Юрий Поплавский

Можно я буду

Cпокойней надо быть, спокойней-
Всему приходит свой конец.
Мы видим дерево, не корни,
Цветок ведь вовсе не венец!
Мы тщимся, бегаем, сгораем,
Забыв про бренность бытия…
Мы не живем, а лишь страдаем-
Борьба есть жизнь, но не война…

Воскресный день выдался по-летнему теплым. Поэтому я даже обрадовался, когда мой сын Ваня подошел и, глядя в глаза, с надеждой спросил:
- Папа, ты сегодня не очень занят? Пойдем, погуляем?!
Ване шел девятый годок, и он заканчивал третий класс английской гимназии. Как мне говорили преподаватели, мальчик был не по годам рассудительный.
- А это выход! - подумал я, отвлекусь от невеселых мыслей, связанных с последними событиями, смогу, наконец, побыть с ребенком.
Итак, решили: прогуляемся по Приморскому проспекту, вдохнем свежий теплый весенний соленый воздух, послушаем крики чаек, дадим возможность солнцу закрепить в растущем организме сына витамин Д, а я – разомну свою стареющую плоть.
На улицах города гуляющего народа было не очень много. Может тепло пришло слишком рано и неожиданно, а может не безызвестные события не благоприятствовали появлению праздно гуляющего, как местного, так и приезжего люда. Скорее всего, и то и другое вместе взятое.

Из-за этих событий, в городе появилось много военных: солдат, различных дружинников и даже не совсем легкой военной техники. И у меня от этого стало, как то не очень, мягко говоря, спокойно на душе. Зато моего сынишку все происходящее вокруг ни сколько не тревожило, и даже наоборот.
Не каждый день ему приходится видеть столько солдат, необычных машин и танков, которыми он так любит ещё играть, а тут в полный рост, да ещё и самые всамделишные.

Я старался отвлечься от своих тревожных мыслей, и поэтому мы не спеша шли, болтая о чем-то незначительном, наслаждаясь теплом и солнцем. Казалось, что ничего не предвещает каких- то особенных и судьбоносных событий.
И вдруг мой сын, остановился и, глядя на группу солдат в масках, с огромными автоматами, которые, совсем мирно, охраняли несколько деревьев, готовых уже выпустить свои первые нежные зеленые листочки спросил:
–Сегодня будет парад?
–Нет, - ответил я, - сегодня парада не будет.
–А что тогда здесь делают эти солдаты?
Он задумался на секунду, потер лоб:
–У нас в гимназии все говорят, что будет война!

Я внимательно посмотрел на сына, и вдруг отчетливо вспомнил тот год, когда мне было столько, сколько сейчас Ване.
Это был в 68 - м. Моего отца призвали в армию. Он был капитаном запаса медицинской службы. Я им очень гордился.
–Мой папа военный! Он защищает меня, маму и нашу страну от врага!
Когда мы с мамой приезжали к нему в воинскую часть, я с интересом рассматривал его военную форму. Особенно мне нравились его капитанские погоны - четыре маленькие звездочки и значок-символ медицины «чаша со змеей».
Я навсегда запомнил запах начищенных хромовых сапог, которые выдавались офицерскому составу, запах новой полевой формы и, конечно, запах и вкус военной каши, которой нас угощал отец.
Но особой радостью было надеть папину пилотку с красной звездочкой. Мне было все интересно и даже весело.

Но когда мы возвращались домой, совершенно непонятно почему мама плакала и молилась приговаривая:
–Лишь бы не было войны.
И войны не было. У нас не было!

Тогда я не знал: что, почему и как происходило в далекой для нас Чехословакии. Я не знал что советская армия «на корню» задавила и растоптала первые ростки Пражской Весны. Что погибли мирные люди, защищающие свой выбор жить свободно, думать свободно, и самим решать: как и куда им идти, и как жить в своей стране.
Потом, уже много позже, когда стала доступна информация, я узнал правду о жестоких событиях, той, теперь далекой весны.
Я вспомнил то время и сравнил с теперешней ситуацией. Разница была лишь в том, что сейчас я и моя семья оказалась в самом «эпицентре» событий и по эту сторону «баррикад».

Но что я мог объяснить своему маленькому сыну?
Как ему ответить, чтобы он понял?
И я решил сказать полусерьезною, полуофициально декларированную версию ввода российских войск в Крым:
– Нет, не бойся.. Войны не будет. А солдат прислали сюда, чтобы нас защищать и, чтобы я мог тебе свободно рассказывать русские сказки, читать на русском языке Пушкина, Лермонтова, Гоголя.
Ваня внимательно посмотрел на меня:
– Но ты мне и так читаешь!? А от кого они нас будут защищать?
Тут я, конечно, не знал, что ему сказать, так как официальная причина ввода такого количества войск была абсурдна. Абсурдна и непонятна не только мне, но и большинству жителей Крыма.
Сын ждал ответа, нетерпеливо дергая меня за руку.
Я лихорадочно подбирал в уме слова, чтобы не испугать ребёнка и объяснить, что давно мучит меня.
Истолковав мое молчание по- своему, после небольшой паузы Ваня опять спросил:
– А «Маугли» мы тоже на русском языке будем читать?
Это его любимая книжка еще из детского сада.
–И «Маугли» тоже, - ответил я, не ожидая подвоха.
–Но я хотел бы прочитать его на английском языке! Нам учительница обещала.
–А что она еще вам обещала, - я не нашелся, что ответить.
– Она нам сказала, что лучше книги читать на языке оригинала.
– Во дает, -подумал я, точно мальчик развит не погодам, а вслух, чтобы перевести разговор, спросил:
–А, что такое язык оригинала?
Мой сын остановился от неожиданности – он не верил, что я такой большой, и не знаю, что такое язык оригинала.
Ваня пристально смотрел на меня, пытаясь понять, не шучу ли я. А затем с большим наслаждением почти менторским тоном попытался восполнить пробел в моем образовании.
Сын, явно получал от этого удовлетворение, которое, наверное, повысило его самооценку. Но сомнения все же не покидали его. Это было похоже на то, как он не верил, что я могу «проморгать» его атаку, в наших шахматных баталиях. Ваня не любит, когда я поддаюсь.

– И что же вы, на языке оригинала читаете, – спросил я.
– «Золотого петушка» – на русском, «Котыгорошко» – на украинском, а «Маугли» будем читать на английском. А, что, теперь всё нужно будет читать только на русском?
Я оказался в довольно затруднительном положении. Не знаю, как с английским, но с украинским, наверное, точно придется распрощаться. Некоторым государственным деятелям Украины так и не удалось освоить этот язык. Один Азаров чего стоит, из-за своих «перлов» получивший новую фамилию в народе «Азиров».

Что бы было немного понятнее, я вам должен рассказать немного о нашей семье
Семья у нас не очень однородна, в смысле не только с гендерной стороны, но и с национальной тоже.То есть моя жена – женщина, я же – мужчина. Моя жена – украинка, я – русский. Жена прекрасно разговаривает на украинском, и так же свободно на – русском, я же говорю, в основном на русском, на украинском - реже, но намного лучше некоторых наших политиков. Супруга, конечно, постаралась, надо отдать ей должное.
Уу нас в семье, получилось так, что я с сыном говорю на русском, с мамой Ваня разговаривает на украинском. А все вместе говорим на том языке, на котором задан вопрос или сказано первое слово. И я иногда ловлю себя на том, что не помню на каком языке мы только что говорили. Нам это совсем не важно.

Кстати и имя сыну мы дали Иван, потому что оно устраивало нас со всех сторон, и даже со стороны решения национального и языкового вопроса. Так что эта проблема в отдельно взятой семье у нас был решена полюбовно. Жена называла Ивана – Иванко, Ивась, я же –Ваня.
А Ваня, маму называл мамой, а меня – папой или татом, в зависимости от языка, на котором в данную минуту мы говорим.

Так вот, мы немного отвлеклись. А мне нужно что-то отвечать сыну.
– Нет, не думаю. Всё должно быть, как и раньше, – попытался я успокоить сына и сам себе не поверил.
Сын же, как и полагается, поверил своему отцу.

Мы продолжали наш путь. Хотели спустится к морю, посмотреть на памятник погибшим морякам, но нам преградили дорогу солдаты, и мы вынуждены были вернуться обратно.
– Папа, почему сейчас так много солдат везде? Почему нас не пропускают? И почему солдаты совсем не похожи на наших матросов?
– Их просто поставили охранять порядок.
– А разве у нас был беспорядок? - не унимался Ваня.
– Понимаешь Ваня, – начал я и задумался, как бы это все попроще и поточнее объяснить ему. Хотя и сам себе еще не все до конца объяснил. Но, я знаю, что детям врать нельзя, потом аукнется, и я продолжил:
– Ты же знаешь, что мы живем в Крыму, а Крым входит в состав Украины. Но когда то давно Крым принадлежал России, а еще раньше, Турции, а еще – Татарам и даже Греции. Так вот теперь Россия сказала, что Крым это – исконно русская земля.
– И что теперь?
–Теперь Россия хочет вернуть Крым себе.
-– А Турция?
–Что Турция?
– Турция, тоже хочет вернуть Крым?
–Я не знаю, вроде не хочет.
– А Греция?
– Нет, Греция точно не хочет.
– А почему все не хотят, а только Россия – хочет?
– Ваня. Это очень не простой вопрос. Однозначно я тебе не смогу объяснить, чтоб ты понял.

Ваня как то странно посмотрел на меня, подумал немного и сказал:
– Значит это русские солдаты? И они пришли, чтобы забрать себе Крым?
То, что восьмилетний мальчик сможет выстроить такую логическую цепочку, я не ожидал:
– Да, российские, – поправил я его. – Но у нас они и раньше были, ты же знаешь?
Я специально упустил вторую часть вопроса, но это меня не спасло от дальнейших расспросов.
– Да, знаю, но они раньше были не такие страшные. И без автоматов. А почему эти в масках? Как в кино бандиты! Они боятся, что их узнают? Значит, они делают, что-то плохое раз боятся?
– Они говорят, что поступают правильно, поэтому и стоят, чтоб не было беспорядков, - я попытался, как можно больше упростить систему координат, но оказалось, что сам себя загнал в угол.
Мы прошли еще немного по направлению к Графской пристани, и Ваня задал очередной, как мне показалось совсем алогичный вопрос, хотя как знать, «устами младенца – глаголет истина».
– Папа, а солдаты могут прийти и к нам домой?
Я удивленно посмотрел на Ивана,
– Нет, а зачем к нам домой?
И тут я услышал вопрос, который хоть и не отличался железной логикой, но заставил меня серьёзно задуматься:
– Ну как зачем? Вы иногда с мамой спорите, и мама говорит, что у нас дома беспорядок, а она не успевает постоянно за ним следить.
–Нет, ну это мама образно говорит, и когда сердится. Ты же знаешь, порядок – это когда всё на своих местах, вещи не разбросаны по всей квартире, как твои игрушки и книжки. Они должны лежать на определенном месте, и везде было чисто и прибрано, понимаешь?
– Это-то я понимаю, – многозначительно ответил Ваня, и мы от пристани зашагали обратно, так как и там нас завернули какие-то люди в камуфляже – не то солдаты, не то дружинники.
Некоторое время мы шли, молча, я думал, о том, что же все- таки нас всех ждет впереди. Судя по озабоченному лицу моего сына, он тоже решал вселенские проблемы. И скоро я понял, что в своих предположениях был абсолютно прав, когда услышал очередной вопрос. Хотя с первого взгляда это был самый простой и банальный вопрос:
– Папа, - спросил Ваня, – если я купил игрушку в магазине, она моя?
– Ну конечно, что за вопрос, - удивился я.
–Но раньше то, эта игрушка принадлежала дяде продавцу?
–В общем-то, да, – ответил я, так и не поняв, куда же клонит мой вундеркинд.
– Значит, он может прийти ко мне и сказать, чтобы я отдал ему игрушку, потому что она когда-то принадлежала ему.
– Да нет же, Ваня. Ты же её купил, ты за неё заплатил, и теперь она твоя, навсегда.
Ваня опять задумался, что-то никак не связывалось у него.
– Пап, а Крым – это же Украина. Да?
– Ну, в общем да. Но когда-то она принадлежала России.
– И Украина его купила?
Я уже начал понимать, к чему подкрадывается мой Иван.
– Нет, она его не купила, - сказал я, - это все намного сложнее, когда-нибудь поймешь. Будешь изучать историю и будешь всё знать.
А про себя подумал, что все зависит, по каким учебникам и в какой стране он будет изучать эту историю. Как сейчас оказалось - у каждого народа своя история, или, по крайней мере, видение этой истории.
Мы шагали дальше, нам на встречу шли разные люди, солдаты и моряки, многие имели знаки отличия российской армии, многие без каких либо опознавательных знаков. Лица у всех были сосредоточенные, их не радовала ни весна, ни солнце, ни шум моря. Украинских моряков я не заметил. Но углубится в свое осмысление ситуации, мне не дал Ваня, задав свой очередной вопрос,
– Папа, но ты мне не ответил, эти солдаты пришли забрать себе Крым?
–Вероятно, что да. Только это называется не забрать, а присоединить.
– А Украина?
– А что Украина?
–Она отдаст? Или продаст Крым?
– Уж лучше бы продала. Но у нее не покупают…
–Я зрозумів, - вдруг Ваня перешел на украинский язык, - Ці солдати хочуть щоб була війна? Вони злі і погані!
– Та ні, яка війна? А солдати тут нідо чого, вони не вірішують, вони виконують.
–А якщо ми не захочемо жити в Росії? Я нікуди не хочу їхати, тут мої друзі, гімназія!
– Не хвилюйся, подивимось що буде далі.

Мы уже прошли театр, впереди показался Макдональдс, и я подумал, что не плохо бы было нам подкрепиться и перевести наш не очень веселый разговор на гастрономическую тему. Я спросил:
–Гамбургер или чизбургер?
Ваня без всякого энтузиазма воспринял мое предложение - раньше за ним такое не наблюдалось.
Мы присели за одним из столиков, которые уже поставили на улице. И принялись с удовольствием поглощать вкусную, но вредную для здоровья еду.
Ваня ел хоть и с удовольствием, но мысли его явно витали где-то далеко.
– Пап, –вдруг, оторвавшись от гамбургера, спросил Ваня, –А что сделала Украина плохого России, что она хочет забрать у нее Крым?
Вопрос застал меня врасплох.
– Да ничего, - пробормотал я, проглатывая свой кусок чизбургера.
–Так почему они хотят забрать себе наш Крым?
– Ваня, это очень сложно. Они, наверное, и сами не знают зачем.
Мы закончили с поеданием вкусняшек, предложенных нам Макдональдсом. Ваня получил шарик с триколором, и мы отправились на остановку маршрутки, что бы ехать домой.
Прогулка и разговор с сыном не отвлекли, а наоборот разворотили тот ком сплетенных мыслей, переживаний, который не давал ни спать, ни жить, ни работать в привычном, отлаженном жизнью ритме.
– Вань, давай отойдем, сильно хочется курить.
Глаза сына округлились:
– Папа, ты же не куришь?!
В ответ я только горько улыбнулся.
Выкурив сигарету, я какбудто успокоился. Ваня молчал, только понимающе, как-то по-взрослому похлопал по руке.
Молчание продлилось недолго.
– Пап, ты же русский?
– Да?
– А мама украинка, да?
–Да.
–А я тогда кто?
– Ваня, вот ты вырастишь и сам решишь, кем ты хочешь быть.
В это время подъехала седьмая маршрутка. Всю дорогу мы ехали, молча, каждый думал о своем.

Выйдя из маршрутки, Ваня забежал наперед и, развернувшись ко мне лицом, тут же задал свой хорошо, вероятно, обдуманный вопрос:

– Папа, а можно тебя спросить? Только не обижайся, ладно.
– Ладно, спрашивай. Почему я должен обижаться?

Ваня еще какое-то время молча глядел себе под ноги, а потом резко поднял голову, как будто отважился прыгнуть с высокой скалы в море, и глядя мне прямо в глаза тихо, но твердо сказал:
– Пап, а можно я буду УКРАИНЦЕМ!........

В этих мальчишеских глазах было всё: и любовь, и упрямство, и решимость, и ещё много всего, но только страха в них не было!
Мой сын вырос! Вдруг вырос! – мелькнуло в голове. И я молча, по-взрослому, сильно пожал его маленькую, но уже мужественную руку.
Он свой выбор уже сделал!
24.03.2014 Ю.В.Н.Н.