Монополия власти

Чтобы понять структуру и функционирование человеческой машины, недостаточно рассмотреть лишь вопрос о том, где она материализовалась. Даже наша нынешняя технология с ее обширной сетью реальных машин нe может быть понята только в этих рамках.

Чтобы заставить машину работать, необходимы были два средства: надежная организация знаний, естественных и сверхъестественных, и развитая система отдачи, исполнения и проверки исполнения приказов. Первое воплощалось в жречестве, без активной помощи которого институт царизма не мог бы существовать; второе — в бюрократии. Обе организации были иерархическими, на вершине иерархии стояли первосвященник и царь. Без их объединенных усилий институт власти не мог бы эффективно функционировать. Это условие остается истинным и сегодня, хотя наличие автоматизированных фабрик и компьютеризированных цехов маскирует и человеческие компоненты, и религиозную идеологию, жизненно важную даже для современной автоматизации.

То, что теперь назвали бы наукой, с самого начала было интегральной частью новой машинной системы. Упорядоченное знание, основанное на космической регулярности, расцвело вслед за культом Солнца: наблюдение звезд и создание календаря совпали с установлением царской власти и укрепили ее, хотя немало сил жрецов и прорицателей посвящалось и толкованию уникальных событий — появлению комет, солнечным и лунным затмениям или таким изменчивым природным явлениям, как полет птиц или состояние внутренностей жертвенных животных.

Ни один царь не мог бы действовать эффективно и уверенно, не имея поддержки организованного " высшего знания", — не

более, чем Пентагон мог бы действовать сегодня без поддержки своих экспертов: ученых и инженеров, специалистов по теории игр и компьютерам — новой иерархии, теоретически более надежной, чем гадатели по внутренностям, но практически, судя по ее грубым просчетам, — не слишком.

Чтобы быть эффективным, такое знание должно было оставаться тайной жреческой монополии. Если бы все имели равный доступ к источникам знаний и системе их интерпретации, никто не стал бы верить в их непогрешимость, поскольку ошибки невозможно было бы скрыть. Поэтому шокирующий протест Ипувера против повстанцев, свергнувшихДревнее Царство, основан на том, что " тайны храма лежали открыто", то есть повстанцы обнародовали " закрытую информацию". До изобретения книгопечатания письменное слово оставалось преимущественно классовой монополией. Сегодня язык высшей математики и компьютеризация восстановили и секретность, и монополию знаний с последующим воскрешением тоталитарного контроля над ними.

Не в последнюю очередь родовая связь царской власти с культом Солнца выражалась в том, что царь, как Солнце, применял силу на расстоянии. Впервые в истории власть оказалась эффективной за пределами досягаемости руки или голоса. Никакое оружие не могло бы само по себе дать такую власть. Необходим был некий трансмиссионный механизм: армия писцов, глашатаев, управителей, надзирателей, руководителей, крупных и мелких чиновников, само существование которых зависело от точного исполнения приказов царя или его могущественных министров и генералов. Иными словами, хорошо организованная бюрократия есть интегральная часть мегамашины: группа людей, способных передавать и выполнять приказы с ритуалистической пунктуальностью жреца и бездумным повиновением солдата.

Воображать, что бюрократия — сравнительно недавний институт, значит игнорировать анналы древней истории. Первые документы, свидетельствующие о существовании бюрократии, относятся к векам пирамид. В надписи на абидосском *кенотафе некий чиновник Пепи I, фараона VI династии, около 2375 г. до н.э. сообщает: " Его величество послал меня во главе армии, в то время как начальники округов, хранители печатей царя Нижнего Египта, чиновники Дворца, номархи [губернаторы] и старейшины, компаньоны и главные переводчики Верхнего и Нижнего Египта, главные прорицатели Верхнего и Нижнего Египта, Главные Бюрократы стояли [каждый] во главе отряда войск Верхнего и Нижнего Египта или деревень и городов, которыми они правили".

* Кенотаф — могила, не содержащая погребений. — Прим. ред.

Этот текст не только подтверждает наличие бюрократии, но и указывает, что разделение труда и специализация функций, необходимые для эффективных механических операции, уже имели место.

Развитие бюрократии началось по меньшей мере тремя династиями раньше и не случайно именно со строительства громадной каменной пирамиды Джосера в Саккаре. В книге " Непобедимый город" Джон Уилсон замечает: " Мы приписываем Джосеру не только начало монументальной каменной архитектуры в Египте, но и создание нового чудища — бюрократии". Это не было простым совпадением. У.Ф.Олбрайт указывает, что " большое количество титулов, обнаруженное на печатях I династии... несомненно, предполагает существование сложной системы чиновничества какого-то определенного рода".

Коль скоро была учреждена иерархическая структура человеческой машины, исчезли и теоретические пределы численности рабочих, которых она могла контролировать, или влaсти, которую она могла употреблять. Уничтожение человеческих измерений и органических пределов составляет, в сущности, главный предмет гордости авторитарной машины. Своей производительностью она отчасти обязана безмерному физическому принуждению, применявшемуся, чтобы преодолеть человеческую лень или физическую усталость. Необходимым шагом при запуске человеческой машины явилась строгая специализация: только интенсивным сосредоточением мастерства на каждом этапе процесса можно было достичь сверхчеловеческой точности и совершенства результатов. Крупномасштабное разделение и специализация труда в современном индустриальном обществе берут начало именно в этой точке.

Римская максима, гласящая, что закон не занимается повседневными пустяками, применима и к мегамашине. Силы, приводимые в движение царем, требовали коллективных предприятий соизмеримого порядка: грандиозных земляных работ с целью поворота рек, прокладывания каналов, возведения стен. Как и в современной технологии, эта машина все прочнее устанавливала свой диктат цели и исключала более скромные человеческие нужды. Изначально человеческие машины были большими и безличными (если не умышленно дегуманизированными); они должны были действовать в больших масштабах или не могли работать вовсе, ибо никакая бюрократия, самая что ни есть эффективная, не могла даже мечтать о непосредственном управлении тысячами мелких мастерских и ферм, где каждую отличали собственные традиции, ремесленная квалификация, своя своенравная личная гордость и чувство ответственности. Поэтому жесткий контроль, проявляющийся в коллективной машине, был до нашего времени ограничен рамками грандиозных массовых предприятий и крупномасш-

табных операций. Этот врожденный эффект ограничивал распространение мегатехники до тех пор, пока не были изобретены механические заменители живых операторов.

Важность бюрократической связи между источником власти — божественным царем — и человеческими машинами, строящими и разрушающими, едва ли можно преувеличить, тем более, что именно бюрократия ежегодно собирала налоги и дань, поддерживавшие новую социальную пирамиду и принудительно вербовала рабочую силу, составлявшую новый механизм. Бюрократия, в сущности, была третьим видом " невидимой машины" — можно назвать ее коммуникационной машиной, — сосуществующей с военной и трудовой машинами и входящей как интегральная часть в конечную тоталитарную структуру.

Одно из важных свойств классической бюрократии в том, что она ничего не порождает: ее функция — передавать без изменений и искажений приказы, поступающие сверху, из главного штаба. Никаким данным местного порядка или простым человеческим соображениям не позволено вмешиваться в этот негибкий передаточный процесс. Только коррупция или прямое восстание могут модифицировать эту жесткую организацию. Подобный административный метод требует, в идеале, усердного подавления всех автономных функции личности, готовности выполнять повседневные задачи с ритуальной точностью. Не впервые, как мы видели, ритуальный порядок входит в трудовые процессы. И кажется в высшей степени сомнительным, чтобы подчинение серой монотонности могло быть достигнуто именно в этот период, если бы ему не предшествовала тысячелетняя дисциплина религиозного ритуала.

На деле бюрократическая регламентация была частью более широкой регламентации жизни, введенной этой сосредоточенной на власти культурой. Ничто так не проясняют тексты пирамид с их утомительным повторением формул, как колоссальную способность переносить монотонность: способность, предвещающую пик всеобщей скуки, достигнутый в наши дни. Эта вербальная принудительность — психическая сторона систематического общего принуждения, вызвавшего к жизни трудовую машину. Только люди, в достаточной степени покорные, чтобы выносить регламентацию, или достаточно инфантильные, чтобы получать от нее удовольствие, на каждом этапе — от приказа до исполнения — могли стать эффективными компонентами человеческой машины.