Представление о судьбе в эпоху средневековья.

Представления о судьбе принадлежат к наиболее коренным категориям культуры, они образуют глубинную основу имплицитной системы ценностей, которая определяет этнос человеческих коллективов, сердцевину жизненного поведения принадлежащих к ним индивидов.

Схема мироустройства, рисовавшаяся сознанию германцев, представляет собой контраст обжитого и культурно организованного, огороженного пространства и окружающего его хаоса. Древо судьбы судьба в этом космологическом и мифологическом контексте понимается как возвышающаяся над людьми и асами сила, которой все подвластны. Если от германской мифологии перейти к представлениям об истории можно обнаружить, что тема судьбы образует своего рода концептуальную основу и форму истории. Например в Саге об Инглингах в отличие от силы, которая управляет космосом, судьба в истории складывается не без участия людей, добивающихся собственных целей. Понятие судьбы у германцев индивидуализировано, в источниках неизменно речь идет об «удаче» или «не-удаче» того или иного конкретного лица, и отношение индивида к судьбе выражает самую его сущность. Его удачливость или невезение проявляются во всем — в его поступках и речах и даже в его физическом облике. От степени и характера его «везения» зависит исход его поступков, однако только при предельном напряжении всех его моральных и физических сил он может добиться обнаружения своей удачи. Но в любом случае нет и намека на покорность судьбе и смирение перед высшей силой. Напротив, знание или предчувствие собственной судьбы побуждает индивида с наивысшей энергией и честью исполнять должное, не пытаясь уклониться от нее. В монотеистических религиях функции судьбы переосмысляются, и представление о ней растворяется в концепции божественного провидения, согласно которой все сущее, включая и поступки и жизнь человека, определяется волей единого и всемогущего Бога.

У средневековых богословов идея судьбы оказалась тесно связанной с проблемой спасения человеческой души и, следовательно, ее предопределения к спасению или вечному проклятью.

Раннехристианская рефлексия отмечена спором между Пелагием и Августином. Если первый подчеркивал активное начало в человеке и считал, что тот может спастись, опираясь на собственные силы и без помощи церкви, то второй полагал, что человек предопределен, и допускал возможность спасения, лишь прибегая к благодати.

Однако предопределение не исключало выбора, и поступки человека были обусловлены тем, что он наделен свободной волей, — индивид волен вступить на путь добра или сойти с него на путь зла и греха. В «Утешении философией» Боэций создал классическую концепцию Фортуны-судьбы: Фортуна изображена в сочинении философа как безличное начало, исполняющее волю Бога и осуществляющее ее в мире, как мировая сила, организующая миропорядок. Пути же провидения неисповедимы, и если в сплетении людских судьба нечто представляется несправедливым и случайным, то это следует отнести на счет неспособности человеческого ума постигнуть тайны божественного промысла. В практическом плане человек может отчасти обезопасить себя от превратностей судьбы путем бегства от тщеты мира и приближения к Господу. (боже, ну и хрень и тут написана)