Глава 23. Сана уходит из больницы

Обратно все ехали сонные. Арсен хотел, чтобы я села с ним, но тут воспротивились и Светка, и Булатик, сидевший с Арсеном. «Анимэшка» посетовала, что так и не увидела, «как Бауму на голову свалится страусиное яйцо», водитель – оказалось, его зовут Дмитрий, – полдороги сокрушался об «изгвазданной» сковородке. Я предложила забрать сковородку домой и как следует отчистить, но он ни за что не захотел расставаться со своим сокровищем.

- Ты, девочка, ценить должна, что я для тебя сделал! – назидательно говорил он в сто пятидесятый раз. – Это была моя любимая вещь!

- Почему «была»? Она и есть!

- Есть, да не та теперь…

Не удивлюсь, если выяснится, что он возит с собой где-нибудь в тайнике еще и фарфоровый сервиз на двенадцать персон – такой может. И я благодарила его опять и снова, будто мы играли в какую-то игру. Скорей бы доехать!

Чтобы не извиняться перед водителем в стотысячатридцатьпятый раз, я сделала вид, что дремлю. И – уснула на самом деле. Проснулась оттого, что меня трясла за плечо Светка. Открываю глаза: школа родная!

На прощанье Арсен погладил мои пальцы. Но я так устала, что особо и не отреагировала. Лишь слабо улыбнулась.

- Я тебе напишу, ты почту посмотри, ладно? – попросил он.

Я кивнула, а про себя радостно так и бодро закричала: «Конечно, посмотрю!!! Еще бы!»

Вечер помню плохо. Ужасно хотелось спать, но каждые пять минут я лезла в почтовый ящик: а вдруг он уже написал? Ох, ну почему я не соображу, как поставить Интернет на сотку – говорят, это же так легко!

Но в почте была тишина. Даже спам не слали…

Зато мне пришла эсэмэска. От Саны! Ни за что не догадаетесь, что там было написано!

Все буквы – заглавные, а слово всего одно. Зато какое: «ВЫПИСЫВАЮСЬ». Вот это новость! Но на мои звонки Сана не отвечала. Написав ей в ответной эсэмэске «Я ЗАВТРА ПРИДУ!», опять стала проверять почту.

Но в тот вечер (и часть ночи) я так и не дождалась письма. А может, он передумал? Или стало плохо после купанья? Ох, знать бы наверняка – так бы не мучилась. Но первая решила не звонить и не писать – мало ли…

С утра пораньше, опять оставив спящим родителям записку, чтоб не волновались, я помчалась в больницу. Некогда было даже с Масяней гулять – очень боялась разминуться с Оксаной. Где ее тогда искать? А телефон – дело (в случае с Саной) ох какое ненадежное…

Денег оставалось в обрез, но очень хотелось сделать ей подарок. Удостоверившись, что рядом никого, колясь о шипы, сорвала с клумбы огненно-красную розу. Неровно сломанный стебель выдавал происхождение цветка. Но Сана способна оценить такое, и я не стала ничего подравнивать.

По дороге в больницу представляла, как встречу подругу, вручу розу… Тут замяукала сотка.

- Так ты идешь или нет?

- О’к, Сана, я уже к больнице подхожу!

- Короче, жми на остановку, которая за больницей – дорогу не переходи, сиди там. Поняла?

- А что…

Договорить не удалось – Сана дала отбой связи.

Сидела я на остановке долго. Так долго, что уже и роза стала казаться мне лишней, да и сама я со своими дурацкими чувствами – тоже. Что она там о себе воображает? Звоню – без толку. Так и просидела битый час, не меньше – даже водители автобусов узнавать начали. Думают, наверное: «Вот, приперлась на свидание – а ее кинули!» Хотя, какое свидание – девушки на свидание с розами не ходят. Я уже начала доходить «до точки невозврата», как говорит моя татешка, как шершавые ладони закрыли мне глаза.

- Тоже мне, конспираторша! Тебя не перепутаешь – пальцы лекарствами пахнут! – буркнула я Сане.

- Лекарствами – в последний раз. Обещаю. А больше пахнуть так не будут! – в голосе моей подруги слышалось несвойственное ей раньше ликование. Обида тут же испарилась.

- На – это тебе! – я протянула розу.

- Вау! – Сана уткнула нос в сердцевину цветка.

- Тебя насовсем выписали?

- Конечно! Хватит, належалась. Гемоглобин вверх пошел. Прикинь – волосы отрастают! – Сана в доказательство скинула капюшон.

Ну, «отрастают» – сильно сказано. Но каким-то пухом череп Саны все же подернулся.

- Подожди… ты же говорила, что рыжая. А у тебя вон черные – точно, точно!

- А-а! Смотри-ка. А я думала – глюк. Вот такая фигня. Я ж говорю – крови ото всех понавливали, вот порода и сменилась. Мутирую понемногу…

- А почему ты здесь встречу назначила?

- Да достала больница эта. Там же страшно – чего тебя туда лишний раз тащить? Я думала, быстро управлюсь, а в отделении такую бюрократию развели… Барахлизм у татешки твоей лежит пока – потом заберу. А мы давай просто погуляем. Я тебя еще с дедом познакомить хотела, помнишь?

- Ну, ты-то как раз не хотела – это я просила.

- Короче, нам надо на Кок-Тюбе. «Канатка» туда с двенадцати ходить начинает, это долго ждать. Может, с другой стороны заедем – там автобус до холма идет, а дальше – ножками, минут пятнадцать.

- Ну, я-то нормально, а тебе как?

- А мне-то что? Я теперь здоровая, поднимусь – еще догонять будешь!

Тут как раз подошел нужный автобус. Мы с Саной устроились на заднем сиденье. Повозившись, подруга извлекла из кармана какой-то измятый листочек:

- На, не хотела на остановке отдавать – прочти нормально.

- Это что?

- Да читай уже!

Я развернула листочек. На нем было выведено печатными буквами:

«От Никиты.

Здравствуйте! Спасибо Вам за то, что Вы есть. Вы – самое красивое и прекрасное, что было в моей жизни. Я буду стараться жить для Вас! Будьте счастливы! Я буду любить Вас всегда!»

Внизу – маленькое красное сердечко.

- Слушай, дай почитать! А то я терпела-терпела – не смотрела. А интересно ведь!

Ну что возьмешь с этой Саны? Я сунула ей бумажку.

- Сана, а кто это – Никита?

- Наш один. Как тебя увидел, совсем помешался. Даже нарисовал тебя. И ни о ком больше, кроме как о тебе, говорить не хочет. Замучил меня все эти дни – кто ты, да что ты…

- А ты?

- А я – парься, рассказывай… Крупный специалист по пиару…

- А… а Никита сильно болен?

- Да уж мало не покажется.

- А что мне делать? Я его видела?

- Да фиг тебя знает, видела – не видела. Ты ж тогда у нас в трансе была. Он в вестибюле простоял все время, пока ты рисовала. Третий день его от твоих цветов оторвать не могут. Чуть что – сразу туда. И смотрит – часами может, пока на процедуры не позовут.

Тут Сана помолчала и взяла меня за руку:

- Знаешь, Мира, я ведь тогда загадала: если первая пройду под этими цветами, останусь жить, выздоровею. И я успела – видишь!

Она резко отвернулась, и мне на секунду даже померещилось, что Сана слезу смахнула.

Конечно, на холм мы поднимались не пятнадцать, и даже не сорок минут. Оксана часто останавливалась, улыбалась мне, показывая, что ей все пофиг, но со лба тёк пот, лицо бледнело всё сильнее. Нет, так дальше не пойдет!

- Сана, я дико устала! Давай тормознем автобус!

- А что, денег у тебя много? Тут знаешь, сколько ломят за подъём!

- Денег мало – но уж как-нибудь. Уговорим!

- Ну-ну…

Не первый и не второй, но третий водитель согласился подбросить бесплатно до верха. Взамен я лучезарно улыбалась, хлопала ресницами и задавала наивные вопросы. Но вот и верх. Кок-Тюбе – рай для интуристов. Тут тебе и горы, и зоопарк, и сувениры, и даже «ливерпульская четверка» – уникальная скульптурная группа «Биттлз» со скамейкой, установленная разбогатевшими алматинскими битломанами. Пока мы шли, разыскивая родственника Саны, она хмыкнула:

- Насобачилась ты, однако, нахаляву ездить!

- Это – в первый раз. Чего не сделаешь ради подруги!

- Но это же ты устала!

- Ах, ну да… Вот! Я – сама себе лучшая подруга!

- А можно, потом буду идти я? – как-то совсем не в ее стиле, по-детски спросила Оксана.

- Еще бы! – и после паузы я все же решилась:

- Сана… а ты, наверное, сбежала, да?

Она отчеканила:

- Не сбежала. Ушла. Потому что стало лучше. А хуже мне уже не будет. И закрыли тему!

Помолчали. Вокруг было прекрасно! Сходили с ума от невозможности сфотографировать все и сразу восторженные иностранцы, какой-то араб устроил фотоохоту на меня: «О-o, Казакистан бьютифул герл!»

- А вон и мой глубокоуважаемый единственный сохранившийся родственник. Хотя, если смотреть фактам в лицо, не так уж он и сохранился… – торжественно провозгласила Сана. Потянуло таким памятным мне дымком одраспана.

- Салам пополам, Айдос Октябрьханович! – подошла она к маленькому горбатому дедку, продававшему нелепые сувениры и картинки. Старичок резво оглянулся. Потянуло перегаром и табаком.

- А-а, Оксанка моя пришёл! Опять сбежал?

- Отпустили меня!

- Ай, молодец, ай, умница, насквозь прошла! Совсем отпустило?

- Конечно, совсем! Знакомься – это Мира, моя подруга!

Старичок глянул на мое лицо и поцокал языком:

- Ой, ой, какая красавица! Ну-ка, дай, красавица, ручку! Он взял своими птичьими лапками мою ладонь, но не линии стал разглядывать на ней, а посмотрел мне в глаза.

- Не опускай взгляд, девочка. Смело смотри на людей. Твой путь – безупречность.

- Как это?

- Иногда Всевышний даёт нам все дары – красоту, ум, прекрасную душу – но в ответ требует безупречности. Такой человек не имеет права быть плохим – да будет жестоко покаран – намного сильнее, чем тот, кто несовершенен. Помни.

Глаза у старичка были такими ясными, а голос – проникновенным, что я невольно подумала: неужели такой светлый человек мог сидеть в тюрьме, как Сана говорила? Или вот – пьет? Словно услышав эти мысли, он в секунду преобразился. Плотоядно погладив мою руку, развязно произнес:

- А какая сладкая ты будешь женщина!

Я отпрянула. Старичок засмеялся и сунул в рот зубочистку. Взгляд его, вместо мирного и мудрого, стал циничным, брови встопорщились. Передо мной сидел совершенно другой человек – опасный и неприятный. Но на секунду в его глазах, как солнце из-за туч, проступила уже виденная мною ясность:

- Запомнила? Безупречность!

И он отвернулся от нас, начав на каком-то неизвестном языке болтать с туристом. Сана шепнула:

- Пойдем. Видишь, лыка не вяжет.

Да-а, встреча с художником не состоялась. Да и был ли этот странный старичок художником? Вряд ли… Но зато я узнала, кажется, что-то очень важное для себя.

БЕЗУПРЕЧНОСТЬ…

И все встало на свои места. Я вдруг увидела всю цепочку событий, которые привели меня сюда. И то, из-за чего я мучилась, и то, почему это произошло – с самого начала, с первого сентября. Всего одно слово – «безупречность» – стало ключом ко всей моей истории. К тому, что сначала со мной «случалось», а потом – к тому, что я делала и создавала сама. Вот и все. Так удивительно просто и хорошо.

Вокруг сияло красотой начало дня. Опять горы, и зеленые холмы, и музыка «Биттлз», доносящаяся со стороны их скамейки. Смех детей, родной город внизу. Мы с Саной прошли мимо клеток с животными и птицами. Белый павлин красовался в вольере, раскинув хвост. Голубь мирно соседствовал с орлом, еще не догадываясь, почему он сюда попал.

Тут мяукнул телефон. Звонила тетя Роза.

- Говорить можешь?

- Я на Кок-Тюбе сейчас… С Саной.

- Счастье ты мое… Ну, значит, такова воля твоя, Кудай, – начала татешка. И было понятно, что она сильно волнуется. – Только слушай и не перебивай. И Сане ничего не говори. Короче, я ее удочерить решила. Ну, официально не получится, но жить она будет у меня. Помогу ей – учиться там, анау-мынау*. Пока на ноги не встанет. Помнишь, я троих дочек хотела? Так вот: она одна троих стоит!

- Тетя Роза!!!

- Все, жаным. Конец связи! – и в трубке пошли гудки.

Вот так татешка! Значит, теперь у меня будет сестра! Но сестра об этом еще ничего не знала…

- Ты ответишь Никите? – вывела она меня из состояния щенячьего восторга.

- Не знаю… Мне страшно. И пока не знаю, что ему сказать. А думаешь, надо?

- Может быть, и нет… Ты ведь все равно осталась для него там – в цветах.

Опять помолчали. И вдруг я ощутила, что начинается совершенно новая пора моей жизни. Детские страхи и обиды остались в прошлом. Я была на равных с этим миром, и он открывался всё больше, пел свои песни, дарил ароматы и цвет. Рядом была подруга – самая-самая, пусть и такая вот – почти лысая и суровая. Я подумала об Арсене, и тут пришла эсэмеска. От него: «Мира, ну почему ты мне не отвечаешь? Спрашиваю в ПОСЛЕДНИЙ раз: будешь со мной встречаться?» Я села прямо там, где стояла. И, сидя на теплом асфальте, на холме, обведя счастливыми глазами родной город, написала «ДА». И рядом поставила смайлик. И отправила.

А потом вскочила и закружилась по дорожке, широко раскинув руки навстречу ветру, весне (хоть была и осень) и своей новой жизни.

Ах да, и еще – послезавтра мне действительно стукнет четырнадцать!

Так что самое время писать «ВКонтакте», что мне 15.

Или хватит уже врать?

*Анау-мынау – «То-сё» (в переводе с казахского).

КОНЕЦ