Редакционное решение

— Алло, Гита Сааринен.

— Здорово, это Юсси. Патрик сказал, что ты уехала на Фагерё.

— Да, стою на парковке, сейчас сяду в машину…

— Хорошо, что застал тебя на связи. Мы не берем твой материал, Гита.

— Погоди… Ты о чем?

— Я говорю, заметку твою про Фагерё выбросим.

— Как это… Они же сегодня еще нескольких хоронят…

— На днях ты уже писала про похороны. Хватит. Достаточно сообщения в вечерних новостях.

— Но мы ведь решили на утренней планерке…

— Жаль, что меня не было на утренней планерке, а то бы я уже тогда отказал. У меня была телефонная конференция, она затянулась.

— Господи, Юсси! Это же громкая история! Все время новые трупы!

— Гита, ты, кажется, не ловишь суть. Мы каждый день талдычим одно и то же. Новые трупы, ни один не опознан, полиция не комментирует, бла-бла-бла. Мы не даем ничего нового, черт его дери! Слушателям нынче все быстро надоедает, они думают — я это уже слышал, и переключаются на коммерческие каналы. Все не как раньше. Теперь у нас эта проклятая конкуренция, надо учитывать!

— Тогда давай найдем новый аспект! Я хочу копнуть поглубже. Нельзя это просто так оставить.

— Успокойся, Гита. Я не говорил, что дело надо оставить. Но ты не хуже меня знаешь, что у областного радио нет средств на журналистские расследования. А еще я думаю, что ты слишком увлеклась этой историей, в плане эмоций. Теперь ее будет освещать кто-нибудь другой.

— Послушай, Юсси… Тебе что, кто-то велел молчать?

— Разговор окончен, Гита. Будет, как я сказал. Пока!

Гита стоит на парковке с мобильником в руке, на дисплее светится значок окончания разговора. Она медленно складывает телефон, прислоняется к дверце автомобиля, поднимает взгляд в небо. Небо голубое, без единого облачка.

«ЭЛЕАНОР РИГБИ»

На этот раз девочка, которая у Юдит, не ждала ее возвращения на причале, и это было странно: обычно девочка бросалась к ней, словно щенок, как только лодка причаливала; волосы, собранные в хвост, так и хлестали по спине.

Юдит подменяла в хлеву Сив и Вальдемара из Вестергорда, которые уехали на несколько дней; утром и вечером она отправлялась на Фагерё, чтобы подоить коров, и эта работа ей нравилась. Накануне вечером, причалив в Тунхамне, она увидела нечто необычное: у гавани стоял трактор Коробейника с прицепом, откуда сам Коробейник и его сыновья выгружали деревянные ящики — простые, из необструганных досок, длиной в метр. Юдит, стоящей на пристани, показалось, что она даже чует запах сосновой смолы и свежей древесины. Коробейник и сыновья носили ящики на дальнюю часть площадки при гавани, отгороженную белой строительной пленкой.

Юдит пришвартовала лодку, вывела мопед с прицепом из сарайчика Готфрида и отправилась прочь. Странному занятию Коробейника в свое время будет дано объяснение, а пока в нашем рассказе речь вдет о Юдит и о том, как на следующее утро она вернулась на Аспшер, подоив коров в Вестергорде и выпустив их на пастбище, а девочка не встретила ее на причале. И дома девочки тоже не было — ни в ее комнате, ни в туалете, нигде; Юдит искала ее в лодочном сарае, в пустом хлеву и в бане, но и там девочки не оказалось.

— Анна! Анна! — кричала Юдит. Анной звали девочку.

Юдит вслушивалась, ожидая ответа, но слышала только крики чаек, гул моря и тяжелые удары прибоя о скалы.

Смертная тоска вонзила красный клюв в грудь Юдит.

Она дико озиралась по сторонам, словно охваченная паникой. Затем заставила себя сделать глубокий вдох и спокойно, серьезно подумать, перебрав все возможности. А их было немного: лодка с подвесным мотором была в гавани, да девочка и не отправилась бы в море одна. Она ловкая, как коза, и все скалы и расщелины Аспшера знает как свои пять пальцев. У берега она осторожна. Значит, просто прячется, решила подшутить — так говорила себе Юдит.

Она взобралась на холм за домом, на самую высокую точку Аспшера; сердце колотилось, страх пронзал грудь раз за разом. Откуда взялась эта острая смертная тоска?

Аспшер — небольшой остров. Юдит нашла девочку довольно быстро.

Она была на мысу в южной части острова, куда обычно не ходила — южная оконечность была сплошь обрывами и осколками скал. Здесь было царство гагарок: словно ворчливые пожилые господа в черных фраках и накрахмаленных рубашках, они стояли на выступах скал и камнях, спокойные, исполненные достоинства. На девочку они не обращали ни малейшего внимания, будто понимая, что она не опасна.

Девочка сидела на плоском камне почти у самой воды и держала в руках что-то обмотанное шалью — русской шалью с печатным рисунком из роз и длинной бахромой. Эта шаль была у девочки, когда Юдит взяла ее к себе. Шаль принадлежала матери девочки.

Гагарки забеспокоились, заметив Юдит: их хрюкающие, словно обиженные голоса стали громче. Девочка даже не взглянула на Юдит, она сидела, склонив голову над свертком, который прижала к груди, и чуть покачиваясь. Она чуть слышно напевала.

«Наверное, нашла на берегу куклу, — подумала Юдит. — Прибитую к берегу куклу с белой фарфоровой головой. Играет, хоть и великовата для игр. Впрочем, она ведь как дитя. Нельзя на нее сердиться».

Так думала Юдит. Но, не успев домыслить, она увидела, что ошибается.

К груди девочка прижимала вовсе не куклу.

Наверное, Юдит закричала.

Гагарки взметнулись в воздух, будто черные ракеты, и понеслись прочь над морем, со свистом рассекая воздух крыльями. Девочка подняла голову и почти сердито произнесла:

— Ты спугнула птиц.

Юдит перевела дыхание, в горле саднило. Она оперлась о скалу. Ей с трудом удалось стать обычной Юдит.

— Ты где нашла — это? — наконец спросила она, почувствовав, что голос уже не сорвется.

— Она лежала в воде. Вы уехали, а я слышу — чайки кричат, дай, думаю, пойду посмотрю.

Юдит присела на корточки рядом с девочкой, облизнула губы. Девочка мягко покачивала тельце, завернутое в шаль, и ее глаза, необычайно большие, непривычно сверкали. В складках шали виднелась маленькая ручка — маленькие пальчики, крошечные ноготки.

— Анна, ты понимаешь… ты понимаешь, что это такое?

— Чего ж тут не понять? — огрызнулась девочка, поразив Юдит тоном, прежде неслыханным. — Ребенок мертвый.

— Тс-с-с! Не говори так. Слова какие ужасные.

— Как думаете, сколько ей? И года, поди, не было.

— Анна, послушай!

— Кто ж с ней это сотворил? Зачем же крошечке такой помирать, зачем ее в море бросили? Вся жизнь была впереди! Скажите, Юдит, зачем?

— Слушай меня, а то по щекам нашлепаю! — завопила Юдит.

Девочка умолкла. Она смотрела на Юдит большими, сверкающими, какими-то новыми глазами, не отводя взгляда. И Юдит стало ясно — девочке больше не страшно.

Уже занесенная над девочкой рука медленно опустилась, как флаг, который приспускают к ночи. Юдит сидела перед девочкой на корточках, а та говорила:

— Я ж только хотела посидеть тут, подержать ее. Она ж одна-одинешенька, маленькая такая. Как ее звать, никто не знает, а мама далеко. Может, и мама умерла. Ничем-то мы помочь ей не можем, только побаюкать напоследок. Кто-то ведь должен позаботиться. Разве нет, а?

— Да, но ведь нельзя же… вдруг это опасно, бактерии… — Юдит умолкла и уставилась на камни, между которыми лежали белые осколки ракушек и черно-синяя нитка высохших водорослей. Юдит сглотнула, пытаясь прогнать свой стыд.

Девочка медленно покачала головой:

— Чего вы боитесь, Юдит? Вы все так смерти боитесь, что вслух ее не называете даже, не смеете… Я ж знаю, что вы там с островка труп убирали, когда в море ходили… не надо было.

Юдит упрямо смотрела на камни, осколки ракушек, сухую нитку водорослей.

— А теперь помогите мне, — сказала девочка.

Девочка собрала цветы: лютики, морской лук, дикую герань, поповник с клумбы у дома; из цветов она сплела венок, который осторожно надела на белую обнаженную головку младенца. Девочка, которая была у Юдит, пела мертвому ребенку тонким светлым голоском:

Ah, look at all the lonely people

Ah, look at all the lonely people

Eleanor Rigby, died in the church

And was buried along with her name

Nobody came

Father MacKenzie, wiping the dirt

From his hands as he walks from the grave

No one was saved

All the lonely people

Where do they all come from?

All the lonely people

Where do they all belong? ^[7]

Так пела девочка. Мелодия была верна. Английские слова она произносила как следует. Юдит слушала в изумлении. Она, конечно, узнала песню «Битлз» «Элеанор Ригби», хотя вообще музыкой не особо интересовалась. Где Анна выучилась петь «Элеанор Ригби», Юдит не понимала и не надеялась понять.

Девочка отнесла мертвого младенца в лодку, Юдит сняла ее с прикола и завела мотор, они отправились в Тунхамн. Девочка сидела на кормовой банке, прижав к груди ребенка и бережно, нежно укутывая маленькую головку шалью, словно стараясь защитить от ветра.

— Может быть, найдем твою маму, — успокаивающе шептала девочка.

В Тунхамне девочка понесла младенца на участок, огороженный строительной пленкой. У входа ее встретила диакониса Хильдегорд Лёкстрём, возглавлявшая группу добровольцев из прихожан и членов Красного Креста, которые взяли на себя заботу о телах после окончания полицейского досмотра. Диакониса была одета в защитный пластиковый комбинезон, резиновые перчатки и маску. Она протянула руки, чтобы принять ребенка.

— Нет, — возразила девочка.

Не выпуская младенца из рук, девочка, которая жила у Юдит, ступила за ограждение из белой пленки.