Искусство фуги. Отрадно позднее безделье,

Отрадно позднее безделье,

над шёлком/ситцем/ полупраздный час,

узор нехитрый рукоделья,

не предназначенный для глаз.

Ни сил, ни страсти, ни порыва.

А просто - годы отстранив -

в стежок волнистый перелива

другой вплетая перелив.

Дремотное однообразье,

мотив без смысла и конца,

скользи по мне волшебной мазью,

лишая плоти и лица,

Журчи, последняя свобода,

блаженство на исходе сил,

покуда сетью небосвода

Господь до срока захватил.

ЛЕСТНИЦА

Спускайся по знакомой лестнице.

Ты никогда при мне не плакала.

Так уходили в ночь ровесницы,

набойками прощально звякая.

Теперь и ты, ребёнок брошенный,

дразни растаявшей косынкою...

Шаманка, ягода, морошина

с осенней горькою кислинкою.

Но ни слезами, ни ступенями

не ускользнуть от неизбежности.

Осталось слишком мало времени...

Что эти шалости и нежности?

В мир возвращайся, прядь поправивши.

Я закалён давно разлуками,

Так пот, слетающий на клавиши,

не смешивается со звуками.

КОСТЁР

Будь собой!.. Ни в жену, ни в подругу

не играй - затянулась игра.

Бей же в бубен в хожденьи по кругу,

ворожи в полыханьи костра!

Как ты мне выживать помогала!

Только смерть полюбить помогла.

Пусть, искрясь, у порога Валгалы

разгорается дробная мгла!

На виду у смолистой дружины,

в чьих рядах не забыли пока

уходящие ввысь старожилы

обречённый поход Колчака.

Пусть коряво шевелятся губы,

и костёр всё ярее горит,

как пылали тяжёлые срубы

позади эскадронных копыт.

Вот и я эту музыку в жилах,

это жжение не удержал, -

так взрываются звёзды, не в силах

пережить нарастающий жар.

...Вздрогнет бронзовый нищий на Ганге,

скосит глазом взволнованный конь...

Бей же в бубен, языческий ангел!

Бормочи в свой священный огонь.

ЗАЛИВ

О.М.

Ах, когда бы получше запомнили,

как летели пронзительно мы

вдаль, где ждали песчаные отмели,

и над морем склонялись холмы.

За кормою - шумящие полосы

исчезали в пространстве морском,

и трепало счастливые волосы

вдохновенным морским холодком.

Жизнь умерила всё и растратила...

Но, когда набегает слеза -

как летят эти гребни у катера,

прядь - по ветру, и брызги - в глаза!

Я в синих шлёпках, ты - босая -

к заветной бухте вдалеке -

брести вдоль моря, увязая

в горячем и сухом песке.

Потом на солнышке осеннем

лежать, болтая ни о чём...

Мы настоящего не ценим,

лишь позже оживая в нём.

И ты далёкий берег кликай

и уходи порой туда,

где, усыпляя, в бухте тихой

блестит и плещется вода.

Я знаю только этот обелиск

любви ушедшей - плещущий и древний,

когда несут прохладу лёгких брызг

его валов белеющие гребни.

Что жжёт ещё обидой и виной,

врачует он движеньем и покоем,

развеет ветром память над волной,

и боль слизнет бесчувственным прибоем.

А то, что номер твой ещё не стёр,

простительная, может быть, ошибка...

Есть в мире - только ветер и простор,

и в море уходящая улыбка.

ФИВЫ

О.М.

Веет радостью утренний ветер

с отдалённых пшеничных полей,

камыши шелестят на рассвете

о воздушной тунике твоей.

От волны благодатной и синей,

и прохладной, как юность твоя,

облака уплывают в пустыни,

драгоценную влагу тая.

Как Амон восходящих курений

аромат в полумраке вдыхал,

благовония хрупких коленей

каждый взмах донесёт опахал.

Эти детские, лёгкие груди

и газели доверчивый взгляд

над кусочками дыни на блюде,

как некрепкие вина пьянят.

И, покуда ты вьёшься кругами

вся в изгибах мелькающих рук,

как победная песнь над песками,

поднимается ветер вокруг.

И жрецы, и писцы, и рабыни

опускаются в темень гробниц,

и тоску копошенья в пустыне

засыпает песок без границ.

Только гибкое тело кружится

над потугами вечной тщеты,

словно в небе летит колесница,

и стучат топоры о щиты.