Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ГЛАВА 10 Дисциплинарное слушание






Для заседания дисциплинарной комиссии из Большого Зала вынесли обеденные столы четырех факультетов, и сейчас огромное помещение казалось пустым, чужим и неуютным. Шаги Гарри отдавались гулким эхом на фоне зловещей тишины, которая повисла в воздухе, как только за ним захлопнулись двери. На возвышении за преподавательским столом сидели приехавшие инспектора из Департамента Образования Министерства Магии. Они были одеты в черные строгие мантии и всем своим видом напоминали суровых судей. Большинство из министерских чиновников взирали на Поттера сурово, некоторые с любопытством, и только возглавляющая их Долорес Амбридж, глядя на гриффиндорца в упор, не скрывала злорадной, торжествующей ухмылки.

Каждый шаг отдавался болью в избитом теле, и Гарри шел медленно, слегка прихрамывая. Он смотрел прямо перед собой, игнорируя гадко улыбающуюся чиновницу, стараясь не замечать надменных взглядов господ из Попечительского Совета, которые вальяжно восседали в креслах, с брезгливостью разглядывая шестнадцатилетнего подростка. Люциус Малфой, небрежно поигрывая своей тростью, ледяным взором обжег Поттера и отвернулся, словно тот был недостоин даже его взгляда. Рядом с главой попечителей сидела прекрасная молодая дама в роскошном наряде, блистающая драгоценностями, будто она заявилась на бал-маскарад или в театр, а не на дисциплинарное слушание. На миг Гарри показалось, что это Блейз Забини, переодетый в женское платье, но это предположение было столь нелепо и абсурдно, что гриффиндорец сначала списал эту иллюзию на свое плохое зрение, а потом внезапно догадался, что рядом с Люциусом сидит мать слизеринского мажора, та самая скандально известная мадам Забини, которая состояла в Совете Попечителей и щедро финансировала Хогвартс, покупая своему сволочному сыночку право вести себя в школе так, будто ему здесь принадлежало все. Гарри невольно отметил, что сходство было поразительное, более того, мать Забини выглядела такой молоденькой, что ее можно было принять за сестру-близнеца манерного итальянца. Дама, небрежно поигрывая веером, с интересом рассматривала вошедшего гриффиндорца, а затем склонилась к Люциусу Малфою и с очаровательной улыбкой что-то принялась нашептывать ему на ухо. Поттер перевел взгляд в противоположную сторону. Волшебники и ведьмы из Родительского Совета были попроще, одеты поскромнее и держались не так надменно, как богатые попечители, но и в их взглядах Гарри не заметил понимания — на него смотрели как на падшего и отверженного обществом изгоя. На миг гриффиндорец испытал что-то вроде радости, увидев среди присутствующих Артура Уизли, но, стоило им встретиться взглядами, мужчина сразу же опустил глаза, и Поттер тоже отвернулся.

На слушание собрался весь педагогический состав во главе с Альбусом Дамблдором. Учителя сидели на специально установленных в Большом Зале скамьях, многие из них явно чувствовали себя неуверенно в роли судей-вершителей судьбы провинившегося подростка. Помона Стебль постоянно вздыхала, а профессор Трелони даже один раз ненароком всхлипнула. Больше сочувствующих среди преподавателей Гарри не заметил. Снейп сидел с каменным лицом и всем своим видом изображал скульптурное изваяние, МакГонагалл плотно сжала губы, отчего они приобрели вид тонкой нити — это могло означать, что декан очень зла или серьезно расстроена.

Всего в зале собралось больше сотни человек, и все они явились сюда, чтобы вынести свой приговор и покарать виновных. Но Гарри знал, что виновным признают только его одного. Слизеринцы не понесут никакого наказания, потому что Малфой-старший подкупил всех, кого надо, а остальных просто запугал. У Амбридж наверняка в кармане уже лежит подписанное распоряжение об его исключении, и все это слушание — не что иное, как фарс и хорошо срежиссированный спектакль, где все роли распределены, а финал известен. И если раньше он наивно верил, что справедливость восторжествует, как это произошло в прошлом году, то позже, после разговора с Дамблдором, Поттер понял, что надеяться ему не на что. А после подлого ночного нападения ему самому уже не хотелось оставаться в Хогвартсе — месте, где в любой момент можно получить коварный и жестокий удар в спину, возможно, нанесенный близкими друзьями.

Гарри медленно подошел к стулу, одиноко стоящему в центре зала, и осторожно присел на самый край. Ему пришлось сжать зубы, чтобы подавить стон, ибо во время группового изнасилования незнакомые ублюдки, похоже, серьезно повредили ему задний проход, и гриффиндорец, едва присев на жесткое сидение, сразу же испытал новый приступ тупой, пульсирующей боли и дискомфорт.

— Замечательно, — раздался хорошо знакомый тонкий, писклявый голосок Долорес Амбридж. — Обвиняемый явился и мы, наконец-то, можем начать дисциплинарное слушание, — добавила она с жеманной улыбкой.

— Позвольте заметить, что Гарри Поттер не является обвиняемым в каком-либо преступлении и находится здесь исключительно для того, чтобы прояснить обстоятельства нарушения правил школьной дисциплины. Прошу это принять во внимание и более не употреблять эпитет «обвиняемый» по отношению к этому студенту моей школы, — елейным голосом, но с железными нотками в нем, проговорил Альбус Дамблдор, больше обращаясь к присутствующим в зале, чем к самой Амбридж.

– О! — неприятно усмехнувшись, произнесла заместитель министра. – То, в чем обвиняется этот подросток, по праву можно назвать преступлением, а эпитет «обвиняемый», считаю, можно применить и к вам, профессор Дамблдор, потому что вы пытались скрыть от Департамента Образования этот вопиющий, ужасающий своей аморальностью инцидент, который произошел в стенах вверенного вам учебного заведения. И я считаю, что вы покрываете обвиняемого исключительно из-за личной симпатии к нему, а так же из-за желания скрыть от общественности истинные события, произошедшие в этой школе, которую вы пока возглавляете, но, надеюсь, это продлится не долго. Опасаясь лишиться поста директора и потерпеть крах своей карьеры, вы привели Хогвартс к тому, что эта некогда великая школа превратилась в гнездо разврата, в содомитский притон, который устроил ваш протеже, — запальчиво закончила Амбридж, а затем, снова глупо усмехнувшись, обвела взглядом окружающих ее министерских чиновников, на что многие из них отреагировали, услужливо кивая и поддакивая.

— Утверждая, что Хогвартс превратился в «притон содомии и разврата», вы тем самым, профессор Амбридж, признаете несостоятельность Департамента Образования и некомпетентность работников Министерства, — мягко заметил Дамблдор. — Меньше месяца назад Хогвартс посещали с проверкой ваши уважаемые сотрудники и остались весьма довольны результатами инспекции в целом по школе, а также тем, как идет подготовка к выпускным экзаменам, — поправляя очки на крючковатом носе, с легкой улыбкой добавил старый волшебник.

Присутствующие те самые чиновники, которые месяц назад приезжали в школу с проверкой, сейчас заерзали на стульях, чувствуя себя весьма неуютно.

— Кхе-кхе, — прокашлялась заместитель министра, не найдя, что ответить директору Хогвартса.

В этот момент двери Большого Зала распахнулись, и в помещение, гулко ступая копытами по каменному полу, вошел красивый могучий кентавр.

— Что он здесь делает? — визгливо воскликнула Долорес Амбридж, совсем уж недостойно занимаемого ей высокого положения, и начала опасливо поглядывать по сторонам — то на своих подчиненных, то на самого кентавра, который с гордо поднятой головой прошествовал к скамьям, занимаемым преподавателями школы, и остановился неподалеку от Альбуса Дамблдора, который учтиво кивнул в знак приветствия.

— Это профессор Флоренс, наш преподаватель Предсказаний, — невозмутимо заявил директор.

Вся самоуверенность и надменность слетели с Долорес Амбридж в тот же миг, как она увидела кентавра. Пригласить его на слушание было весьма тонким и изящным ходом Дамблдора, чтобы выбить твердую почву из-под ног у главы инспекторов, которая после прошлогоднего инцидента панически боялась этих существ.

Гарри с трудом следил за перепалкой между директором и ненавистной министерской чиновницей. От боли моментами ему становилось так плохо, что он почти терял сознание и только огромным усилием воли концентрировался на происходящем и удерживался от обморока. Парень чувствовал, что ему становится все хуже и хуже, сидеть было невыносимо больно — казалось, что его насадили на раскаленный железный кол, порванный анус горел огнем и сильно саднил, и гриффиндорец вынужден был время от времени ерзать на стуле в попытках принять менее болезненную позу.

— Кхе-кхе, — снова прочистила горло Амбридж, кинув настороженный взгляд в сторону кентавра, и писклявым голоском произнесла: — Дисциплинарное слушание от восемнадцатого апреля сего года объявляется открытым, — она взяла в пухлые руки свиток и, набрав в грудь побольше воздуха, принялась зачитывать: — Гарри Джеймс Поттер, студент школы магии и волшебства Хогвартс с факультета Гриффиндор, обвиняется в следующем: грубейшее нарушение школьной дисциплины, употребление алкогольных напитков, нахождение на территории другого факультета в неположенное время, вопиющее аморальное поведение, проявившееся в развратных действиях и вступлении в противоестественную сексуальную связь, порочащую не только самого обвиняемого, но и учебное заведение, в стенах которого была совершена эта гомосексуальная вакханалия. Подобный случай произошел впервые за всю многовековую историю Хогвартса, и Департамент Образования обязан вмешаться и пресечь дальнейшее распространение разврата и разложение морали студентов. Присутствующий здесь Гарри Джеймс Поттер, проживающий по адресу: графство Суррей, город Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом номер четыре, признаете ли вы свою вину и готовы ли понести заслуженное наказание?

Поттер, в этот момент находившийся на грани потери сознания, не сразу понял, что обращаются к нему, и только когда услышал мягкий, но настойчивый голос Дамблдора, сумел сконцентрироваться и попытался вникнуть в происходящее.

— Гарри? Гарри, ты слышишь? — поинтересовался старый волшебник, с тревогой вглядываясь в его побледневшее лицо.

– Да? — спросил гриффиндорец хриплым голосом.

— Ты себя хорошо чувствуешь, мой мальчик? — произнес Дамблдор, не обращая внимания на перешептывание в зале.

– Да, все нормально, сэр. Все хорошо, — ответил Поттер, стараясь, чтобы это звучало правдоподобно.

— Тогда ответь, пожалуйста, на вопрос председателя комиссии, — мягко попросил директор и, понимая, что парень не слышал, о чем его спрашивали, повторил: — Считаешь ли ты себя виновным в том, что тебе предъявляют?

– Нет, сэр, не считаю, — твердо ответил гриффиндорец, с вызовом глянув в сторону Люциуса Малфоя — тот презрительно скривил губы в легкой усмешке.

— Следовало ожидать, что обвиняемый не сознается в содеянном и не раскается в совершенном им преступлении, — улыбаясь, заявила Долорес Амбридж. — Я хорошо знаю этого мальчишку, он всегда был лживым и изворотливым, он и раньше нарушал школьную дисциплину и мне приходилось применять к нему наказания, но, видимо, он не исправим. Исключение из школы будет единственно верным решением. Я считаю, что это нужно было сделать значительно раньше, еще год назад, когда проходило слушание по нарушению Гарри Поттером ограничения на использование магии несовершеннолетними.

— На прошлом заседании дисциплинарной комиссии мистер Поттер был полностью оправдан членами Визенгамота, — поднимаясь со своего места, произнес Дамблдор, обращаясь ко всем собравшимся. — Попрошу вас, профессор Амбридж, впредь не затрагивать тему прошлогоднего слушания и не обвинять моего студента в том, в чем его признали невиновным члены Верховного Суда. Сегодня мы здесь собрались по другому поводу.

— Считаю, что директор Дамблдор прав, нам не стоит касаться прежних проступков Гарри Поттера, — сказала солидная дама, занимающая место в Совете Попечителей. — Сегодня мы разбираем аморальное поведение студентов Хогвартса, и мне хотелось бы выслушать мистера Поттера, который является главным зачинщиком и обвиняется в совращении остальных учащихся.

— Я никого не совращал, это ложь, — ответил Гарри.

— Вы хотите сказать, что не делали того, в чем вас обвиняют, молодой человек? — поинтересовался еще один волшебник из Совета Попечителей.

– Нет, то есть… не совсем, сэр… — сбивчиво произнес гриффиндорец.

— Вы вступали в противоестественную однополую сексуальную связь? Да или нет? — задал вопрос кто-то из Родительского Совета.

– Да, но…

— Со сколькими студентами вы имели гомосексуальные отношения? Отвечайте! — потребовала Амбридж.

— Не знаю… я не помню. Послушайте…

— Сколько алкоголя вы приняли в тот вечер? — улыбнувшись, поинтересовалась председатель комиссии.

— Я не знаю…

— Как давно вы являетесь содомитом? — задал вопрос один из инспекторов Департамента Образования.

— Я не гей, сэр, это ложь! — сердито произнес Гарри. — Я никогда…

— Сколько вам лет, мистер Поттер?

— Шестнадцать.

— В каком возрасте вы начали вести подобный аморальный образ жизни?

— Послушайте, это не так…

— Во сколько лет вы утратили девственность, мистер Поттер?

— Ваш первый партнер был мужчина или женщина?

— Вы подвергались сексуальным домогательствам со стороны преподавателей Хогвартса?

— Это маггловское воспитание сформировало вашу извращенную сексуальную ориентацию, мистер Поттер?

— Вы имели половые акты со взрослыми партнерами? С преподавателями? А, может быть, с директором? Это он вас растлил? — вопросы сыпались на Гарри со всех сторон, ему не давали времени даже на ответы, не то, чтобы выслушать его.

— Отвечайте, Поттер! — потребовала Амбридж.

— Я не гей и никогда им не был! — с вызовом произнес Гарри. — Я нормальный парень и мое маггловское воспитание никак не сказалось на моей сексуальной ориентации. И я не виноват в том, что меня воспитывали магглы, не я выбирал себе опекунов, за меня это сделали другие, — Гарри бросил взгляд на Дамблдора и, встретившись с ним глазами, отвернулся. — Вы даже не хотите меня выслушать, вы уже вынесли мне приговор!

— Вы сами признались в порочной связи, мистер Поттер, так что вина доказана, теперь нашей задачей является выяснить, кого из учеников вы развратили, — заметил один из попечителей, сидящий рядом с Малфоем-старшим.

— Я уже сказал, сэр, что никого не совращал, — ответил Гарри. — Они это сделали со мной, чтобы унизить, чтобы отомстить за все!

— По данному вопросу для дачи свидетельских показаний вызывается Драко Люциус Малфой, студент факультета Слизерин, — объявила Долорес Амбридж, и в распахнувшиеся двери вошел Драко.

Гарри обернулся так стремительно, что боль снова пронзила все тело, и он с трудом сумел сдержать стон. Малфой выглядел неважно — безусловно провел бессонную ночь, было заметно, что «хорек» сильно нервничает, хотя и пытается это скрыть, но ему было далеко до своего папаши, который продолжал сидеть с надменным видом и с застывшей на губах презрительной усмешкой. Слизеринец был бледнее обычного, выглядел неуверенно, от былой наглости и высокомерия не осталось и следа — сейчас он был похож на нашкодившего ребенка, которого схватили за руку на месте преступления.

— Вы Драко Люциус Малфой? — официально спросила Долорес Амбридж, обращаясь к вошедшему.

– Да, мадам, — подтвердил блондин.

— Что вы можете рассказать комиссии о произошедшем инциденте в гостиной факультета Слизерин во время празднования победы в финальном матче по квиддичу, мистер Малфой?

— Я хочу заявить, что присутствующий здесь Гарри Джеймс Поттер совратил меня, и я, не осознавая, что делаю, вступил с ним в противоестественную связь, — выдавил из себя Драко, как будто давал показания под пыткой.

— Какая же ты мразь, Малфой! — процедил Гарри, глядя на слизеринца, отчего тот вздрогнул, словно от пощечины.

— Молчать, Поттер! — хлопнув по столу пухлой рукой, взвизгнула Амбридж. — Вы оказываете давление на свидетеля.

— Он лжесвидетель, насильник и садист! — с отчаянием крикнул Гарри, невольно задержав взгляд на массивном фамильном перстне, украшавшем руку слизеринца.

— Молчать! Вам не давали слова!

Поттер сжал зубы, чтобы снова не застонать — резкий крик моментально отозвался болью в груди.

— Продолжайте, мистер Малфой, — обращаясь к слизеринскому старосте, сказала председатель комиссии.

Гарри старался не слушать «хорька», он полностью сконцентрировался на том, чтобы превозмочь очередной приступ боли, а Драко, тоже превозмогая себя, убежденно лгал о том, как был растлен и совращен порочным и развратным «маггловским выкормышем». Каждое слово давалось Малфою с трудом. Обвиняя Поттера в том, чего тот не совершал, Драко, в присутствии отца и такого количества знатных и могущественных людей, многие из которых были друзьями их семьи, приходилось признаваться, что он сам имел противоестественные сексуальные отношения и совершил один из тягчайших проступков в магическом мире. Малфой несколько раз повторил, как он теперь раскаивается в содеянном, во всем обвинял гриффиндорца и клялся в том, что готов всячески помогать комиссии, чтобы справедливость восторжествовала, а порок был наказан. Гарри моментами хотелось подойти к слизеринцу и даже не врезать белобрысой лживой сволочи по морде, а просто плюнуть ему в лицо в присутствии всех собравшихся. Малфой, который, возможно, организовал ночное нападение, сейчас обливал его грязью, говоря о том, что подозревал об его извращенных наклонностях, что по школе уже давно ходили подобные слухи, и теперь он сам стал жертвой порочного гриффиндорца. Поттер видел, что лживые заявления «хорька» даже вызвали сочувствие у некоторых присутствующих, хотя большинство из них уже начали косо смотреть в сторону главы попечителей. Безупречная репутация Малфоев дала большую трещину — заявления Драко, порочащие Гарри, бумерангом били и по престижу этого древнего рода, и Поттер не без злорадства отметил, как в какой-то момент дернулась щека у Люциуса.

— Я тебя умоляю, mio Lucifero (мой Люцифер /ит./), не надо так волноваться, — жеманно произнесла Франческа Забини, склоняясь к уху главы попечителей, и едва коснулась его руки, сжимающей трость так, что побелели пальцы.

— Тебе легко говорить, Ma ché rie (моя милая /фр./), — отозвался Малфой-старший. — Это ведь не твой сын опозорил семью, осквернил родовую честь и сейчас дает признательные показания в том, что он грязный извращенец и мужеложец.

— Я уверена, что мой засранец принимал самое активное участие во всех этих милых, детских шалостях, только хитрожопый поганец сумел выкрутиться, как всегда, — очаровательно улыбнулась мадам Забини, а ее элегантная ручка, затянутая в перчатку и украшенная шикарными драгоценностями, как бы невзначай оказалась возле ширинки брюк Малфоя-старшего.

После того, как Драко закончил давать показания, его попросили выйти в коридор и подождать там — если потребуются дополнительные разъяснения, он будет вызван повторно.

После Малфоя пригласили Уильяма Урхарта, который не только подтвердил версию слизеринского старосты, но и пересказал ее практически дословно. Общий смысл сводился к тому, что приглашенный ими на вечеринку Поттер сначала напился до неприличного состояния, затем повел себя весьма непристойно — оскорблял девушек и приставал к молодым людям, затем начал раздеваться, публично мастурбировать, совершать развратные телодвижения и принимать бесстыдные позы, упрашивая заняться с ним сексом, и в итоге ему удалось совратить некоторых парней и совершить с ними гомосексуальные акты.

Свидетели менялись один за другим, после всех членов слизеринской команды стали вызываться остальные студенты, присутствующие в тот вечер в гостиной. Дача показаний заняла более трех часов, и Гарри уже не вникал в то, что говорят эти юноши и девушки, потому что все они повторяли то, что ранее сказал Малфой. После того как были опрошены все участники вечеринки, Амбридж снова обратилась к гриффиндорцу.

— Мистер Поттер, вы и сейчас будете утверждать, что никого не совратили? — мило улыбнувшись, поинтересовалась она.

– Да, буду, — ответил Гарри. — Они все лгут. Я никого не совращал – то, что случилось в тот вечер, произошло против моей воли. Меня принудили к этому.

— Вы хотите сказать, что вас изнасиловали, мистер Поттер? — сразу же раздался вопрос со стороны Родительского Совета.

– Нет, но…

— К вам применяли принуждающее заклинание?

– Нет.

— Запрещенное заклятие подвластия?

– Нет.

— Болевое заклятие? А может быть «Круцио»?

– Нет.

— В отношении вас использовали хоть какое-нибудь заклинание в тот вечер?

– Нет, но…

— Вы добровольно явились в слизеринскую гостиную, мистер Поттер?

– Да, — тихо произнес Гарри.

— Почему вы пришли туда?

— Меня пригласили, — ответил гриффиндорец.

— Вы много выпили в тот вечер?

— Я же сказал, не помню!

— К вам применяли физическое воздействие, мистер Поттер? Вас били?

– Нет.

— Тогда на каком основании вы оспариваете многочисленные свидетельские показания и заявляете, что вас принуждали к чему-то? В чем выражается принуждение?

— Я… то есть мы заключили пари, и я проиграл, вернее, наша команда проиграла в финале. Понимаете, это было их условием сделки, — попытался объяснить Гарри.

— Так вы еще являетесь зачинщиком азартных игр, мистер Поттер? — поинтересовалась Долорес Амбридж. — Я еще никогда в жизни не встречала такого порочного, распущенного и лживого молодого человека. Хогвартс был приличным учебным заведением, пока вы не появились здесь! Сколько пороков вы принесли сюда? Я уж не говорю о том, что в прошлом году вы создали запрещенную организацию, целью которой было свержение законной власти в стране — вы готовились к тому, чтобы отстранить министра и передать власть в руки вашего покровителя Альбуса Дамблдора.

— Бред! — теряя остатки терпения, крикнул Гарри. — Мы создали группу, чтобы научиться защите от темных сил, потому что вы самый бездарный преподаватель, который вел в Хогвартсе этот предмет. Даже хуже Златопуста Локонса! — добавил Поттер, заметив, как Дамблдор слегка улыбнулся.

— Молчать, лживый мальчишка! — взвизгнула Амбридж.

— Я никогда не лгу! — со злостью ответил Гарри, сжимая руку в кулак, на которой белыми, зажившими шрамами выделялась надпись «Я не должен лгать». — Я никогда этого не забуду!

На миг в зале повисла тишина, затем министерская чиновница, снова улыбнувшись, уже спокойным голосом произнесла:

— Для дачи свидетельских показаний приглашается мадам Помфри, колдомедик Хогвартса, которая осматривала мистера Поттера после инцидента.

Это был удар ниже пояса. Гарри почувствовал, как кровь приливает к щекам — он понял, что сейчас школьная медсестра в присутствии всех зачитает подробный отчет о том, как она проводила осмотр. И парень не ошибся. Мадам Помфри выступила с шокирующим для многих заявлением о том, что по ее мнению в тот вечер Гарри Поттер не подвергался какому-либо насилию, более того, все происходило с его согласия и по доброй воле, молодой человек сам получал от происходящего сексуальное удовлетворение, о чем свидетельствуют многочисленные следы его спермы, которые присутствовали на его теле во время медицинского освидетельствования. Гриффиндорец слушал колдомедика, смотря в пол, и чувствовал, как от стыда горят щеки. Мадам Помфри детально рассказала о том, как осматривала его, вплоть до всех анатомических подробностей. Она так же заявила, что после взятия образцов спермы у старшекурсников Слизерина и проведенных исследований, были установлены имена всех, кто не только непосредственно вступал в контакт с Поттером, но и принимал пассивное участие, выразившееся в коллективной мастурбации. Заявление мадам Помфри привело в шок многих присутствующих, услышавших имена своих сыновей, да и сам Гарри впервые узнал, что в тот вечер его не только пустили по кругу и трахнули всей командой, но, кроме этого, тридцать парней обкончали его, и многие из них имели с ним оральный контакт, иными словами отвафлили всем Слизерином, а в довершение ко всему, смеха ради, засунули в задницу снитч. Поттер не помнил многих деталей того вечера, излишне выпитый алкоголь подействовал на него тогда странным возбуждающим образом, а моментами он то ли терял сознание, то ли просто выпадал из реальности, и сейчас, слушая показания мадам Помфри, парень готов был провалиться сквозь землю, узнавая шокирующие подробности слизеринской вечеринки. В завершении своей речи школьная медсестра по настоянию Долорес Амбридж еще раз выразила свое убеждение в том, что Гарри ни к чему не принуждали, никакого физического и магического воздействия на него не оказывали, и молодой человек сам получал сексуальное удовлетворение от совершаемых с ним развратных действий. После того как колдомедик закончила, многие стали задавать уточняющие вопросы касательно его состояния на тот момент, и она подтвердила, что гриффиндорец был в сильном алкогольном опьянении.

Когда Гарри, наконец-то, набрался смелости поднять глаза и посмотреть на собравшихся, он увидел не только брезгливое отвращение на их лицах, но и во взглядах многих, особенно тех, кто заседал в Родительском Совете, желание устроить над ним самосуд. Почти все преподаватели школы тоже смотрели на него с осуждением и презрением. Инспектора Департамента Образования погрузились в хмурое, тягостное молчание, а некоторые попечители тихо переговаривались друг с другом, обсуждая только что услышанное.

— Что вы скажете на это, мистер Поттер? — притворно вздохнув, поинтересовалась Долорес Амбридж.

— Ничего, — тихо ответил Гарри.

— Надеюсь, вы больше не будете утверждать, что вас к чему-то принуждали? Или все-таки хотите сделать заявление, что вас изнасиловали в стенах этой школы?

— Меня не насиловали, — глухо произнес Поттер. — Меня никогда не насиловали ни в стенах этой школы, ни где-либо еще, — добавил гриффиндорец, ощущая тупую боль в поврежденном заднем проходе.

— Вот и хорошо, — улыбнулась председатель комиссии. — Хоть в этом вопросе мы пришли к согласию: вас никто ни к чему не принуждал, и все происходило по вашему желанию. Или я ошибаюсь, мистер Поттер?

— Это не было по моему желанию, — произнес Гарри, снова опуская глаза.

— Ну что ж, дамы и господа, — заявила председатель комиссии. — Я считаю, что наше слушание и так сильно затянулось — мистер Поттер преднамеренно дает противоречивые показания, пытаясь сбить с толку членов комиссии высказываниями о своей якобы невиновности. Чтобы окончательно убедить вас в том, что этот юноша полностью погряз в пороке и преднамеренно растлевает невинных молодых людей, я вынуждена снова вызвать сюда мистера Малфоя-младшего.

Похоже, ни Люциус, ни сам Драко, который с удивлением вошел в распахнувшиеся перед ним двери, не ожидали такого поворота событий. Слизеринец с недоумением посмотрел на отца, Люциус настороженно взглянул на заместителя министра, а та, приторно улыбаясь, эффектно извлекла из розовой сумочки небольшой хрустальный флакончик и подняла его в вытянутой руке на обозрение всех присутствующих. Лицо Драко начало покрываться красными пятнами.

— Кроме свидетельских показаний, Драко Люциус Малфой, чтобы помочь расследованию, готов добровольно предоставить свои воспоминания о событиях того вечера.

Люциус медленно перевел взгляд на сына — того затрясло как в лихорадке, «хорек» был на грани истерики.

— Но… я не… — пролепетал слизеринец и замолчал. Все собравшиеся в зале уставились на него. Драко встретился взглядом с Северусом Снейпом и внутри у него все похолодело — крестный обжег его ледяным презрением, на мгновение промелькнувшим в его бездонно-черных глазах.

— Похвально ваше стремление помочь следствию, мистер Малфой, — заметила Амбридж. — Я была очень довольна, получив ваше письмо с прилагающимися к нему воспоминаниями. Хочу заметить, дамы и господа, что этот молодой человек всегда был очень ответственным и законопослушным юношей, и в прошлом году я даже отметила наградой его работу в созданной мной Инспекционной дружине. Именно благодаря мистеру Малфою-младшему нам удалось выследить и обезвредить опасных заговорщиков, возглавляемых мистером Поттером. И в этот раз именно благодаря ответственности этого молодого человека нам удастся каленым железом вытравить скверну разврата и содомии из стен Хогвартса.

Драко взглянул на Гарри и тут же отвернулся, не в силах выдержать взгляд этих зеленых глаз.

— Дамы и господа! То, что я увидела в этих воспоминаниях, шокировало меня — порядочную, добродетельную женщину, — обведя взглядом присутствующих, произнесла председатель комиссии. — Но это неоспоримое доказательство того, как глубоко погряз в пороке и разврате находящийся здесь Гарри Поттер. Я предупреждаю вас, то, что вам предстоит увидеть, потрясет многих из вас до глубины души, но я вынуждена обнародовать эти воспоминания, чтобы обличить порок и воздать по заслугам тому, кто совершает подобные деяния в стенах этого учебного заведения, директором которого я была и до сих пор несу ответственность за воспитание и мораль обучающихся здесь детей, — Долорес Амбридж закончила свою речь на этой пафосной ноте, достала свою волшебную палочку, и, свинтив крышку с хрустального флакончика, осторожно коснулась его самым кончиком, а затем мысленно, закрыв глаза, сотворила какое-то сложное заклинание. Серебристый туман вырвался из флакона, начал разрастаться в объеме и уплотняться, превращаясь в облачко, сначала бледно-прозрачное, а потом более материальное. И вот в клубах тумана уже начали просматриваться какие-то неясные очертания, потом расплывчатые фигуры приобрели форму, и уже все присутствующие могли наблюдать на повисшем в воздухе волшебном клубящемся экране то, что происходило в тот вечер в слизеринской гостиной. Глаза Гарри расширились от ужаса, когда он осознал, что сейчас случится, и в следующий миг он увидел себя самого, окруженного студентами в зеленых мантиях, Малфой протягивает ему квиддичный кубок, приглашая выпить за их победу.

— Лучше я выпью за свое поражение, — ответил он и принялся пить из спортивного трофея, используемого в качестве винной чаши.

В зале зашептались, Гарри на миг перевел испуганный взгляд от волшебного тумана, и увидел, как невысокий кряжистый волшебник с пышными черными усами из Родительского Совета, наклоняясь к самому уху кудрявой соседки, что-то ей прошептал, и она кивнула, соглашаясь с ним с недовольством на лице. Поттер снова взглянул туда, где посреди зала зависало туманное облако. Вот он начинает раздеваться, и никто его к этому не принуждает — видно, что он уже пьян — щеки раскраснелись, глаза блестят от какого-то нездорового возбуждения, дыхание учащенное, руки трясутся, он путается в пуговицах, но это можно списать на действие алкоголя. Туман немного рассеивается, изображение исчезает, но в следующий миг облако снова уплотняется, и перед собравшимися предстает самая ужасная сцена, при виде которой Гарри почувствовал, что сердце, разбухшее, казалось, до невероятных размеров, громко забилось ему в ребра. Он увидел самого себя со стороны, как это видели другие — лежащим на парте, застеленной его капитанской алой мантией. Ноги разведены так, что взгляду присутствующих предстали все его интимные места. Через секунду появилась новая сцена — Драко Малфой, стоя между его ног, ритмично трахает его, глубоко погружая свой член ему в задний проход, чтобы потом почти полностью выйти из него. Движения слизеринца быстрые, мощные, и его яйца со звуком шлепаются об ягодицы Гарри. Собравшиеся студенты, пьяные и возбужденные, наблюдают за происходящим — многие, вынув члены, дрочат, не обращая внимания на присутствующих девушек. А он, корчась на столе, громко стонет, призывно выгибается и ласкает рукой свой орган, усиливая мастурбацией сладостные ощущения. В следующий миг Драко громко вскрикивает, запрокинув голову назад и, судя по тому, как дрожь пронзает его тело, начинает кончать. Он отвечает слизеринцу не менее похотливым стоном, его рука быстро движется по прижатому к животу напряженному члену, и вот первая струя спермы выстреливает ему на грудь. Гарри с ужасом увидел, как он закричал, изгибаясь в крепком захвате Малфоя, рука, сжимая член, скользит по нему, сперма брызгает, попадая на живот, на грудь и на стоящих рядом парней, и некоторые из них от подобного зрелища начинают кончать, заливая его своей спермой, корчившегося в сладостной судороге. Малфой отпускает его ноги, отходит в сторону и наблюдает за тем, как из разъёбанного очка густо вытекает белая, липкая жидкость.

Гарри просто онемел от увиденного, зрелище шокировало своей откровенностью.

Собравшиеся в Большом Зале ведьмы и колдуны с ужасом смотрели на уменьшающееся в размерах облачко тумана, которое снова начало втягиваться во флакончик. Поттер закрыл лицо руками, низко опустил голову и беззвучно зарыдал. Малфоя трясло как в лихорадке. Лицо Люциуса стало похожим на мраморную маску, и только при внимательном наблюдении за ним можно было заметить, как бьется голубая жилка у виска. Франческа Забини, сидящая рядом с ним, медленно и плотоядно облизнула пухлые губки, будто только что отведала изысканный, сладкий десерт. Северус Снейп не спускал бездонно-черного взгляда с трепещущего от ужаса Драко. В зале повисла тягостная, гнетущая тишина, а затем та самая солидная дама из Совета Попечителей слегка охрипшим, но твердым голосом произнесла:

— Виновен! — и вслед за ней со всех концов зала зазвучали выкрики: — Виновен! Виновен! Виновен! Арестовать! В Азкабан!

Гарри вскочил со стула и бросился к выходу, не обращая внимания на боль, а оказавшись в коридоре, не замечая слизеринцев, стоящих там в ожидании окончания слушания, бросился бежать. Кто-то окрикнул его вслед, но гриффиндорец даже не обернулся. Ему хотелось оказаться как можно дальше от этого места, и парень бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь, задыхаясь, хватаясь за стены, чтобы не упасть, но не останавливался, пока, наконец, не споткнулся о выбоину в каменной плите и не упал на холодный пол, закричав от боли. Но в следующий миг раздались стремительно приближающиеся шаги, кто-то подбежал к нему, склонился, и Поттер услышал знакомый, взволнованный голос:

— Гарри, Гарри… Ты как?

— Герми? — произнес парень, корчась от боли на полу. — Как ты здесь…

— Я ждала тебя в коридоре, думала, что они вызовут меня для дачи свидетельских показаний, как старосту Гриффиндора. Надеялась, что они пригласят меня, я хотела тебе помочь…

— Спасибо… — прошептал парень, пытаясь подняться с пола. Девушка начала ему помогать, крепко обняв.

— Господи, Гарри, ты весь горишь, — произнесла она, чувствуя жар его тела.

— Мне холодно, Герми, — ответил Поттер, тяжело привалившись спиной к стене. — Пожалуйста, помоги мне, — попросил он. — Я не могу больше терпеть… мне больно… очень больно… невыносимо…

— Гарри, — пораженно произнесла девушка, — что с тобой?

— Кажется, у меня сломано ребро, — тяжело дыша и держась за бок, прошептал гриффиндорец.

— Это после вчерашней драки с Роном? — озабоченно поинтересовалась она.

– Да, — соврал Поттер.

— Пойдем туда, — Гермиона снова обняла друга, он тяжело оперся на нее, и девушка повела его прочь из коридора, чтобы не привлекать ненужного внимания.

Они зашли в заброшенный туалет для девочек, в котором жила Плакса Миртл, и который одновременно являлся секретным проходом в Тайную комнату, куда несколько лет назад Гарри спустился с риском для жизни, чтобы спасти Джинни. По иронии судьбы сейчас он оказался здесь, тоже спасая Джинни…

— Почему ты не обратился в больничное крыло? — вынимая волшебную палочку, спросила Гермиона.

— Я не мог, — покачав головой, ответил Поттер.

— Я полночи лечила Рона, а он на всю башню охал и стонал, мешая спать всему Гриффиндору. У тебя отличный правый хук, Гарри. У Рона была сломана челюсть и выбито пять зубов. Ты боксом в детстве не занимался? — полюбопытствовала Грейнджер.

— Дадли боксом занимался, а я был его любимой тренировочной грушей, — ответил Поттер. — Так что имею об этом некоторое представление.

— Poen Adversus, — произнесла Гермиона, направляя палочку на Гарри, взмахнула ей, замысловатым движением рассекая воздух. В следующий миг вырвалось золотистое свечение и Поттер почувствовал, как боль понемногу начинает покидать его измученное, истерзанное тело. Девушка повторила заклинание еще пару раз. — Так лучше? — спросила она, с тревогой и волнением глядя на своего друга.

— Что это? — пораженно спросил Гарри, чувствуя неимоверное облегчение после многих часов мучительной боли и страданий.

— Заклятие противоболи, — ответила староста Гриффиндора.

— Классно, — постарался улыбнуться Поттер. — Спасибо тебе. Я применял «Асклепио», но не очень помогло, только синяки на лице пропали.

— «Асклепио» — легкое колдомедицинское заклятие, используется для лечения незначительных повреждений, — не упустила случая блеснуть знаниями Грейнджер, ибо это уже вошло у нее в привычку. — Ну-ка, давай посмотрим, что там с твоими ребрами. Расстегивай рубашку, я должна посмотреть.

– Нет, не надо… — смутившись, ответил Поттер. — Все хорошо, у меня уже ничего не болит. Спасибо тебе большое.

— Не придуривайся, я должна тебя осмотреть, — войдя в роль профессионального колдомедика, настоятельно произнесла Грейнджер. — Я же не требую, чтобы ты снял штаны, только расстегни рубашку.

— Э-э-э…

— Ты не оставляешь мне выбора, я вынуждена буду применить к тебе «Вингардиаментиа», — вздохнула Гермиона.

— Это что еще за хрень? — осторожно поинтересовался Поттер.

— Я удивляюсь, как ты умудрился сдать экзамен по Заклинаниям у Флитвика? — вздохнула «гриффиндорская всезнайка».

— Повезло, — ответил Гарри.

— «Вингардиаментиа» — заклятие, которое применяется, чтобы быстро снять одежду, например с раненого или бессознательного человека… всю одежду, Гарри. Поэтому давай, снимай рубашку.

Парень начал медленно расстегивать пуговицы, а когда распахнул рубашку, девушка громко вскрикнула, увидев огромный кровоподтек, который Поттер получил во время ночного нападения, когда его методично и долго били ногами в живот.

— Боже мой! — пораженно произнесла Гермиона. — Это Рон такое сделал?

Гарри молчал.

— Вот сволочь! Садист! Если бы я знала, что он так избил тебя, не стала бы полночи возиться с ним и выращивать ему новые зубы.

— Ты сказала, что лечила Рона полночи? — спросил Поттер и замер, ожидая ответа подруги.

— Конечно, ты же сам знаешь, что растить кости — это болезненный многочасовой процесс. Рон всему Гриффиндору не дал спать этой ночью, выл и скулил, вызывая жалость к себе, любимому, а сам, урод, вон как отделал тебя, — Гермиона осторожно касалась рукой жуткого кровоподтека на животе Поттера, осторожно его ощупывая. — Говоришь, еще и ребра сломаны?

— Значит, Рон не покидал этой ночью Гриффиндорскую башню? — взволнованно уточнил Гарри, ожидая ответа.

— Конечно, нет, — ответила девушка. — Он очень убедительно изображал из себя раненого, покалеченного и зверски избитого, а мне добрых три часа пришлось исцелять его, а потом остаток ночи потратить на то, чтобы утешать и успокаивать бедного страдальца, — Гермиона вдруг густо покраснела, поняв, что сболтнула лишнее про утешение. Гарри все понял, он пристально смотрел в ее лицо, а потом вдруг с облегчением вздохнул.

— Это хорошо, Герми, — вдруг улыбнулся он. — Это был не он…

— Что ты имеешь в виду? — уточнила девушка.

— Хорошо, что этой ночью ты была с Роном, — ответил Поттер.

— Если бы я знала, что он с тобой сделал… — зло сказала Грейнджер. — Я бы ему сама последние зубы повыбивала. «Relicuius», — сосредоточенно выговорила она, осторожно касаясь палочкой страшной опухоли на теле Гарри.

Из палочки сорвался небольшой сноп искр, парень почувствовал весьма болезненное покалывание и поморщился, но вскоре кровоподтек начал медленно рассасываться.

— Это неприятно, но надо потерпеть, — предупредила Гермиона перед тем, как снова применить сильное колдомедицинское заклятие, используемое для лечения ушибов и гематом.

— Все нормально, я потерплю, — заверил ее Поттер, а помолчав, добавил: — Скажи, а ты не видела, чтобы кто-нибудь из наших покидал ночью башню? Ты же была в гостиной с Роном, ты бы увидела, если что…

— По-моему, кроме тебя у нас вообще никто не покидает территорию факультета в неположенное время, — сразу же отозвалась Грейнджер.

— Ты уверена?

— Точно утверждать не могу, Гарри… Ну, понимаешь, я же не все время находилась в гостиной… Мы с Роном… Что-то не так? Что за странные вопросы?

— Все хорошо, — поспешно произнес Поттер.

Девушка ничего не ответила, после исцеления жуткого кровоподтека она начала осторожно ощупывать грудь Гарри, потом рука прошлась по левому боку, и парень слегка поморщился.

— Скорее всего, ребро действительно сломано или там большая трещина, — сделала заключение Гермиона. — Гарри, какого черта ты терпел столько времени? Почему не захотел обратиться к мадам Помфри?

– Нет, — мрачно ответил гриффиндорец, отворачиваясь в сторону.

Проведя палочкой по его коже, Гермиона сотворила заклинание, применяемое при переломах, и Поттер почувствовал что-то вроде щекотки, потом ощутил покалывание и жжение, догадавшись, что трещина в ребре стала срастаться. Чтобы он не испытывал болезненных ощущений, девушка еще раз применила заклинание противоболи.

— Ну вот, кажется все. Процесс регенерации костной ткани займет несколько часов, поэтому постарайся не делать резких движений, — быстро скользя рукой по его телу и ощупывая кожу, подытожила гриффиндорка. Гарри от этих прикосновений едва заметно вздрогнул и сильно смутился. — Больше ничего не болит? — делая вид, что не заметила его замешательства, деловито поинтересовалась Грейнджер.

– Нет, — парень покачал головой, умолчав о постыдных травмах заднего прохода, а затем, слегка притянув девушку к себе, крепко обнял ее, уткнувшись лицом в копну каштановых волос, и прошептал: — Спасибо тебе за все.

Гермиона тоже обняла своего друга, понимая, что сейчас ему необходимо это объятие, и нельзя его отталкивать от себя, да она бы этого и не сделала, даже если бы на пороге в этот момент появился Рон Уизли.

— Гарри, как прошло слушание? — тихо спросила она, нежно проведя рукой по волосам Поттера.

— Я не должен был туда ходить, Герми, они унижали меня… они задавали такие вопросы… мне было так стыдно… они спрашивали меня, во сколько лет я лишился девственности… кто был моим первым партнером и спал ли я с преподавателями… Они интересовались тем, сколько лет я занимаюсь сексом с мужчинами… Мне показалось, что они добиваются от меня признания в том, что я с детства сплю с Дамблдором… Наверное, некоторым очень хотелось после этого слушания отправить директора в Азкабан, обвинив в педофилии, а меня в психушку… Герми, это было так ужасно… стыдно… грязно… — тихо говорил Гарри, уткнувшись лицом в волосы девушки.

— Это возмутительно! — воскликнула Гермиона. — Они не имеют права вмешиваться в твою личную жизнь! Они устроили тебе допрос, будто ты преступник!

— Потом выступила мадам Помфри, она рассказала им все… она говорила о том, как осматривала меня… я ничего не помню… я даже не помню, как Снейп принес меня в больничное крыло…, а она все рассказала, обо всем, понимаешь? Как она осматривала меня… везде… там… стыдно, Герми, так стыдно…

Девушка крепко прижала Гарри к себе, успокаивающе гладила его по плечам, по волосам, а сама чувствовала, как горькие слезы обиды, злости, досады наворачиваются на глаза. А Поттер тихим голосом продолжил:

— А потом Малфой представил свои воспоминания в качестве доказательства моей вины.

— Это противозаконно, Гарри, — пораженно прошептала Гермиона. — Нельзя применять легилименцию к студентам без их согласия.

— «Хорек» сам отдал свои воспоминания, никто не проникал в его сознание, — ответил Поттер. — Это были обрывочные воспоминания, фрагменты… они увидели все… понимаешь, Герми, все, что Малфой делал со мной…

— Подонок, — охрипшим голосом произнесла Грейнджер.

— Я больше не мог там находиться… После того, как они все это увидели… мне было так стыдно и я убежал, как последний трус. Лучше бы мне умереть… лучше бы Волдеморт убил меня там, на кладбище, или в Тайной комнате, или пятнадцать лет назад вместе с родителями, чем дожить до этого дня, — Поттер сильно прижал девушку к себе и замолчал.

— Гарри, когда-нибудь жизнь накажет Малфоя за все его подлости. Это не может, это не должно остаться безнаказанным. Расплата постигнет Малфоя и всех тех, кто причинил тебе столько горя, веришь? — девушка отстранила от себя гриффиндорца и посмотрела ему в глаза. — Веришь?

– Нет, — тихо произнес Гарри.

— Возмездие настигнет их, — уверенно сказала Гермиона, и вдруг привлекла Гарри к себе и поцеловала его в губы, по-настоящему — влажным, глубоким поцелуем, а затем сделала шаг назад.

Поттер пораженно смотрел в раскрасневшееся от смущения и волнения лицо Гермионы Грейнджер, на ее влажные губы, затем дотронулся рукой до своих и прошептал:

— Спасибо, —, а помолчав, добавил: — Я целовался с девушкой только один раз, с Чжоу… это было мокро… — он смущенно улыбнулся. — С тобой было здорово… я никогда не забуду этот поцелуй, Герми. И тебя никогда не забуду, а сейчас мне надо возвращаться к Хагриду, мне пора собирать вещи…

Гриффиндорка быстро заморгала, чтобы не дать слезам брызнуть из глаз, и дрогнувшим голосом ответила:

— Я провожу тебя. Ты без палочки, а я не хочу, чтобы какие-нибудь подонки попытались причинить тебе зло. Пойдем.

 

***

Едва завидев спускающихся с холма парня и девушку, Хагрид бросился им навстречу.

— Ну что, сынок, все обошлось? — взволнованно спросил лесничий, с тревогой глядя на подростков.

Поттер махнул рукой, не найдя что ответить, чтобы хоть как-то успокоить добряка-великана, а Грейнджер быстро заговорила вместо него:

— Еще ничего не известно. Гарри ушел с заседания, не дождавшись голосования и окончательного решения. По правилам, все члены комиссии должны будут проголосовать, опустив в кубок записку со своим вердиктом — «за исключение», «против» или «воздерживаюсь», а потом кубок с голосами отправят по каминной сети в Министерство, начальнику Департамента Образования Оливии Олифэнт. Она и должна произвести подсчет голосов и вынести официальное решение, которое вместе с кубком так же по каминной сети должно вернуться обратно. Гарри не дождался окончания слушания, но, я думаю, что решение об его отчислении пока еще не вынесли.

– Дык, может оно еще того, все утрясется, — почти с облегчением выдохнул лесничий.

— Не того, Хагрид, — пробурчал Поттер, заходя в хижину вслед за своей подругой.

— Альбус Дамблдор не допустит этого, — немного неуверенно сказал великан.

— Хагрид, у тебя сегодня как-то необычно, — осмотревшись вокруг, удивленно произнесла Гермиона. — Ты что, сделал генеральную уборку? — поинтересовалась девушка.

– Дык, это ж разве я… кхе-кхе, — смущенно ответил лесничий. — Это Гарри, вот, давеча…

Парень едва заметно вздрогнул под пристальным взглядом Грейнджер.

— Тетя Петунья говорит, ничто так не помогает отвлечься от неприятностей, как домашняя работа, — промямлил он и отвернулся в сторону небольшого открытого окна с видом на холмы.

— Гарри, тебе придется вернуться к Дурслям, если это произойдет? — спросила Гермиона, подойдя к нему.

— Я не вернусь туда, — ответил Поттер.

— Тогда куда? — спросила девушка, и парень неопределенно пожал плечами.

— Послушай, я кое-что придумала, — неуверенно начала Грейнджер. — Я напишу родителям, они хорошие люди, ты их знаешь. Они будут рады принять тебя в нашем доме, а через два месяца закончится школа, и я приеду. Мы что-нибудь придумаем вместе. Ты сможешь поступить в маггловский колледж, будешь жить в студенческом кампусе…

– Нет, — категорично отрезал Поттер.

— Почему нет? Я понимаю, что после Хогвартса и какой-то маггловский колледж, но…

— Потому что у тебя возникнут проблемы с твоим женихом. Гермиона, я не хочу, чтобы вы с Роном поссорились из-за меня.

— Гарри, в последнее время Рон ведет себя как свинья. Мы все поступили очень плохо в этой ситуации. И я тоже. Все гриффиндорцы очень виноваты перед тобой.

– Нет, Герми, ты все делала правильно. Тебе было труднее всех — приходилось выбирать между дружбой и любовью. Я сам не знаю, как бы поступил, оказавшись на твоем месте. Ты мне очень помогла, и я тебе благодарен за все, — сказал Поттер. — Но я не поеду к твоим родителям.

Гермиона попыталась возразить, но в этот момент в окно влетела сова с прикрепленным к лапке свитком, и села рядом. Девушка отвязала послание, развернула и, увидев почерк профессора МакГонагалл, произнесла:

— Это от декана.

Хагрид заметно разволновался, а Поттер продолжал смотреть на холмы. Грейнджер пробежала письмо глазами и сообщила:

— Меня срочно вызывают в нашу гостиную. Что-то произошло, Гарри.

— Из Министерства вернулся кубок с результатами голосования. Вас собирают, чтобы сообщить о моем исключении, — почти равнодушно произнес он, не оборачиваясь.

— Возможно, — согласилась Гермиона, — но мне кажется, случилось что-то еще.

— Может Дамблдора сместили с должности, Амбридж удалось обвинить его в педофилии и растлении малолетних, директора арестовали и под конвоем отправили в Азкабан, а главой Хогвартса снова стала эта гламурная жаба, — мрачно пошутил Поттер.

— Прекрати, — оборвала его Грейнджер. — Я должна идти, это срочно, Гарри. Но я вернусь как только смогу, и мы поговорим. Нам многое надо обсудить. Если тебя все же отчислили из школы, я напишу родителям. И я переговорю с Роном, я вобью в его упрямую ослиную башку мысль о том, что нельзя так поступать с единственным лучшим другом.

— Герми, я думаю, что мы больше не увидимся… — медленно произнес гриффиндорец. — Я хотел бы попрощаться с тобой.

— Даже не думай об этом, Гарри Поттер, — отрезала Грейнджер. — Я вернусь, и мы все обсудим. Я не собираюсь бросать тебя в беде. Я не прощаюсь, слышишь? До встречи, — девушка решительно покинула хижину и быстро пошла по холму в сторону замка.

— Прощай, Герми, — глядя ей вслед, прошептал парень.

— Кхе-кхе, — деликатно откашлялся великан, подходя к гриффиндорцу, и слегка похлопал его по плечу. — Может Гермиона и права, и все еще уладится. Она же у нас все знает — такая умница.

– Да, умница, — согласился Поттер, а затем, после долгого молчания, сказал: — Пожалуй, я начну собирать вещи.

— Да ладно, сынок, — смущенно ответил разволновавшийся великан. — Может того, чайку с печеньицем, а? — он направился к большому дубовому шкафу, но в этот момент в окно влетела еще одна сова и села ему на плечо. — А это что такое? — удивленно сказал Хагрид, беря птицу в руки и рассматривая привязанный к ее лапке свиток.

— Не думал, что мое исключение произведет столько шума, — заметил Гарри, наблюдая за тем, как великан осторожно отвязывает от лапки птицы послание.

Сова начала ходить по столу, ожидая награду за доставку почты.

— Угости ее чем-нибудь, Хагрид, — подсказал Поттер, заметив растерянный вид великана.

— А–а! — хлопнув себя по лбу ладонью, воскликнул лесничий, – Дык, энто щас, где там мое печеньице… — великан сунул сове в клюв свою выпечку недельной давности. Сипуха издала возмущенный свист, выплевывая окаменевшее печенье, клюнула Хагрида в палец и поспешно вылетела в распахнутое окно.

— Ей что, не понравилось? — обиженно спросил великан, обращаясь к гриффиндорцу.

— Забей ты на это, твои печеньки для гурманов, а совы в этом ни хрена не понимают, — ответил Поттер, ожидая, когда же, наконец, Хагрид развернет свиток. — Что там? — спросил он, когда лесничий прочитал послание и отложил его в сторону.

— Альбус Дамблдор вызывает меня к себе для важного дела.

— А про меня ничего не написано? — спросил Поттер.

– Нет, — покачал головой великан. – Ну, я пошел, Гарри, дело срочное, безотлагательное, — надевая кротовый пиджак, добавил Хагрид и поспешил к дверям.

– Угу, — произнес гриффиндорец, и как только дверь за великаном захлопнулась, достал свой чемодан, вытащил маггловскую одежду и начал переодеваться — школьная форма студента Хогвартса ему уже никогда не понадобится. Гарри быстро разделся, аккуратно свернул рубашку и брюки и начал натягивать старые, потертые джинсы.

После ночного происшествия он больше не мог находиться в хижине один. Взгляд невольно замер на том месте, где на полу было пятно кровавой спермы. Парень на миг закрыл глаза, отгоняя от себя страшное видение, сжал зубы и решительно вышел из хижины — оставаться один на один со своими воспоминаниями о недавнем надругательстве было невыносимо, и он поспешно направился к загону гиппогрифа.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.