О подходе к рассмотрению истории арабоязычной философии

{10} Философия суфизма своим возникновением обязана не только длительному внутреннему идейному (дофилософскому) развитию суфизма, но и влиянию основных философских течений арабского средневековья; в известной мере они определили характер и содержание задач, за решение которых взялись философствующие суфии. Определять место суфийской философии в историческом развитии средневековой арабской мысли в целом можно по-разному. Например, пойти по пути сравнения идей, выдвинутых изучаемым философом (или направлением), с идеями, выдвинутыми иными философами или философскими направлениями. По сути, в таком случае речь идет о сравнительном анализе разных философских учений: он позволяет с любой (ограниченной только репрезентативностью анализируемого материала) степенью точности и детализации выяснить сходства, подобия или различия сравниваемых учений, поставить вопрос о взаимовлиянии и взаимозависимости тех или иных школ. Однако дилемма «заимствование как копирование или заимствование для постановки собственных задач» в этом случае остается неразрешимой и требует уже определенной концептуальной базы. Кроме того, сравнительный анализ сам по себе не позволяет ответить, пожалуй, на наиболее интересные вопросы: почему предложенные идеи были столь различны в одном и столь схожи в другом, а главное, почему были предложены именно эти, а не иные решения? Почему философы спорили между собой по проблемам, которые сегодня нам кажутся не такими принципиальными, и молчаливо соглашались с тем, что кажется нам неприемлемым? В какой мере учения, если рассматривать их в исторической последовательности, были предопределены накопившимися (к моменту возникновения каждого) трудностями в осуществлении общих для всех философов и философских направлений задач и насколько они обязаны свободному духу философского поиска?

{11} Для ответа на эти вопросы сравнительный анализ взглядов философов и философских направлений должен быть дополнен, точнее, он должен опираться на понимание внутренней логики историко-философского процесса. Существует подобная логика или нет и в какой степени она самодовлеюща, если существует, — здесь единство взглядов исследователей, как и самих философов, отсутствует. Вместе с тем представляется очевидным, что коль скоро мы хотим найти ответы на поставленные вопросы, то наличие такой логики надлежит принять в качестве рабочей гипотезы, которую дальнейшее исследование должно подтвердить и уточнить либо отвергнуть.

Само по себе признание логики развития философской мысли, пусть даже в качестве рабочей гипотезы, ко многому обязывает. Непременным следствием его будет рассмотрение объекта изучения — в нашем случае средневековой арабской философии — как в общем единого и гомогенного. Развитие арабской философии с момента возникновения надлежит показать как процесс преимущественно самодостаточный в смысле преобладания внутренних стимулов над заимствованием внешних традиций и влияний (1). Тот факт, что многие ученые не разделяют этого мнения, соответствует непризнанию ими внутренней логики развития философской мысли, обусловившей появление различных ее течений и связавшей их воедино. Немного упрощая и схематизируя ситуацию, можно сказать, что при отсутствии единой логики разные философские направления предстают элементами мозаики или сегментами круга, которые, даже в чем-то перекрывая друг друга (при обсуждении одних и тех же проблем), все же преимущественно не совпадают (поскольку интенции развития разных направлений неприводимы к общему знаменателю). При наличии же единой логики средневековья арабская философия напоминает многослойный пирог, каждый слой которого (каждое направление) адекватен проблемному полю в целом.

Таким образом, результативный поиск внутренней логики исторического развития философской мысли возможен только в случае, если удается вычленить общее для всех рассматриваемых философских течений проблемное поле, которое конституирует их единство, позволяющее, с одной стороны, считать его определенным историческим феноменом, а с другой — отделить этот феномен от прочих. Иными словами, лишь тогда можно с полным правом присвоить рассматриваемому явлению название «средневековая арабская философия», отличая его от античной или средневековой европейской философии, как и от любой иной, представляющейся законченным, в-себе-единым образованием, которое нельзя спутать с другими, ибо оно разнится не только по формальным {12} этническим, географическим или хронологическим признакам, но и по характерному для него способу постановки и решения философских задач. При таком подходе развитие философской мысли предстает чередой попыток увязать между собой непротиворечивым образом решение всех задач, составляющих проблемное поле. Поскольку это не удается с первой попытки, т.е. первому рассматриваемому на историко-философском отрезке направлению, а поставленные проблемы остаются для данного социума релевантными, предпринимается вторая попытка, возникает иное философское направление, пытающееся решить те же проблемы с учетом противоречий, выявившихся в предложенных первым решениях — и так далее до тех пор, пока существует данный социум и пока это проблемное поле остается для него значимым. Обсуждение очерченных проблем может в итоге привести к осознанию некорректности проблемного поля, т.е. принципиальной невозможности решения определяемых этим полем философских задач.

К такому выводу философская мысль приходит в пору зрелости (когда она может квалифицироваться как зрелая в рамках данного историко-философского феномена), когда предметом рефлексии становится не сама философская проблема, а способ ее постановки, когда выясняется не конкретный путь ее решения, а принципиальная возможность решения сама по себе. Если выясняется некорректность задания проблемного поля, формулируется новое — скорее всего с учетом факторов, обусловивших некорректность предыдущей формулировки. Новое проблемное поле ставит философские задачи принципиально иначе, под принципиально иным углом зрения; возникает новый исторический феномен в развитии философии.

При успешном выделении исследователем такого проблемного поля допустимо говорить о внутренней логике историко-философского процесса как логике одного за другим возникавших решений философских задач, задаваемых этим проблемным полем, где каждое следующее решение — не просто и не только результат свободного творческого поиска философа или восприятия внешних влияний и традиций, но прежде всего преодоление трудностей и противоречий, вскрытых в выдвинутых предыдущим направлением решениях. Иными словами, собственная логика развития философской мысли видится как логика последовательного выдвижения решений единого и общего для рассматриваемого историко-философского периода проблемного поля. Поиск такой логики означает отнюдь не отрицание социокультурных или иных детерминант историко-философского процесса, но лишь выделение самостоятельной и относительно независимой от них сферы исследования.

{13} После того как стратегия поиска в общих чертах очерчена, можно внести необходимые терминологические уточнения и разъяснения.

Предполагаемое нами существование единого проблемного поля средневековой арабской философии не свидетельствует, конечно, о том, что все ее направления в рассматриваемый период ставили строго одни и те же задачи и одни и те же вопросы. Однако у всех у них были общие проблемы, которые без преувеличения можно назвать центральными и определяющими для той эпохи. Их решение было обязательным для любого философского течения, причем этот императив не был внешним (не был навязан политическими или любыми иными факторами). Философское осмысление мироустроения в тот период осуществлялось лишь через и лишь при условии решения ряда центральных проблем, от которого в большей или меньшей степени зависело осуществление, и даже сама возможность и способ постановки, прочих философских задач.

Второе уточнение касается понятия внутренней логики историко-философского процесса. Эта логика определяет не всё и вся в эволюции философской мысли, а только момент выдвижения каждого принципиально нового решения комплекса проблем, помогает установить точку, когда такое решение назрело, может и должно возникнуть. Заметим, что речь идет о логических возможности и долженствовании: реализуется ли такая возможность, зависит уже от других факторов. Нас, таким образом, интересует аспект появления философских течений, почему они возникают и почему именно в таком, а не в ином виде. Дальнейшая их эволюция занимает нас постольку, поскольку модифицирует или вскрывает противоречивость первоначально (в момент возникновения школы) выдвинутого подхода к проблемному полю. Однако, до тех пор пока данное направление существует, этот подход принципиально не меняется (принципиальное изменение как раз и означает появление уже другого направления), и потому детальное рассмотрение эволюции каждого из направлений не входит в нашу задачу, ибо она обусловливается не искомой нами логикой развития мысли, общей для всего рассматриваемого историко-философского периода, а более частными и всякий раз специфическими внутренними идейными потребностями.

Мы попытаемся раскрыть поставленные вопросы, рассмотрев три основных философских течения арабского средневековья, предшествовавших возникновению философии суфизма: калам, перипатетизм и исмаилизм.