Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Во имя грядущего
Маленькие окна, смотревшие на задний двор, подернулись серой пылью.Высокая помойка черным грязным ящиком загораживала их наполовину. В комнатебыло почти темно. У печки, на лавке, плакала сгорбленная фигура. Худые, согнутые плечи дрожали под рваной рыжей шалью. Слезы мочили синюю облезлуююбку. -- Ты, Анна, зря не реви. Я тебе прямо скажу, толку не будет. Разрешено, что уйду, значит, уйду. -- Что ты, сбесился, что ли, на старости лет? Что ты делаешь с нами? Как мы жить будем? -- Пособие дадут. -- Что мне твое пособие. А как убьют, так что мне в пособии-то толку? -- Сын подрастет, кормить будет, да и советская власть не оставит, обеспечит на всю жизнь. Русые волосы Вольнобаева, почерневшие от копоти, торчащим пучком падалиему на брови. Корявые руки с сухими пальцами нервно сжимали колени. -- Пойми ты, не могу я не идти. На собрании первый орал, что всепойдем, а теперь вдруг в кусты спрячусь. Никогда! Женщина всхлипывала, утиралась кончиками головного платка. -- Всю германскую войну с мальчишкой одна-одинешенька мучилась, еледождалась тебя, каменного. И теперь вот опять, --голова женщины бессильнотряслась, -- носу не успел показать домой, бежишь. Подумай ты, бесчувственный, зачем пойдешь? Кто тебя тянет? Ну, в германскуюмобилизовался, ничего не сделаешь. А тут что? Ведь никто не тащит. Самлезешь. -- Замолчи, дура, ни черта ты не понимаешь! -- Папа, не ходи на войну. Митя подошел к отцу, опустил головку. Большие глаза ребенка блестелислезами. Рабочий прижал к себе сына, обожженной, грубой рукой стал ласкать.Мать плакала. В вечерних сумерках комната совсем утонула. Окна двумятусклыми квадратами прорезали черную стену. -- Нельзя, сынок, не иди. Все, кто может, должны идти. -- Папа, не ходи, тебя убьют. -- Может быть, и не убьют, сынок, а идти нужно. Ты, может быть, непоймешь меня, но я скажу тебе, родной, что мы, рабочие, должны идти, чтобы вбудущем, по крайней мере хоть детям нашим, вам вот, жилось лучше. Нупосмотри, сынок, как жили мы до сих пор. Всегда впроголодь, день и ночь наработе. Квартира -- вот подвал этот. Захвораешь, как собаку выгонят, рассчитают. Теперь счастье улыбнулось нам. Мы захватили власть, и мы должныее удержать и укрепить. Жесткая рука Вольнобаева задевала за мягкие волосы Мити. -- Мы, сынок, зла никому не желаем. Мы и воюем-то только потому, чтогоспода заводчики и фабриканты не захотели помириться со своим новымположением разоренных богачей. Мы хотим, Митя, так жизнь устроить, чтобы всебыли довольны, все были богаты, у всех было всего вдоволь. Мы хотим, чтобывсе жили в больших, светлых, просторных комнатах, домах, чтобы люди работалине восемнадцать часов в сутки, чтобы они свое свободное время могли быпровести по-человечески. -- Жена стала всхлипывать совсем тихо. Митя слушалотца, не отрываясь, смотрел в маленькое пыльное окно. -- Если мы разобьем всех наших врагов, то я смогу быть спокойным, сынок, за твою судьбу. Я буду знать тогда, что ты не станешь надрываться нафабрике с утра до ночи. Нет. Ты пойдешь учиться. Двери школы будут для тебяоткрыты. Мальчик забыл, для чего он подошел к отцу, его детское воображение быловозбуждено мечтами взрослого человека. -- Папа, у меня будет много книг? И с картинками? -- Много, сынок, много, всяких, и с картинками, и без картинок. -- Ах, это очень интересно. -- Да, да, сынок, еще немного, и мы будем хозяевами жизни. Мы пойдем, мы, старики, пойдем умрем, чтобы вам только, детки, жилось хорошо. Вольнобаев вздохнул. Мать заплакала громко. Митя надул губки. -- Зачем ты, папа, хочешь умирать? Не надо. -- Да я и не хочу, сынок, я так это, к слову пришлось. -- Я с Митей на рельсы лягу. Коли поедешь, так через нас переедешь. Вольнобаев встал, тяжело ступая, подошел к жене. -- Анна, не дури, много терпела, немного-то уж подожди. Вернусь, непожалеешь, что съездил. Перестань реветь сию же минуту. Надо собрать кое-чтов дорогу. Утром рано пришли несколько товарищей Вольнобаева, записавшихся вместес ним добровольцами на фронт. В комнате стало шумно и тесно. -- Ну што, Вольнобаиха, ревешь, поди? -- спрашивал низкий, широкоплечийТрубин. -- Хорошо тебе, лешему, зубы-то скалить, коли у тебя ни кола ни двора, ни жены -- никого нет. -- Може, у меня тоже кто есть, да што? -- Ничего, нечего лясы-то точить. Людям слезы, а ему смех. -- Очень даже это глупо с вашей стороны, товарищ Вольнобаева, плакать.Другая бы на вашем месте радовалась, что муж у нее такой герой. Трубин ударил по плечу Вольнобаева, завязывавшего дорожный мешок: -- Эх, Степа, не понимают нас бабы. Нет у них этого кругозора, широты-то нет. Дальше своей юбки ничего не видят. Эх-хе-хе! -- Да, далеко еще до того времени, когда нас все поймут! Степан с усилием стягивал веревки. -- А понять должны ведь, Степа. Когда-нибудь поймут, оценят. Не все жена нас будут плевать да дураками крестить. Правда, Степан? Рыжий Мельников бурчал в угол: -- Нечего спрашивать, и так ясно. В настоящем мы боремся, нас многие непонимают, даже вот жены и те, но будущее наше.-- Кудрявый Клочков сел налавку. -- Стоит ли, товарищи, говорить о том, понимают нас или нет. Пусть ктокак хочет, так и смотрит на нас. Мы свое дело знаем и доведем его до конца. -- Да. -- Непременно. -- Или умрем, или победим. -- Нет, мы победим. Мы будем жить. Мы будем счастливы. Мы боремся залучшее будущее. Вольнобаев кончил сборы, разогнул спину, потянулся. -- Два мира, товарищи, сошлись в смертельной схватке. Сомнений нет: победит новый. Мы, мы, товарищи. Рабочий подошел к сыну, еще не встававшему с постели: -- Ну, прощай, сынок. Будь здоров, жди отца. Приеду, вернусь -- заживемс тобой на славу. Ты в школу будешь ходить по утрам, я на работу, а вечеромчитать вместе будем, в театр пойдем, в клуб. Идет? -- А книг привезешь, папа? -- О сынок, книг будет много, каких только хочешь. -- Я хочу, папа, учиться паровозы делать. -- Хорошо, сынок, приеду -- всему научимся. Все будем делать. Делатьнам много надо, родной. Мир весь, жизнь всю заново построить. Ну, прощай, подрастешь, все поймешь. Вольнобаев поцеловал мальчика в губы. Рабочие стали выходить изкомнаты, затопали по лестнице. -- Прощай, Анна! Провожать не ходи, лишние слезы. Анна прижалась к мужу: -- Степа, отпиши поскорее, пропиши, где будешь, да на побывку приезжай. Женщина говорила слабым, упавшим голосом, она примирилась за ночь снеизбежностью разлуки, будущими днями томительной неизвестности за судьбублизкого человека. Город еще спал. Крепкий стук сапог будил утреннюю тишину улиц. Черныефигуры добровольцев с мешками за плечами толпой шли к сборному пункту. Лицабыли строги и серьезны. Глаза уверенно смотрели на дорогу. На стенах домов, на заборах белели листики. Черные строчки горели огнем. Звали к бою.Последнему, страшному, неизбежному и освобождающему. Добровольцы пошли вногу. Сомкнулись плотней. Город спал. Из темных щелей полуоткрытых окон наулицу лился вонючий воздух спален, грязного белья и нечистот. Клочков шел и, улыбаясь, щурился на красный кусок неба. -- Там восток? -- Восток. -- Мы туда. -- Он будет наш. -- Мы победим! Клочков обернулся назад, сверкнул рядом белых зубов. -- А хорошо, товарищи, эдак идти. Мне петь хочется и стихи писать. Душавот прямо рвется, дрожит. Хорошо! Доброволец глубоко вздохнул. Солнце всходило.
Данная страница нарушает авторские права?