Глава 11. Дон Карлос из городского дурильника.

— Hey You, – провыл на психоделической волне верный спутник «Pink Floyd».
Закинувшись таблетками, Сергей и Масакра сидели в удобных мягких кожаных креслах и пили кофе.
— Is There Anybody Out There, – донеслось сквозь бульканье из динамиков.
— Кто-нибудь, там, – сказал Масакра.
— Nobody Home, – многозначительно ответил Сергей.

Масакра утвердительно кивнул головой. Оба продолжали, молча наслаждаться чудесным напитком, сваренным с корицей в турчанке. С каждым глотком горячего ароматного кофе приятное тепло распространялось вдоль горла, от желудка по всему телу и несло с собой сладкие волны томной вибрирующей эйфории. Казалось, будто именно в этих дымящихся чашках и заключался весь неземной кайф. Музыка ощущалась почти физически и уносила в волнующийся океан наслаждения. Когда кончился кофе, настала пора настоящих кубинских сигар, стоивших тогда по семьдесят копеек за штуку, и чувство блаженства накрыло ребят с новой силой.
— Три циклодола и пять родедорма, – сказал Масакра. – Тяга почти маковая, с нежным психотропным эффектом. Если захочешь, можно будет потом еще промокашку употребить. У меня осталась парочка, поделимся. А от радика просто залипнешь, – продолжал он, и слова его, похожие на медленное радужное эхо, плавно лились в такт музыке, отражались от стен, летали по комнате и медленно таяли в воздухе, заставляя подрагивать перистые облака ароматного дыма.
— Пока и так неплохо; тяга такая бархатная, – ответил Сергей. – Я хотел тебя вот о чем спросить…
С этими словами он начал рассказ о том, как повстречал Люси, опуская некоторые интимные детали. Масакра внимательно, не перебивая, выслушал историю до конца.
— Значит, она сказала, что в Надю больше не вселится? – спросил он.
Вано посмотрел на Масакру с легким недоумением. Такого достойного понимания и спокойного отношения к своему рассказу он даже не ожидал.
— Но тебе хотелось бы, чтобы она снова явилась, теперь уже в другом теле; и ты хочешь узнать, как это сделать, – продолжил Масакра, не спрашивая, а констатируя факты.
— Я бы не отказался от чего-нибудь эдакого, покрепче, – вместо ответа произнес Сергей.
Масакра улыбнулся, встал, открыл шкаф, достал все необходимое и наполнил низкие коньячные бокалы жидкостью из пузатой бутылки.
— Сылнчев бряг, – радостно улыбнулся Сергей, наслаждаясь знакомым приятным вкусом сорокаградусного бренди, – казалось, что удовольствиям сегодня не будет конца.

—У папы есть еще и не то в баре, но лучше не трогать, пока сам не распечатает. Насчет твоей дьявольской подружки, – не похоже, что Надя способна на подобный розыгрыш. Если Люси захочет снова встретиться, то она сама найдет тебя, но женщина, в которую она вселится, должна быть или чокнутая, или под кайфом. Вспомни еще, в каком состоянии ты сам находился, и какая этому способствовала атмосфера.
— Было полнолуние, – сказал Сергей и задумчиво потянул из бокала жгучую живительную влагу.
— Конечно, – откинувшись в кресле, произнес Масакра и таинственно улыбнулся. – Как думаешь, где ты оказывался, когда случались провалы в памяти?
— Нигде, или во многих местах, – Вано не стал затруднять себя вопросом, откуда другу известно о его провалах в памяти.
— Вот именно. В твоей голове есть маленькая черная дыра. Она ощущается как ничто, страшная бездна или звенящая пустота. Но те, кто вынес оттуда хоть крупицу знаний, говорят о внутреннем космосе, бесконечности, двери в иной мир.
— Мне кажется, – я все это знаю.
— Конечно знаешь, но не до осмысливаешь.
— Зато, когда входишь в это безумное состояние, тогда все просто и ясно, – улыбнулся Сергей, и покосился на Масакру.
Масакра ненадолго вышел, а вернувшись, поставил на стол запотевшую рюмку с растворенным в воде паркопаном и блестящую рандолевую коробочку со шприцем.
— По вене не пробовал эту гадость? – спросил он, улыбаясь.
— Да как то не заморачивался, – ответил Сергей, расстегивая манжет рубашки.
— Кайф, конечно же, мощный, но и отходняк потом тяжелый. Бывает, что поколачивает.
— За все надо платить, – саркастично заметил Сергей.
— Ты прав, далеко не всегда и не всем, – ответил Масакра, поняв смысл тонкой иронии. -- Размываешь размыть пять - семь таблеток на человека, можно и больше.
— А зачем так много по вене?
— Да он, собака, трудно растворим в воде, – теряется много, а масло по вене мне как-то не очень хочется вмазывать.

Игла легко вошла в почти девственную вену на сгибе. Молодость расточительна. Приход накрыл яркой оранжевой вспышкой, практически мгновенно. Сергей почувствовал, что его куда-то тянет, и откинулся на кресле, оттянув пальцем в сторону кожу на месте укола. Действие паркопана, было хоть и приятным, но тяжелым и сильно грузящим, как белена.
— Масакра, чот меня пригрузило уж слишком, – пожаловался он другу.
— Ну, бахни еще сибазончика, если хочешь, – полегчает.
— Ампула?
— Две, – рассмеялся Масакра.
— Где ты берешь их вообще?
— У меня мама терапевт.
— Ясно. Давай, – сказал Сергей и расстегнул второй рукав, ставшей живой, волшебной и намагниченной, разноцветной рубашки.

Сибазон расслабил почти моментально, мягко, нежно разбежавшись по крови. Стало как-то спокойно, тепло, безмятежно. Тяжелый паркопановый кайф выровнялся и стал похож скорее на приятную грибную тягу, только очень сильную и, все же, химическую.
Сергей задумчиво осмотрел свои руки. Опять пси поле вокруг пальцев. Снова яркие, насыщенные цвета, наэлектризованная одежда, странные, приятные на ощупь вещи, нарисованный мир вокруг. Казалось, сейчас он мог бы создать нечто удивительное и прекрасное, – например, нарисовать картину, или вырезать что-то совершенно особенное из дерева, но делать абсолютно ничего не хотелось. Сергей и Масакра были зодчими своего, отгороженного от других, эзотерического странного инфернального мира, и единственными его созерцателями.

— Это самое близкое отражение нашей реальности, – сказал Масакра, словно читая мысли Сергея. – Чем дальше, тем интереснее и страшнее. Хотя, – Масакра выдержал паузу, – неизвестно, куда тебя может занести.

Сергей вспомнил о книге, которую читал странный рыцарь: «Возможно одной этой ерунды недостаточно, чтоб пролезть в кроличью нору?»
— Чтобы проникнуть в нору, тебе достаточно найти свою, индивидуальную формулу, – сказал Масакра, закуривая новую сигару и подливая бренди. – А вот когда посягаешь на нечто большее, тогда нужна или большая удача, или целенаправленное действие, – подытожил он.

Тем временем из легендарных колонок С-90 раздалась тема «Pigs (Three Different Ones)», для «Фламинго» довольно резвая, и ребята чокнулись на расстоянии бокалами с бренди.
— Семьдесят седьмого года тема, а прет, как свежак, – констатировал Сергей.
— Они и спустя тридцать лет будут торкать, – кивнул Масакра.

Разговаривать больше не хотелось. Сергей допил желто-коричневую, приятно обжигающую жидкость и, растянувшись в удобном кожаном кресле, прикрыл глаза. В темноте возник светящийся прямоугольник, а за ним молодая приятная девушка с большими красивыми грустными глазами. Девушка что-то писала в толстой тетрадке, мучительно морщила лоб, и грызла колпачок странной красивой ручки, что делало ее по-домашнему милой и соблазнительной, но, в тоже время, очень несчастной. Она подняла глаза, и посмотрела в упор на Сергея. Что-то в ее взгляде казалось мучительно знакомым. В голове Сергея пронеслась фраза из песни: «girl with kaleidoscopic eye». Как только живая картинка исчезла, сменившись непонятными переливающимися узорами, он ясно осознал неоднозначность услышанного. Песня называлась «Люси в небе с бриллиантами», как многие небезосновательно считали, – по аббревиатуре пресловутой ЛСД.

— Все-таки понять вас порой очень сложно, – сказал Сергей непонятно кому. – С другой стороны, отчего бы и не передать в одном послании сразу два.
Размышляя подобным образом, он, в конце концов, окончательно запутался, потому, что вариантов решения этого ребуса становилось все больше и больше. Несмотря на имя Люси, этой девушкой могла оказаться, кто угодно, если она существовала вообще. Кислота тоже могла быть совсем не при чем, тем более что по утверждению Леннона, песня была написана по вдохновению, данному детским рисунком Люси.

******

Люси сидела за компьютером, слушала музыку и предавалась своим незамысловатым девичьим размышлениям. Она хотела написать Сергею о том, что с ней происходит в странных, совсем не похожих на сны грезах, о мыслях и чувствах, которые она испытывает, прикасаясь к таинственному, закрытому для людей миру, в который ее иногда затягивает помимо желания. Руки уже касались клавиш, чтобы набрать привычные слова, но вдруг останавливались. В этой дьявольской, терзавшей ее днем и ночью головоломке явно чего-то недоставало. Какая-то очень важная часть памяти была скрыта от нее, и это было мучительно больно. Страдания еще больше усугублялись тем, что в этом, не слишком приветливом для нее мире, Люси чувствовала себя совершенно чужой, лишней и неуместной. Она всем сердцем ненавидела серую массу бюргеров, окружавших ее подобно «тупому вонючему стаду», и мечтала о том, как «украсит весь серый мир их гребаной собачьей кровью». Наконец, эмоции переполнили девушку, и выплеснулись на страницу неровным бурлящим потоком.

«Привет, милый Pois. Сегодня ночью меня вырвал из объятий морфея сотрясающий стены, глухой барабанный бой. Соседи устроили шумную вечеринку, которая, судя по крикам, воплям и грохоту ломающейся опрокидываемой мебели, переросла в мордобой. Как же они меня раздражали. Злость затмила собой все у меня внутри. Меня начало трясти и переполнять агрессией, словно я была подключена к генератору Зла в чистом виде. Мне захотелось отправить на тот свет этих безмозглых тварей, вместе с их тупой мерзкой вульгарной слащавой музыкой. Почему бы им просто не сдохнуть? Я не понимаю смысл их существования. Грязные паразиты, набивающие свое ненасытное брюхо, и потом загаживающие все вокруг продуктами своей жизнедеятельности. Даже воздух и эфир радиоволн пропитан насквозь их вонью.
Окончательно проснувшись и открыв глаза, я поняла, что лежу на полу. Голова жутко болела, во рту ощущался неприятный металлический привкус. Вытерев губы, я увидела кровь и подошла к зеркалу, ожидая обнаружить порез на лице или прокушенную губу, но все было в порядке. Остатки сна еще витали в моей голове и во всем теле, как теплое уютное облачко. Автоматически делая себе кофе, я вспоминала осторожно и по детально, боясь разрушить эту таманную дымку, последние сцены из сна.

Я вспомнила пристальный взгляд, он ощущался мною физически, пронизывал и прощупывал все внутри. Повернув голову, я увидела этого парня, со странными фиолетовыми неестественными глазами. Он был безупречно одет и очень красив. Никогда не встречала таких идеальных мужчин в жизни. Странно, но его возраст нельзя было определить даже приблизительно. Я не могу объяснить это, но он не был человеком. Лицо казалось молодым, но глаза… в них читался груз многих веков, виделось нечто запредельное, но живое, непохожее на смешные контактные линзы или глаза киношных вампиров.
— Я ждал тебя, – сказал он настолько трогательно и проникновенно, что по моему телу пробежала легкая дрожь.
Он сделал шаг вперед и протянул мне свою руку. Я, не раздумывая, положила свою ладонь в его, испытав при этом сильное желание броситься ему в объятия. Я была настолько зачарована всем происходящим, что не могла произнести ни слова. Красавец подвел меня к столику и, поцеловав руку, предложил сесть, галантно отодвигая тяжелый резной стул. Он просто улыбался, а я чувствовала, что забываю обо всем на свете. Даже боль, не оставляющая меня ни на минуту, ни во сне, ни наяву, начала исчезать. Моя грудь наполнилась легкостью. Посмотрев мне прямо в глаза, парень взял со стола кувшин с ярко красным, изумительно красивым вином, и стал наполнять им бокалы. То, как вино лилось, показалось мне странным и завораживающим.
— Добро пожаловать домой, Люси. Теперь ты моя, – сказал он низким приятным голосом и поднял бокал.
Я сделала осторожный глоток и больше уже не могла оторваться. Вкус был необычный, но очень, очень приятный; терпкий, но нежный, мягкий, но обжигающий, соблазняющий, но предостерегающий. Чувствовался тонкий аромат каких-то специй, и что-то еще, необычайно вкусное настолько, что просто не поддавалось описанию. Вино было живим, мыслящим, я словно пила чью-то душу вместе с воспоминаниями, спроецированными в красном напитке. Когда бокал опустел, я ощутила огонь, разбегающийся от горла по всему телу. Боль пронзила меня, в глазах потемнело, я, словно тряпичная кукла, упала на пол и чувствовала, как из уголка рта стекает на пол ручеек крови. Мой прекрасный отравитель равнодушно смотрел на меня сверху вниз холодными как лед стальными глазами».

***WD***

* Паркопан (Parkopan, Циклодол, паркинсан, ромпаркин, anti-sраs, antitrem, aparkan, artane, benzhexol hydrochoride, pacitane, parkan, parkinsan, peragit, romparkin, trihetphenidili hydrochloridum, trihexyphenidyl hydrochloride, triphenidyl). Международное наименование - trihexyphenidyl. Белый мелкокристаллический порошок. Мало растворим в воде, медленно растворим в спирте, масле. Масляный раствор в ампулах - ШИРЯТЬ ПО ВЕНЕ НАСТОЯТЕЛЬНО НЕ РЕКОМЕНДУЮ. Активное вещество - тригексифенидила гидрохлорид. Таблетки 0.002 и 0.005 г. При высокой дозировке препарат вызывает эйфорию и галлюцинации. В СССР, с его жесткой политикой против наркомании, Паркопан был весьма популярен в условиях отсутствия других наркотиков. В наркотических целях начал использоваться в СССР в конце 50-х - начале 60-х годов и по степени распространенности стал советским аналогом РСР. Паркопан" Мода" на Паркопан пришла из психиатрических больниц. В медицинской практике тех лет появился аминазин, произведший революцию в существовавших ранее подходах к психическим болезням. Препарат получил невероятно широкое распространение - его получали практически все страдавшие шизофреническими психозами пациенты. Но имел он и побочные эффекты. В частности, нейролептик вызывал нарушения координации движений - так называемый нейролептический или экстрапирамидный синдром. Поэтому практически всем больным для предупреждения осложнений одновременно с аминазином назначался Паркопан. Пациенты довольно быстро выяснили, что малейшая передозировка Паркопана вызывает опьяняющий эффект, а еще большее увеличение дозы (при отмене аминазина) приводит к галлюцинациям...

******