Глава 1. Ребенок

Она у меня, сколько я себя помню. Это маленький горячий шарик, вокруг которого крутятся еще более мелкие, и все они разные. К самому большому, который в центре, прикасаться нельзя, обожжешься, объяснила мама. Я, конечно, не послушался, но когда обжегся, больше не трогал. Из тех, что вращаются вокруг, самый маленький шарик с одной стороны холодный, а с другой горячий. Я его повернул так, чтобы холодная сторона всегда была холодной, а горячая – горячей. Второй шарик совсем другой. Он словно в пуху, весь переливается и играет. За ним очень интересно наблюдать с небольшого расстояния. Он сам себя подсвечивает изнутри яркими огоньками, и все время меняется. Внутри он малоинтересен, но снаружи просто прелесть. Третий – мой любимый, но о нем позже. Четвертый, красненький, был когда-то самым моим любимым, я играл с ним очень долго, и забросил, только немного повзрослев. Следующий за ним шарик я сломал. Папа говорил мне, что шарики трогать нельзя, но я ведь был маленьким, глупым и непослушным. Интересно ведь, почему они все время вертятся и не останавливаются? Я только попытался его остановить, хоть ненадолго, но он оказался таким хрупким. Взял и разлетелся на тысячи осколочков. Мне было его очень жалко, я даже плакал, но на этом эксперименты не закончил. Я решил, что только маленькие шарики хрупкие, и выбрал покрупнее. На этот раз я уже его не останавливал. Но мне почему-то показалось, что он слишком медленно вращается вокруг своей оси. Я его чуть-чуть раскрутил, как волчок, и он стал мигать быстрее. Но вот беда, он почему-то стал расплываться посередине. Я, конечно же, немедленно прекратил его раскручивать, и даже притормозил, но колечко вокруг него все равно осталось. И хотя оно было очень красивое, если смотреть издалека, мне все равно попало. Папа сказал, что я убийца, что эта игрушка – целый мир, она живая, а я убиваю этот мир, поступая необдуманно. Мне было очень страшно, и я даже сначала не поверил – думал, папа меня просто пугает. Но, рассмотрев получше, я убедился, что на третьей планете действительно есть что-то живое. Эти живые были такими разными. Одни все время были на месте и росли, другие двигались, третьи плавали. Я, конечно, захотел их рассмотреть, чуть-чуть повернул к свету, а они вдруг все упали, и больше не шевелились и не росли. Папа сказал, что они умерли. Это было так страшно, что я долго не подходил к игрушке. А когда все-таки подошел, то обрадовался. На моей третьей планете опять были живые. Она у меня молодец. Вот тогда я и полюбил ее, и стал возиться только с ней. Сначала я только наблюдал. Но все эти живые были такие глупенькие. Они только и делали, что нападали друг на друга и поедали друг друга. Кроме того, они размножались. Их становилось все больше и больше, но они не менялись. Я попробовал их немножко изменить. И хотя некоторые из них становились очень красивыми, ума у них не прибавлялось. Тогда я снова решился на эксперимент. Я взял двоих из тех, кто был меньше всего приспособлен к жизни, которым от всех доставалось. Мне их всегда было жалко. Отделил их от остальных и снова переделал. Я уже кое-что знал в это время. Конечно, не столько, сколько взрослые, но дать ум этим созданиям я все-таки сумел. Может, не такой совершенный, как у нас, но зато способный развиваться. Они продолжали оставаться такими, какими я их взял, но только внешне. Голое, почти безволосое тело, на руках и ногах по пять пальцев, но без достаточно крепких когтей. Зубы, способные перемалывать пищу, но не способные при необходимости защитить от хищника. Крепкая мускулатура, но не настолько, чтобы превосходить других. Некоторое время я наблюдал за ними отдельно, но вскоре снова опустил на шарик. О, как интересно было на них смотреть! У них не было ничего такого, что бы защищало от когтей и зубов, но зато как быстро они научились превосходить всех за счет ума! Они изобрели оружие, пока примитивное, но оно довольно значительно увеличило их мощь, по сравнению со всем окружающим. Научились защищаться от холода с помощью одежды, домов и огня. Научились сообща добывать себе пропитание и переделывать под себя окружающий мир. А как быстро они развивались! Иногда за ними просто невозможно было уследить. Эти существа и живут, и двигаются, и, как мне кажется, соображают гораздо быстрее нас. И хотя наши знания и возможности несравнимы, но их прогресс просто поражает своей скоростью. У этих существ есть одно очень интересное качество. Они выявляют свои недостатки, свои небольшие возможности, и многократно усиливают их за счет техники. Мы не знаем техники, она нам просто не нужна, ведь мы не материальны. Наши огромные возможности позволяют нам обходиться без нее. Но этим существам с третьей планеты без техники не обойтись. Очень часто их достижения просто великолепны, но иногда такой огромный вред несут, что просто диву даешься. Беда в том, что остановить их вовремя не в моих силах, не понимаю я в этой технике ничего. А когда результат уже налицо, зачастую бывает слишком поздно. Поначалу я пытался руководить ими, даже влиять на них, порой даже наказывал. Но мне всегда так их жалко, особенно когда они умирают, что я перестал явно вмешиваться, и только наблюдаю. Даже когда на моей третьей планетке начинается война, я не могу ничего сделать. А мне так жалко, когда эти живые убивают друг друга. На моей третьей планете теперь существует совсем новый разум, не такой, как у нас, и непохожий на тот, другой.
Наша форма жизни существует уже очень давно. Мы – это жизнь, разум, порожденный светом и теплом. И хотя мы бестелесны, все же мы живые существа. Мы рождаемся, у нас есть родители, мы развиваемся. Я пока не знаю, умираем ли мы, но, наверное, умираем, раз существует такое понятие. А может, и нет. Я еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь умер. Когда мы вырастаем, и мир родителей нам становится тесен, мы создаем себе новый мир. Этих миров так много, что никто не может их сосчитать. Ведь если бы мы умирали, то куда проще было бы занять чужой мир, свободный. Есть еще и другой разум. Он существует вместе с нашим, но совершенно на него не похож. Это разум холодного мира. Наши миры никогда не соприкасаются. Тепло и холод, свет и тьма не могут существовать одновременно. Две противоположности существуют, это факт. Их разум не такой, как наш. В последнее время мы даже научились обмениваться информацией с этим противоположным разумом. Но между нами никак не возникает контакта, а он необходим, чтобы понять друг друга. Тот, другой разум основывается на холоде, сверхпроводимости и возникающих в результате этого полях, а наш – на тепле, плазме, микро– и макроэлементах и возникающих вокруг них полях. Точно сказать я пока не могу, по нашим меркам я еще ребенок, и мне многое предстоит изучить, но наш разум основан на материи, тепле и свете, а чужой – на холоде, полях и тьме. Соприкосновение двух наших видов разума смертельно для нас обоих. И вот я заметил, что живые с моей третьей планеты могут спокойно вступать в контакт с обеими этими формами разума без видимых последствий для себя. Это удивительно! Я открыл новую форму разума (даже не открыл, а создал), которая может стать посредником в общении. Правда, это еще слишком неразвитая форма разума, ее многому надо научить, но она уже существует. А ведь взрослые уже так давно бьются над проблемой контакта! Но сначала надо заняться своими живыми. Я ничего не скажу взрослым, пока новый разум не сможет хоть чем-то быть нам полезен. Прежде всего, надо научить их максимально использовать возможности их разума. Это непросто. Каждая частичка разума, общего для всех живых на планете, очень индивидуальна. Каждая слишком отличается от других и по уровню развития, и по накопленным знаниям. Мои живые уже создают свой разум в пределах своей системы, он складывается из разума множества тех, кто уже покинул свои белковые оболочки, и всех, кто их еще не покинул. Но он пока так мал, а для контакта необходим достаточно большой и развитый разум. Правда, время от времени появляются некоторые яркие индивидуумы, способные хотя бы частично воспринять информацию, но это большая редкость. За все время я контактировал только с несколькими из них, да и то на достаточно примитивном уровне. Но, надеюсь, все впереди, ведь я еще совсем ребенок.