Возвеличивание личности

Признаки такого космического механического порядка распознать нетрудно. Прежде всего, как отмечалось выше, изменился масштаб деятельности. Привычка " мыслить крупными

категориями" появилась имеете с первой человеческой машиной, ибо сверхчеловеческий масштаб сооружений возвеличивал верховную власть. В то же время он сокращал видимый масштаб и важность всех необходимых человеческих компонентов, за исключением побуждающего к действию и организующею центрального элемента — самого царя.

Парадоксальным образом монополия власти принесла с собой монополию личности, ибо только царь был наделен всеми атрибутами личности, как инкорпорированными в общинной группе, так и теми, которые, по-видимому, как раз в эту эпоху и начали медленно зарождаться в человеческой душе, проклевывавшейся теперь сквозь социальную скорлупу, в которой проходило ее эмбриональное существование.

На этой, самой ранней, стадии личность и власть выступают нерасчлененными: обе были сосредоточены в царе. Ибо только суверен мог принимать решения, изменять древние местные обычаи, возводить сооружения и добиваться коллективных успехов, которые прежде были не то что недостижимы — немыслимы. Одним словом, суверен мог вести себя как ответственная личность. У него была возможность рационального выбора, он, был свободен от соблюдения племенного обычая, мог, когда того требовала ситуация, презреть конформизм, узаконить отклонения от установленного предками шаблона. Как и первичная монополия царя — монополия на бессмертие, некоторые из этих прерогатив должны были со временем — под давлением снизу — перейти ко всей общине. Но сейчас важно отметить возвеличивание: превзойдены были все старые меры величия, раздвинуты физические границы деревенского кругозора и маленькой группы. Отныне небо стало пределом, а город — целым миром, стоящим во всех отношениях ближе к небесам.

Как и на практике, так и, еще более, в фантазии это возвеличивание расширялось до сказочных временных и пространственных масштабов. Крамер отмечает, что в ранних династиях легендарным царям приписывался невероятно длительный период царствования: на восьмерых царей до потопа приходится около четверти миллиона лет; на первые две династии после потопа — двадцать пять тысяч лет. Египетские жрецы еще оперировали подобными периодами в эпоху Геродота и Платона. Даже в пла­не чистой фантазии это большие числа. Новая культурная характеристика достигла пика в абстрактных вычислениях майя. Томпсон сообщает нам: " На одной стеле в городе Квиригуа точные вычисления возвращают нас на 90 миллионов лет назад, на другой дошедшая до нас дата отстоит от нас приблизительно на 400 миллионов лет".

Но эта раздвинутая хронология была только светской стороной более общей экспансии власти, символизированной в

царских притязаниях на бессмертие. С момента его зарождения в Египте оно считалось исключительным атрибутом божественного царя, хотя в Шумере, где все придворные одновременно были принесены в жертву в царской гробнице в Уре (вероятно, чтобы сопровождать властелина в иной мир), слуги и министры царя могли также разделять надежду на бессмертие.

В шумерском мифе о потопе царь Зиусудра (эквивалент Ноя) награждается богами Аном и Энлилем не символической радугой, но вечной жизнью, — " как бог". Стремление к беспредельной жизни явилось частью общего раздвижения пределов, к которому привело первое великое сосредоточение власти с помощью средств, созданных мегамашиной. Человеческие слабости и прежде всего смерть были оспорены и отвергнуты.

Но если биологическая неизбежность смерти и распада смеется над инфантильными фантазиями абсолютной власти, которые обещала реализовать человеческая машина, жизнь издевается над ними еще злее. " Вечная жизнь", где нет ни зачатия, ни роста, ни созревания, ни распада — существование, столь же застывшее, бесплодное, лишенное любви, бесцельное и неизменное, как у царской мумии, — и есть не что иное, как смерть, только смерть в иной форме. Что это, как не возвращение к неподвижности и застылости стабильных химических элементов, еще не объединившихся в молекулы, достаточно сложные, чтобы породить новизну и творчество? С точки зрения человеческой жизни, да и любого органического существования, эти притязания на абсолютную власть были признанием психологической незрелости, полной неспособности понять естественные процессы рождения и роста, созревания и смерти.

Культ старых богов плодородия никогда не страшился смерти, он не строил из камня монументальную пародию на жизнь, но обещал возрождение и обновление в ритмическом природном порядке. Царская власть обещала лишь напыщенную вечность смерти. Если бы боги власти не победили, если бы царская власть не нашла способа расширить масштабы деятельности человеческой машины и тем самым возвысить царские притяза­ния на абсолютное повиновение, весь дальнейший путь цивилизации мог бы быть иным. [ … ]

[ 97 ]