Отцовское начало: образ, архетип, голос, роль

Архетипический Отец вовсе не тождествен личному опыту взаимоотношений со своим отцом, равно как и личному опыту отцовства. Как и в случае с архетипической Матерью, за реальным отцом (или даже отцовской фигурой, которой может быть и дед, и другой близкий родственник, а позже – учитель или иная авторитетная личность) стоит архетип Отца, и реальный опыт общения накладывается на этот архетип и подтверждает или не подтверждает определенные его черты. У каждого архетипа есть светлая и темная сторона, и реальная отцовская фигура будет соответствовать каким-то свойствам одной и другой из этих сторон. Впечатление от жизненного опыта взаимодействия со старшими близкими родственниками всегда накладывается на представление о родительском архетипе. Поэтому мы воспринимаем отца через его качества сильного или слабого архетипического Отца, поддерживающего или кастрирующего (пожирающего, может быть также соперничающего).

Аналитические психологи склонны отличать архетипический образ Отца от отцовской архетипической структуры или паттерна. Дело в том, что структура может быть внутренней или заимствованной, а образ – это, как правило, то, что дает нам господствующая культура с ее представлениями и ожиданиями. Опыт личного взаимодействия с реальным отцом оказывается при этом тем более продуктивным, чем более родитель способен выразить отцовский архетип наиболее человечным образом. Это означает избегание крайностей спектра характерных качеств, не всегда быть сильным, но и не слишком слабым, не всегда – лояльным и поддерживающим, но и не слишком обесценивающим. Слишком сильный отец способен подавить индивидуальность характера и поступков ребенка. Слишком слабый сделает его беззащитным и, кроме того, слабомотивированным. Все поощряющий отец – не лучшая подготовка к реальной жизни, в то время как исключительно ограничивающая роль родителя повлечет за собой психосексуальные и социальные проблемы. Также важно то, что, не ощущая контакта с человеческим, личным, эмоциональным пластом бытия своего отца, ребенок будет воспринимать его лишь через архетипический образ.

Образ и архетип отца влияют на формирование внутреннего «отцовского голоса». Известный британский юнгианский аналитик Эндрю Самуэлс указывает, что он заключается в вопросах личных и социальных приоритетов; эволюции идей и ценностей; развитии сексуальной и психосексуальной идентичности; а также в социальной и культурной роли человека. Пространство, разделяющее или соединяющее, объединяющее или сковывающее индивидуальность и ее «внутреннего отца» (включающего и отцовский образ, и опыт взаимодействия, и архетип), становится территорией взаимодействия индивидуума и Суперэго, аспектом психического функционирования, связанным с общепринятой моралью и культурными нормами как непререкаемой данностью.

Во взаимоотношениях с дочерью роль отца интересна тем, что именно отец показывает ей, что можно быть феминной, отличаясь при этом от материнского клише и роли. Отец воспринимает дочь как девочку и самостоятельную индивидуальность, и она ценна (или не ценна) для него в этой роли. Разумеется, в ряде случаев отец равнодушно или отрицательно относится к любым женским ролям, отличным от всеублажающих материнских. И тогда психосексуальное развитие дочери будет иметь собственные изломы. В отношениях с сыном отец выступает образцом для подражания, другом и соперником, старшим и опытным учителем жизни. Соперничество между отцом и сыном имеет смысл как игровой опыт социализации мужчины. Если его нет, то социальную роль сыну также придется постигать самостоятельно, на своих пробах и ошибках, без поддержки опыта зрелости, руководствуясь большей частью слепыми инстинктами и примитивными защитами. Если имеет место реальное соперничество, то это будет борьба за бессмертие: если выиграет сын, то оно – в продолжении рода и мужской линии – состоится, если победит отец, присвоив вечность себе самому, то рано или поздно он проиграет окончательно, от беспомощности и бессилия, а смерть станет ему унижением.