г) Отношение к телу

Резче всего, очевиднее и нагляднее отличие истинного христианина от человека, предан­ного греху, выражается в том, как поступают они с телом своим. Возьмите житие какого угодно святого и найдете, что начало его об­ращения к Богу или первые действия бого-угождения означаются умучением, истомле-нием и истощанием плоти. Человек же, живу­щий во грехе, пространно питает и греет плоть свою и не может принять смелости отказать ей в чем-нибудь или ее чем-нибудь озлобить. Та­ков общий вид отношения к телу у того и дру­гого. В полной картине оно таково.

Тело есть ближайшее орудие души и един­ственный способ обнаружения ее во вне в на­стоящем мире. Это первоначальное его назна­чение. Посему самым устройством оно совер­шенно приспособлено к силам души. При всем том, однако ж, тело все же есть нечто внешнее для души, нечто такое, что она должна отделять от себя и, почитая своим, не сливать с собою.

Когда человек пал, душа расслабела, поте­ряла власть над собою, ниспала в плоть и сли­лась с нею, слилась до того, что как бы и со­знавать себя стала не иначе как в плоти и че­рез плоть. Когда произошло такое слияние сознания с плотью, неминуемым следствием сего было сознание своими и всех потребнос­тей тела, и всех инстинктуальных влечений, возникающих в животной жизни, а вместе — забвение потребностей духа, ибо плоть и плот­ское осязаемее. Лишь только потребности тела сочтены своими, надлежало их удовлетворять с заботою, не заботясь о духе. Частое удовлет­ворение рождало склонность плотскую и по­гашало соответственное по противоположно­сти совершенство духа. Так как инстинктуальных влечений у нас столько, сколько есть от­правлений в теле, а этих последних можно считать, главным образом, пять, именно: от­правление органов чувств, движения, слова, питания и половых — то по сим последним можно расположить и самые склонности, об­разующиеся в душе от неразумного удовлет­ворения их требований. Так —

Органы чувств дают инстинкт, или потреб­ность употребления их. Удовлетворение сей потребности рождает следующие склонности: жажду впечатлений, глазерство, услаждение чувств, рассеянность. Эти склонности, окреп­ши, уничтожают в духе внимание и самособ­ранность.

Из органов движения развивается потреб­ность движения, а из нее потом — наклонность к независимой деятельности, желание внеш­ней свободы, своеволие, разгульность. Ими отнимается свобода у духа.

У органов слова есть потребность, чтобы их приводили в движение, или раздражали. От­сюда болтливость, смехотворство, праздносло­вие, шутки. Они налагают молчание на внут­реннее слово духа — молитву.

Из инстинкта питания развиваются сласто­любие, нега, обжорство, леность, праздность. Это отнимает всякое движение духовной дея­тельности.

Вследствие недолжного удовлетворения половых отправлений происходят: желание нравиться, щегольство, волокитство и самые страсти бесчестия. Они отнимают свойствен­ные духу чистоту и бесстрастие.

Все это тотчас найдет и сознает в себе вся­кий беспристрастный наблюдатель за собою, тем больше — человек, обративший на себя взоры под действием Божией благодати. Он ясно видит и чувствует, что обложен, как уза­ми, плотскими страстями и склонностями, которые не дают свободы его духу действовать соответственно своей природе, а приникая ближе, находит, что они от плоти и именно — от неразумного удовлетворения ее потребно­стей. Решившись исправиться во всем и, сле­довательно, возвратить свойственную духу свободу, он и хотел бы ограничить сии потреб­ности благоразумной мерою их удовлетворе­ния, например, умеренной пищею, сном и проч.; но образовавшиеся склонности до того сроднились, или в такую чувствительную при­шли связь с органами своими, что легкое дви­жение сих органов приводит в силу склон­ность и злодействует духу; например, от легкого движения чувств — расхищение мыслей и потеря самособранности, от употребления пищи вдоволь — холодность духа и вялость и проч. Посему с первого раза он полагает для себя законом — связать органы тела, чтобы не возбуждались ими образовавшиеся через них склонности и дух имел свободу восстановлять свойственные себе совершенства. Так налага­ются узы на органы чувств — через уединение, чтобы утвердить и сохранить внимание и са­мособранность, в коей сила духа;

на движение — через регулярный труд и послушание, чтобы восстановить в духе сво­боду;

на органы слова — молчанием, чтобы вос­кресить внутреннее слово, или возношение ума к Богу, в молитве;

на органы питания — постом, неспанием, долулеганием, чтобы сохранить живость в духе;

на органы половые — целомудрием и без­брачием, чтобы водворить в себе бесстрастие.

Вот основание, почему святые Божий, все без исключения, проходили жестокое житие! Без сего нельзя очистить духа, нельзя восста­новить его и явить во всей свойственной ему силе. Это необходимый путь к его свободе. Только по мере истомления плоти он высво­бождается из нее. Посему, кто льстит себя надеждою достигать совершенства в духе без сурового обхождения с телом, тот походит на того, кто бы хотел носить воду решетом, или ловить ветер руками, или писать слова на воде. Это — напрасный и неразумный труд, в коем стяжаемое в одну минуту расточается в другую. У святых Божиих тело действитель­но становилось орудием для высших целей. Они через трение тела оттирали онемелый дух. Замечательно в сем отношении, что они тело, или животную жизнь, считали как бы лицом сторонним, почему, отходя ко сну, го­ворили: поди, осел... это значит, что тело у них отделялось от их личности и сорастворение сознания с ним прекращалось.

Как очевидна теперь необходимость тесно­го, скорбного и крестного пути ко спасению! Мы встречаем ее на всех степенях своей жиз­ни. Тело должно стеснить телесными подви­гами: иначе бесполезны все труды. Следую­щую за ним внутри деятельность воображе­ния, пожеланий и страстей — эту мятущуюся беспорядочную деятельность — должно пода­вить внутреннею напряженною бдительнос­тью. Стоящую выше сего деятельность душевных сил должно исправить душевными труда­ми: чтением и рассуждением, добрыми дела­ми и богослужением. Наконец, восстановить или воспитать дух надо богомыслием, молит­вою, приобщением таинств. Все это трудные, потовые занятия! Следовательно, неотъемле­мый характер жизни истинно христианской есть трудничество, подвижничество, потовое и напряженное делание.

Этим заключается обозрение начал христи­анской жизни и деятельности. Теперь очевид­но, что естественные начала нравственной жизни, обессиленные и ослабленные в паде­нии, восстановляются Божественною благода-тию в царстве Господа нашего Иисуса Хрис­та. В сем благодатном действии человек раз­деляется на себя, или в человеке отделяется свет от тьмы. С продолжением времени тьма слабеет, свет возрастает и возвышается, а по мере своего усиления прогоняет тьму, коей область может сократиться в едва заметный объем. Человек приходит в меру возраста ис­полнения Христова (Еф. 4: 13).

Сие убо глаголю и послушествую о Господе, ктому не ходити вам, якоже и прочий языцы ходят в суете ума их, — помрачени смыслом, суще отчуждени от жизни Божия, за невежество сущее в них, за окаменение сердец их. Иже в нечаяние вложшеся предаша себе студодеянию в делание всяким нечистоты в лихоимании. Вы же не тако познаете Христа: Аще слышасте Его и о Нем научистеся, яко есть истина о Иисусе: отложити вам, по первому житию, ветхаго человека, тлеющего в похотех прелес­тных: обновлятися же духом ума вашего, и облещися в новаго человека, созданнаго по Богу в правде и преподобии истины (Еф. 4: 17-24).