Выход из положения 4 страница

Байерли сказал:

— Вы хотите что-то спросить?

Тощий человек впился в него глазами и произнес надтреснутым голосом:

— Ударьте меня!

С неожиданной энергией он выставил вперед подбородок.

— Ударьте меня! Вы утверждаете, что вы не робот. Докажите это. Вы не сможете ударить человека, чудовище!

Наступила странная, пустая, мертвая тишина. Ее прорезал голос Байерли:

— У меня нет причин вас бить.

Тощий человек дико захохотал.

— Вы не можете меня ударить! Вы не ударите меня! Вы не человек! Вы чудовище, которое притворилось человеком!

И Стивен Байерли, стиснув зубы, на глазах у тысяч людей, смотревших на него с площади, и миллионов, глядевших на экраны телевизоров, размахнулся и нанес ему могучий удар в челюсть. Тощий человек упал навзничь без сознания. Лицо его выражало одно лишь бессмысленное изумление.

Байерли сказал:

— Мне очень жаль… Возьмите его в дом и устройте поудобнее. Когда я освобожусь, я хочу с ним поговорить.

И когда доктор Кэлвин, развернув свою машину, отъехала, только один репортер успел прийти в себя настолько, чтобы броситься за ней и выкрикнуть вопрос, который она не расслышала.

Обернувшись, Сьюзен Кэлвин прокричала:

— Он — человек!

Этого было достаточно. Репортер понесся прочь.

Вся остальная часть речи была произнесена, но ее никто не услышал.

…Доктор Кэлвин и Стивен Байерли встретились еще раз — за неделю до того, как он принял присягу, вступая в должность мэра. Было уже далеко за полночь.

Доктор Кэлвин сказала:

— Вы как будто не устали.

Новый мэр улыбнулся:

— Я могу еще задержаться. Только не говорите Куинну.

— Не скажу. Кстати, у Куинна была интересная версия. Жаль, что вы ее опровергли. Вы, вероятно, знаете, в чем она заключалась?

— Частично,

— Она была в высшей степени драматической.

Стивен Байерли был молодой юрист, хороший оратор, большой идеалист и увлекался биофизикой. Кстати, вы интересуетесь роботехникой, мистер Байерли?

— Только с юридической стороны.

— А тот Стивен Байерли интересовался. Но произошла автомобильная катастрофа. Жена Байерли погибла. Ему пришлось еще хуже. Его ноги были искалечены, лицо изуродовано; он лишился голоса, пострадал отчасти и его рассудок. Он отказался от пластической операции и удалился от мира. Его карьера погибла, у него остался только его ум и руки. Каким-то образом ему удалось достать позитронный мозг, самый сложный, способный решать этические проблемы. А это высшее достижение роботехники. Он нарастил тело вокруг такого мозга. Он сделал из него все, чем он мог бы быть сам. Он послал его в мир в качестве Стивена Байерли, а сам остался старым учителем-калекой, которого никто никогда не видел…

— К несчастью, — сказал новый мэр, — я все это опроверг, ударив человека. Судя по газетам, ваш официальный приговор гласил, что я человек.

— Как это случилось? Расскажите мне. Это не могло быть случайностью.

— Ну, это была не совсем случайность. Большую часть работы проделал Куинн. Мои люди качали потихоньку распространять слух, что я ни разу в жизни не ударил человека; что я не способен ударить человека; что если я не сделаю этого, когда меня будут провоцировать, это, наверное, докажет, что я робот. Поэтому я устроил свое глупое публичное выступление, вокруг которого была создана такая шумиха, и почти неизбежно какой-нибудь дурак должен был клюнуть. По сути дела, это был дешевый трюк. В таких случаях все зависит от искусственно созданной атмосферы. Конечно, эмоциональный эффект обеспечил мое избрание, чего я и добивался. Робопсихолог кивнула.

— Я вижу, что вы вторгаетесь в мою область, — вероятно, это неизбежно для любого политического деятеля. Но я жалею, что получилось именно так. Я люблю роботов. Я люблю их гораздо больше, чем людей. Если бы был создан робот, способный стать общественным деятелем, он был бы самым лучшим из них. По законам роботехники, он не мог бы причинять людям зла, был бы чужд тирании, подкупа, глупости или предрассудков. И прослужив некоторое время, он ушел бы в отставку, хотя он и бессмертен, — ведь для него было бы невозможно огорчить людей, дав им понять, что ими управляет робот. Это было бы почти идеально.

— Разве что робот мог бы не справиться с делом из-за коренных недостатков своего мозга. Ведь позитронный мозг по своей сложности не может сравниться с человеческим.

— У него были бы советники. Даже человеческий мозг не может управлять без помощников.

Байерли серьёзно взглянул на Сьюзен Кэлвин.

— Почему вы улыбаетесь, доктор Кэлвин?

— Потому что Куинн предусмотрел не все.

— Вы хотите сказать, что эту его версию можно было бы дополнить?

— Да, только одной деталью. Этот Стивен Байерли, о котором говорил мистер Куинн, этот калека перед выборами провел три месяца за городом по каким-то таинственным причинам. Он вернулся как раз к вашему знаменитому выступлению. А в конце концов он мог и еще раз сделать то, что он уже сделал. Тем более что задача была гораздо проще.

— Я вас не совсем понимаю.

Доктор Кэлвин встала и оправила костюм. Она, очевидно, была готова уйти.

— Я хочу сказать, что есть один случай, когда робот может ударить человека, не нарушив Первого Закона. Только один случай…

— Когда же?

Доктор Кэлвин была уже в дверях. Она спокойно произнесла:

— Когда человек, которого нужно ударить, — просто другой робот.

Она широко улыбнулась. Ее худое лицо сияло.

— До свидания, мистер Байерли. Я надеюсь, что еще буду голосовать за вас через пять лет — на выборах Координатора.

Стивен Байерли усмехнулся!

— Ну, до этого еще далеко…

Дверь за ней закрылась.

Пораженный, я уставился на нее:

— Это правда?

— До последнего слова, — ответила она.

— И великий Байерли был просто робот?

— О, этого мы никогда не узнаем. Думаю, что да. Но когда он решил умереть, то распорядился, чтобы его тело уничтожили, так что доказать теперь ничего невозможно. И потом — какая разница?

— Ну, знаете…

— Вы тоже разделяете предрассудки против роботов. А зря. Он был очень хорошим мэром… Вот и все, — произнесла Сьюзен Кэлвин, вставая. — Я видела, как все это начиналось, — с того времени, когда бедные роботы еще не умели говорить. Больше я уже ничего не увижу. Моя жизнь окончена. Вам предстоит увидеть, что будет дальше.

Я больше не видел Сьюзен Кэлвин. Месяц назад она умерла.

Риск

Гипербаза была создана ради этого дня. На галерее центра управления в порядке, строго определенном протоколом, располагалась группа чиновников, ученых, технических специалистов и прочих, кого можно было включить в понятие «персонал». В соответствии со своими разнообразными темпераментами люди ждали, полные надежд, беспокойства, затаив дыхание, ждали напряженно или испуганно — ожидали кульминации своих усилий.

Полая внутренность астероида, известного как Гипербаза, стала в эти дни основным объектом службы безопасности, и меры предосторожности распространялись на десять тысяч миль. Ни один корабль не мог войти в это пространство и остаться невредимым. Ни одно сообщение нельзя было отправить без тщательной проверки.

Примерно в ста милях двигался по орбите маленький астероид. На эту круговую орбиту вокруг Гипербазы его вывели несколько лет назад. Орбита представляла собой самую совершенную окружность, какую только можно было достичь. Астероид имел порядковый номер Н937, но на Гипербазе его называли только Он. («Вы сегодня были на нем?»; «Генерал на нем, пусть ему разнесет голову». Постепенно местоимение достигло статуса слова, которое пишется с заглавной буквы).

На Нем теперь, когда приближалось время ноль, никого не было. Только «Парсек», единственный корабль такого типа в истории человечества. Лишенный экипажа, он лежал, готовый отправиться в непостижимое.

Джералд Блейк, один из умных молодых людей, специализировавшийся в области исследования эфира и заработавший право размещаться в первом ряду, пощелкал своими большими пальцами, потом вытер вспотевшие ладони о безупречный белый халат и мрачно спросил:

— А почему не обратились к генералу или к ее милости вон там?

Найджел Ронсон, из «Интерпланетари Пресс» мельком взглянул туда, где размещались генерал-майор Ричард Каллнер и неприметная женщина, почти затерявшаяся за блеском мундира генерала. Он ответил:

— Я обратился бы к ним, но меня интересуют новости.

Ронсон — короткий пухлый человечек. Волосы его тщательно подстрижены в короткой прическе, рубашка с открытым воротником, брюки едва достигают лодыжек. Он старательно имитирует внешность газетчика, каким его представляет телевидение. Тем не менее это очень способный репортер.

Блейк коренаст, темная линия волос почти не оставляет места для лба, но мозг у него острый, а пальцы сильные. Он сказал:

— Все новости у них.

— Вздор! — ответил Ронсон. — У Каллнера ничего нет под этим золотым мундиром. Разденьте его, и обнаружите всего лишь конвейер, способный передавать приказы вниз и отчеты вверх.

Блейк едва не улыбнулся, но подавил это желание.

— А как насчет мадам доктора?

— Доктор Сьюзан Кэлвин, из «Ю. С. Роботс», — начал репортер. — У этой женщины на месте сердца гиперпространство, а в глазах жидкий гелий. Она пройдет сквозь солнце и выйдет с противоположной стороны, окруженная замороженным пламенем.

Блейк был еще ближе к улыбке.

— А директор Шлосс?

Ронсон бойко заявил:

— Он слишком много знает. Он постоянно разрешает противоречие: как попытаться раздуть слабый интеллект слушателя и при этом не ослепить его блеском собственного интеллекта. И обычно кончает тем, что вообще ничего не говорит.

На этот раз Блейк оскалил зубы.

— А теперь, может, скажете, почему вы выбрали меня?

— Это легко, доктор. Я посмотрел на вас и решил, что вы слишком некрасивы, чтобы быть глупым, и слишком умны, чтобы упустить возможность хорошей личной рекламы.

— Напомните мне потом: я вас пну, — сказал Блейк. — Что вы хотите узнать?

Журналист показал вниз и спросил:

— Эта штука сработает?

Блейк тоже посмотрел вниз и почувствовал легкий озноб, как от холодного марсианского ветра. Внизу находился огромный телевизионный экран, разделенный надвое. Одна часть давала общий вид Его. На серой поверхности Его виден был «Парсек», он слабо блестел в лучах далекого солнца. На второй половине экрана — контрольная рубка «Парсека». В ней никого живого. В кресле пилота предмет, отдаленно напоминающий человека. Ни на мгновение нельзя было забыть, что это всего лишь позитронный робот.

Блейк сказал:

— С точки зрения физики, должно сработать. Робот исчезнет и вернется. Космос! Эта часть нам удается. Я видел все запуски. Прибыл сюда две недели спустя после получения диплома в области физики эфира и с тех пор так и нахожусь здесь, если не считать отпусков. Я был здесь, когда мы послали железную проволоку к орбите Юпитера и обратно — и получили назад металлические опилки. Я был здесь, когда отправили мышь, а получили мясной фарш.

— После этого мы шесть месяцев выравнивали гиперполе. Нам пришлось выравнивать запаздывания на одну десятитысячную секунды во всех частях посылаемого предмета. После этого мыши возвращались назад невредимыми. Помню, как мы праздновали один случай: мышь вернулась живой и прожила еще десять минут. Теперь они живут так долго, сколько мы о них заботимся.

Ронсон сказал:

— Здорово!

Блейк косо взглянул на него.

— Я сказал: сработает, с точки зрения физики. Возвращающиеся белые мыши…

— Да?

— Они безмозглые. Нет даже крошечного мышиного рассудка. Не едят. Приходится их держать на принудительном питании. Не спариваются. Не бегают. Сидят. Сидят. Сидят. И все. Наконец решили послать шимпанзе. Какое жалкое зрелище. Шимпанзе слишком близок к человеку, чтобы это легко вынести. Вернулся кусок мяса, который едва шевелился. Иногда переводил взгляд и мог почесаться. Выл и сидел в собственных испражнениях, ума не хватало подвинуться. Кто-то однажды застрелил его, и мы все были благодарны за это. Говорю вам, парень: ни одно существо, отправившись в гиперпространство, не вернулось в здравом рассудке.

— Это можно опубликовать?

— Вероятно, после эксперимента. От него ждут очень многого. — Угол рта Блейка дрогнул.

— А вы нет?

— С роботом у приборов управления? Нет. — Почти автоматически Блейк вспомнил о происшествии несколько лет назад, когда он был признан виновным в гибели робота. Он подумал о роботах типа Нестор, который заполнили Гипербазу, со своими врожденными знаниями и педантизмом. Какой смысл говорить о роботах? Он не миссионер по натуре.

Ронсон, заполнивший молчание своей болтовней, сказал, сменив жвачку во рту:

— Не говорите, что вы против роботов. Я всегда считал, что ученые — единственная группа населения, которая не настроена против роботов.

Терпение Блейка подошло к концу. Он ответил:

— Верно, и в этом-то вся беда. Технология расцветает, приобретя роботов. Теперь в каждой области нужны роботы. Вам нужна дверная пружина? Покупайте робота с толстой ногой. Это очень серьезно. — Он говорил негромко, напряженным голосом, прямо в ухо Ронсону.

Ронсон умудрился высвободить руку. Он сказал:

— Эй, я не робот. Не вымещайте на мне. Я человек. Homo sapiens. Вы чуть не сломали мне руку. Это доказательство?

Но Блейка уже было не остановить просто шуткой. Он сказал:

— Знаете, сколько времени потрачено на эту систему? Построен робот общего назначения, он получил приказ. Точка. Я слышал, как отдавали этот приказ. Коротко и ясно. «Возьми ручку и сильно сожми ее. Сильно потяни к себе. Сильно! И продолжай держать, пока приборы не подтвердят, что ты дважды прошел через гиперпространство».

— Во время ноль робот схватит рычаг управления и потянет на себя. Его руки имеют температуру крови. Как только рычаг займет нужное положение, тепловое расширение приведет к тому, что контакт замкнется. Если что-то случится с мозгом во время первого прыжка через гиперпространство, неважно. Нужно только сохранить положение рычага одно микромгновение, и корабль тут же вернется назад и гиперполе выключится. Ничего не может отказать. После этого мы изучим реакции робота и увидим, что происходит.

Ронсон озадаченно посмотрел на него.

— По-моему, это имеет смысл.

— Неужели? — горько спросил Блейк. — А что вы узнаете из мозга робота? Его мозг позитронный, наш клеточный. У него металлический, у нас протеиновый. Это не одно и то же. Невозможно сравнивать. Но я убежден, что на основании того, что узнают от робота — вернее, подумают, что узнали от робота, — в гиперкосмос отправят человека. Бедняга! Понимаете, дело не в смерти. Дело в том, что он вернется безмозглым. Если бы видели того шимпанзе, вы бы поняли, что я имею в виду. Смерть — это чистый конец. Но так…

Репортер спросил:

— Вы говорили об этом с кем-нибудь?

— Да. Мне ответили то же, что и вы. Сказали, что я настроен против роботов и это все объясняет. Посмотрите на Сьюзан Кэлвин. Готов ручаться, что уж она-то не против роботов. Она прилетела с Земли, только чтобы присутствовать при эксперименте. Если бы за приборами сидел человек, она бы не побеспокоилась. Но какой прок!

— Эй! — сказал Ронсон. — Не останавливайтесь. Должно быть еще что-то.

— Что именно?

— Вы объяснили насчет робота. Но почему неожиданно такие строгости контроля?

— Что?

— Послушайте. Вдруг мне не разрешают отправлять сообщения. Вдруг сюда перестают приходить корабли. Что происходит? Всего лишь еще один эксперимент. Публика знает о гиперпространстве, о том, что вы здесь делаете. Почему тогда такие строгости?

Гнев все еще кипел в Блейке, гнев против роботов, против Сьюзан Кэлвин, против того случая с утраченным роботом в прошлом. Можно сорвать гнев на этом раздражающем маленьком газетчике с его раздражающими вопросами.

Он сказал про себя:

— Посмотрим, как он это воспримет.

— Вы на самом деле хотите знать?

— Еще бы!

— Хорошо. Мы никогда не возбуждали такое большое гиперполе и не пытались отправить предмет такой массы так далеко. Наши эксперименты имели дело с предметами в миллион раз меньшими. Это значит, что будет возбуждено гиперполе в миллионы миллионов раз более мощное, чем раньше. И мы не знаем, что при этом получится.

— Как это?

— Теория утверждает, что корабль будет аккуратно перенесен в район Сириуса и столь же аккуратно вернется назад. Но какой объем пространства будет перенесен вместе с «Парсеком»? Трудно сказать. Мы недостаточно знаем о гиперкосмосе. Если наши расчеты хоть немного неточны, вместе с кораблем может отправиться весь астероид. Корабль может не вернуться в то же место. Вернется, скажем, в двадцати миллиардах миль отсюда. И есть шанс, что еще большее пространство будет захвачено переносом.

— Насколько большее? — спросил Ронсон.

— Невозможно ответить. Тут элемент статистической неопределенности. Поэтому кораблям и не разрешают приближаться. Поэтому не разрешают передавать сообщения, пока эксперимент не завершится благополучно.

Ронсон с трудом глотнул.

— А если затронет и Гипербазу?

— Есть и такая возможность, — хладнокровно сказал Блейк. — Не очень большая, иначе тут не было бы директора Шлосса, уверяю вас. Но математическая вероятность сохраняется.

Журналист взглянул на часы.

— Когда это произойдет?

— Примерно через пять минут. Нервничаете?

— Нет, — ответил Ронсон, но больше вопросов не задавал.

Блейк свесился через ограждение. Шли последние мгновения.

Робот шевельнулся.

При этом движении все наклонились вперед, свет был приглушен, чтобы яснее стала картина на экранах. Но пока там произошло только это одно движение. Руки робота приблизились к рычагу.

Блейк ждал, когда истекут последние секунды и робот потянет на себя рычаг. Он представлял себе множество возможностей, все они одновременно возникали в его мозгу.

Вначале короткое мерцание, которое означало бы уход корабля и его возврат. Хотя промежуток времени исключительно мал, возвращение состоится не точно в то же место, и потому возникнет мерцание. Оно всегда возникает.

Потом, после возвращения, может оказаться, что приборы, выравнивающие гиперполе по всему кораблю, сработали недостаточно надежно. Робот может превратиться в металлолом. Весь корабль может превратиться в металлолом.

Или наши расчеты неверны, и корабль вообще не вернется. Или, что еще хуже, вся Гипербаза отправится вместе с кораблем и не вернется.

Конечно, все может закончиться хорошо. Корабль мелькнет и вернется невредимым. Робот, с незатронутым мозгом, покинет свое сидение и сообщит об успешном возвращении первого созданного людьми предмета, улетевшего за пределы Солнечной системы.

Истекала последняя минута.

Наступила последняя секунда, робот схватил стартовый рычаг и потянул на себя…

Ничего!

Никакого мерцания. Ничего!

«Парсек» не покинул нормального пространства.

Генерал-майор Каллнер снял офицерскую фуражку, чтобы промокнуть блестящий лоб, и при этом обнажил лысину, которая сделала бы его на десять лет старше, если бы такой же эффект уже не вызвало осунувшееся лицо. Прошел почти час после неудачи эксперимента с «Парсеком», и ничего еще не было сделано.

— Как это случилось? Как это случилось? Не понимаю.

Доктор Мейер Шлосс, которого в сорок лет называли старейшиной молодой науки о гиперполях, безнадежно ответил:

— В базовой теории нет ничего сомнительного. Клянусь в этом своей жизнью. На корабле какое-то механическое повреждение. Больше ничего. — Он повторял это уже в десятый раз.

— Мне казалось, что все проверено. — И это тоже уже говорили.

— Да, сэр. И все равно… — И это тоже.

Они смотрели друг на друга в кабинете Каллнера, в который был закрыт доступ всему персоналу. Ни один из них не решался взглянуть на третьего присутствующего.

Тонкие губы и бледные щеки Сьюзан Кэлвин были лишены выражения. Она холодно сказала:

— Можете утешаться тем, что я уже говорила. Вряд ли эксперимент принес бы что-нибудь полезное.

— Не время начинать старый спор, — простонал Шлосс.

— Я не спорю. «Ю. С. Роботс» изготовят робота по указаниям любого покупателя для использования в рамках закона. Нашу часть мы выполнили. Мы сообщили вам, что не гарантируем возможности выводов относительно человеческого мозга на основе данных позитронного мозга. Здесь наша ответственность кончается. Спорить не о чем.

— Великий космос! — сказал генерал Каллнер тоном, который заставил потускнеть значение этих слов. — Давайте не обсуждать это.

— А что еще нам делать? — пробормотал Шлосс, который находился на грани нервного срыва. — Пока не узнаем, что происходит с мозгом в гиперполе, мы не может двигаться дальше. Мозг робота по крайней мере способен к математическому анализу. Это старт, начало. И мы попробуем… — Он дико посмотрел на собеседников. — Но дела не в вашем роботе. Мы не беспокоимся ни о нем, ни о его позитронном мозге. Черт возьми, женщина… — Он чуть не сорвался на крик.

Робопсихолог ответила ровным невозмутимым голосом:

— Не нужно истерики. За свою жизнь я была свидетелем многих кризисов, и ни один не был решен при помощи истерии. Мне нужны ответы на некоторые вопросы.

Полные губы Шлосса дрожали, глаза ввалились, на их месте виднелись темные пятна. Он хрипло сказал:

— Вы разбираетесь в физике эфира?

— Это не имеет отношения к делу. Я главный робопсихолог «Ю. С. Роботс». У руля «Парсека» сидит наш позитронный робот. Как все подобные роботы, он не продан, а сдан в аренду. У меня есть право требовать информации о любом эксперименте, в котором принимает участие робот.

— Поговорите с ней, Шлосс, — рявкнул генерал Каллнер. — Она… с ней все в порядке.

Доктор Кэлвин взглянула на генерала, который присутствовал в случае с пропавшим роботом и поэтому не мог недооценивать ее. (Шлосс в то время болел, а пересказ не так убедителен, как личный опыт).

— Спасибо, генерал, — сказала она.

Шлосс беспомощно перевел взгляд с одного на другого и спросил:

— Что вы хотите знать?

— Очевидно, первый мой вопрос: в чем же ваша проблема, если не в роботе?

— Проблема совершенно очевидна. Корабль не сдвинулся. Вы сами этого не видели? Ослепли?

— Я хорошо вижу. Но не понимаю, почему вы впадаете в панику от механического повреждения. Разве у вас не бывает отказов оборудования?

Генерал пробормотал:

— Дело в стоимости. Корабль дьявольски дорог. Мировой Конгресс… ассигнования… — Он смолк.

— Корабль на месте. Небольшой ремонт и поправки не вызовут неприятностей.

Шлосс взял себя в руки. У него было выражение человека, который схватил свою душу обеими руками, потряс ее и поставил на ноги. В голосе его зазвучало даже терпение.

— Доктор Кэлвин, когда я говорю о механическом повреждении, я имею в виду реле, в которое попала песчинка, линию связи, нарушенную комком грязи, транзистор, вышедший из строя из-за мгновенного повышения температуры. И десяток других возможностей. Сотни возможностей. И любая из них может оказаться временной. Их действие может прекратиться в любое мгновение.

— Значит, в любой момент «Парсек» может переместиться в гиперпространстве и снова вернуться.

— Совершенно верно. Теперь вы понимаете?

— Нет. Разве не этого вы хотите?

Шлосс сделал движение, как будто обеими руками хотел схватить себя за волосы и потянуть. Он сказал:

— Вы не специалист в области эфира.

— Это лишает вас дара речи, доктор?

— Корабль настроен на прыжок, — с отчаянием сказал Шлосс, — относительно гравитационного центра галактики. Возврат должен произойти в то же самое место с учетом движения Солнечной системы. За час, который прошел после неудачи, Солнечная система значительно переместилась. Первоначальная настройка сбита. Обычные законы движения неприменимы к гиперпространству, и нам потребуется неделя расчетов, чтобы определить новые параметры.

— Вы хотите сказать, что если сейчас корабль двинется, то вернется в какой-то непредсказуемый пункт в тысячах миль отсюда?

— Непредсказуемый? — Шлосс дико улыбнулся. — Да, можно сказать и так. «Парсек» может оказаться в туманности Андромеды или в центре Солнца. Во всяком случае мы его больше не увидим.

Сьюзан Кэлвин кивнула.

— Итак, ситуация такова. Если корабль исчезнет — а это может произойти в любую минуту, — вместе с ним исчезнут несколько миллиардов долларов налогоплательщиков, и вас обвинят в… плохой работе.

Генерал-майор Каллнер не мог бы подпрыгнуть сильнее, даже если бы ему в основание воткнули булавку.

Робопсихолог продолжала:

— Значит, каким-то образом нужно вывести из действия механизм гиперполя на корабле, и как можно скорее. Что-нибудь выключить, высвободить, разъединить. — Она как будто говорила сама с собой.

— Не так просто, — сказал Шлосс. — Не могу это полностью объяснить, так как вы не специалист. Все равно что попытаться прекратить подачу электроэнергии, разрезав садовыми ножницами провод высокого напряжения. Это может быть опасно. Это будет опасно.

— Вы хотите сказать, что любая попытка вмешаться может запустить корабль в гиперпространство?

— Непродуманная попытка, вероятно, приведет к этому. Гиперсилы не ограничены скоростью света. Вероятно, у них вообще нет ограничения скорости. Это делает положение очень трудным. Единственный разумный способ — выяснить причину неудачи и разработать безопасный способ отключения поля.

— И как вы предлагаете это сделать, доктор Шлосс?

Шлосс сказал:

— Мне кажется, единственная возможность — послать на корабль роботов типа Нестор…

— Нет! Не говорите глупости! — прервала его Сьюзан Кэлвин.

Шлосс холодно ответил:

— Несторы знакомы с физикой эфира. Они идеально…

— Это не предмет для обсуждения. Без моего разрешения вы не имеете права использовать наших позитронных роботов. А я такого разрешения не дам.

— Какая же альтернатива?

— Вы должны послать одного из ваших инженеров.

Шлосс яростно покачал головой.

— Невозможно. Слишком велик риск. Если мы потеряем корабли и человека…

— Тем не менее Нестора вы не получите. И вообще никакого робота.

Генерал сказал:

— Я… я должен связаться с Землей. Всю проблему нужно передать на высший уровень.

Сьюзан Кэлвин резко ответила ему:

— На вашем месте я не стала бы этого делать. Вы отдаетесь на милость правительства, не предлагая никакого собственного плана действий. Ничего хорошего для вас из этого не получится, я уверена.

— Но что же делать? — Генерал снова воспользовался своим носовым платком.

— Пошлите человека. Другого выхода нет.

Шлосс побледнел до болезненной серости.

— Легко сказать: пошлите человека. Но кого?

— Я обдумывала эту проблему. Здесь есть молодой человек — его зовут Блейк, я с ним встречалась во время предыдущего посещения Гипербазы.

— Доктор Джералд Блейк?

— Кажется, да. Он тогда был холост. А сейчас?

— По-прежнему.

— Тогда я предлагаю, чтобы его вызвали сюда, скажем, через пятнадцать минут, а тем временем я просмотрю его данные.

Она спокойно приняла на себя руководство ситуацией, и ни генерал Каллнер, ни Шлосс и не подумали с ней спорить.

Блейк видел Сьюзан Кэлвин во время ее второго посещения Гипербазы только на удалении. И не пытался сократить это расстояние. Теперь, вызванный к ней, он смотрел на нее с отвращением. Он едва заметил присутствовавших тут же генерала Каллнера и доктора Шлосса.

Он вспомнил, как в последнюю встречу она подвергла его вскрытию из-за утраченного робота.

Холодные серые глаза доктора Кэлвин смотрели прямо в горячие карие глаза Блейка.

— Доктор Блейк, — сказала она, — я полагаю, вы правильно оцениваете ситуацию.

Блейк ответил:

— Да.

— Что-то нужно сделать. Корабль стоит слишком дорого, чтобы можно было его потерять. Результатом было бы, вероятно, окончание работы над проектом.

Блейк кивнул.

— Я думал об этом.

— Надеюсь, вы также догадываетесь, что кому-то нужно отправиться на борт «Парсека», выяснить, что там случилось, и… устранить эту причину.

Наступило недолгое молчание. Блейк хрипло спросил:

— Какой дурак за это возьмется?

Каллнер нахмурился и посмотрел на Шлосса, который прикусил губу и ни на кого не смотрел.

Сьюзан Кэлвин сказала:

— Конечно, существует вероятность случайной активации гиперполя, и корабль в таком случае окажется вне пределов нашей досягаемости. С другой стороны, он может вернуться в пределы Солнечной системы. В этом случае не пожалеют никаких средств и усилий, чтобы вернуть человека и корабль.

Блейк заметил:

— Поправка. Идиота и корабль!

Сьюзан Кэлвин не обратила внимания на его слова. Она продолжала:

— Я попросила генерала Каллнера поручить эту работу вам. Вы должны этим заняться.

Никакой паузы. Спокойным голосом Блейк ответил:

— Леди, я не вызываюсь добровольцем.

— На Гипербазе десятки людей, обладающих специальными знаниями для такого задания. На основании нашего прежнего знакомства я выбрала вас. Вы выполните эту работу с сознанием…

— Нет. Я не даю согласия.

— У вас нет выбора. Это на вашей ответственности.

— На моей ответственности? Почему это на моей?

— Потому что вы лучше всех для этого подходите.