Он никогда ничего не скажет. 2 страница

– Какая-нибудь ученица Айседоры Дункан?

– Вовсе не исключено, что сама божественная Айседора.

– Ты так думаешь?

Док прищурился, вглядываясь в лицо танцовщицы на корабле:

– Сложно сказать. Слишком уж далеко. Но очень похожа. Будь у меня мощный бинокль, чтобы можно было разглядеть родинку, тогда бы я точно сказал…

– Ты её знаешь?

– Когда-то у нас был роман. Краткий, но бурный. Три жаркие ночи в мотеле на караванном пути – это было незабываемо.

– Ты что, шутишь?

– Джентльмены такими вещами не шутят. Кстати, я ещё тогда заметил, что её смерть – то, как она умерла, – как-то не повлияла на её пристрастие к длинным летящим шарфам.

– Айседора Дункан, говоришь?

– Не отвлекайся, сынок. Держи курс.

Корабль уже прошёл мимо, но Джим, заглядевшись на танцовщицу, отвлёкся от штурвала, и катер подошёл слишком близко к волне, поднятой кораблём. Джим быстро выправил катер и в последний раз оглянулся на полуголую танцовщицу. Он улыбнулся Доку:

– Три жарких ночи?

Док сдвинул шляпу пониже на лоб. так что его глаз совсем не было видно.

– Кто знает, сынок. Может, когда-нибудь в обозримом будущем ты привезёшь сюда и эту Сэмпл Макферсон. Тогда, если вам вдруг захочется чего-нибудь этакого, спроси хозяйку. Её зовут Шен Ву. Она своё дело знает.

Джим даже не улыбнулся. Мысль об этой женщине, с которой ему, кажется, предстоит встретиться в будущем, наполняла его любопытством и странной тревогой. Он попытался сосредоточиться на штурвале и не думать о ней. Он знал, к чему приводит подобная одержимость: если он начинает упорно думать о чём-то, на что он не может как-то повлиять, – это прямая дорога к неврозу.

Пока Джим старался не думать об этой таинственной Сэмпл Макферсон, Док тихонечко попивал коньяк. Каждый был занят своим, и поэтому они не заметили очередное явление на реке. Впрочем, надо сказать, что явление было не столь грандиозным, как хрустальный корабль. Ярдах в ста позади над поверхностью воды поднялась труба перископа подводной лодки и уставилась немигающей линзой прямо на катер.

* * *

– Женщина лучше проводит тепло.

– Что?

– Жестами ручек проходит назло.

– Я, наверное, сплю.

– Жестью замучил проходчик ослов.

– Да, я сплю, и мне это снится.

Но ведь она никогда не спит. В последний раз Сэмпл спала, когда они с Эйми были одним существом. С тех пор как они разделились, Сэмпл не спала вообще. Иногда её сознание уплывало – не то чтобы как облако, одиноко парящее в небе, но очень похоже. Однако это не то. Это что-то другое.

– Жёстко задрючило, ходко текло.

– Прекратите немедленно!

Странное ощущение: Сэмпл как будто была под водой, глубоко под водой. И голос, нёсший этот немыслимый бред, доходил до неё приглушёнными волнами, низкий и гулкий.

– Жёлчным проходом…

– Я сказала, прекратите!

Голос вдруг изменился. Теперь он звучал раздражительно и обиженно:

– Но я же иду приложением к галлюцинации.

– А мне эта галлюцинация как-то без надобности.

Мимо неё проплывали разноцветные яркие рыбки; вверху, прямо над головой, между Сэмпл и подсвеченной солнцем зеленоватой рябью на поверхности моря неспешно двигалась тёмная тень – то ли подводная лодка, то ли какой-то морской змей. Сэмпл сразу же поняла, что это именно галлюцинация, и возмутилась. Она приняла бы все гораздо спокойнее, со смирением и покорностью, если бы знала точно, что тень от атомного облака вернула её в первозданное море, источник рождения и возрождения всякой жизни, в некую неизведанную параллель Большой Двойной Спирали.

Но сейчас у неё было только одно побуждение – сопротивляться. Подняться к поверхности этого мнимого океана и яростно закричать прямо в лицо той неизвестной судьбе, что ждала её впереди. Тем более что если это была Спираль, Сэмпл сейчас не хотелось бы пить. А пить хотелось ужасно. Хотя она вроде была под водой, у неё всё пересохло во рту, язык распух, губы, казалось, сейчас начнут трескаться. Казалось бы, чего проще – открой рот и глотни волы, утоли жажду. Но что-то подсказывало Сэмпл, что с первым глотком она сразу же захлебнётся и утонет и её унесёт обратно в Большую Двойную Спираль.

Но разве можно утонуть, если у тебя нет тела? Мысль пришла как кошмарное откровение. Сэмпл вдруг поняла, что эта свирепая, нелогичная подводная жажда – всего лишь материальный, телесный аспект её нового бестелесного состояния. Она посмотрела вниз, вернее, ощутила низ и увидела… она не увидела ничего. У неё не было ног и рук, чтобы всплыть на поверхность. У неё не было тела, чтобы сдвинуться с места. Она была как пузырёк, даже не воздуха, а сознания, – и это сознание явно не лучилось энергией и оптимизмом. Но даже при том, что у Сэмпл не было тела, она, кажется, погружалась всё глубже и глубже, и вот уже блики света на рябящей поверхности превратились в далёкое, исчезающее свечение. Разноцветные рыбы разбились на пары и закружились, словно в вальсе, соприкасаясь плавниками. Здесь, в глубине, рыбы стали светиться сами по себе. В другой ситуации Сэмпл, наверное, остановилась бы, чтобы полюбоваться на этот мерцающий подводный бал, но сейчас ей было не до того. Она была просто в ярости. И чем больше бесилась, тем быстрей погружалась.

– Что, чёрт возьми, здесь происходит? Это что, пытка такая? А если так, то какого хрена – что я такого сделала?! И вообще, если ты так надо мной издеваешься, кто бы ты ни был, то хоть показался бы, а? Чего ты боишься?

Эта последняя вспышка ярости бросила Сэмпл прямо на дно, где она больно ударилась о странно твёрдый, хотя и пружинистый ил. Она себя чувствовала, словно спущенный воздушный шарик – такой ядовито-оранжевый, из токсичной резины, типа тех, которые продаются в парках аттракционов и надуваются гелием из больших баллонов. Вокруг колыхались тёмные водоросли. Она лежала на дне этого странного моря, неподвижная и беспомощная – словно обломок погибшего корабля. Но ведь это ещё не конец? Или ей суждено оставаться здесь вечно: просто лежать, ничего не делая, – собирать на себя ил и наблюдать за танцем светящихся рыб?

– Нет, я, наверное, сплю. И мне это снится.

Но ведь она никогда не спит. В последний раз Сэмпл спала, когда они с Эйми были одним существом. А с тех пор как они разделились, Сэмпл не спала вообще. Иногда её сознание уплывало…

Как только мысли стали повторяться, вода начала блекнуть и исчезать. Видимо, галлюцинация завершилась. И как только все окружающее стало терять материальную плотность, Сэмпл снова почувствовала своё тело. Возникло стойкое ощущение подъёма – из темноты к свету. Сэмпл ужасно обрадовалась, что она не останется здесь навечно, лишённая тела, лишённая всяческих ощущений, но к этой радости примешивалась и тревога – уж слишком всё это напоминало их с Эйми смерть. И как выяснилось уже очень скоро, она тревожилась не напрасно. Потому что у неё снова начались бредовые галлюцинации. Сначала в сумеречной воде возникла высокая фигура, какая-то вся угловатая и нескладная, приблизительно человеческая – но действительно приблизительно, – и одетая в нечто среднее между чёрным костюмом гробовщика и элегантным фраком с бабочкой. Картину довершал высокий цилиндр. А вместо лица у фигуры был череп с красными светящимися глазами. Когда она двигалась, за ней тянулся шлейф синих электрических искр. Сэмпл знала, что ей надо бы испугаться, но почему-то было совсем не страшно – даже когда этот череп в цилиндре подплыл совсем близко, и заглянул ей в глаза, и прошипел, пахнув на неё холодным, зловонным дыханием:

– А где Джим Моррисон?

Сэмпл не поняла вопроса.

– Какой Джим Моррисон? Я такого не знаю.

– Я Доктор Укол, и я ищу Джима Моррисона.

– Я же сказала, не знаю я никакого Моррисона.

Череп расхохотался:

– Ничего, милая, ещё узнаешь.

После чего он исчез. Сперва – тело, потом – лицо, и только светящиеся угольки ещё долго светились красным, плавая в пустоте. Через какое-то время далеко впереди вроде бы показалась ещё одна фигура. Но эта вторая галлюцинация предпочитала держаться в тени и не делала никаких попыток приблизиться. На мгновение Сэмпл показалось, что это хранитель снов из дворца Анубиса, но фигура была далеко, и Сэмпл не могла разглядеть её как следует. Но если это действительно он… а не может ли быть, что это он создал для Сэмпл все эти подводные галлюцинации? У неё не было времени поразмыслить над этой догадкой. Потому что в сгущающейся пустоте вдруг раздались озлобленные, пронзительные голоса, они были ещё далеко, но содержание их выкриков не предвещало ничего хорошего.

– Смотрите, голая блудница.

– Голая блудница есть нечестивое искушение для слабых духом.

– Её послали нам во искушение – для тех, кто в нечестии своём потакает греховности плоти.

Сэмпл знала этот ожесточённый тон – ещё по той, смертной, жизни. Она приходила в себя среди злобных, упёртых праведников.

– Гнать её, гнать подальше.

Это Эйми таких привечает, а Сэмпл от них тошнит.

– Затравить псами.

Похоже, дело плохо.

– Забить блудницу камнями!

– Во имя Господа, забить блудницу камнями!

* * *

– Ну что, мы приехали?

Джим с Доком пили весь день, и это был длинный день. Первоначальная бурная радость по поводу встречи с Доком Холлидеем и спасения из юрских болот уже притупилась. Бурбон, намешанный с пивом, вогнал Джима в раздражительное состояние. Его прошлое состояло из бессвязных картинок, наподобие сюрреалистического одеяла, сшитого из лоскутков, а будущее, похоже, не сулило ничего хорошего – лишь длительное вырождение в извращённых забавах. Это знают все пьяные, но, как правило, сразу же забывают после первых двух рюмок: самоанализ лучше не мешать со спиртным.

– Когда мы уже приедем?

Док не ответил на первый вопрос Джима, рассудив – и вполне справедливо, – что это была просто вспышка пьяного раздражения. Когда Джим спросил во второй раз, Док лишь холодно поглядел на него. Он тоже изрядно принял на грудь и впал в раздражительность из-за собственных невесёлых раздумий.

– Если ты собираешься ныть и капризить, ещё не допив свою первую бутылку, то мне, наверное, стоит задуматься: может, я зря напрягался и спасал твою задницу из трясины?

Джим посуровел.

– Я думал, ты меня спас, потому что был передо мной в долгу.

Док не изменился в лице, и только в левом глазу вспыхнул опасный огонёк.

– Но я же не должен вот так все бросать и бежать отдавать долги, правильно?

Джим был пьян, но всё-таки не настолько, чтобы не сообразить, что он приблизился к опасной черте. Да, он вёл себя как идиот и, может быть, выступал не по делу, а пьяный Док Холлидей – это не тот человек, с кем проходят такие номера. Джим пожал плечами;

– Прошу прошения. Просто мне интересно, долго мы ещё будем плыть.

– Ты уже должен был уяснить для себя, сынок. Время – понятие относительное.

Может, оно и так. Но Джиму это затянувшееся путешествие по реке уже начинало надоедать. Как говорится, много хорошо – тоже нехорошо. Воды и красот дикой природы ему хватило ещё там, в болотах. Ему хотелось попасть в большой город. Или хотя бы в иллюзию большого города. Ему хотелось жарких ночей в мотелях. Инопланетные Эпифания и Девора, конечно, девочки очень горячие, но это было давно и неправда. Джим снова думал о женщинах. Они представлялись ему как некие сексуальные абстракции: длинноногие, с томными взглядами, алыми губками, пышными бёдрами и кудрявыми лобковыми волосами. Ему представлялись высокие каблуки, страстные крики и стоны, соблазнительный шёпот, манящие, обещающие наряды – открытые и откровенные, но оставляющие простор для воображения. В общем, банально хотелось бабу. Ему как-то не верилось, что Док сейчас не испытывает тех же мук – насколько он успел узнать Дока.

И в довершение ко всем радостям река изменилась. Как будто нарочно – внести дополнительную депрессивную ноту. Ярко-зелёные джунгли по берегам сменились высокими, гулкими скалами нездорового жёлтого цвета. Размытый песчаник на мелководье окрашивали воду жёлтым, будто это была не вода, а густая моча. Никаких животных поблизости не наблюдалось, кроме воронов и канюков, что кружили высоко в поднебесье, и странных, зловещего вида рыб на участках более-менее чистой воды. На дне смутно виднелись какие-то оранжевые шары, похожие на сморщенные и бесформенные воздушные шарики – такие ядовито-оранжевые, из токсичной резины, типа тех, которые продаются в парках аттракционов и надуваются гелием из больших баллонов. Джим подумал, что это, наверное, икринки, отложенные какими-то речными тварями, огромными и противными с виду.

В общем, чем дальше вверх по реке, тем меньше приятных и мирных пейзажей, подумал Джим. Как бы в подтверждение этой мысли, мимо проплыла галера, прямиком из «Бен Гура», при полном наборе: с потными, стонущими рабами, злобными надсмотрщиками с хлыстами, мускулистым барабанщиком, отбивающим ритм, тяжёлым духом дерьма и отчаяния, с тучным Нероном в пурпурной тоге, развалившимся на подушках на шканцах, и рабами, чистившими ему виноград от кожицы. Если вначале Стикс напоминал реку в райском саду, теперь эта идиллия кончилась. Всё стало уныло и муторно. Док проводил галеру глазами, но воздержался от комментариев. Они с Джимом оба молчали, причём молчали уже давно.

Они проплыли мимо проржавелого корпуса затонувшего бомбардировщика В-52. Над водой торчал только хвост. Похоже, самолёт сперва врезался в скалы, а потом упал в воду. Джим только не понимал, как пилот вообще умудрился залететь в этот каньон, ширина которого в самых узких местах лишь чуть-чуть превышала размах крыльев военного самолёта. Из летательных аппаратов сюда мог бы спуститься разве что НЛО. Однако останки В-52 навели Джима на неприятные мысли, в частности про Вьетнам, и ему захотелось скорее на сушу, подальше от этой реки.

Даже погода – и та испортилась. На самых тёмных участках, где жёлтые скалы вздымались на высоту в сотню футов, если не больше, от воды веяло холодом, а над рекой стелился туман в стиле дешёвых эффектов а-ля Бела Лугоши. Небо сделалось мутно-серым, а чуть погодя его затянуло зловещими чёрными тучами.

– Что, гроза собирается?

– Это дым.

– Дым?

– Дым из Геенны.

Джим встрепенулся.

– Из Геенны? – Он даже поднялся с сиденья на корме и перешёл на нос. – Хочу на это посмотреть.

– Зрелище впечатляющее, будь уверен.

Джим поднял глаза к чёрным тучам:

– Так это дым?

– Я же сказал, дым. – Док снова был весь раздражённый, потому что пришла его очередь встать у руля.

– А до самой Геенны ещё далеко?

– Может быть, постоишь у руля?

Джим кивнул. Это было самое малое, что он мог сделать, чтобы Док перестал психовать.

– Ага.

Они поменялись местами. Док уселся на корме и потянулся за бутылкой.

– Только я тебя умоляю, впишись в поворот, не наткнись на какую-нибудь нефтяную вышку или ещё там на что-нибудь, в этом тумане.

– На нефтяную вышку?

– Я не знаю. С виду это похоже на нефтяные вышки. Такие здоровые металлические штуковины на ножках, прямо посередине реки. Чёрт его знает, для чего они там стоят. – Док нахмурился. – Просто как-то не хочется тут застрять, в непосредственной близости от этой дымящейся мусорной свалки под названием Геенна. Нет уж, увольте. Мы уж без этого как-нибудь обойдёмся. Понимаешь, о чём я?

– Ага, понимаю.

– И вот ещё что: попытайся не подорваться на минах.

– На минах?

Док как-то не обратил внимание на удивление и тревогу Джима:

– Ты ведь не слишком ужратый, да? Справишься?

Джим покачал головой. Но про мины хотелось бы поподробнее.

– Что, здесь, на Стиксе, есть мины?

Док небрежно махнул рукой:

– На этом участке – нет. Да и вообще, их тут немного. В основном там, на болотах, и ближе к дельте. Остались после Барбитуратовых войн. Но иногда мина-другая покажется. Так что если что заметишь, сразу же дай мне знать.

Джим сделал глубокий вдох:

– Угу, обязательно.

От мысли о минах Джим как-то враз протрезвел. Даже в глазах перестало двоиться. Он вдохнул полной грудью и сосредоточился на управлении катером. Джим не переставал удивляться, что здесь, в Посмертии, всё даётся ему так легко. Например, если нужно, то здесь можно сразу протрезветь. Так же просто, как щёлкнуть пальцами. Хотя, с другой стороны, кое-что сделалось невозможным. После смерти Джим не написал ни строчки. Он уже начал задумываться, что, может быть, этот глобальный творческий застой происходит из-за отсутствия страха смерти. Потому что его стихи были как вызов. Как бегство от смерти. Интересно, другие художники и поэты тоже утрачивают творческое вдохновение, лишившись в Посмертии этого мощного стимула? Наверное, всё-таки нет. Например, этот В-52 на дне каньона – это же явно чей-то прикол, творение какого-нибудь концептуального скульптора, рок-н-ролльщика в душе. И есть ещё этот Файбс, с его плавучим свадебным тортом. Может быть, Джиму пора перестать рефлексировать и признать наконец, что он просто исчерпал себя как поэт – ещё по ту сторону смертной черты.

Но как бы там ни было, исчерпал он себя или нет, занимался ли самообманом или смело смотрел правде в глаза – сейчас было не время об этом думать. Вписаться в поворот оказалось труднее, чем можно было предположить по небрежному замечанию Дока. В этом месте река была очень узкой, отвесные скалы нависали над водой с обеих сторон. Течение стало заметно быстрее. Катер шёл против него, и хотя мотор был достаточно мощный, он с трудом преодолевал напор встречного потока. Джим вцепился в штурвал обеими руками, стараясь удерживать катер прямо по курсу. Малейшее отклонение грозило обернуться крушением – катер неминуемо утащило бы на скалы, где разнесло бы в щепки.

– Ты как там, справляешься, Джим, сынок?

– Все в полном порядке, шкипер.

– Вот и славно. И продолжай в том же духе.

– Тут без твёрдой руки не обойдёшься.

– И не только тут, малыш.

– Ты говорил, что Геенна будет сразу за поворотом.

– Держи руль, мой мальчик. Обещаю тебе, ты увидишь Геенну уже очень скоро. Во всём её великолепии.

* * *

– Забить блудницу камнями!

Сперва Сэмпл как будто ослепла. Окружающий мир воспринимался только осязанием. Она знала, что вновь обрела прежнее тело, и это, конечно же, утешало. Однако, судя по ощущениям, ситуация, в которой она оказалась, была малоприятной. Сэмпл лежала на спине, на твёрдой земле, абсолютно голая, глядя прямо на слепящее яркое солнце в опасно ясном и чистом небе. Мелкие камушки врезались в спину. Все её тело покрывал тонкий слой пыли, даже в носу была пыль – даже во рту и в ушах, – как будто она пролежала здесь достаточно долгое время. Вокруг стояли какие-то люди. Она их не видела – только слышала. Видимо, это они предлагали забить камнями блудницу. Конечно, вполне вероятно, что под блудницей имелась в виду не Сэмпл, а кто-то другой. Впрочем, Сэмпл не тешила себя надеждой. С её-то счастьем… Похоже, в этом конкретном, отдельно взятом приключении удача ей изменила. Руку свело судорогой. Сэмпл с трудом подняла руку и прикрыла глаза ладонью. Да, похоже, она пролежала здесь долго. Когда зрение более-менее восстановилось, она различила сквозь разноцветные пятна, пляшущие перед глазами, какие-то тёмные фигуры, склонившиеся над ней. Они в самом деле говорили о ней.

– Высечь её и изгнать в пустыню.

– Забить камнями будет быстрее.

– Она права. Нам нельзя терять время. Патриарх сегодня не в духе. Хочет сделать до ночи двадцать миль.

Один из голосов был особенно злобный и вкрадчивый:

– Может, когда он её увидит, передумает. Может быть, наказание нечестивицы слегка поднимет ему настроение.

Когда глаза Сэмпл привыкли к свету, смутные фигуры начали обретать чёткий облик. Её окружали люди с тупыми, уродливыми, грубыми и жестокими лицами – из тех, что встречаются в самых дремучих, самых глухих уголках Арканзаса или Миссисипи. Низкие лбы, узкие, подозрительные глаза. К Сэмпл потянулась чья-то рука, и она отпрянула, издав рассерженный возглас, похожий на рык.

– Вы меня лучше не трогайте, а то пожалеете.

Рука быстро отдёрнулась. Точно как на Земле, подумала Сэмпл. Шваль – она шваль везде. Важно показать им, кто главный. Да, она здесь валяется голая и беззащитная, она понятия не имеет, где она очутилась и кто эти люди, но всё равно, лучший способ защиты – это нападение. Что бы ни ждало её впереди, вряд ли это будет значительно хуже того, что она пережила у Анубиса, Толстого Ари, Менгеле и остальных. Сэмпл уже надоело, что ей постоянно навязывают эту роль – жалкой, униженной жертвы. Все. Хорошего понемножку. Она снова издала рассерженный рык, и те, что стояли вокруг, отступили на шаг. Вот и славненько. Сэмпл зарычала ещё раз, погромче, потом перевернулась на живот, подобралась, вскочила на ноги и приняла защитную стойку, изображая взбешённого орангутанга. Она очень надеялась, что это их отпугнёт. Если эти кретины подумают, что она – дьяволица из пустыни, что-то вроде злобного джинна из сказки, тем лучше. Пока они остаются растерянными и напуганными, они вряд ли станут хвататься за камни, чтобы забить её насмерть, о чём ещё пару минут назад говорили с таким неподдельным воодушевлением.

Она медленно огляделась кругом, продолжая рычать с демонической яростью. То есть она очень надеялась, что это похоже на демоническую ярость. И вроде бы сработало. Во всяком случае, небольшая толпа, окружавшая Сэмпл плотным кольцом, отступила ещё на пару шагов. Изображая разъярённого суккуба, Сэмпл внимательно наблюдала, оценивая обстановку. Оказалось, толпа состояла в основном из женщин. Мужчины тоже присутствовали, но стояли чуть поодаль. Не вмешиваясь. Надо думать, по здешним правилам, разбираться с взбешённой дьяволицей – это женское дело. А женщины, кстати, являли собой воплощённый кошмар и ужас. Сэмпл в жизни не видела сразу столько уродливых тёток, собранных в одном месте. В общем, зрелище удручающее. Душераздирающее. Хотя, может, в этом её преимущество. Если местные женщины – все такие, то, наверное, здешние мужики предпочитают овец. В плане любовного интереса, И Сэмпл могла их понять. Хотя, если как следует присмотреться и к мужикам, то становится жалко овец. Сэмпл, кажется, поняла, что к чему. Ещё на Земле, когда они с Эйми были едины и подвизались на поприще религиозного проповедничества, им не раз приходилось общаться с такими вот ражими толпами. Эти люди явно считали себя Детьми Израилевыми в дикой пустыне прямиком из «Иллюстрированной Книги Исхода», но Сэмпл они напоминали каких-нибудь вырожденцев из Озарка, только у тех были хотя бы раздолбанные машины, а у этих – вообще ничего, кроме грязных и тощих овец. Ей уже приходилось иметь дело с такими уродами. Раз их тупая озлобленность сразу же не обернулась насилием, значит, она с ними справится.

Женщины в толпе были самые разные. Что называется, «в ассортименте». От расплывшихся до необъятных размеров толстух до костлявых, ссохшихся скелетин. Все были одеты в какие-то бесформенные домотканые ветхозаветные балахоны, а их лица напомнили Сэмпл кузин Элвиса со стороны отца: кислые, злобные и тупые, обиженные на весь свет – причём эта обида простиралась на многие поколения назад и была изначально заложена в их генах. Одна особенно бойкая бабёнка, понаглей остальных, высокая, тощая, кожа да кости, и с таким выражением на лице, будто она отхлебнула прокисшего уксуса, повернулась к своим товаркам:

– Я говорю, надо скорее её забивать камнями. Пока она всех нас не заколдовала.

Сэмпл рассмеялась зловещим смехом:

– Вы уже заколдованы. Через пару часов у вас по всему телу пойдут нарывы.

Она очень надеялась, что это их напугает. И кое-кто действительно испугался. Эти, которые напугались, перестали сверлить Сэмпл злобными взглядами и принялись нервно заглядывать за оттянутые вороты своих широких, бесформенных платьев в поисках первых предвестий наколдованных нарывов. Но высокая тётка ни капельки не испугалась. Кажется, Сэмпл просчиталась. Её угроза лишь раззадорила эту придурочную.

– Сколько раз вам повторять? Забить эту мерзость камнями, и вся недолга.

Похоже, высокая баба была прирождённым лидером. После секундного колебания многие женщины принялись поднимать с земли камни, довольные, что кто-то подумал за них и объяснил им, что делать. Они расступились, расширив круг, чтобы случайно не задеть друг друга, когда начнут швырять камни. «Нет, – подумала Сэмпл, – так я не играю». Она отчаянно огляделась по сторонам, пытаясь придумать, как взорвать эту реальность, в глубине души зная, что ничего у неё не получится. Да, они были трусливые, грубые и тупые, эти мнимые дщери Израилевы, но их было слишком много, сосредоточенных в одном месте, чтобы просто стереть их ментальным усилием. Им даже не пришлось бы прибегать к помощи овец, чтобы сохранить этот участок вонючей пустыни нетронутым. Сэмпл отказывалась поверить, что кучка каких-то немытых уродин забьёт её «насмерть» и отправит обратно в Большую Двойную Спираль, но, похоже, все к тому шло. А если это случится, можно ли как-нибудь избежать боли? «Сейчас узнаешь, – сказала себе Сэмпл. – Вот прямо сейчас и узнаешь». Женщины в толпе уже поднимали руки, замахиваясь. Глупо было бы надеяться, что кавалерия придёт на помощь. Сэмпл приготовилась к самому худшему. Но кавалерия, как ни странно, пришла. Невероятно глубокий, грохочущий голос сотряс пространство:

– ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ, ВО ИМЯ ГОСПОДА?

Голос как будто шёл через электронный басовый ревербератор, включённый на полную мощность. Женщины в панике пороняли камни. Все, как одна, они подняли правые руки и описали в воздухе невидимые круги вытянутыми указательным и средним пальцами, наподобие как Римский Папа благословляет толпу. Позже Сэмпл узнает, что это был так называемый знак Вечного Продолжения, которым последователи Патриарха приветствовали своего вождя. Она также узнает, что в других местах Посмертия его называют Универсальным знамением Кольца. Итак, на сцене появился новый персонаж. Высокий мужчина, почти семи футов ростом, с длинными белыми волосами, в летящих одеждах, с окладистой бородой библейского пророка и с резным деревянным посохом в правой руке. Ему хватило хорошего вкуса, чтобы не являть собой точную копию Чарльтона Хестона, хотя до этого было недалеко. Сэмпл сразу же поняла, что это и есть пресловутый Патриарх. Ещё до того, как отправиться в путь по этому идиотскому делу Эйми, она слышала, что где-то в диких краях обретается некий безумный, полностью невменяемый Моисей и водит горстку таких же безумных последователей по пустыне якобы в поисках Земли Обетованной. Ходили слухи, что он устраивает разнузданные массовые оргии, чтобы потом покарать грешников. И если это не он, тогда кто-то очень похожий.

Патриарх принял приветствие своих почитательниц коротким взмахом резного посоха и повторил свой вопрос:

– Я СПРОСИЛ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

Женщины разом потупились, стараясь не смотреть ему в глаза; даже высокая бойкая тётка, и та не нашла в себе мужества ответить, так что Сэмпл решила, что терять ей нечего, упёрла руки в боки и встала в вызывающей позе – пусть голая, пусть вся в серой пыли, зато гордая и надменная.

– Да вот камнями меня собирались забить, козы драные.

Патриарх смерил Сэмпл презрительным взглядом, всем своим видом изображая праведное негодование, но Сэмпл всё же заметила у него в глазах выражение, хорошо ей знакомое и явно далёкое от благочестия. Этот сукин сын возбудился, как школьник в пору активного полового созревания. Может быть, даже больше. Будучи Патриархом, он, конечно, был выше того, чтобы искать утешения среди овец. Сэмпл взяла тон дешёвой красотки из местного бара:

– Ты, наверное, и есть Моисей, о котором я столько слышала.

– ВОИСТИНУ Я МОИСЕЙ, ПРОРОК ГОСПОДА НАШЕГО, А ВОТ КТО ТЫ, БЕССТЫЖАЯ, ПАКОСТНАЯ ДЕВИЦА? – Не дожидаясь ответа, Моисей махнул рукой в сторону притихших женщин. – ДАЙТЕ ЕЙ ЧТО-НИБУДЬ, ЧТОБЫ ПРИКРЫЛАСЬ.

Низенькая толстушка, ну прямо пенёк на ножках, поспешно метнулась куда-то в сторону и вскоре вернулась с грубым холщовым платьем, точно таким же, как у всех здешних женщин. Она замерла в нерешительности, опасаясь приблизиться к Сэмпл, и только когда Моисей одарил её выразительным жгучим взглядом, неохотно шагнула вперёд и, старательно отводя глаза, протянула Сэмпл платье. Сэмпл раздражённо выхватила у неё платье – её уже начали утомлять эти страх и нерешительность. Никогда в жизни Сэмпл не доводилось надевать на себя такой ужас, и прежде чем облачиться в этот бесформенный, непонятного тусклого цвета мешок, она тщательно оглядела его со всех сторон. Как ни странно, но платье вроде было чистым, вшей тоже не наблюдалось, так что Сэмпл скрепя сердце надела его через голову и повернулась кругом, как модель на подиуме, демонстрируя себя Моисею:

– Неужели так лучше? Я же в нём совершенно бесформенная, как какой-то кулёк.

Похоже, что пируэты Сэмпл изрядно нервировали Моисея, и чтобы скрыть своё возбуждённое состояние, он взревел ещё громче:

– Я СПРОСИЛ, КТО ТЫ И ОТКУДА ТЫ ПОЯВИЛАСЬ!

Сэмпл решила, что Моисей её не запугает своей громогласной помпезностью. Во дворце Анубиса ей уже встречались устройства для усиления звука, так что эти усиленные басы и дрожащее эхо не повергали её в состояние благоговейного ужаса. Она смотрела на Патриарха с откровенным вызовом, на грани оскорбления.

– То есть так тут встречают заблудившихся странников, попавших в беду в незнакомых краях?

Моисей явно не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. Надо думать, большинство из его последователей были просто тупыми по жизни – или им хорошо прополоскали мозги, – чтобы вообще говорить с Патриархом, если только он сам не обращался к ним с ясным, простым вопросом.