Физкультура в Школе

В здоровом теле -- здоровый дух. Признаюсь, я всегда

понимал эту древнюю мудрость очень примитивно. Что-то вроде:

если человек здоров, то у него хорошее настроение. Ведь часто у

нас физическую культуру понимают как набор оздоровительных

упражнений. Ошибка, по-моему, кроется в механическом разделении

человека на тело и душу. источник ошибки -- научный подход,

преобладающий в нашей культуре: если не можешь в чем-то

разобраться, разбери это на части и рассмотри каждую в

отдельности.

Малыш начинает активное познание мира с движения. Он

познает его руками, ртом, каждой клеточкой своего тела. С

другой стороны, известно, что уравновешенный человек хорошо

делает упражнения на равновесие, а у " гибкого" человека --

гибкое тело. Так где же кончается тело и начинается душа, а где

кончается душа и начинается тело?..

Личность, рассыпавшаяся на кусочки, не может собрать

вместе свое тело, заставить его работать согласованно. Поэтому

дети в Школе либо зажаты, скованны, неуклюжи, либо непрерывно

совершают бессмысленные движения. Задача Школы -- помочь

склеиванию личности. Один из методов -- научить ребенка

искусству управлять своим телом. В Школе есть спортивный зал,

игровые площадки, три раза в неделю университет предоставляет

Школе свой бассейн. Уже понятно, что в Школе каждый может

пользоваться спортивным инвентарем и площадками, когда и

сколько хочет.

Но напрасно стали бы мы искать на площадке нашего

математика Чарли. Поначалу воспитателям никак не удавалось

заманить его туда. Он часами просиживал у окна, наблюдая за

оживленным движением паровозов на близлежащей железнодорожной

ветке. Паровозы -- его страсть. Он и себя представляет таким

паровозом -- огромным, неповоротливым, несущим страшный запас

разрушительной силы. Чарли все время кажется, что стоит только

дать себе волю, начать двигаться, как он сойдет с рельсов и

пойдет крушить все вокруг. И никто не сможет его остановить.

Но вот что важно. Ведь Чарли -- умный парень. Он прочел

про паровозы все, что смог достать и понять. В его голове --

уйма самых разнообразных знаний, от устройства тормозов до

законов термодинамики. Но это -- мертвые, абстрактные значения,

они не помогают ему разобраться в мире, который его окружает, в

себе самом. Не умеешь двигаться -- не умеешь познавать мир,

знание твоей души перекошено на один бок. Есть и взрослые

толстые и неуклюжие математики, которым блестящее умение

манипулировать абстрактными символами не помогает избавиться от

страха перед жизнью.

Все же Гейл удалось постепенно раскачать Чарли и вытащить

его на воздух, на площадку, где возились дети. Чарли забрался

на небольшую горку и стоял там, боясь двинуться с места.

-- Беги вниз! -- кричит ему Гейл.

-- У меня не работают тормоза, я не смогу остановиться, --

отвечает ей Чарли-паровоз.

-- Не бойся, я тебя остановлю.

Чарли поверил и бросился вниз. У подножия горки он со всей

силой врезался в воспитательницу. Если бы она упала. то

неизвестно, как бы дальше пошли его дела. Но каким-то чудом она

устояла, и в этот момент между ними что-то возникло, произошел

какой-то особый контакт. С этого " что-то" и началось

выздоровление Чарли. Он стал ходить в бассейн, научился делать

простые упражнения. Паровозы свои он не забыл. У него появилась

новая игра. Держа перед собой склеенный им самим макет

паровоза, он стал носиться по Школе, издавая паровозные гудки.

Другие дети охотно включились в эту игру, с притворным страхом

разбегаясь от него во все стороны. Чарли похудел. Но не от

упражнений и беготни, конечно. И не оттого что стал заметно

меньше есть. А оттого что началось наведение порядка в его

душе, одним из проявлений которого и является правильный обмен

веществ.

...Нам, взрослым, очень важно сознавать, что дети верят --

мы сможем защитить их от них самих. Особенно порабощенные дети,

которые, накопив в себе пороховой погреб ненависти, боятся

" взлететь на воздух". Дети должны чувствовать, что мы сильнее,

умнее, опытнее их и в любой момент готовы прийти им на помощь.

А то ведь бывает и так. Один папа всегда старался поддаваться

своему сыну, когда они возились на полу, проиграть ему в домино

и в беганье наперегонки и т. д. Папа очень любил своего сына и

хотел таким образом вселить в мальчика уверенность в

собственных силах. А в результате мальчик попал к

Беттельгейму...

Есть еще одна опасность, которая подстерегает детей на

пути овладения движением. И кроется она в нас, родителях. Это

психическое насилие: " Вот когда ты научишься прыгать на одной

ножке, тогда ты будешь молодец". Вариант: " А вот Анечка уже

давно умеет кататься на велосипеде". В переводе на детский язык

это означает: сейчас я тебя не люблю. Вот когда ты научишься

делать то-то и то-то, тогда, может быть, я буду тебя любить. Мы

загоняем ребенка в угол, где он окружен со всех сторон жуткой

смесью любви, насилия, страха, унижения. Если его хрупкая душа

не сможет с этим справиться, он станет защищаться. Один путь --

торможение, я уже вскользь о нем упоминал. Ребенок замирает в

углу, спасаясь болезнями, аллергиями, обжорством. Другой путь

-- беспорядочная сверхактивная деятельность. Ребенок все время

на взводе, от его неконтролируемых движений летит на пол

посуда, вечно что-то ломается, рвется. Он врезается во

взрослых, лезет на стену, кричит и т. д. Каждый защищается как

может.

У Беттельгейма в Школе каждый достоин уважения уже сейчас,

каждого принимают таким, какой он есть, а не каким станет в

будущем.

Тут самое время остановиться и объяснить, почему Школа

Беттельгейма называется Школой. Ведь часто учреждение подобного

рода любит называть себя " домом". Оно как бы говорит ребенку:

" Это твой дом, твоя новая семья. А воспитательница будет твоей

мамой". Беттельгейм считает, что достаточно той неразберихи,

которая творится в душе у ребенка. чтобы не добавлять туда еще

и эту. Мама - это значит, что она тебя любит просто потому, что

ты есть, независимо от того, какой ты -- хороший или плохой.

Мамина любовь всегда с тобой. Папиной любви надо добиваться,

стараясь быть таким, каким он хочет тебя видеть. Мима, папа и я

-- вот структура, каркас, на котором ребенок строит свою душу.

А Школа -- это не дом, там ничего такого нет. Ни мам, ни пап.

Это школа, где учатся жить. Она как бы говорит: " У тебя

трудности -- мы тебе поможем с ними справиться. Воспитатели,

доктора, повара, горничные -- твои помощники. Ты достоин

уважения, как и всякая человеческая личность, но любовь,

извини, тебе не гарантирована. Если у тебя с Патти или с Гейл

возникнут близкие отношения -- это ваше личное дело. Но ты

должен сознавать, что это отношения двух независимых, свободных

людей".

Но -- поразительное дело! -- такие отношения все-таки

возникают, и случиться это может где угодно. Например, в ванной

комнате. Удивительно, как много значения придает наша

цивилизация чистоте. Мать заставляла шестилетнюю Люсиль часами

просиживать на горшке, мыться с мылом по десять раз в день...

Она постоянно и скрупулезно проверяла у Люсиль чистоту.

(Заключенные в концлагере также постоянно подвергались таким

процедурам.) И все же Люсиль любила это. потому что это были

единственные моменты ее близости с матерью. И в Школе Люсиль

много времени проводила с Гейл в ванной комнате и туалете,

просиживая часами на горшке или моясь под душем.

-- Посмотри, Гейл, я уже чистая? Надо, наверно, еще раз

намылиться.

-- По-моему, ты уже чистая, Люсиль. Но если хочешь, мылься

еще.

-- Ну хорошо. Я сейчас еще раз, и все.

В это время в душевую ворвалась стайка детей. Они

прибежали с улицы, мокрые, грязные, и тут же заляпали грязью

весь пол. Гейл, увидев странный блеск в глазах Люсиль, вдруг

сказала:

-- Послушай, Люсиль. Если ты так хочешь вымыться еще раз,

так уж испачкайся сначала, чтобы тебе было, что мыть! Она не

успела договорить, как Люсиль была уже вся с ног до головы

вымазана в грязи. И вновь между ними возник тот самый контакт,

ради которого, собственно, и создана Школа.

Сон

Ложиться спать страшно. Этот переход от бодрствования ко

сну очень похож на переход от жизни к смерти. Не зря этот мотив

так часто встречается в сказках. Мы уходим из этого мира, а

удастся ли вернуться, и когда? Отношения ребенка с временем

очень сложные, для него завтра -- это все равно, что для нас --

наше следующее воплощение в другой жизни. Но, кроме глубоко

запрятанного страха смерти, страха разлуки, есть еще и просто

страх натворить что-нибудь нехорошее во сне. Дети, которые и

днем-то не очень уверенно могут собой управлять, боятся ночи,

потому что ночью сознательный контроль полностью отключается.

Часто дети, которые боятся намочить постель, просят

воспитателей будить их ночью. Здесь позиция Школы такова: нет,

будить мы тебя не будем. Если намочишь постель -- ничего

страшного, это бывает с каждым. Подрастешь -- и это прекратится

само собой.

При отходе ко сну в спальне можно наблюдать такую картину.

Гейл, собрав вокруг себя группу любителей послушать сказку,

читает им тихо что-нибудь спокойное. В другом углу Патти играет

с ребятами в тихую игру. Кто-то начинает потихоньку

раздеваться, и просит почесать спинку. Воспитательницы

стараются уклониться. Выяснилось, что чесание спинки,

поглаживание, массаж перед сном -- сильное возбуждающее

средство.

На каждой тумбочке -- что-нибудь вкусное. Это не

специальная еда, не ужин -- ужин уже был. Это просто для

успокоения души. Затем все утихомириваются, и гасится свет. Но

не совсем -- в спальне полутьма. Все коридоры и комнаты Школы

тоже чуть-чуть освещены. И часто ночью можно видеть маленькое

привидение, мучимое бессонницей, слоняющееся по школе,

заглядывающее в класс, на кухню или в комнату, где спит

воспитательница.

X x x

Школа спит, а мы можем подвести итоги. Приблизились ли мы

к пониманию того, как склеиваются здесь детские души, прожив в

Школе один день вместе с ее воспитанниками? Есть ли здесь

какой-то порядок, система? Система есть, и опирается она на

два краеугольных камня -- поступки ребенка и личность

взрослого. Ребенок строит свою личность самостоятельно,

используя в качестве каркаса личность близкого ему взрослого

человека, а в качестве цемента -- свои поступки. Роль Школы

заключается в том, чтобы создать вокруг ребенка такую среду, в

которой он может найти подходящий каркас и которая поощряет его

к совершению поступков.

Начнем с поступков. Я перечислю снова список основных

школьных " свобод": ходить и смотреть куда угодно -- в Школе нет

запертых дверей, можно даже зайти в учительскую и посмотреть

свое дело, уходить из школы -- приходить в школу; учиться -- не

учиться; играть -- не играть, мыться -- не мыться; есть -- не

есть; тратить карманные деньги по собственному разумению.

Свобода в Школе -- это не просто " сладкое слово". Это

терапевтическое средство. Ведь если тебя не заставляют, то даже

чистка зубов может стать поступком. И наоборот, если ты со всех

сторон окружен принуждениями и понуканиями, то совершить

самостоятельный поступок почти невозможно. Это проблема и для

взрослого человека. Много ли мы совершили поступков за всю

жизнь? Беттельгейм вспоминает один важный случай из его

лагерной жизни, когда он, еще совсем новичок, сидя в столовой,

брезгливо отодвинул от себя тарелку с баландой. Его сосед,

рабочий-коммунист, просидевший уже несколько лет, сказал: " Если

хочешь быстро сдохнуть, тогда можешь не есть. Но если ты решил

выжить, то запомни: ешь всякий раз, когда дают есть, спи или

читай, как только представится свободная минута, и обязательно

чисти зубы---по утрам".

Не сразу Беттельгейм понял смысл этого правила. Старый

рабочий перечислил ему все, что в лагере не заставляют делать.

Не много, но и в лагере есть возможность для самостоятельного,

автономного поведения. Поступки -- это не только то, что мы

делаем. Это еще и то, что делает нас.

А теперь -- о каркасе. Я не случайно всюду старательно

делал ударение на всех этих искрах, контактах -- моментах

сближения детей с воспитательницами. Ребенок может начать

использовать взрослую личность для строительства своей, только

если эта личность стала ему близкой. Но Школа -- не семья, и

чтобы сблизиться с кем-нибудь, надо хорошенько потрудиться.

Надо полюбить человека и сделать так, чтобы он полюбил тебя.

Как известно, это одна из самых высоких задач в жизни. Здесь

она осложняется еще и тем, что тот взрослый, которого выбрал

ребенок, должен быть еще и личностью.

Так все-таки есть система или нет? Системы нет в том

смысле, что ее нельзя распространить, как " полезное начинание".

Потому что система -- это сам Беттельгейм, а личность нельзя

скопировать, размножить. Воспитать воспитательниц (они все --

его ученицы), поваров, горничных, весь персонал для создания в

Школе живительной среды -- это мог сделать только Беттельгейм.

Животворная среда -- а есть ли она у нормальных, здоровых

Детей, которые не учатся в Школе у доктора Би? Ребенку

необходима личность близкого ему взрослого человека в качестве

каркаса. А что, если эта самая взрослая личность не очень

хорошо выстроена? Каркас получится неважный. Но ребенок его

передаст своим детям. И так далее.

...Я начал с твердым намерением говорить о детях. А

получается -- опять о взрослых. Нам, взрослым, может не все

нравиться в нашем взрослом мире. Но это мы сами его для себя

построили. И нам самим придется его перестраивать. А дети

совершенно ни в чем не виноваты, О них надо думать в первую

очередь -- и до, и во время, и после любой перестройки,

которая, в сущности, всегда делается ради них.

* М. Максимов. На грани-- и за ней *

Поведение человека в экстремальных условиях

Должен сразу предупредить, что это тема тяжелая,

мрачная, -- примером экстремальных условий будут служить

гитлеровские концлагеря. Но сначала я хочу объяснить, почему

взялся за эту тему. Дело в том, что лагеря уже с ранней юности

внушали мне животный ужас и одновременно -- притягивали к себе.

Только став взрослым, я смог разобраться в этой мешанине

чувств.

Прежде всего, оказывается, как только начинаешь

задумываться над тем, что происходило в этих лагерях,

внимательно читать книгу и смотреть фильмы, то сразу возникает

множество вопросов. Вот лишь некоторые из них.

1. Почему было так мало случаев сопротивления? Обычная

картина -- колонну в тысячу человек ведут на работу три

эсэсовца с собакой. Заключенные --- немцы, они -- на своей,

родной земле. Ну почему не вцепиться зубами в горло этим

эсэсовцам и не бежать? Почему лагерем в двадцать тысяч

заключенных легко управляла эсэсовская администрация в сто

человек -- и всегда был полный порядок?

2. Почему заключенных так плохо кормили -- на грани

выживания? Ведь концлагеря выполняли в Германии определенную

экономическую функцию, у них был план, производственная

программа. А с 1939 года, с начала второй мировой войны, они

стали работать и на войну. Рабочий день в лагере продолжался

шестнадцать -- восемнадцать часов, выходных не было. Казалось

бы, немцы, такие дотошные и предусмотрительные, должны были

понимать, что если заключенных кормить лучше, то и работать они

будут лучше. Ведь в Германии не было голода, с продовольствием

у них было все в порядке почти до самого последнего дня войны.

3. Обычная ситуация, мы знаем ее по фильмам и книжкам. В

лагерь попадают два человека. Один -- высокий, сильный,

мужественный и т. д. Другой -- невзрачный, не приспособленный к

жизни, в очках и т. п. Но вот проходит всего несколько месяцев

-- и что мы видим? Тот, сильный, мужественный, буквально

разваливается у нас на глазах, становится доносчиком,

превращается в ничто -- и погибает. А другой, в очках, несмотря

ни на что, остается человеком, поддерживает своих товарищей по

несчастью, совершает подвиг. Почему?

4. Группа заключенных загружает вагоны песком. Вдруг

эсэсовец ни с того ни с сего приказывает им бросить лопаты и

грузить песок руками Или хрестоматийное выкапывание и

закапывание канав, перетаскивание камней из одной кучи в другую

и назад. Зачем? Конечно, среди эсэсовцев попадались и такие,

которым страдание узников доставляло особое наслаждение, но это

не объяснение, поскольку в большинстве случаев это были самые

обычные немцы.

Это вопросы, на которые трудно ответить. И я привел лишь

несколько, есть еще много других: почему запрещалось иметь

часы, хранить фотографии близких... Все непонятное --

притягивает.

А теперь -- самое главное. Привычная сцена из лагерной

жизни: эсэсовец заставляет группу заключенных выполнять

бессмысленные " упражнения": " Встать! Лечь! Встать! Лечь! "

Смотришь -- и волосы начинают шевелиться на голове, тебя

охватывает животный ужас. Вроде бы ничего страшного. Мы

привыкли видеть большие группы людей, согласованно выполняющих

команды, -- строй солдат, массовые гимнастические упражнения.

Дело, однако, в том, что когда дают команду, то между ее

получением и началом исполнения есть небольшой зазор -- нужно

время на обработку команды внутри человека. Как бы мал ни был

этот зазор, наблюдатель легко его улавливает. Так вот. У

заключенного этого зазора нет. Команда мгновенно проваливается

в исполнительные органы. Обработки внутри не происходит, потому

что " нутра" -- нет. У этого существа (это не человек) нет

внутреннего содержания, нет личности, нет души -- как хочешь

это называй. Ты понимаешь это кожей -- и тебя сжимает страх. Ты

понимаешь, что и с тобой можно сделать то же самое. Такое

существо дальше я буду называть " идеальным заключенным", Оно

похоже на модель, управляемую по радио: один человек

переключает кнопки на пульте управления -- и тысячи, миллионы

" идеальных заключенных" выполняют нужные движения. Задачей

гитлеровских концлагерей поначалу и было научиться превращать

нормального, здорового человека за три года а " идеального

заключенного". Как? Об этом я и собираюсь рассказать.

Мой план таков: сначала -- автор книги, из которой я обо

всем этом узнал, и сама книга, потому что история ее создания

поучительна. Затем основное содержание -- методика разрушения

личности в условиях концлагеря и некоторые способы

психологической защиты, за которые цеплялись заключенные.

Окончу я разделом о том, какую роль играли концентрационные

лагеря в жизни тогдашней Германии, в жизни свободного немца.