Неофициальная часть. Как мы оказались на Ибице

Чем можно заниматься в дороге, если денег хватило на автобус и ночь? Смотреть в окно и спать: неудобно изогнувшись, чувствуя на коленях чью-то голову, не зная, куда деть руки и почему обычно короткие ноги стали вдруг такими длинными. Спать и смотреть в окно: как смешиваются в одно большое чернильное пятно сосны и ели, мелькают изломленные частые березы, врываются в глаза огромные поля и небо, похожее на застывшее море в облаках.

В дороге были остановки: короткое водительское «10 минут», и ты вываливаешь измученное тело на дорогу, машешь руками, прыгаешь под равнодушными взглядами попутчиков и дышишь воздухом. Иногда свежим. Смотришь на изжелта-розовый с голубоватым отливом рассвет неподалеку от деревушки, в которой, по поверьям, живут зэки. Иногда сбегающие.

Я ехала в северный город Кодинск. Я взяла с собой много теплых вещей и приехала в сорок градусов выше нуля. Я немного не угадала.

По приезду нас разделили, как питание: студентки отдельно, преподаватели («начальницы», как Ольгу Викторовну и Элину Александровну назвала одна из наших бабушек) и магистрантка Марина отдельно. Шесть человек на однокомнатную квартиру с холодильником, полноценной ванной и достаточным количеством спальных мест – надо ли говорить, что нам было больше, чем хорошо? Пользуясь случаем, передаю привет тем, кто заботится о стройности студентов, проходящих практику вне города: на питание нам выделили по 50 рублей на человека в день. Все деньги (а это больше двух тысяч на шестерых) мы скинули в «общак» и потратили в три дня.

Наш первый вечер вне дома и дороги был самым чинным и самым «рабочим»: уставшие после местных американских горок из гравия, мы расшифровывали то, что наши первые бабушки наговорили за два часа. Разделили поровну: получилось по 20 минут на нос, но у каждой эти 20 минут растянулись на четыре часа; спать мы легли около трех. Именно в этот день мы поняли, что нам «это так это все интересно» и «ой, надо», и записали неповторимый интонационный перл, который нужно слышать. В письменном виде он неинтересен и выглядит так: «Да я-то убяху!»

Негласной целью всех наших посиделок в музее было напроситься к бабушкам в гости и разговорить их по одной: вместе они, конечно, чувствовали себя увереннее, но делились на «заводил» и тихих (к концу второго дня Саша составила универсальную схему застольной рассадки кодинских бабушек); получался сумбур. Они стеснялись и ловко уводили разговор в сторону:

- Поете… вот ангарки поют! < …> Хорошие голоса.

- Ну, мы в хор ходили, тоже вроде хорошо было. Вот сейчас расп…

- Пустите нас к себе?

-… и ваша группа хорошая, «Ангарская старина».

Но потом согласились. Мы разделились на группы по два-три человека, договорились на ближайшие дни и пошли наносить визит.

В Кодинске другое небо. Оно шире, облачнее, ярче; оно давит сводами и заставляет дышать глубже. В Кодинске другой воздух. Мы бы не поняли этого, если бы дом нашей третьей информантки стоял там, где мы хотели его видеть.

Звонок в дверь. «Подарочный» зефир взяли, диктофоны настороже.

- Здравствуйте!

Дверь нам открыл бабушкин дедушка. Он был не то чтобы не рад нас видеть, но вид у нас, наверное, был подозрительный.

- Здравствуйте.

Услышав наши объяснения по поводу того, носителями студенческих билетов какого университета мы являемся, дедушка не сдвинулся ни на йоту.

- Так вчера ж были ваши у нас уже, - и стоит. Смотрит. Ждет.

Сзади показалась нужная нам бабушка и высвободила нас из подъездного плена. Через полчаса, разглядывая фотографии и слушая рассказы, я показывала всю свою интеллектуальную мощь, пытаясь выудить из Валентины Васильевны диалектные слова: «А шапка у вас эта как называлась? А лодка?» Шапка, как это ни странно, называлась шапкой, а лодка – лодкой; Валентина Васильевна оценила мои старания и иногда смотрела на меня, как на душевнобольную. Девочки долго смеялись над: «А штанишки из чего делали?» Через полтора часа, сидя за столом, я узнала о примете «Если не пьешь, - замуж не выйдешь».

«Дома» мы ели арбуз и готовились ко дню рождения Лизы. В половину двенадцатого ночи четвертого июля, что накануне долгожданного пятого, мы носились по всему Кодинску, расклеивая задания и расставляясь по точкам. Конечным пунктом был местный центр – бассейн-фонтан, в тот же вечер названный Ибицей (науке осталась неизвестна этимология этого географического объекта, что не делало его менее Ибицей). Мы задули свечи на именинном пироге, вручили Лизе подарки и воздушные шары, которым перед этим отдали большую часть своих легких, и пошли домой, едва часы показали полночь. Проходили мимо разборок местной кодинской молодежи: как мы поняли, они не поделили каких-то девушек из Иркутского государственного литературного университета.

Утром посвежевшие и отдохнувшие мы двинулись в путь: нас не ждали в деревне Заледеево, что не помешало нам в нее приехать. У Лизы уже пропало все желание отмечать день своего рождения, что не помешало нам его праздновать: сначала пикником на природе, затем полноценными шашлыками на базе отдыха в Чадобеце, где к нам присоединились какие-то неизвестные люди. Пели песни и разговаривали о рыбалке. Узнали, что различными модификациями слова «макчён» в Кодинске можно назвать все, что угодно.

А на следующий день мы с Валей поехали домой. Думали почти об одном и том же: как здорово, что нельзя предугадать всего, что будет; как здорово, что 1 июля мы еще не знали о том, как мы будем скучать, уезжая. Темнело – мы слушали что-то очень нежное и ловили ощущение отчаянной тоски – смесь радостного восторга и тревожной грусти.

Чем можно заниматься в дороге, если денег хватило на автобус и ночь? Смотреть в окно и спать: неудобно изогнувшись, чувствуя на коленях чью-то голову, не зная, куда деть руки и почему обычно короткие ноги стали вдруг такими длинными. Спать и смотреть в окно: как смешиваются в одно большое чернильное пятно сосны и ели, мелькают изломленные частые березы, врываются в глаза огромные поля и небо, похожее на застывшее море в облаках.