Глава 8. До начала регистрации в аэропорту оставалось два часа, когда я въехала в город

До начала регистрации в аэропорту оставалось два часа, когда я въехала в город. Но прошло еще некоторое время, пока я добралась до офиса представительства. Я уже не думала, что застану там мужа, но к счастью «Вольво» стоял у подъезда, правда, в нем никого не было. Я поставила машину в тени кустов давно отцветшей сирени, и вышла из «Ниссана», чтобы немного размять мышцы. Но мне это не удалось, потому что в дверях показался водитель с каким‑ то темным предметом в руках, а следом Сережа с огромным букетом в руках. Я словно оглохла и окаменела в этот момент, но не ослепла. Цветы не походили на те, из которых составляют композиции на официальных мероприятиях. Это были крупные и дорогие розы. Их было больше десятка, и они обошлись моему мужу в кругленькую сумму. Но может, я ошибаюсь, и этот букет тоже приготовлен для юбиляра?

Разум снова вернулся ко мне. Я пригляделась. Водитель подошел к багажнику. И тут я поняла, что у него в руках. Складная детская коляска!

«Успокойся, — сказала я себе. — Только без паники. С тысячами женщин это происходит, и никто не умирает на месте от инфаркта. У тебя дочь, ты должна выжить, даже если этот мерзавец спит со всеми женщинами подряд…».

Водитель положил коляску в багажник, затем взял из рук Сережи букет и определил его на заднее сидение. Я думала, он сядет за руль, но ошиблась. Сережа, что‑ то сказал ему, сел в машину и через пару секунд отъехал от офиса. Я бросилась к своей машине и краем глаза заметила, что водитель вернулся в офис.

«Вольво», как я и подозревала, поехал в другую от аэропорта сторону. Но через два квартала Сережа оставил его на платной стоянке и пересел в такси. Мне все время приходилось соблюдать дистанцию, и следить за тем, чтобы между нами было несколько машин, чтобы Сергей не смог заметить, что его преследуют. К тому же, он еще дважды, как заправский Джемс Бонд менял машину. На центральных улицах мне удавалось следовать за ним без труда, но вскоре очередное такси выехало на окраину, и здесь мне пришлось изрядно попотеть, чтобы не выдать себя.

Наконец его автомобиль подрулил к новенькому девятиэтажному дому. Сережа расплатился с водителем и отпустил машину, а сам направился к крайнему подъезду. На этот раз без букета, видно, он был у него для маскировки, но я так и не поняла, зачем? Я припарковала «Ниссан» в стороне, в метрах ста от подъезда и стала ждать. Впрочем, я понимала, что могу провести всю ночь в машине, но я была к этому готова.

Я подумала, что веду себя, как типичная обманутая жена. Выслеживаю своего неверного мужа, и несказанно рада, что удалось обнаружить его любовное гнездышко. То, что оно находится так далеко от офиса, говорит об одном, мой муж ведет себя очень осторожно. Возможно, его водитель Юра в курсе, но этого парня, что подвозил его домой, Сергей предусмотрительно оставил в офисе. Конспиратор хренов! Машины меняет, петляет, как заяц, по городу… Я выругалась про себя, только на душе от этого не стало легче.

Невзирая на довольно теплый вечер, меня прохватил озноб, и я натянула на себя джинсовую куртку. Я знала, что в багажнике есть теплый плед. Что ж, я вполне смогу в него закутаться, если ночью температура понизится. Я готова была сидеть здесь до утра. Прежде, чем испортить жизнь себе и Тане, я должна все узнать наверняка.

Я сидела, откинувшись головой на сидение, и чувствовала, как усталость наваливается на меня. На небе постепенно проявилась луна. Она отбрасывала тусклый свет сквозь лобовое стекло «Ниссана», и я легко различала все подходы к подъезду. Прошло не менее часа, самолет Сергея уже улетел, когда дверь подъезда открылась, высветив прямоугольник света, на его фоне две фигуры, мужская и женская, казались персонажами теневого театра. Но я сразу узнала Сережу. Лица его подруги, как я не вглядывалась, я не сумела различить. Но, судя по походке, она была молодой и энергичной женщиной. Она что‑ то держала на руках, и я поняла, что это грудной младенец. Сережа вынес два чемодана и затолкал их в багажник, затем подошел к любовнице. Судя по движениям головы, он в чем‑ то убеждал ее, спорил, и я подалась вперед, чтобы лучше видеть.

В этот момент к подъезду подъехало таксе, по номерам я узнала, что, то самое, последнее, на котором Сережа подкатил к дому.

Но он и его подруга не сразу сели в машину. Женщина стояла у открытой дверцы и в ответ на Сережины явно пылкие речи отрицательно качала головой, в чем‑ то с ним не соглашаясь. Тогда Сергей чуть ли не втолкнул женщину с ребенком на заднее сидение. Затем обошел машину и сел рядом с ней. Теперь я с трудом различала лишь их затылки. Водитель же вышел из машины и курил шагах в пяти от нее, вероятно, Сережа попросил его выйти.

Все мне стало понятно, девица по какой‑ то причине не хочет уезжать, а Сергей ее уговаривает. Конечно, если его девка родила, он должен ее навещать гораздо чаще, и, в конце концов, это обнаружится. Сукин сын! Заметает следы, а, может, он вовсе решил от нее избавится? Но в последнее предположение я не слишком верила. Вернее всего, решил сплавить ее на время своего отпуска куда‑ нибудь к маме в деревню…

«Сукин сын! Сукин сын! Сукин сын!», — повторила я, как заклинание. И это вновь вернуло мне уверенность в себе.

Интересно, что случится, если я подойду сейчас к машине и открою дверь? Просто‑ напросто подойду, открою дверь и скажу что‑ нибудь язвительное, например: «Быть может, ты объяснишь мне, почему ты сейчас не в самолете, а в этой машине?»

Я представила себе выражение на его физиономии, когда распахнется дверь, представила, какое лицо будет у этой девки, кем бы она ни была. Стоит мне миновать двор и быстро открыть дверь, и я узнаю хотя бы, кому принадлежат эти отпечатки губ. И почему его подружка забеременела, если Сережа пользовался презервативами? Вернее, почему она, как всякая здравомыслящая женщина, не употребляла более действенные таблетки? Конечно, вместо объяснений я могу получить дикий крик на лужайке. Подобные обстоятельства, как известно, не располагают к вежливому и утонченному обращению.

«Давай же!», — подстегнула я себя и даже открыла дверцу. Но в этот момент Сережа вышел из машины и быстро занял место рядом с водителем, который в это время вернулся за руль. Такси рванулось с места, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Я не ошиблась, Сережа со своей любовницей направились к железнодорожному вокзалу. Там было легче затеряться и моей машине, и мне самой. Мой муж и его любовница уложили ребенка в коляску. Сережа подхватил чемоданы, и они чуть ли не бегом направились на перрон. Все это время я не отставала от них.

На перроне вовсю шла посадка на скорый поезд, следовавший до Иркутска. Сережа быстро загрузил даму с ребенком в купейный вагон, и сам поднялся следом за ними. Минут пять его не было, так что я оказалась избавленной от душераздирающей сцены прощания. Я была уверена, что сам Сергей не уезжает поездом, потому что букет, наверняка, остался в салоне такси, которое дожидалось Сергея на стоянке. Значит, букет действительно предназначался кому‑ то другому. Тут я вспомнила, что в Таймырск летит еще один самолет, в четыре часа утра. Наш пострел везде поспел. И любовницу с дитем спровадил, и на юбилей шефа не опоздает.

Я посмотрела на часы. Первый час ночи. Что ж, мой шустрый муженек вполне успевает на утренний рейс. Я почти искренне восхитилась его талантами конспиратора. Надо же, как ловко все просчитал! Все до минутки! И даже то, что я не поеду провожать его в аэропорт. Но как бы он выкручивался, если бы мне взбрело в голову, поехать вместе с ним? Юра! Конечно же, Юра! Вот почему его привез другой водитель. Юру он держал, как запасной вариант, если, не дай Бог, у него самого не получится отправить любовницу с глаз долой. Тогда Юра знает об их отношениях. И у меня появилась достаточно времени, чтобы прижать этого рыжего хитреца к стенке.

Я некоторое время размышляла, как лучше это сделать, и стоит ли проводить Сергея до аэропорта, чтобы насладиться в полной мере его изумлением, когда я появлюсь у регистрационной стойки со словами: «Милый, ты забыл свою зубную щетку!». Я даже проследовала за его такси до выезда из города. Оно действительно направилось в сторону аэропорта. Безмерная усталость не позволяла мне сосредоточиться на дороге. Глаза слипались, а перед глазами, словно кадры из кинофильма, мелькали сцены, которые мне пришлось лицезреть возле подъезда, а затем на перроне. Я отгоняла видения, как Сережа прощается с этой девицей в вагоне, как он целует ее, говорит ободряющие слова, вероятно, обещает привезти ее обратно сразу после возвращения из Греции. Он еще не знает, что никакой поездки не будет. Я не смогу изображать из себя счастливую и любящую женщину, если все время буду подозревать, что он думает о другой.

Я представила, как стану рассказывать обо всем Римме. Гостей она уже, несомненно, выпроводила, и сейчас ждет меня и волнуется. И не заснет, пока я не вернусь. Я набрала ее номер, и Римма сразу взяла трубку.

— Гости ушли? — спросила я.

— Только что, — сообщила Римма и поинтересовалась: — Ты где?

— Только что сопроводила своего муженька до выезда из города, — сказала я, — а сейчас возвращаюсь домой.

— Не поняла? — Римма явно встревожилась. — Он разве не улетел?

— Кажется, он взял билеты на утренний рейс, — я старалась, чтобы мой голос звучал бодро, — но мне пришлось поколесить по городу, чтобы узнать некоторые интимные подробности.

— Надеюсь, он тебя не заметил?

— Я тоже надеюсь, но ему было не до того, он полностью был поглощен встречей с некой молодой дамой.

— Все‑ таки, правда? — голос Риммы дрогнул.

— Да, причем с такими подробностями, о которых мы не подозревали. Кстати, я открыла шкатулку. Ты не ошиблась, я там нашла письма.

— Все, ладно! Отключайся, а то влетишь куда‑ нибудь. Я обязательно тебя дождусь! Все обсудим, но будь осторожнее, не лихачь! — И она отключилась.

Меня вдруг замутило, и я поняла: от голода. Я открыла бардачок в надежде обнаружить там что‑ нибудь съедобное, но нашла только чупа‑ чупс, тайный Танькин запас. Я запрещаю ей подобные лакомства, чтобы не портила зубы, но сейчас это было значительно лучше, чем вовсе ничего. Я с трудом освободила леденец от обертки и затолкала его в рот. И подумала, что отсутствие мужчины не слишком благотворно влияет на организм женщины. Придется садиться на диету. И, кажется, сегодня я уже сделала первый шаг. Итак, диета Одинокой Женщины: ни жира, ни соли, ни сахара, ни денег, ни мужика. Жуть! И… будь все проклято!

Я встряхнулась. В глазах несколько посветлело. Я взглянула в зеркальце: одна щека раздута, палочка леденца торчит изо рта… Да, видок! Детство сплошное! Дорога впереди была пуста. До поворота на шоссе, ведущего к поселку, осталось чуть больше километра. Но сзади меня нагоняла какая‑ то машина. Я прибавила скорость, но не так, чтобы слишком. Я не люблю, чтобы какая‑ то колымага сидела у меня на хвосте.

Показался поворот, я глянула в зеркальце заднего обзора, там, стремительно увеличиваясь в размерах, появился старинный бежевый «Москвич». Я сбавила ход на повороте, и его водитель притормозил буквально в последнюю секунду, едва не поддав под зад моему автомобилю. «Москвич», похоже, был древнее лодки Харона, но скорее принадлежал к тем временам, когда Клим Ворошилов гонял на своей «Яве», дико воющей и окутанной клубами синеватого дыма. Он снимал с мотоцикла глушитель и носился по ночным улицам, а милицейская «синеглазка» с сиреной — за ним.

Это были дни его самой большой, но, увы! былой славы. Я вспомнила, каким он был тогда — дерзким, полным нервной энергии, — и мне хоть на секунду захотелось вернуться в те времена, когда я еще не натворила непоправимых ошибок, когда еще могла предпочесть Клима Сергею. Да, он был грубым и невоспитанным, но он, похоже, очень любил меня. И та сцена в гостинице всего лишь взрыв отчаяния, эмоциональный срыв, у него отказали тормоза в ответ на мой отказ выйти за него замуж. Но выйди я за него замуж, где гарантия, что эти тормоза не стали бы слетать регулярно, вдобавок у меня не появилась бы Татьяна, а дочь перевешивала здесь любые соображения. Я постаралась выбросить из головы Клима и прочие воспоминания. Мой автомобиль продолжал катить к поселку, к дому, где ждали моего возвращения дорогие мне люди.

Впереди сквозь густые кроны деревьев показались огни поселка. Я никогда, ни разу за последние восемь‑ девять лет не возвращалась так поздно домой одна. Обычно мы задерживались вместе с Сережей, и в таких случаях за рулем находился он сам или водитель. А я сладко подремывала на крепком плече мужа, представляя, как скоро мы окажемся в мягкой теплой постели, и он никогда не позволит мне заснуть, прежде, чем не докажет свою любовь.

И тут я вспомнила, по какой причине я возвращаюсь домой поздней ночью и одна! Ну, сукин сын, Сережа! Рыбка, солнышко, Нюша! Как ловко ты умеешь расположить к себе женщину! Интересно, эту девку ты тоже называешь рыбкой и солнышком?

Я скрипнула зубами, и мой зубовный скрежет совпал с яростным скрежетом тормозов. Оказывается, этот бежевый хлам снова нагнал меня, опять лишь чудом успел затормозить и едва не разнес мне багажник.

— Что ты делаешь, черт побери? — воскликнула я, глядя в зеркальце. «Москвич» сначала отвалил в сторону, а потом и вовсе обогнал меня. Он прямо‑ таки подпрыгивал от удовольствия, что утер нос японскому внедорожнику. Всегда найдется такой вот любитель продемонстрировать презрение к чей‑ либо медленной езде. Но разве кому‑ нибудь захочется мчаться во весь опор навстречу катастрофе, особенно если дома тебя дожидается ребенок, мчаться даже на такой навороченной тачке, как «Ниссан» моего мужа. Пока моего мужа! Тем более дорога была пуста, и только эта ржавая колымага не давала мне покоя. Я глубоко вздохнула, впереди ждали еще более суровые испытания, и это было хуже всего. Я никогда не прощу Сереже ту боль, которую он причинит дочери. Таня так его любит, и чтобы она не сломалась, я должна отодвинуть свой личные страсти‑ мордасти в сторону.

Я прибавила скорость. «Ниссан», мягко шурша шинами по асфальту, летел сквозь ночную темноту к скоплению огней, которые становились все ярче, ярче. Я была уже в пяти минутах езды от шлагбаума, еще один поворот, и я — дома. По радио тихо и задушевно пела по чьей‑ то заявке Валентина Толкунова. Старая песня, чудесная певица… Луч света от фар вдруг выхватил метнувшуюся, чуть ли не под колеса, лохматую собаку. Я затормозила, обозвав беспечную псину не слишком хорошими словами. Собака спокойно убежала в лесополосу. Я снова включила скорость и тут увидела впереди тот же дряхлый «Москвич», который точно карающая десница все время висел над задницей моего автомобиля. Сейчас он шел по встречной полосе и вдруг внезапно вильнул в мою сторону.

Я до отказа вывернула руль, пытаясь избежать столкновения, выругалась, но мой голос перекрыли визг шин, скрежет тормозов и душераздирающий стон мнущегося металла. Что‑ то толкнуло меня в спину, затем голова метнулась вперед, а сиденье — назад, радиоприемник икнул и заголосил еще громче, а мой затылок, словно треснул и вдавился в подголовник.

Пришла я в себя оттого, что шея у меня мучительно болела. Я осторожно ощупала голову, лицо. Вроде все цело, никаких повреждений. «Ниссан» стоял, но стоял как‑ то странно, кормой вверх, сильно наклонившись вперед. Я пригляделась и чуть не вскрикнула от отчаяния. Оказывается, мы залетели в арык — бетонный желоб, по которому подается вода на поля из оросительного канала. Передние колеса застряли в желобе, и это не позволило «Ниссану» завалиться набок.

Я с усилием вытолкнула дверцу, и что‑ то при этом посыпались, кажется, обломки стекла. Заднее стекло было разбито, от осколков меня спасла спинка сидения. А вот лобовое, к счастью не пострадало, иначе мое лицо смахивало бы сейчас на мясной пирог. Чувствуя головокружение, я вылезла из машины. Фары светили, как ни в чем не бывало, и освещали темную воду на дне арыка. Я тотчас провалилась в нее по колено. Это чуть‑ чуть прочистило мне мозги, но все вокруг казалось нечетким, вроде как смазанным, расплывающимся и дрожащим, как марево над болотом.

Ухватившись за бетонные края, я с трудом, но вылезла из арыка. «Москвича» и след простыл. Но ему, видно, тоже хорошо досталось. Под ногами хрустели осколки стекла, а чуть в стороне я подняла бежевое, все в ржавчине крыло, которое слетело при ударе о мою машину. Что ж, это неплохая примета для милиции. Я подняла крыло и огляделась по сторонам. На шоссе ни одной машины, кругом — кромешная темнота, и лишь световое пятно на дне арыка, подтверждало, что я и «Ниссан» пока живы. Радиоприемник кричал что‑ то грубое и неприличное, и я пожалела, что не могу ответить тем же. Малейшее усилие отзывалось нестерпимой болью.

Я пошарила по карманам, и вспомнила, что оставила мобильник на сидении. Гарантии, что он остался там же после того, как «Ниссан» спикировал в арык, не было никакой. К тому же я не представляла, как снова спущусь в арык. Съезжать на заднице в холодную грязную воду тоже как‑ то не хотелось, и я осталась ждать на шоссе, почти не надеясь на помощь. Вернее, я села прямо на обочину и обхватила голову руками. Боже! Когда все это закончится?

Кажется, я задремала, вернее, провалилась в мрачную бездну, на дне которой что‑ то быстро вращалось, меня замутило, и тут я поняла, что кто‑ то трясет меня за плечо и кричит:

— Аня! Аня! Очнись!

Я открыла глаза и увидела перед собой что‑ то громадное и серебристое. Самолет? За мной прилетел самолет? Меня продолжало мутить, затылок налился свинцовой тяжестью, шея нестерпимо болела. Какой‑ то огромный человек опустился передо мной на корточки, заглянул в лицо, а затем молча подхватил на руки и понес к тому, что я приняла за самолет. Но это был автомобиль, какой марки я не определила, потому что не великий специалист в этих делах, но поняла, что так сверкать может только дорогой автомобиль. Он таинственно мерцал в начинавшей расступаться темноте. Я вгляделась в лицо человека, который поднес меня к машине, и охнула. Это был Клим Ворошилов. И я поняла, что мои прежние злоключения ничто по сравнению с будущими.