Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
К крестьянам и рабочим таежного района
Товарищи крестьяне и рабочие! Враги трудящихся, белые разбойники, цепляясь перед скорым концом за свою власть, выдумывают всякие способы, чтобы посеять в наших рядах смуту, продлить братоубийственную войну. Ониобманывают вас, говоря, что воюют за восстановление какого-то порядка встране. Они нагло лгут, эти кровососы, когда говорят, что большевикиуничтожают всех поголовно, без разбора. Они сотнями пудов рассылают повсюдусвою литературу, в ней они пишут о несуществующих зверствах большевиков. Нет, не мы убийцы, а те, кто стремится к праздной и веселой жизни, ктохочет быть паразитом, -- это Колчак со своей наемной сволочью. Он со своимиминистрами при вступлении на свой колчаковский престол сказал, что не пойдетпо пути реакции, а будет заботиться о благе народа. Но вы все, товарищи, увидели теперь, к какому бедствию привела нас власть зверя Колчака. Вы всеузнали, что Колчак -- кровопийца, грабитель и низкий человечишка. Он принеснам разрушенье. Он растоптал права трудового народа. Он посеял между намивражду и разделил нас, трудящихся, на два враждебных лагеря. Он натравилбрата на брата, отца на сына и сына на отца. Он и все его звери, генералы иофицеры, повесили, расстреляли, запороли, зарубили десятки тысяч невинныхлюдей, даже беззащитных женщин. Они, прикрываясь различными названиями --реквизицией, контрибуцией, -- открыто и беззастенчиво производили грабеж.Этими зверями сожжены тысячи сел и деревень, разграблены у крестьян деньги исельскохозяйственные машины, вещи, мебель, одежда. Все это эти мерзавцыделали сознательно. Не могли они, паразиты, не знать, что с разорениемкрестьянского населения уничтожается народное богатство и разоряется самастрана. Армия, именующая себя защитницей народных прав, расхищает народноедостояние. Пьяное, распутное офицерство на народные деньги шьет себещегольские костюмы, нацепляет на себя золотые погоны. Награбленные и снятыес расстрелянных одежды надевают на продажных развратниц своего круга. Зверствам белогвардейцев нет конца. Не удовлетворяясь расстрелами, онипридумывают самые ужасные казни. Рубят шашками, вешают, забивают нагайками, шомполами, колют штыками, топят в воде, изнуряют голодом. Ведя на казньосужденного, глумятся над ним. Издеваются над трупами. Вешают на воротах, наколодезных журавлях. На место казни матерей приводят осиротелых детей и наглазах у них проделывают самые отвратительные зверства. Грабя крестьянскоеимущество, они ненужные для себя вещи рвут, ломают, разбрасывают по улицам.В домах разбивают окна, раскидывают крыши, разрушают печи, портят мебель, жгут книги н библиотеки, уничтожают все необходимые школьные принадлежности, разрушают сцены народных домов. Это проделывают люди, которые взяли на себяякобы роль возродителей России. Звери, хулиганы, тунеядцы, кровососы -- вотим название, и никакого другого названия для них нет. А продажные шкуры, попы, змеиным ядом лжи разжигают среди солдат человеконенавистническиестрасти и, служа в церквах молебны о даровании победы этим палачам, именуютвсю колчаковскую свору христолюбивым воинством. Воззвание было склеено из двух кусков. Нижняя часть, написанная надругой машинке, другим шрифтом, была кое-где порвана, некоторые строчкистерлись. Француз нагнулся ниже, с усилием разбирал слово за словом, краснели бледнел от злости. Бороться с этими гадами нам сейчас тяжело, трудно. Но знайте, товарищирабочие и крестьяне, что рано или поздно победа будет в наших руках. Мы неодни, товарищи. С запада белых гонит Рабоче-Крестьянская Красная Армия (онауже захватила Челябинск). Во всем мире рабочие и крестьяне поднимаются наборьбу со своими поработителями. И хотя колчаковская сволочь и пишет, чтобеспорядок, гражданская война только у нас в России, а везде, мол, тишь дагладь, но мы знаем (белогвардейские газеты проговариваются иногда), чтореволюционное движение сейчас разгорается во всех странах. Мы знаем, чтоскоро чехи, румыны, итальянцы и другая продажная иностранная сволочь будетувезена из России, т. к. у них на родине, как они говорят, появилась, язвабольшевизма. Кроме того, господа культурные убийцы и грабители никак немогут разделить распятой ими Германии, готовы из-за добычи вцепиться другдругу в горло. Близится час, когда Социальная Революция во всем мире сброситв помойную яму истории всех этих негодяев и палачей трудящихся, шарлатанов, паразитов нашего труда -- Колчаков, Клемансо, Асквитов, Вильсонов. Долой эту международную сволочь! Товарищи крестьяне и рабочие, вы знаете, что из себя представляют этизвери в образе людей! Вы хорошо познакомились с идеями, которые проповедуетколчаковская банда, и с ее деяниями. Жить с ними нельзя. Теперь вопросставится ребром: или мы -- трудящиеся, или они -- паразиты? Кто-нибудь изнас должен быть уничтожен. Если вы все это поняли, товарищи, то встаньтевсе, как один, на борьбу с этими кровопийцами, сомкнитесь в крепкие ряды исвоей мощной богатырской силой мозолистой руки сметите навсегда гнет этихтунеядцев. Довольно рабства и насилия! Покажите, что вы не рабы, что вы не дадите себя угнетать, что высумеете отстоять свои права и человеческое достоинство. Докажите своимвековым угнетателям, вампирам, что вы имеете одинаковое право на жизнь.Докажите им, мерзавцам, что вы родные дети жизни, а не пасынки ее. Довольноим наслаждаться жизнью, в довольстве и неге проводить ее. Заставим их, товарищи, трудиться, как и мы трудились. Пусть узнают, паразиты, как тяжеладоля трудового народа. Долой угнетателей и дармоедов! Да здравствуют мозолистые руки! Да здравствует Таежная Социалистическая Федеративная СоветскаяРеспублика! Да здравствует Советская Власть! Агит. Отд. при Революционном Военном штабе повстанческих войск Таежногорайона. Полковник поморщился, обернулся к адъютанту и, показывая рукой навоззвание, приказал: -- Lieutenant, arrachez cet e merde! Je n'ais pas tout compris, maisprobablement, quelque chose de hardi et outragent. (*) (* Лейтенант, сорвите эту гадость! Я не все понял, но, кажется, что-тодерзкое и оскорбительное.) Адъютант маленькой рукой, затянутой в кожаную перчатку, попыталсясорвать листок. Воззвание было приклеено прочно, не поддавалось усилиямофицера. Лейтенант сделал несколько нетерпеливых движений, занозил себе двапальца, разорвал перчатку. -- Que diable t'emporte! (*) (* Черт тебя возьми!) Шашка вылетела из ножен. Воззвание было вырублено, искрошено в клочки сдеревом вместе. В селе белые задержались не более двух часов. Передохнули, напились чаюи снова бросились преследовать отступавших партизан. Полковник Орлов в своемдонесении Красильникову писал перед выступлением из Пчелина, что ондвигается на север ликвидировать деморализованные и рассеянные по тайгебанды большевиков. Французы -- седоусый полковник и молоденький лейтенант --ехали с итальянским штабом отряда сзади всей колонны в новеньком рессорномэкипаже на резиновом ходу. Ноздри полковника раздувались от удовольствия, глаза блестели. Он жадно дышал свежим, душистым воздухом тайги. Сосны, пихты, ели, кедры махали зелеными лапами над головами офицеров. -- Quelle excellense! Quelle beaute! (*) (* Какая прелесть! Какая красота!) Полковник оглядывал от корня до вершины вековые стройные стволы таежныхкрасавцев. -- Quelle richesse! Quelle richesse! (*) (* Какое богатство! Какое богатство!) Адъютант утвердительно кивал головой, поправляя пенсне, свалившееся сноса от сильных толчков на выбоинах и корнях в глубокой колее дороги. Маневрами больших масс противника у партизан были отрезаны все путиотступления. Они были прижаты к стене девственной, непроходимой тайги. Сотнителег с семьями, гурты скота, обоз раненых и больных, подводы спродовольствием и огнеприпасами, конный дивизион Кренца, все три полка, учебный запасный батальон, комендантская команда, команда связи, сапернаякоманда собрались в одном месте на зеленой таежной поляне. Штаб стоялохваченный плотным кольцом стрелков. Положение создалось тяжелое. Необходимобыло немедленно принять определенное решение. Люди молча, опустив головы, думали. Жарков, закусив губу и наморщив лоб, смотрел режущим, неподвижнымвзглядом в лица бойцов. На поляне было почти тихо. Ребятишки только нарушалиугрюмое безмолвие, и коровы мычали жалобно, протяжно, как на пожаре.Малодушной мысли о плене не было ни у кого. Огненной ненависти к белым, казалось, хватило бы для того, чтобы выжечь на своем пути всю тайгу, пойтина самые страшные жертвы и лишения, биться до последнего патрона, допоследнего целого штыка и живого бойца, но не сдаться. Трое конных разведчиков подъехали к Жаркову с донесением, что белые впяти верстах колонной движутся следом за отходящим заслоном 1-го Таежногополка. Жарков тряхнул головой, выпрямился. Близость врага заставила усиленнозаработать мысль, сердце быстрее погнало по жидам кровь. Мускулы напряглись.Он уже знал, что нужно делать. Он отчетливо представил себе планпредстоящего боя и дальнейшего отхода. -- Товарищи, -- голос вождя звенел, -- белые гады гонятся за нами, онинедалеко. Бабы стали унимать ребятишек, мужики, толкаясь, столпились вокругштаба, бойцы-партизаны стояли плечо к плечу, задевая друг друга ружьями. -- Сейчас нужно будет приготовить им встречу! Ружья застучали, толпаколыхнулась, зажженная опасностью. -- Все равно пропадать! Пусть сунутся! Мы готовы! Мы им еще покажем! Жарков замахал рукой: -- Товарищи, без рассуждения. Я вас не спрашиваю, готовы вы али нет.Партизан должен быть завсегда готов. Кто ежели не готов али не желает, тотне партизан, ему не место промеж нас! 1-му Таежному полку немедленновыступить навстречу своему заслону и, соединимшись с ним, остановитьбелогвардейцев на линии Сохатинного колка. 3-му Пчелинскому вдоль всей этойполяны, вон тама, -- Жарков показал рукой, -- приступить к рубке засеки ирытью окопов. 2-му Медвежинскому -- батальон на правый фланк, позадьТаежного, два батальона -- на левый фланк. Кренц, тебе задача: во что бы тони стало забраться в тыл гадам и захватить у них патронов. Без патроновпропадем. Учебникам, комендантской и беженцам пилить и рубить тайгу внаправлении на Чистую. Рубите не больно широко, так, штоб телеге проехать.Пилить и рубить без останова, попеременно и день, и ночь. Пропилим, уйдем наЧисту, на плотах спустимся к Черной горе. Не пропилим, придется всепобросать. Без продуктов да без обоза не навоюешь много. Ну, валите, ребята! Время нет! Таежный полк выстроился, тремя змейками пополз вперед, щупая конными ипешими дозорами молчаливую тайгу. Поляна зашевелилась. Люди принялись заработу. Все хорошо знали железную руку Жаркова, знали, что он не пощадитизменника, но и знали, что зря приказывать и делать он также не будет.Первый топор, сочно тяпнув, впился в сосну. Его поддержал целый десятокдругих. Звонко зашипели пилы. Тайга наполнилась шумом и стуком. Бабы и девкирастаскивали бурелом. Медвежинский полк валил верхушками на поляну огромныедеревья. Саперы сейчас же заостривали сучья, оплетали их колючей проволокой.Жарков сам промерил ширину поляны. -- Две тысячи шагов. Здорово. Запомним, -- мысленно рассуждал партизан, становясь на опушке. Таежный полк подошел к Сохатинскому колку, когда заслон, уже окопавшисьна нем, ждал приближения белых. Мотыгин положил весь полк в цепь. Белые шли беспечно, как победители. Орлов не допускал мысли о серьезномстолкновении с красными. Цепь партизан перехватывала узкую дорогу, покоторой шла колонна красильниковцев. Мотыгин, спрятав бойцов в тайге, безвыстрела пропустил конный дозор противника, потом, как только он проехал, сомкнул цепь и ветретил белых метким, неожиданным залпом. Орлов нерастерялся, нагайкой стал разгонять в цепь солдат, струсивших и побежавшихтолпой. -- Стой, сволочь! Запорю! В цепь! -- ревел полковник. -- Пара красных наскочила, а они уже в штаны напустили! Господаофицеры, по местам! -- Успокаивающе щелкнули первые выстрелы. Белыеоправились. Стали вытаскивать раненых. -- Часто начинай! -- приказал Орлов. Защелкали пачками. На самойдороге, обозлившись, запел пулемет. Партизаны уткнулись головами в окопчики, не стреляли. Полковник и лейтенант, услышав стрельбу, недоумевающе переглянулись, стали прислушиваться. Кучер остановил лошадь. К экипажу подошелофицер-итальянец. Кренц с одним эскадроном выехал во фланг иностранному отряду. -- Смотрите, товарищи, -- шептал он кавалеристам, -- наши с женами, детишками тайгу руками рвут, а эта сволочь в ланде раскатывается. Партизаны вытащили из ножен клинки. На молодое, безусое лицо командиралегла черная тень, он подался всем туловищем вперед, воткнул шпоры в бокалошади. -- Ура-а-а! Среди сучьев, темной зелени и желтых стволов сверкнули блестящие, острые языки стали. Французы и итальянцы не успели ничего понять. Клейтенанту на колени упало кепи полковника, сброшенное с головы ударом шашкивместе с крышкой черепа. Адъютант удивился, что кепи, светло-синее всегда, вдруг стало красным. В следующее мгновение сам он, взмахнув руками, уронилголову под колеса, ткнулся обрубком шеи кучеру в спину, облил кровью весьэкипаж. Итальянец метнулся в сторону, но у него сейчас же разорвалась шляпа, вывернулась красной, теплой подкладкой. Весь отряд итальянцев былдеморализован. Солдаты, бросая винтовки, бестолково метались откавалеристов. Короткие накидки у них раздувались за плечами, шляпы падали.Партизаны секли итальянцев, как капусту. Менее чем в минуту колонна быларазогнана, перерублена. Кренц не позволил снимать обмундирование с убитых, торопил бойцов. Захватив около сорока цинков патронов, два пулемета, десяткатри винтовок, партизаны бросились обратно. Подошедшие к месту налета румыныоткрыли вслед им огонь. Кавалеристы ускакали, потеряв троих ранеными иодного убитым. Черный кудрявый пудель закрутился у трупа своего хозяина, взвизгивая, стал лизать мертвые, похолодевшие, пухлые руки... Мотыгин, услышав перестрелку в тылу у белых, понял, что Кренцблагополучно заехал в хвост наступающим. Предприимчивый партизан моментальноучел моральное значение нападения кавалеристов, решил использовать некотороезамешательство красильниковцев. - Товарищи, вперед! Ура-а-а! Мотыгин первый бросился в атаку. Белые побежали. Партизаны огнем вспину вырвали у них из цепи несколько десятков солдат, подобрали винтовкиубитых, сняли с них подсумки, обмундирование, сапоги и снова отошли на своипозиции к Сохатинскому колку. Беженцы и партизаны учебного батальона с шумом и грохотом врезались втайгу. -- Товарищи, пили! Пили! На фронте бой! Патронов у нас мало! Скорее! Скорей! Старики, женщины, парни и девушки и взрослые мужчины работали сожесточением. Вековая, твердая как камень лиственница сопротивлялась большевсех. Широкоголовые кедры, глухо стоная, ложились под ноги, кланялисьпышными шапками. С треском падали сосны и ели. Благоухая ароматом смолы, подкашивались пихты. Живое огненное сверло впивалось в душистое, желто-зеленое тело тайги, рвало его, прорезая широкую прямую борозду. -- Пили, товарищи! Пили! У корней в зеленоватом полумраке бился пестрый клубок. Дарья Непомнящихпилила со стариком Чубуковым. Ребенок у нее умер. -- Устала, поди, Дарья? Чубуков остановил пилу, вытер рукавом потное лицо. -- Какой там устала. Пилить надо, дедушка. Всех они нас, ироды, в землюзакопают, коли не уйдем. Дарья нагнулась, сморщившись, проглотила слезы. Пила зазвенела. Деревьятрещали, падая, разгоняли людей в стороны, грохочущим ревом прощались сживыми братьями, недорубленные вздрагивали всем стволом, трясли иглами. -- Пили, товарищи! Пили! Орлов был взбешен неудачей. Собрав свою цепь и дав немного отдохнутьсолдатам, он бросился в контратаку. Партизаны, как и всегда, подпустилибелых на близкое расстояние, сильным огнем остановили их, заставили лечь, окопаться. Красильниковцы стреляли пачками до сумерек. Ночью Жарков приказалТаежному полку оставить позицию, отойти в резерв. Сторожевое охранениевыставил 3-й Пчелинский полк, он же занял укрепленные окопы вдоль всейполяны. Медвежинцы, напившись чаю, принялись за прорубку дороги. Стрелки, сменившиеся из первой линии, легли спать. Костры горели ярко. Коровьи илошадиные морды, жевавшие траву, стали медно-красными, тяжелыми. Женщины, которым нельзя было отойти от ребятишек, готовили ужин на весь отряд.Высокими, качающимися тенями наклонялись они над огнем, мешали длиннымиложками в больших котлах и ведрах. Несколько собачонок жадно ловили носамизапах разваривающегося мяса, жались к кострам. В чаще тайги треск и грохотне умолкал. Саперы по пояс в ледяной родниковой воде и вязкой тине настилалигати и мостки через таежные ручьи, болотца и речушки. В темноте, на ощупь, люди расчищали себе дорогу. Чубуков не успел вовремя отбежать в сторону, срезанное дерево, свалившись, вывихнуло ему ногу. Старика унесли к обозу. Дарья бросила пилу, с саперами лазила по воде, помогала укладывать бревна. Ночью пилилимедленнее, осторожнее... Прежде чем свалить дерево, кричали: -- Берегись! Ждали, пока все отойдут, переспрашивали, повторяли предостережение.Жарков, с трудом вытаскивая из тины бродни, ходил вокруг саперов, давалуказания, распоряжался, помогал выкатывать длинные стволы только чтосрубленных деревьев. Людей видно не было. В темноте стоял острый запах пота.Стук топоров и свист пил напоминал фабричный шум машин. Казалось, что всамой гуще дикого леса полным ходом работает большой завод с потушеннымиогнями. Ни окон, ни здания разглядеть было нельзя. Деревья падали. -- Товарищи, пили! Пили! -- Жарков кричал, сквозь гром работыподбадривал бойцов. -- К утру, товарищи, поляну-то очистить надо? В тайге далеко и на поляне другой Жарков, невидимый, огромный ивластный, раскатисто повторял: - Пили, товарищи! Пили! Все мысли сосредоточивались на одном: -- Пропилить! Пропилить! -- Товарищи, пили! Сверло с грохотом впивалось в разбуженную тайгу. Узкая полоска новойдороги росла. Завод стучал, звенел. Потом пахло сильнее, чем смолой. К рассвету весь обоз, подвода за подводой, осторожно заполз в узкующель просеки. На поляне остались черные головни потухших костров. Скот, зажатый между телег, ревел, срывался в воду с мокрых, скользких бревенмостков. Женщины жались с ребятишками на возах. Комары миллионаминабрасывались на беглецов. Впереди пилили. Тайга медленно расступалась, давала дорогу. Жарков с командиром Пчелинского полка задержался на поляне. -- Смотри, Силантьев, держись до последу. Если станет невтерпеж, вздумаешь отступать -- предупреди. -- Об этом не думайте, товарищ Жарков, постоим, как сила возьмет. -- Нам чтобы врасплох с пилами да с топорами не влопаться. -- Не сумневайтесь. -- Ну, смотри, брат, не подгадь. Счастливо тебе. Жарков повернул лошадь, поехал к обозу. Со стороны Сохатинского колкатрещали выстрелы. Полевые караулы партизан встречали разведчиков белых. Весьдень красильниковцы небольшими разведывательными партиями путались по тайге.Кучки партизан из засады нападали на них, обращали в бегство. Ночь прошласпокойно. Но работа не останавливалась. Узкая щель раздирала тайгу, наполнялась людьми и животными, кипела шумным, горячим потоком. -- Пили! Пили! Пчелинцев сменили медвежинцы. Черепков промерил поляну, наставилкое-где вешки, думая бить наверняка, прицел назначать сразу безошибочно.Полевые караулы и маленькие засады были сняты. Партизаны залегли заукрепленной засекой в окопах. Гусар в красной бескозырке осторожно подъехал к краю поляны, остановивлошадь, всматривался в темную чащу. Партизаны зашевелились, приподнялиголовы. -- Товарищ Черепков, дозвольте уконтрамить его, -- шептал молодойпарень Петр Быстров. В зеленой тени глаза Петра светились, безусое, круглое лицо напряженновытянулось. -- Погоди, ближе подъедет. Гусар нерешительно тронул шпорами бока лошади. За ним выехали еще двое.Ехали шагом, озираясь по сторонам, часто оглядывались. Красные бескозыркияркими пятнами качались над головами пегих лошадей. -- Трах! Трах! Трах! -- почти одновременно хлопнули три винтовки. Две лошади упали. Одна грудью, другая села на зад, свернулась набок, забила ногами. Третья сбросила мертвого всадника, захрапела, побежала кпартизанам. Ее поймали. Красные блины шлепнулись на траву. Один гусар, прихрамывая, бросил винтовку и шашку, заковылял назад. -- Трах! Гусар лег, махнул руками, затих. Быстров и человек пять партизанпобежали подбирать оружие, снимать седла с убитых лошадей, обмундирование сгусар. С другого конца поляны злобно рявкнул залп. Опушка зашумела, защелкала. Красные побежали обратно. Длинная, ровная цепь, стреляя на ходу, вышла из-за деревьев. Не получая ответа, белые шли нервно, торопливо. Ониблагополучно миновали вешки на тысячу шестьсот шагов, тысячу двести, восемьсот. -- Приготовиться! Кривой сучок с пучком соломы. Шестьсот. -- Пулемет, огонь! Животы стало рвать. Красильниковцы, подгибая колени к подбородку, кувыркались на землю. -- Часто начинай! Цепь рвалась, путалась. Залегла. Сзади подползала резервная, густая, еще не обстрелянная. В иглах сваленных деревьев клубился пороховой дым, мешал. Сотни глаз зорко вглядывались, беззвучно, одновременно, ровно мигали.За спиной у партизан грохот не ослабевал. Топоры стучали, как пулеметы. Пилысо свистом грызли толстые стволы. Рубахи и кофты промокли потом насквозь. -- Пили, товарищи! Пили! Пули залетали в обоз. Ранило корову. Ветки, сбитые сверху, падали наголовы. От телег с патронами протянулась к первой линии длинная цепь.Несколько человек, сидя на возах, заряжали патроны для бердан и централок.Вперед шли тяжелые, с порохом и кусками свинца, холодные. Назад передавалилегкие, горячие, пустые, пахнущие дымом. Дарья ползла от окопчика кокопчику, собирала стреляные гильзы. Жены бойцов подтаскивали цинки, раздавали пачки винтовочных патронов. Ранило Кузьму Черных, Степана Белкина, Ивана Корнева, Пустомятова, Ватюкова, Лукина. Их несли, и за ними по узкойдороге алела узкая полоска крови. -- Траах! Баррах! Бах! Tax! Та, та, та! Та, та, та! Упругая краснаяцепь отталкивала белую обратно. Как оспа, изъели окопчики зеленое лицо поляны. -- Цепь, вперед! Ура! -- Та, та, та! Та, та, та! Брах! Бах! Tax! Трах! Запутались в засеке, повисли на проволоке, забились, как мухи в тенетах. -- Та, та, та! Та, та, та! Трах! Трах! Трах! -- Товарищи, пили! Пили! Побежали назад. Задохнулись, упали на траву, расползлись по чернымямкам. -- Бах! Бах! Уррр! Виужжж! Баххх! -- Эге, артиллерию пустили! -- Черепков наморщил лоб. -- Товарищи, без приказания не отступать! На проволоке, на сучьях мотались мертвые. Белые стали убирать убитых ираненых. Гранаты пыхали огнем, раскидывали, разламывали засеку. Проволокарвалась и висла клочьями. Дым мешал. -- Та, та, та! Та, та, та! Надо бы торопиться. В первой линии стало душно, воздуху недоставало.Щель ревела. Коровы мычали. Лошади бились, храпели, ржали. С топорами, спилами люди ползали под корнями. -- Пили! Пили! -- Ура! А-а-а! -- Врешь, наколешься! Черепков стоял в цепи во весь рост. -- Крой, товарищи! Чаще! Чаще! -- Трах! Бах! Ва! Бах! Та, та, та! -- Так их! Еще разок сбегайте, господа, до ветра! Белые снова отошли.Артиллерия стальными кулаками стучала по земле, разгребала сучья. Ночью ползком стали красться к разрушенной засеке. Далеко в тайге сгрохотом рухнула последняя сосна. Жаркий, потный клубок выкатился на реку. -- Пропилили! Пропилили! Засека молчала, безлюдная, покорная. Орлов топал ногами, плевался.Раненых и убитых у него было более пятисот человек. -- Сбежали, трусы, прохвосты! Подлецы! Только из-за угла воюют! Прохвосты! Идти дальше было опасно. Белые легли в окопчики партизан, сталиперекидывать насыпи на другую сторону. - Пропилили! Пропилили! В холодные чернила реки скатывались длинные толстые стволы таежныхстарожилов. Несколько плотов к утру подняли всю Таежную Республику с армиейи, тихо покачивая, понесли вниз по течению, к Черной горе. Вода в реке сталакрасной как кровь. Заря разгоралась. Повязки на раненых намокли, покраснели.Убитые, двадцать три человека, лежали серьезные и спокойные за свою судьбу.Их везли схоронить, как героев. На поругание врагам они отданы не были.Мертвецы были довольны. Воздух свежий, душистый, легко поднимал грудь. -- Пропилили! Пропилили! Коровы и лошади с тревогой косились на воду круглыми большими глазами.Ребятишки спали как мертвые. Взрослые дремали или храпели. Командирыбодрствовали. Работали рулевые. Плоты плыли. Пятеро конных, оставшихся на берегу, гуськом пробирались через тайгу наюг, к железной дороге; забравшись поглуше, лошадей стреножили. Дремали поочереди. -- Если поезд спустим, расстреляют наших баб-то, Семен? Заложники ведьони. -- Расстреляют. -- У меня отца расстреляют. -- Ну и пусть, хоть всех родных, по крайней мере будем знать, что занас их убили, за наше дело. -- Спустим. -- Решено. Дальше тронулись вечером. Совсем в темноте уже нащупали чуть блестевшиестальные жилы. Будочник трясся от страха. Ключи отдал сразу. Наскороразвинтили два длинных звена. Отъехали, стали ждать. Стальная кровь тихо, ночетко забилась в мертвых, порванных жилах. -- Тук! Тук! Тук! Тук! Два красных глаза неслись под уклон. Черный, огромный, с хохотомподпрыгнул на одной ноге, его длинный хвост огненными пятнами скрутился вкольцо. Черный кувыркнулся, зарыл глаза в землю, подавился хохотом, шипялопнул и сразу онемел. Хвост только у него слабо дышал, шевелился и стонал.Убитых и раненых было много. Пятеро повернули коней на север. На Черной горе пылали костры. В котлах и ведрах кипел чай избрусничника и березового корня. Хлеба не было. Совет Народного Хозяйствавыдал всем по полфунта муки. Детям роздали остатки сахару и рису. Поднавесами из коры и в таких же шалашах спали раненые. Жарков стоял на самойверхушке каменной лысины, вглядывался в темноту. Он ждал возвращенияпятерых. Гора огненной шишкой вздулась среди черной тайги. Чистая внизу очем-то говорила с камнями.
Данная страница нарушает авторские права?