Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 26. И снова наступила ночь. И я, наконец, осталась одна






 

И снова наступила ночь. И я, наконец, осталась одна. Целый день шли люди. Знакомые, и не знакомые мне. Несли цветы и венки, я и Римма принимали соболезнования, нам даже некогда было плакать. А без слез все переносится гораздо хуже, и к концу дня мы ощущали себя измочаленными, словно нас пропустили через жернова. И тут, как никогда, кстати, оказался доктор Ромашов. Он отпаивал нас лекарствами и варил крепкий кофе, отправил детей в город, кормил Редбоя, и выходил с ним погулять, потому что мы запирали его в одной из комнат Римминой половины дома.

За Таней взялась присматривать Зина, которая прилетела из Абхазии. А Леша и Миша (он прямо на глазах вытянулся и повзрослел) вместе носились по городу, заказывали гроб, договаривались с батюшкой об отпевании, решали вопрос с могилой. Заботы и оплату похорон взял на себя комбинат, поэтому все решалось без проблем. Сначала мне позвонил Генеральный директор, затем Председатель совета директоров. Они говорили хорошие слова о Сергее, о том, что он достойный человек, что комбинат лишился отличного специалиста, который не спасовал в трудную минуту, и сделал все, чтобы избежать неприятных последствий…

Все это были общие слова, приятные, конечно, но они ровно ничего мне не говорили, и ничего теперь не значили. И, честно говоря, сейчас мне было не до выяснений, да, думаю, мне бы и не сказали, что это за «неприятные последствия», которые комбинату удалось избежать ценой Сережиной жизни. Правда, выяснилось, что я не в таком уж бедственном положении, как мне казалось раньше. Сереже принадлежало приличное количество акций комбината, что обещало нам стабильный доход. К тому же, руководство клятвенно меня заверило, что оплатит высшее образование детей, и ежемесячно, учитывая заслуги моего мужа, станет выплачивать пособие, которое позволит мне не работать и заниматься воспитанием детей, и это, не считая единовременной выплаты очень приличной суммы…

Я слушала Сережиных начальников и думала, что предпочла бы просить подаяние у храма, но только бы Сережа был жив… И сейчас, оставшись одна, я не находила себе места, вспоминая наш последний разговор, те обидные слова, которые я ему кричала в лицо, ту пощечину, которую ему залепила… На столе передо мной стоял портрет Сережи с черной траурной ленточкой по уголку, горела свеча… Я смотрела на него, а он на меня своими умными, абсолютно живыми глазами и мне, казалось, я слышу его голос: «Держись, Нюша! Пробьемся!»

Я уже твердо для себя решила, что вернусь в газету. Главный редактор сам позвонил мне и сказал, что рад будет взять меня в любое время, когда я того пожелаю. Бывшие коллеги приехали с венком, предлагали помощь, и я подумала, что ошибалась, когда считала, что все меня забыли, и я никому не нужна… Но были и другие, которых я когда‑ то уважала. Эти тоже звонили, и не раз, но просили об эксклюзивном интервью. В таких случаях, я просто бросала трубку…

Я уже не плакала, словно кто‑ то перекрыл во мне кран, и только отгоняла от себя видения: испуганные глаза Тани, которая, кажется, так ничего и не поняла. И я страшилась, как она перенесет, когда увидит своего отца в гробу. Миша… Его бледное лицо… Он убежал в лес и там рыдал до исступления, пока его не нашел доктор, не привел домой и не сделал успокаивающий укол. Римма… Она держалась лучше всех. И я весь день не отходила от нее, так мне было легче переносить соболезнования, отвечать на звонки, делать какие‑ то распоряжения.

Тамара забрала Дениса к себе домой. Дочь у нее оказалась славной и доброй девочкой. И я была благодарна, что они на время взяли на себя всю заботу о малыше.

Галина Филипповна тоже навестила меня, расцеловала в обе щеки, похлюпала носом, и не преминула торжественно сообщить, что весь поселок скорбит о Сергее Николаевиче… При этом она рыскала глазами по сторонам, вероятно, пронюхала про Дениса, но спросить не решилась, а я не стала ей ничего рассказывать, полагая, что еще будет время узнать, что по этому случаю судачат в поселке.

Только теперь мне было совершенно по барабану, как к этому отнесутся мои соседи. Сплетни и слухи не так страшны по сравнению с гибелью родного тебе человека.

Завтра привезут из морга Сережу. Одну ночь он проведет дома, а затем гроб с его телом установят в представительстве, чтобы все, кто его знал, смогли с ним попрощаться… И хотя его убили на моих глазах, я до сих пор не верила, что его нет в живых и страшно боялась увидеть его мертвым в гробу…

Суворов так и не появился в моем доме, но я не беспокоилась о бумагах. При разговоре с Генеральным директором я сообщила, конечно, что они в целости и сохранности, и находятся в надежных руках. Но он велел мне не беспокоиться, оказывается, сам факт их наличия говорил о том, что Сергей исполнил свой долг и спас комбинат от серьезных неприятностей.

Что ни говори, но я то и дело возвращаюсь к этим «серьезным неприятностям», которые перевернули мою жизнь, разделили ее на две половины, с Сережей и без него.

Я, не переставая, винила себя в том, что, сама того не подозревая, инициировала большинство из этих «серьезных неприятностей». И хотя Римма убеждала меня, что это не так, все к этому шло давно, я не могла отделаться от чувства вины, что моя самодеятельность привела к гибели Сережи…

Часы в гостиной пробили полночь, и я направилась в Танину спальню, в своей я бы, наверно, не сумела заснуть. И хотя мне частенько приходилось засыпать без Сережи, сейчас я не могла без содрогания видеть нашу постель и заходить в нашу комнату. С нее ведь все и началось…

Я оставила включенным ночник, и легла. И сразу провалилась в густую, душную темноту. Не помню, что мне снилось, но это как‑ то было связано с Сережей. Кажется, мы куда‑ то ехали с ним, мчались на джипе по узкой горной дороге, и я все боялась, что мы не впишемся в поворот и свалимся в обрыв. Я упрекала Сережу в лихачестве, а он смеялся, и все пытался меня обнять… А потом мы взобрались на перевал и увидели горы… Зубчатые пики закрывали горизонт, с их склонов сбегали вниз серебристые ленты рек и терялись в густых травах альпийских лугов… Джип на огромной скорости мчался вниз, и вдруг — хлопок! Крупная птица ударилась о лобовое стекло, и по нему потекли алые потоки крови… Я закричала… и проснулась!

Ночник светил слабым зеленоватым цветом. Сердце бешено колотилось, мне не хватало воздуха. Я потянулась за сигаретами, и вспомнила, что оставила их на кухне… Я подошла к окну и распахнула его. Постояла некоторое время, облокотившись на подоконник, и вдыхая свежий ночной воздух. Одуряюще пахли цветы, и я подумала, что к утру зарядит дождик. Я посмотрела на небо. Его затянуло редкой кисеей облаков, и только крупные звезды сумели пробиться сквозь эту редкую пока пелену облаков. Я вздохнула и направилась в кухню.

Но я до нее не дошла. Какой‑ то посторонний звук заставил меня остановиться и прислушаться. Некоторое время я стояла, не дыша и вытянув шею, точно Редбой в охотничьей стойке. Сначала мне показалось, что хлопнула оконная створка. Вполне, возможно, открылась от сквозняка. Но тут я услышала шаги. Кто‑ то ходил над моей головой. Там, в Сережином кабинете…

Все во мне обмерло! Кто бы это мог быть? Я стопроцентно знала, что в доме никого нет, даже Редбой сегодня ночевал у Риммы. И все‑ таки в Сережином кабинете находился какой‑ то человек… Но как он проник в дом? Ведь перед сном я особенно тщательно проверила все запоры. В эту минуту я, как никогда, пожалела, что рядом со мной нет Редбоя. И все‑ таки я попыталась себя успокоить. В любой момент я могу позвать на помощь, если это посторонний. Но что постороннему делать в моем доме? Вряд ли это грабитель. Если искать, что‑ то стоящее, то в спальне или в гостиной.

Я на цыпочках прокралась в прихожую. Надо позвонить Римме… И тут я вспомнила, что в кабинете у Сережи стоит параллельный телефон, если я стану набирать номер, это услышит человек, который прохаживается там, как у себя дома. Ф‑ у‑ у! История! Как в американском триллере… Я перекрестилась. Конечно, я не верила в приведения и в прочую мистическую чепуху, но все‑ таки мне стало жутко. Я ощущала себя абсолютно беспомощной… Оставалось одно, выбраться осторожно из дома, и бежать к Римме… Я попыталась вспомнить, куда я подевала ключи от входной двери. Кажется, я оставила их на кухне…

Я посмотрела на лестницу, которая ввела на второй этаж, и вдруг совершенно отчетливо увидела слабый отблеск света на лестничной площадке и длинную тень. И пятно, и тень медленно передвигались по коридору, И я опять различила шаги… Человек шел к лестнице, он хотел спуститься вниз! Не чуя под собой ног, я рванулась на кухню, и, к счастью, сразу заметила ключи. Они лежали на небольшой полочке. Схватив их, я с лету преодолела прихожую и выскочила на веранду. Там чуть не разбила себе лоб о стремянку, зашибла палец на ноге, но почти не почувствовала боли.

Руки мои тряслись, ключ никак не хотел попадать в замочную скважину, Наконец, мне удалось распахнуть дверь, и в этот момент кто‑ то схватил меня за волосы и втянул обратно в дом. Жесткая, сильная ладонь зажала мне рот. Я изворачивалась, пыталась лягнуть своего захватчика. Но он был сильнее, намного сильнее и, чем больше я сопротивлялась, тем больше он сдавливал мое лицо. Я почти задыхалась, а он, подхватив меня под грудь свободной рукой, втащил в спальню и толкнул на кровать. Я упала навзничь, попыталась встать, но человек снова толкнул меня, и тут я поняла, почему запах его одеколона показался мне знакомым.

Передо мной стоял Клим Ворошилов и радостно улыбался. Но мне только поначалу показалось, что это была радость. Гримаса, которая исказила его лицо, мало походила на улыбку. Скорее это был оскал. Оскал хищного зверя, наконец‑ то подловившего свою жертву. Я испуганно подобрала ноги, села на постели и натянула ночную рубашку на колени.

— Я вижу, ты мне обрадовалась! — Клим навис надо мной. — Всегда мечтал оказаться в твоей спальне.

— Не подходи! — вскрикнула я. — Не смей!

— А что будет? Ты мне как‑ то помешаешь? — он покачал головой. — Ошибаешься, если я не позволил тебе орать в беседке, здесь это и вовсе не составит труда.

— Как ты пробрался в дом? — спросила я и отодвинулась к спинке кровати.

— Великое дело! — усмехнулся он. — Без всякого труда!

— Что тебе нужно? Ты и так уже сделал все, что хотел!

— Ошибаешься, дорогая! Я хочу этого постоянно. И чем чаще, тем лучше…

— Клим, — взмолилась я. — Побойся Бога! У меня погиб муж, а ты лезешь со своими грязными предложениями.

— Но ты ведь живая! И понимаешь, что живое — живым, а мертвое — мертвым.

— Не кощунствуй, — сказала я тихо, — и убирайся, пока не поздно. Не заставляй меня считать тебя законченным подонком.

— А если я и есть подонок? Если мне плевать и на твоего мужа, и на тебя? Ты ведь меня в грош не ценишь? Презираешь! Считаешь грязной, похотливой свиньей! А ты когда‑ нибудь задумывалась, что у меня и душа есть, и сердце, и мозги какие‑ никакие…

— Если у тебя есть мозги, насчет остального я сильно сомневаюсь, ты немедленно уйдешь из моего дома, — процедила я сквозь зубы. — Иначе, я тебе обещаю крупные неприятности. За меня есть кому заступиться…

— Этот паршивый дворник? Ты его имеешь в виду? — Клим расхохотался. — Конечно, он с радостью прибежит. Молодая богатая вдовушка. Да он тебе ноги будет мыть, и воду пить, если ты его обласкаешь! Такая удача свалилась на парня!

— Ты для того забрался в дом, чтобы наговорить мне гадостей? — справилась я. — Не нашел другого места и времени?

— Гадости — это последнее, что я хотел тебе сказать! — Клим оперся руками о постель и потянулся ко мне.

И тогда я ударила его ногой в грудь. Но попала в живот. Он вскрикнул и согнулся в три погибели, хватая ртом воздух. Лицо его перекосилось, то ли от боли, то ли от ярости, и я поняла, что попала в солнечное сплетение. Но мне было не до его страданий. Я вскочила на ноги и прыгнула с кровати. Клим попытался меня схватить, но я увернулась, и, что было сил, заехала ему локтем в лицо. Он охнул и отшатнулся в сторону. Я, стремглав, миновала прихожую, и выскочила на веранду. Как славно, что я успела открыть дверь. И тут Клим настиг меня. Он снова уцепил меня за волосы. Но я рванулась, оставив порядочный клок в его руках, и, схватив стремянку, швырнула ее на Клима, исполнив свою тайную мечту.

Он выругался, с грохотом оттолкнул ее, но я уже была на крыльце. И все‑ таки его шаг был в два раза больше моего, поэтому он настиг меня быстрее, чем я того ожидала, и попытался удержать меня за ночную рубашку. Ткань треснула, рубаха поползла с плеч. Я зажала ее на груди, закричала, и тут заметила тесак. Он по‑ прежнему торчал в стойке крыльца. Я рванула его, и только почувствовав его тяжесть в руке, минуя ступеньки, спрыгнула с крыльца.

Развернувшись лицом к Климу, я закричала:

— Только подойди! Отрублю башку!

Он остановился на верхней ступеньке, усмехнулся, и эта улыбка не предвещала мне ничего хорошего.

— Опусти нож! — прихрамывая, он стал спускаться вниз.

А я с ужасом смотрела на его правую ногу. Он изрядно ее приволакивал. И я все поняла.

— Клим! — прошептала я. И бессильно опустила тесак. — Это был ты. Это ты убил Сережу! Ты пришел за документами…

— Ай, умничка! — осклабился он и поманил меня пальцем. — Иди к дяде, девочка! Вернешь бумажки, и дядя тебя отпустит!

— Сволочь! Какая же ты сволочь, Ворошилов! — сказала я устало, и подняла тесак. — Не подходи! Меня простят, если я тебя прикончу.

— Не успеешь! — ласково сказал Клим, и я вдруг увидела в его руке пистолет. С глушителем… И мне все стало безразлично…

Не сводя с меня взгляда, Клим медленно спускался по ступенькам. Руки мои затекли, но я продолжала держать тесак над головой. Каждый шаг давался моему врагу с трудом, но он достиг уже последней ступеньки и потянулся ко мне рукой. Он был так близко, метрах в двух, не более. Я видела, как шевелятся его губы:

— Тихо, девочка, тихо!

Я отступила, но он навел на меня пистолет. Я понимала: только один хлопок, и меня не станет. Но меня не станет и в том случае, если я отброшу тесак…

— Документы? Тебе нужны документы? — спросила я и снова сделала шаг назад.

— Да, всего одна тонкая папочка! Всего одна! — сказал он вкрадчиво. — Скажи, где ты ее прячешь, и я навсегда уеду из города. — Он щелкнул предохранителем. — Ну же!

И тут я метнула тесак в него. Точно так же, как в детстве, когда представляла себя индейской скво, метавшей томагавк в жалких бледнолицых собак. Я услышала хруст, это нож вошел Климу в грудь, и он, вскрикнув, повалился на ступени. Но я уже не видела, что сотворило мое орудие возмездия. Я бросилась к Римминому крыльцу, и тотчас попала в чьи‑ то руки. От ворот и от дома тоже бежали какие‑ то люди…

Я закричала дурным голосом, и вдруг поняла, что передо мной Суворов. Он прижал меня к себе. А я плакала и причитала:

— Я убила его! Убила!

— Не сдохнет! — сказал кто‑ то рядом. — Но бегать на свободе еще долго не будет! И я узнала голос Хрусталева.

Я отстранилась и посмотрела на Сашу.

— И все‑ таки ты с ними?

— Нет, он с вами, — подал голос Хрусталев, — но оочень инициативный товарищ!

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.