнаго дѣ ла. Причины такой торопливости по всему вѣ роятію скрывались въ недобрыхъ вѣ стяхъ со стороны враждебной Твери.

Пространство города въ это время было увеличено. Съ восточной стороны, къ торговой площади, оно было отодвинуто по крайней мѣ рѣ саженъ на 30, къ теперешней линіи Кремлевской стѣ ны. Должно полагать, что и въ другихъ мѣ стахъ городъ раздвинулся шире прежняго дубоваго. Выше упомянуто, что дубовыя стѣ ны стараго города находились уже въ чертѣ каменныхъ.

Поспѣ шность, съ которою воздвигались каменныя стѣ ны, оправдалась на другой же годъ (1368-й), когда побуждаемый врагомъ Москвы, Тверскимъ княземъ, Литовскій князь Ольгердъ, недуманно, негаданно, внезапно явился подъ этими стѣ нами со множествомъ своихъ полковъ. Москва успѣ ла только выжечь свой посадъ, дабы не дать врагу способовъ устроить изъ деревянныхъ строеній приметъ къ городу, то-есть своего рода мосты къ его сгѣ намъ. Литовскіе полки стояли около города трое сутокъ, но взать его не могли. Въ окрестностяхъ Ольгердъ произвелъ великое опустошеніе, пожегъ остатки посада, монастыря, церкви, попалилъ села и волости, пограбилъ всякое имущество и даже отогналъ съ собою всю скотину. Это было первое зло Москвѣ отъ Литвы, то-есть въ сущности отъ Твери, съ которою борьба не утихала, а все болѣ е разгоралась.

Со временъ Ивана Калиты цѣ лыя сорокъ лѣ тъ Москва наслаждалась общеземскою тишиною и теперь поплатилась за свои грѣ хи противъ Твери.

Спустя два года Ольгердъ, опять побуждаемый Тверскимъ княземъ, снова явился подъ каменною Москвою (6 декабря 1370 г.), стоялъ безъ успѣ ха 8 дней, наконецъ началъ просить мира, даже вѣ чнаго мира, но получилъ только перемиріе до Петрова дня будущаго года. Онъ, защищая Тверь, тянулъ для своихъ выгодъ и къ Москвѣ, желая выдать дочь свою Елену за князя Владиміра Андреевича, что и устроилось въ 1372 г.

Такимъ образомъ, каменная твердыня Москвы очень помогла Московскому княжеству устоять противъ нападеній Твери и удержать въ своихъ рукахъ и Великокняжескую власть.

Если всѣ наши лѣ тописцы почитали какъ бы своимъ долгомъ упоминать о постройкѣ каменныхъ церквей, находя такіе случаи не совсѣ мъ обыкновенными, то постройка каменнаго города, какъ случая въ то время рѣ дчайшаго, должна была произвести въ народѣ большое впечатлѣ ніе именно въ пользу Москвы, въ пользу ея политическаго могущества. Каменныя стѣ ны у самихъ Москвичей подняли, возвысили чувство независимости и стойкости въ борьбѣ съ врагами, укрѣ пили вѣ рованіе въ непобѣ димую силу Московскаго великаго князя, въ самомъ князѣ укрѣ пили самодержавное направленіе его отношеній къ другимъ князьямъ; говоря вообще, каменныя стѣ ны города породили въ населеніи естественное чувство твердой опоры и безопасности, когда вокругь стояла нескончаемая вражда и усобица. Вообще можно сказать, что каменныя стѣ ны Москвы явились тою славною опорою, которая тотчасъ же обозначила крутой и прямой поворотъ къ идеямъ государственнаго единенія, такъ что черезъ десятокъ лѣ тъ это единеніе достославно выразилось сборищемъ въ Каменной Москвѣ всенародныхъ полковъ для похода на Куликово Поле. Но еще прежде, въ 1375 году, оно не первый разъ выразилось тѣ мъ, что въ походѣ на Тверскаго князя, какъ на главнаго сопротивника Московскимъ цѣ лямъ, собрались подъ предводительствомъ Московскаго князя всѣ удѣ льные князья со включеніемъ Новгорода; вся Русская земля въ ея Московской области возстала на Тверскаго слушника, крѣ пкаго и горячаго борца за свои Тверскія цѣ ли.

Лѣ тописецъ замѣ тилъ государственное значеніе каменныхъ стѣ нъ и въ своей книгѣ обозначилъ его такими словами: " Князь Великій Дмитрій Ивановичь заложи градъ Москву камену и начаша дѣ лати безпрестани; и всѣ хъ князей Русскихъ привожаше подъ свою волю, а которые не повиновахуся волѣ его, и на тѣ хъ нача посягати"

Однако чѣ мъ сильнѣ е становилась Москва, благодаря своимъ каменнымъ стѣ намъ, тѣ мъ грознѣ е собирались надъ нею тучи и Русской и Татарской вражды. Небесныя знаменія сулили ей да и всему народу страшныя бѣ дствія. Еще въ 1370 г., въ годъ второго Ольгердова нашествія, осенью и зимою, являлись на небѣ кровавые столпы (сѣ верное сіяніе), все небо являлось кровавымъ, такъ что и снѣ гъ видѣ лся кровавымъ и люди ходили красные, аки кровь, и хоромы представлялись какъ бы въ крови. " Се же проявление, замѣ чаетъ лѣ тописецъ, проявляетъ скорбь великую и хотящу быть ратныхъ нашествіе и кровопролитіе и междуусобныя брани, еже и бысть". А лѣ томъ 1371 г. проявилось знаменіе въ солнцѣ: " явились на немъ мѣ ста чорны, аки гвозди, и почти два мѣ сяца стояла по землѣ великая непроглядная мгла, нельзя было и за двѣ сажени видѣ ть человѣ ка въ лицо; птицы не видѣ ли летать, ударялись о головы людей, падали на землю и ходили толькопо землѣ; звѣ ри, не видя свѣ ту, ходили по селамъ и по городамъ, мѣ шаясь съ людьми, медвѣ ди, волки, лисицы и пр. звѣ ри. Сухмень былъ необычайный, зной, жаръ; хлѣ бъ и трава погорѣ ло, озера и болота пересохли, лѣ са и боры и высохшія болота горѣ ли, насталъ голодъ велій".

Во всѣ семидесятые годы мало-по-малу скоплялась великая гроза Мамаева и разразилась его нашествіемъ въ 1380 году. Въ это время Москва впервые явилась уже не княжествомъ, а самымъ Государствомъ, успѣ вши на общее дѣ ло собрать народъ на Куликово Поле, гдѣ Татарской Ордѣ впервые данъ былъ богатырскій отпоръ. Однако такая борьба съ Татарами была еще не подъ силу разрозненной Русской Землѣ. Татаринъ Мамай побѣ жалъ съ Куликова Поля безъ оглядки и погибъ; но на его мѣ сто появился новый Татаринъ--Тохтамышъ. Онъ появился мстителемъ за разгромъ Орды, такъ какъ Мамаева дружина, перешедшая къ нему на службу, не могла забыть своего безславнаго пораженія на Куликовомъ Полѣ и повела новаго Мамая къ Москвѣ, чтобы улусника, Московскаго князя Дмитрія, какъ слѣ дуетъ поустрашить и наказать за его враждебный подвигъ противъ Орды. Тохтамышъ все-таки побаивался Московской силы и именно того единенія, съ которымъ Москва стала на Куликовомъ Полѣ. Теперь этого единенія уже не было. Услыхавши походъ Тохтамыша, великій князь началъ было собирать ратныхъ и хотѣ лъ идти противъ врага, но отовсюду встрѣ тилъ въ князьяхъ и боярахъ разньство и распрю, еще же и оскудѣ ніе воинства. Отъ Мамаева побоища оскудѣ ла вся Русская Земля, говоритъ лѣ тописецъ. Великій князь удалился къ Костромѣ, Владиміръ Андреевичъ къ Волоку, все-таки для сбора ратныхъ, какъ всегда бывало въ такихъ случаяхъ.

Москва осталась безъ руководителя и попечителя, какъ разсказываетъ единственный въ этомъ случаѣ лѣ тописный свидѣ тель, особая повѣ сть о нашествіи Тохтамыша, составленная по-видимому церковникомъ, не знавшимъ всѣ хъ настоящихъ обстоятельствъ событія. Въэтой повѣ сти Москвичи являются глупыми малолѣ тними дѣ тьми, чего по здравому разсудку невозможно допустить.

Удаляясь изъ Москвы, великій князь необходимо долженъ былъ устроить осадное положеніе города и оставить начальство кому-либо изъ бояръ, тѣ мъ болѣ е, что въ городѣ оставались, какъ указываетъ одинъ лѣ тописецъ, и великая княгиня Евдокія и митрополитъ Кипріанъ. Повѣ сть главнымъ образомъ описываетъ только возмущеніе черни и совершившееся неизобразимое бѣ дствіе, упоминая по именамъ о погибели двухъ архимандритовъ и одного игумена и ни слова не сказывая о томъ, былъ ли кто въ городѣ изъ боярской среды, въ качествѣ ли начальника или въ качествѣ обывателя. Внезапно появляется какой-то внукъ Ольгерда, Литовскій днязь Остѣ й, который и устроиваетъ должный порядокъ среди взволнованнаго народа. Откуда онъ появился, по какому случаю сталъ руководителемъ обороны, объ этомъ повѣ ствователь ничего не знаетъ.

Когда пронеслась страшная вѣ сть о походѣ Тохтамыша, окрестный народъ толпами повалиль въ городъ за каменныя стѣ ны, сѣ сть въ осаду, какъ тогда говорили, неся съ собою всякое имущество, что кому было дорого. Сбѣ жались въ городъ крестьяне изъ окрестныхъ волостей, люди иныхъ городовъ, которыхъ застала у Москвы эта напасть, и свои люди, бояре, сурожане, суконники и прочіе купцы, и архимандриты, игумены изъ монастырей, протопопы и попы отъ загородныхъ посадскихъ церквей, вообще приходское духовенство, а также и монашество, всякiй возрастъ и полъ, и съ младенцами.

Затѣ мъ посады всѣ вокругъ города были пожжены, стало все чисто, ни одного тына или бревна не осталось. Это и въ Москвѣ и во всѣ хъ городахъ всегда дѣ лалось, дабы спасти городъ оть примета { Приметъ составлялъ особый способъ приступа при осадѣ городовъ, всегда окруженныхъ по обычаю глубокимъ рвомъ. Чтобы подойти черезъ ровъ къ стѣ намъ города и зажечь его, требовалось соорудить своего рода мостъ. Когда въ 1489 году Московскіе воеводы осаждали на Вяткѣ городъ Хлыновъ, то велѣ ли всей рати готовить приступъ и приметъ, каждому человѣ ку по беремени смолъ да бересть, да на 50 человѣ къ по двѣ сажени плетеня, и къ городу плетени поставляли (Устюж. Лѣ топ. 167).}.

Изъ множества собравшагося народа способные люди, заборольники, стали по всѣ мъ стѣ намъ на заборолахъ { Заборолами назывались зубцы каменныхъ стѣ нъ, промежутки которыхъ заставлялись, забиралиоь толстыми досками въ видѣ забора для безопасности оть стрѣ лъ осаждавшихъ. На деревянныхъ стѣ нахъ это былъ передвижной дощатый заборъ.}, для защиты оть осаждающихъ, заготовивъ всякія орудія для этой цѣ ли: большіе каменья, каменныя ядра, самострѣ лы, тюфяки, пороки и самыя тѣ пушки. Наготовлены были также и котлы съ водою, которую во время осады кипятили и поливали кипяткомъ осаждающихъ, если они лѣ зли на стѣ ны.

Но еще задолго до появленія Татарскихъ полчищъ въ городѣ произошла великая смута и замятня по тому поводу, что нѣ которые не захотѣ ли оставаться въ осадѣ и намѣ ревались по добру, по здорову уйти отъ предстоявшей опасности. Повидимому, первый объ этомъ подумалъ митрополитъ Кипріанъ, только дня за два до того прибывшій въ Москву изъ Новгорода. За нимъ, конечно, пожелала выбраться изъ осады и великая княгиня Евдокія. Святитель былъ вѣ дь руководителемъ на всякое добро. Само собою разумѣ ется, что за такими первыми лицами потянулись и ихъ приближенные и многіе изъ другихъ чиновъ, болѣ е или менѣ е знатныхъ и богатыхъ. Это обстоятельство до крайности возмутило всю собравшуюся чернь и всѣ хъ патріотовъ города, потому что, по старымъ понятіямъ народа, не должно было уходить изъ осады именно великимъ людямъ, каковъ былъ митрополитъ и великая княгиня, да и всѣ мъ сколько-нибудь значительнымъ людямъ не должно было оставлять и бросать городъ на произволъ судьбы. Таковъ былъ искони вѣ чный обычай, соблюдавшій древнерусскія правила добраго и честнаго поведенія. Митрополитъ былъ пришлецъ, вновѣ, родомъ Сербъ и Русскаго обычая еще не зналъ.

Повѣ сть объ этомъ событіи, написанная по всѣ мъ признакамъ какимъ-нибудь клирикомъ митрополита, возлагаетъ всю вину на возмутившійся народъ. " Гражданскіе люди возмятошася и всколебашеся, яко пьяни", говоритъ повѣ ствователь, " и сотвориша вѣ че, позвониша во вся колоколы и всташа вѣ чемъ народы мятежники, недобрые человѣ ки, люди крамольники: хотящихъ изыти изъ града не токмо не пущаху, но и грабляху; ни самого митрополита постыдѣ шася, и Великую Княгиню преобидѣ ша; ни бояръ нарочитыхъ не устрашишася, не устрамишася сѣ дины старецъ многолѣ тныхъ, но на всѣ хъ огрозишася; ставши на всѣ хъ воротахъ городскихъ, сверху каменіемъ шибаху (на бѣ глецовъ), а внизу на землѣ съ рогатинами и сулицами и съ обнаженнымъ оружіемъ стояху, не пущающе вылезти вонъ изъ града; и потомъ уже едва умолены быша великимъ моленіемъ, выпустили ихъ (т.-е. митрополита и великую книгиню) изъ града и то ограбивши"...

Мятежъ народа, стало быть, поднялся только противъ бѣ глецовъ изъ города. Явился князь Остѣ й и укротилъ волненіе тѣ мъ, что затворился со всѣ ми въ осаду, чего и требовали мятежники-патріоты, истые Москвичи.

Наконецъ появилась сила Татарская августа 23 въ понедѣ льникъ въ полобѣ да. Граждане вострубили, давая тѣ мъ вѣ сть всему городу о приближеніи супостатовъ.

Въ это время добрые люди, готовясь къ смерти, постились и молились Богу день и ночь. А нѣ кіе недобрые человѣ ки начали обходить по богатымъ дворамъ, вынося изъ погребовъ меды господскіе въ сосудахъ серебряныхъ и стеклянныхъ дорогихъ, и упивались даже допьяна, а къ шатанію и дерзость прилагали, говоря: " не устрашаемся нашествія поганыхъ Татаръ... Твердъ городъ нашъ, стp3; ны каменные, врата желѣ зныя, не потерпятъ враги долго стоять подъ нашимъ крѣ пкимъ городомъ; два страха надъ ними будетъ: изъ внутри города бойцы, а со внѣ шней стороны придутъ собранные полки нашихъ князей".

Похмельные люди хотя и горделиво, но говорили сущую правду. Отсидѣ ться въ городѣ противъ Татаръ было вполнѣ возможно. У Татаръ, кромѣ стрѣ лъ и сабель, никакихъ стѣ нобитныхъ орудій не было. Они, дѣ лая приступы, осыпали городъ стрѣ лами, какъ дождемъ, но вреда отъ этого было не много; погибали нѣ которые заборольники или же горожане на открытыхъ мѣ стахъ, и только. Вь первый день показались только передовые отряды Татарской рати. Не начиная дѣ ла, они приблизились къ городу на разстояніе одной или двухъ стрѣ льбищъ и кликнули: Есть ли въ городѣ князь Дмитрій?

Нѣ ту, отвѣ тили съ заборолъ заборольники. Татары поскакали вокругъ города, обозрѣ вая и разсматривая приступы, рвы, врата, заборолы, стрѣ льницы. Долго потомъ они смотрѣ ли на твердыню города, махая голыми саблями, давая тѣ мъ знать, что такъ будутъ побиты горожане, и затѣ мъ исчезли. Повѣ сть при этомъ усердно описываеть пьяное поведеніе Москвичей, которые, видя не особенно многочисленную Татарскую рать, подумали, что враговъ только и есть налицо, и стали безстыднымъ образомъ ругать Татаръ, поносить ихъ царя и всячески оскорблять ихъ.

На другой день утромъ приступилъ къ городу съ силою великою самъ царь Тохтамышъ. Началась перестрѣ лка съ обѣ ихъ сторонъ. Татарскія стрѣ лы затмевали свѣ тъ, летѣ ли на городъ, аки дождь великій. Вмѣ стѣ съ тѣ мъ появились лѣ стницы и враги полѣ зли на стѣ ны, но тотчасъ же были отбиваемы или камнями, или обливаемы готовымъ кипяткомъ; на подступавшихъ къ стѣ намъ происходила съ заборолъ стрѣ льба изъ разныхъ махинъ: -- изъ самострѣ ловъ, тюфяковъ, пушекъ, которыя въ это время быля вь употребленіи даже и у Волжскихъ Болгаръ. Еще въ 1376 г., когда Московская и Нижегородская рать осаждала Болгарскій городъ, то съ города громъ пущаху, чтобы устрашить Русскіе полки.

Цѣ лые два дня Москва давала крѣ пкій отпоръ Татарскому натиску. Враги то отступали для отдыха, то снова набрасывались къ стѣ намъ, но всегда безъ успѣ ха. Заборольники работали безъ устали и вотъ одинъ изъ нихъ Москвитинъ суконникъ, по имени Адамъ, стоя на Фроловскихъ воротахъ, примѣ тивъ одного знатнаго Татарина, натянулъ стрѣ лу самострѣ льную и угодилъ ему прямо въ сердце. Это былъ нарочитый и славный Татаршъ, сынъ нѣ коего князя Ординскаго. И самъ царь опечалился объ его смерти. Взять городъ силою оказывалось невозможнымъ.

На четвертый день съ утра 26 августа къ городу подъѣ хали съ миромъ большіе Ординскіе князья, а съ ними и два князя Суздальскіе, сыновья тестя Московскому вел. князю Димитрію, Василій и Семенъ, работавшіе для своихъ цѣ лей тайною враждою къ Москвѣ.

Начались миролюбивые переговоры съ осажденными. " Царь хочетъ васъ жаловать, говорили Татарскіе князья. Онъ не на васъ пришелъ, вы ни въ чемъ неповинны. Онъ пришелъ на своего ослушника, на князя Дмитрія. Царь ничего не требуетъ отъ васъ. Только выдте изъ города для его встрѣ чи и по обычаю дары принесите. Хочетъ царь видѣ ть вашъ городъ и побывать въ немъ, чтобы даровать вамъ миръ и любовь, и для того отворите ему ворота города".

Русскіе князья, эти два доброхота Москвы, подтвердили клятвою, что такъ все будетъ, какъ повелѣ ваетъ царь. " Вѣ рьте намъ, мы вѣ дь ваши же Христіанскіе Православные князи", сказали доброхоты, при чемъ князь Семенъ снялъ съ себя крестъ и поцѣ ловалъ его Москвичамъ.

Ворота отворили, духовенство вышло съ крестами и иконами, а за нимъ и народъ съ княземъ Остѣ емъ во главѣ. Татары того только и ожидали и тутъ же начали свою кровавую расправу съ несчастныки осажденными.

Перваго они убили князя Остѣ я, передъ самыми Фроловскими (Спасскими) воротами. Такъ разсказываетъ упомянутая повѣ сть, свидѣ тельствующая по другому списку, что Остѣ я убили, тайно взявши его въ полкъ свой.

Вообще же повѣ естъ разсказываетъ, что Остѣ й былъ обольщенъ " лживыми рѣ чами и лживымъ миромъ".

Къ этому надо припомнить и то, что Рязанскій князь Олегь, обводя Тохтамыша мимо своего княжества, дабы спасти себя и направить его походъ прямо къ Москвѣ, научалъ его своими совѣ тами, какъ безъ труда можно взять ка менный городъ Москву, какъ побѣ дить и издобыть князя Дмитрія. Немудрено, что эти совѣ ты и были выполнены при помощи еще и Суздальскихъ князей.

Кровавая расправа съ горожанами началась тотчасъ же, какъ были отворены Фроловскія ворота. Татары ворвались въ городъ и безъ пощады побивали встрѣ чнаго и поперечнаго, очищая себѣ дорогу къ грабежу церквей и богатыхъ хоромъ. Въ немногое время весь городъ былъ очищенъ, все было пограблено или пожжено. Между прочимъ, книгъ было многое множество отовсюду снесено со всего города и изъ селъ, въ соборныхъ церквахъ до сводовъ наметано, сохраненія ради спроважено, то все погибло безъ остатка. Казна вел. князя и многихъ бояръ старѣ йшихъ, многихъ купцовъ богатыхъ, сурожанъ, суконниковъ и прочихъ, всѣ собранныя многими годами сокровища были разнесены до нитки. Церковная святыня разграблена, ободрана, поругана, кресты, иконы, драгоцѣ нныя облаченія и всякая утварь...

" Былъ дотолѣ Москва-градъ великъ, градъ чуденъ, градъ многолюденъ, кипѣ лъ богатствомъ и славою, превзошелъ честію многою всѣ города Русской Земли, и что же: въ одинъ день или въ полдня мгновенно измѣ нилась вся доброта его, и слава его изчезла, повсюду пусто, одна горѣ лая земля, дымъ и пепелъ, да лежатъ во множествѣ трупы мертвыхъ". Когда вел. князь возвратился въ опустѣ вшій городъ, расплакался горько и повелѣ лъ хоронить трупы, назначивъ по полтинѣ оть сорока погребенныхъ, вышло 300 руб., стало быть было погребено 24 тысячи, конечно не въ одномъ только каменномъ городѣ, но и по всѣ мъ окрестностямъ. Новгородскій лѣ тописецъ, сводя счетъ всѣ мъ потерямъ и убыткамъ отъ этого Татарскаго нашествія, замѣ тилъ, что " мало сказать и тысяча тысячь".

Удалившись отъ Москвы, Тохтамышъ распустилъ свои полки по всѣ мъ городамъ Московскаго только Княжества, такъ какъ приходилъ наказывать только Московскаго улусника за его дерзость на Мамаевомъ побоищѣ. До другихъ большихъ Княжествъ онъ не коснулся: Тверь Богъ помиловалъ, съ Суздальскими князьями Татаринъ дружилъ и досталось только одному Рязанскому Олегу, не добывшему спасенія и за то, что показалъ Татарину добрый, легкій путь на Москву. Тохтамышъ по дорогѣ въ Орду опустошилъ Рязанское Княжество, а Москва тотчасъ же и съ своей стороны послала рать на Олега и отомстила такъ, что было ему злѣ е и Татарской рати.

Другой виновникъ несчастія, спасавшійся отъ нашествія въ Твери, митрополитъ Кипріанъ, былъ уволенъ изъ Москвы и на его мѣ сто призванъ Пименъ, жившій дотолѣ въ заточеніи. Вел. князь разгнѣ вался на Кипріана именно за то, что онъ не сидѣ лъ въ Москвѣ въ осадѣ. Но одинъ лѣ тописецъ оправдываетъ его текстомъ писанія: " Нѣ сть бо грѣ ха, еже бѣ гати бѣ дъ и напастей". Не такъ мыслилъ Московскій Посадъ.

Москва-городъ своею добротою, то-есть своимъ благосостояніемъ и славою этого благосостоянія, исчезла, разграблена, опустошена, сожжена; Москвичи-горожане всѣ порублены татарскими саблями, другіе сгорѣ ли, иные потопли въ рѣ кѣ; Москва-городъ превратилась въ печальную пустыню, въ отчаянную пустоту. Она мало-по-малу могла и на самомъ дѣ лѣ запустѣ ть и захирѣ ть, какъ бывало со многими городами Старой Руси, какъ случилось даже съ старою матерью Русскихъ городовъ, съ Кіевомъ. Но съ Москвою этого не случилось, потому что вокругъ Москвы-города уже существовала Москва-народъ, именно та сила, которая впослѣ дствіи заставила именовать и все народившееся Русское Государство-- Москвою, Московскимъ Государствомъ. А всего съ небольшимъ пятьдесятъ лѣ тъ прошло съ той поры, какъ Московскіе князья укрѣ пили за собого титулъ и власть великихъ князей. Нарожденію, наростанію, накопленію Москвы-народа послужила конечно сорокалѣ тняя тишина, которую такъ умно и настойчиво содержали вел. князья города Москвы. И вотъ теперь, когда городъ разоренъ до запустѣ нія, его быстро возстанавляетъ, обновляетъ и снова населяетъ Москва-народъ. Оставшіяся крѣ пкія каменныя стѣ ны города и въ этомъ случаѣ оказываютъ свою притягательную силу на окрестное и близкое, и дальнее населеніе Московской области.

Князь великій Дмитрій Иван. поплакалъ вельми слезно надъ пепелищемъ разореннаго города и повелѣ лъ дворы ставить и градъ дѣ лать. Насталъ уже сентябрь и потому жилыя помѣ щенія были построены вскорѣ, какъ и деревянныя заборола на каменныхъ стѣ нахъ. Какъ послѣ обычныхъ пожаровъ, такъ и теперь деревянныя постройки сооружались съ необычайною скоростью. Въ недѣ лю времени ставился цѣ лый дворъ. Окрестности Москвы богаты были непроходимыми строевыми лѣ сами, остатки которыхъ, наприм. Сокольники и Лосинный Островъ, и теперь еще хорошо напоминаютъ, какъ было за 500 лѣ тъ тому назадъ. Посему съ достовѣ рностыо можемъ судить, что городъ былъ обновленъ и населенъ въ теченіи одного слѣ дующаго года.

Спустя семъ лѣ тъ, въ годъ кончины вел. князя (1389), онъ снова былъ опустошенъ домашнимъ врагомъ, обычнымъ пожаромъ. Іюля 21 загорѣ лась церковь св. Аѳ анасія (впослѣ дствіи Кирилловское подворье) и мало не весъ городъ Кремль погорѣ лъ, едва угасили. Потомъ, почти ровно черезъ годъ (1390), 22 іюня на посадѣ загорѣ лся дворъ армянина Аврама и отъ него нѣ колико тысячъ дворовъ погорѣ ло. Спустя 5 лѣ тъ въ 1395 г. посадъ снова былъ опустошенъ пожаромъ и опять нѣ колико тысячъ дворовъ сгорѣ ло. Упомянемъ кстати, что въ 1415 г. такимъ же образомъ " Москва выгорѣ ", какъ записалъ объ этомъ Новгородскій лѣ тописецъ (Новг. 1-я, стр. 105).

Такова была притягательная сила Москвы-народа къ своему каменному гнѣ зду, къ Москвѣ -городу. Черезъ 8 лѣ ть послѣ Татарщины, какъ Москвичи прозывали нашествіе Тохтамыша, около города тѣ снятся уже тысячи дворовъ, которые по обычаю горятъ и затѣ мъ снова возстаютъ тѣ ми же тысячами. Вмѣ стѣ съ тѣ мъ Москва-народъ выносила и тяжелую дань по случаю полнаго опустошенія отъ Тохтамышева нашествія Великокняжеской казны. Весною 1384 г. была дань тяжела по всему княженію, всякому безъ отдатка, со всякой деревни по полтинѣ. Тогда же и златомъ (т.-е. драгоцѣ нными вещами) давали въ Орду, и Черный Боръ у Новгорода былъ взятъ. Именемъ деревни въ то время обозначался одинъ дворъ или много два-три двора, составлявшихъ крестьянскую селитьбу среди лѣ совъ и полей.

Къ тому же въ это время въ Ордѣ происходила тяжба о Великомъ Княженіи между Тверскимъ княземъ Михаиломъ Ал. и Московскимъ Дмитріемъ, который вмѣ сто себя послалъ въ Орду 12-лѣ тняго сына Василія Дмитр. Москва перетянула, конечно, усердною и умною работою своего боярства.

Такія отношенія къ Ордѣ и къ враждебнымъ большимъ Княжествамъ, Тверскому, Рязанскому и даже къ Суздальскому, не давали городу Москвѣ никакой возможности устроиться соотвѣ тственно пріобрѣ тенной силѣ и политическому значенію.

Надо было еще почти цѣ лому столѣ тію пройти въ бѣ дственныхъ испытаніяхъ этой силы, въ закаливаніи ея твердости и несокрушимости.

Неизобразимые ужасы Тохтамышева нашествія надолго оставили свои страшные слѣ ды въ томъ безграничномъ трусливомъ опасеніи, съ какимъ потомъ Москва встрѣ чала каждый Татарскій набѣ гъ.

Въ 1395 г., какъ упомянуто, въ Московскомъ посадѣ снова погорѣ ло нѣ колико тысячъ дворовъ и въ то же лѣ то снова надвинулась новая Татарская гроза. Пришелъ на Русскую Землю знаменитый Темиръ-Аксакъ (Тамерланъ), завоеватель почти всего магометанскаго и христіанскаго Востока, о чемъ слава разносилась повсюду и была принесена торговыми людьми и въ далекую Москву.

Онъ уже стоялъ гдѣ -то на Дону въ предѣ лахъ Рязанской стороны и взялъ городъ Елецъ. " И бысть страхъ по всей Землѣ Русской! "

Однако вел. кн. Василій Дмитр. порѣ шилъ встрѣ тить его и, собравъ во множествѣ ратныхъ, двинулся къ Коломиѣ на берегь Оки съ намѣ реніемъ дать врагу должный отпоръ по примѣ ру своего отца, достославно встрѣ тившаго Мамая.

Но въ виду громкой побѣ дительной славы Темира положенiе являлось вполнѣ отчаяннымъ. Предвидѣ лось бѣ дствіе неизобразимое и оставалась одна надежда на милосердіе Божіе. Какъ и въ Тохтамышево нашествіе въ Москву собралось множество народа подъ защиту ея каменныхъ стѣ нъ.

Городъ готовился сидѣ ть въ осадѣ и каждый день приходили вѣ сти одна грознѣ е другой, что похваляется супостатъ идти къ Москвѣ, поплѣ нить, пожечь, разорить ее. Живо помнилось Тохтамышево разореніе. Но теперь и митрополитъ, тотъ же Кипріанъ, оставался въ городѣ, въ осадѣ, и принималъ святительскія мѣ ры для спасенія: заповѣ далъ всѣ мъ людямъ поститься, молебны пѣ ть, милостыню творить, готовиться встрѣ тить гнѣ въ Божій въ душевной и тѣ лесной чистотѣ.