О происхождении химических элементов.

Наука выдала шедевры в жанре научной фантастики об эволюции Вселенной. Динамика Большого взрыва расписана по микросекундам. Впрочем, это не дает возможности ответить на конкретный вопрос: как образовалось такое многообразие химических элементов, число которых уже перевалило за сотню? А главное, если в природе не бывает ничего лишнего, зачем такое многообразие нужно? И, в частности, зачем нужны сверхтяжелые, радиоактивные атомы?

”Все элементы, – говорят нам эти научные фантасты, – в процессе остывания Вселенной образовались сами”. Выходит, что чем больше физическая система остывает, тем все более нестабильные структуры в ней образуются. Хотя весь наш опыт говорит как раз об обратном.

И, действительно, не могли нестабильные атомы образоваться “сами”! Вся вереница химических элементов, встречающихся на Земле, создавалась Программистами по ходу проводимой ими эволюции биологических форм жизни, причем каждое новое наращивание этой вереницы делалось тогда, когда в этом возникала потребность.

Существование атомов каждого элемента обусловлено работой соответствующих программ, задающих число протонов и нейтронов в ядре. Не будем сейчас останавливаться подробно на сущности фундаментальных частиц и на природе энергии связи, которая удерживает структурные образования их них. Отметим лишь, что пара электрон-позитрон является одним квантовым осциллятором, два состояния которого разнесены в пространстве и могут двигаться друг относительно друга. Нейтрон, помимо своего керна (заключающего почти всю энергию нейтрона), включает также электрон-позитронную пару так, что энергия связи электрона с парой керн-позитрон максимальна.

Пара керн-позитрон – это, конечно же, протон. И при меньших энергиях её связи с электроном возможны и другие устойчивые конфигурации – орбитальные. На этом принципе и конструируются атомы.

Простейшим из атомов, иллюстрирующих принцип в чистом виде, является атом водорода. Это просто протон и орбитальный электрон. У тяжелого водорода, дейтерия, к протону присоединен нейтрон. Связь протонов и нейтронов в ядре обусловлена взаимодействиями содержащихся в них электронов и позитронов, пара которых, как отмечалось, является одним квантовым осциллятором. У дейтерия позитрон протона образует пару с электроном нейтрона, а орбитальный электрон образует пару с позитроном нейтрона. Т.е. орбитальный электрон дейтерия связан с протоном через нейтрон. У трития, имеющего еще один нейтрон, эта связь тянется уже через два нейтрона.

Удвоением конфигурации дейтерия образован атом гелия. Связь, которая удерживает эти две дейтериевые половинки, основана на переключении электрон-позитронных пар в ядре. Позитроны протонов синхронно переключаются с электронов одного нейтрона на другой. На этих попарных переключениях и держится структура всех более тяжелых атомов. Очевидно, что наиболее устойчивыми ядрами должны быть те, у которых, в соответствии с формирующей программой, числа протонов и нейтронов равны (и особенно если они – четные). Все так и есть, а самым устойчивым в этом смысле является как раз ядро гелия, у которого энергия связи, приходящаяся на один нуклон, аномально высока.

Из вышеизложенного вытекает важный вывод. Если, в соответствии с формирующей программой, нейтронов в ядре больше, чем протонов, то не все нейтроны оказываются постоянно охвачены электрон-позитронными связями в ядре. Чтобы удержать лишние нейтроны, следует переключать связи так, чтобы связывать нейтроны по очереди. Чем больше в ядре лишних нейтронов, тем в среднем больше время ожидания, в течение которого они остаются несвязанными, а значит, тем нестабильнее такое ядро.

Нестабильность, о которой идет речь, порождает один из главных типов радиоактивности, который физики упустили из виду, – нейтронную радиоактивность. Она заключается в реакциях нейтронного распада, когда от ядра отваливается нейтрон из числа “лишних”, а также в обратных реакциях нейтронного захвата, когда блуждающий нейтрон, оказавшийся вблизи ядра, охватывается описанными выше динамическими связями.

Упустить из виду этот тип радиоактивности было немудрено. Нейтроны электрически нейтральны, поэтому они обладают большой проникающей способностью и не оставляют следов в обычных детекторах. А из-за ничтожности кинетической энергии “отвалившихся” нейтронов не происходит процессов ионизации на их пути. Словом, нейтронная радиоактивность не имеет заметных вторичных признаков. Однако, именно нейтронная радиоактивность, а не действие космических лучей, является главной причиной того, что в природе наблюдается такое изобилие изотопов у тех элементов, которые принято считать не радиоактивными.

Теперь взглянем на картину соотношения чисел протонов и нейтронов в ядре в зависимости от атомного номера элемента. У самых легких атомов числа протонов и нейтронов практически равны, поэтому они наиболее стабильны, в том числе и по отношению к нейтронной радиоактивности. Соответственно, и молекулярные соединения из таких атомов наиболее стабильны. Они не подвержены распадам из-за радиоактивных превращений своих “кирпичиков”. По “странному совпадению” ткани живых организмов практически полностью построены из этих легких стабильных атомов.

После элемента с атомным номером 20, кальция, наблюдается монотонный рост числа лишних нейтронов по мере роста атомного номера. Такие ядра, задаваемые, как мы помним, формирующими программами, конструировались отнюдь не по принципу обеспечения стабильности. Наоборот, увеличивая атомные номера, Программисты целенаправленно делали элементы все более нестабильными. Апофеозом этой тенденции являются элементы тяжелее висмута.

Зачем требовались всё более нестабильные атомы? Ответ очень прост. Ткани выгодно строить, конечно, из наиболее стабильных атомов. Нестабильные же потребовались для создания на их основе нестабильных молекул для нужд управления биохимическими процессами в организмах. Именно нестабильные молекулы синтезируются эндокринными железами, как инициаторы прямого запуска соответствующих управляющих программ (см. “Ключи отравленные”).

Легко видеть, что число молекул-инициаторов должно самопроизвольно уменьшаться с характерной скоростью для остановки реакций, в которых уже нет необходимости. Поэтому в состав молекул-инициаторов и должны включаться нестабильные атомы, чтобы обеспечить этим молекулам необходимое “время полураспада”. Еще одно “странное совпадение”: нейтронно-нестабильные атомы входят в состав организмов в ничтожных количествах и являются, в основном, компонентами продукции эндокринных желёз!

Логически развивая представления о роли нестабильных атомов в жизнедеятельности организмов, мы приходим к важному выводу. Все более тяжелые и нестабильные атомы предназначены для управления в живых системах все более высоких рангов: биологических видов, сообществах видов, экосистемах, а самые нестабильные (тяжелее висмута) – для управления в масштабах биосферы планеты. Механизмы этого глобального автоматического регулирования разработаны с учетом периодов полураспада, т.е. с учетом скоростей естественного уменьшения числа тех или иных атомов.

Люди, не ведая, что творят, вносят серьезные нарушения в скорости этих естественных процессов, осуществляя искусственные ядерные превращения при ядерных взрывах и при работе ядерных реакторов. Вывод крайне тревожен: даже проводимые в укромных местах ядерные взрывы, а также безаварийно работающие ядерные реакторы (без учета радиоактивного загрязнения!) оказывают пагубное влияние на биосферу, нарушая механизмы ее глобального регулирования!

И есть еще одна напасть, подтачивающая биосферу в результате трудов ядерщиков. Осколки от деления тяжелых ядер имеют атомные номера, которые соответствуют элементам, применяемым в работе эндокринных систем. Дальнейшее бытие этих осколков должны обеспечивать программы, формирующие атомы с теми же номерами. Однако, есть разница между рождением атома благодаря своей “родной” программе и его “незаконным” появлением, как осколка тяжелого ядра. В первом случае его бытие энергетически обеспечено на программном подуровне, отвечающем за атомарную структурную организацию, а во втором – не обеспечено. Поэтому соответствующая энергия перераспределяется с уменьшением её величины, приходящейся на один атом. В результате атомы данного элемента становятся нестабильнее на программном уровне и, как следствие, на физическом. Это приводит всё к тем же нарушениям в работе эндокринных систем.

Не “плохая экология”, а, главным образом, ядерные взрывы и работающие ядерные реакторы усугубляют эндокринные немочи во всей биосфере! Подчеркиваем – во всей! Эта ядерная чумка касается всех и каждого. Даже в свинцовых бункерах от нее не укрыться: от воздействия с программного уровня никакие бункеры не защитят.

Люди, вы жить-то хотите, или как?