Явление первое. Госпожа Дюпле, Робеспьер.

Госпожа Дюпле, Робеспьер.

Госпожа Дюпле (приотворяя дверь). Максимилиан, я тебе не помешаю?

Робеспьер (приветливо улыбаясь). Нет, гражданка Дюпле. (Протягивает ей руку.)

Госпожа Дюпле. Вечно за работой. Эту ночь ты не спал.

Робеспьер. Я был в Комитете.

Госпожа Дюпле. Я слышала, когда ты пришел. В четвертом часу. Отчего ты не поспал подольше утром?

Робеспьер. Ты знаешь, я мало сплю — я приучил мое тело слушаться меня.

Госпожа Дюпле. Ты мне обещал по ночам не засиживаться. Ты переутомляешься, так недолго и заболеть. Что с нами тогда будет?

Робеспьер. Бедные мои друзья, вам волей-неволей придется привыкать обходиться без меня. Я с вами не на век.

Госпожа Дюпле. Разве ты хочешь нас покинуть?

Робеспьер (с искренним пафосом). Нет, не хочу. И все же я покину вас скорее, чем вы думаете.

Госпожа Дюпле. Я тебе это запрещаю. Я хочу уйти первая, но я не тороплюсь.

Робеспьер (улыбаясь). Я был бы спокойнее, если бы знал, что мною не так дорожат.

Госпожа Дюпле. Как же это? Ты не рад тому, что тебя любят?

Робеспьер. Для Франции было бы лучше, если бы она поменьше думала о Робеспьере и побольше о Свободе.

Госпожа Дюпле. Свобода и Робеспьер — это одно неразрывное целое.

Робеспьер. Поэтому-то я за нее и беспокоюсь. Я боюсь за ее здоровье.

Госпожа Дюпле (подходит к окну). Какой грохот стоит у нас во дворе! Я убеждена, что тебя раздражает стук молотка и скрежет рубанка. Двадцать раз я просила Дюпле, чтобы рабочие не приходили так рано, — ведь они тебя будят, — но он говорит, что ты запретил нарушать заведенный порядок.

Робеспьер. Совершенно верно. Эта размеренная работа меня успокаивает. Физический труд благотворен не только для тех, кто им занимается, но и для окружающих. Мы ночи напролет не спим, вынуждены не спать, наша мысль напряжена, и вот на утро физический труд освежает спертый, губительный для нас воздух.

Госпожа Дюпле. Какое же дело не давало тебе сегодня спать?

Робеспьер. Не дело, а заботы.

Госпожа Дюпле. У тебя такой встревоженный вид, как будто вот-вот разразится катастрофа.

Робеспьер. Да, катастрофа.

Госпожа Дюпле. А ты не можешь предотвратить ее?

Робеспьер. Напротив, я должен ее вызвать.

Госпожа Дюпле. Я не имею права тебя расспрашивать, но все-таки не будь сегодня таким хмурым. У нас в доме праздник: ночью приехали из армии Ле6а и Сен-Жюст.

Робеспьер. Сен-Жюст приехал? Отлично. Я нуждаюсь в его твердости.

Госпожа Дюпле. Забыла сказать: к тебе генерал приходил, генерал Вестерман. Он явился ни свет ни заря, и я его не пустила. Сказал, что придет через час. Принять его?

Робеспьер. Не знаю.

Госпожа Дюпле. Он долго ждал во дворе. Под дождем.

Робеспьер. Так, так.

Госпожа Дюпле. Какая ужасная была ночь! Я насквозь промокла.

Робеспьер. А ты куда ходила?

Госпожа Дюпле. На рынок. С двенадцати часов ночи стояла в очереди. Толкотня! Нельзя ни на мгновение закрыть глаза: сейчас же оттеснят. Когда отворили ворота, началась драка. Ну да я умею за себя постоять. В конце концов удалось получить три яйца и четверть фунта масла.

Робеспьер. Три яйца на всю семью — маловато.

Госпожа Дюпле. Для Элеоноры, для Елизаветы и для тебя, — ведь у меня трое детей.

Робеспьер. Милая мама, неужели ты думаешь, что я стану вырывать у вас кусок изо рта?

Госпожа Дюпле. Ты не имеешь права отказываться: я стояла в очереди из-за тебя. Ты нездоров, желудок у тебя больной. Вот если б тебе еще мяса! Но ты ведь запретил его покупать.

Робеспьер. Мясо исчезает — надо беречь его для солдат и для больных. Мы издали декрет о гражданском посте. Я и мои товарищи должны показать пример воздержания.

Госпожа Дюпле. Не все так совестливы, как ты.

Робеспьер. Я знаю. Я сам видел, как некоторые пировали, когда кругом голодают, — мне это отвратительно. Каждая такая трапеза могла бы насытить тридцать защитников родины.

Госпожа Дюпле. Вот беда! Ни мяса, ни птицы, ни молочных продуктов. Овощи — для армии. В довершение всего нечем топить. Вот уже вторую ночь Дюпле стоит в очереди за углем и возвращается с пустыми руками. К дровам приступу нет. Знаешь, сколько с меня запросили за вязанку? Четыреста франков! Хорошо, что весна на дворе. Еще один месяц — и нам пришлось бы туго. Сколько я на свете живу, а такой суровой зимы не припомню.

Робеспьер. Да, ты настрадалась, все вы, бедные женщины, настрадались, но с каким мужеством переносили вы свои страдания! Признайся, однако, что у вас были не одни только невзгоды, — были и радости, которых вы не знали прежде: вам всем, от мала до велика, выпала на долю радость содействовать святому делу — делу освобождения всего мира.

Госпожа Дюпле. Это правда, я счастлива. Чтобы нас ни ожидало впереди, это тяжелое время — лучшее время нашей жизни. Наши страдания — не те обычные, бессмысленные страдания, от которых никому никакой пользы. Каждый из нас недоедает, чтобы легче жилось Нации. И этим чувством гордости мы обязаны тебе, Максимилиан! Вчера вечером я стирала и думала: я простая женщина, я не знаю, чем буду жить завтра, и я так устала каждый день гоняться за хлебом насущным, а все-таки я тружусь на благо отечества, мои страдания не напрасны, каждое мое усилие ускоряет победу, я иду вместе с вами во главе человечества!

Рабочие (поют во дворе).

Строгай, пили, добывая победу,

Пике дай древко, ружью — приклад.

Трудись, хоть сегодня ты не обедал,

Чтобы Республики нашей солдат

Ни в чем отказу не ведал.

Госпожа Дюпле (улыбаясь). Они кончили заказ для Северной армии. В животе у них пусто, но они довольны.

Робеспьер. Народ прекрасен! Как отрадно составлять его часть! Разве можно простить тем, кто пытается замутить этот источник самоотречения и самопожертвования?

За сценой рычит Вестерман.

Госпожа Дюпле. Это генерал. Он сердится.

Робеспьер. Впусти его.

Госпожа Дюпле уходит. Робеспьер мельком оглядывает себя в зеркале. Лицо его мгновенно принимает иное выражение: становится суровым, бесстрастным, холодным.