Глава 31. — Какая привычная картина – темнота и брошенные у двери туфли, – раздался от входной двери голос Джинни

Гермиона

— Какая привычная картина – темнота и брошенные у двери туфли, – раздался от входной двери голос Джинни. Я вздохнула и закрыла глаза.

— Второй раз за последние два месяца, – присоединился второй голос – Анджелины. Я мысленно вознесла мольбу небесам, чтобы она была без сына. – Я ее раньше никогда такой не видела.

— Яркий пример угрызений совести, – голоса приблизились и теперь были слышны у двери.

— Как думаешь, что случилось? – шепотом спросила Анджелина.

— Сейчас узнаем, – дверь раскрылась.

— Она спит, – голос Энджи оставался все таким же тихим.

— Притворяется, – убежденно отозвалась Джинни и зажгла свет. – Ты нас не ждала, а мы пришли! О-о-о... – протянула она, едва увидев мое заплаканное лицо. – Тяжелый случай.

— Гермиона, хочешь чаю? – заботливо поинтересовалась вторая подруга.

— Нет.

— Да, – одновременно со мной произнесла Джинни. – Она сейчас еще и встанет, и до кухни сама дойдет, и нам заварит.

Анджелина бросила на нее укоряющий взгляд.

— Не хочу, – упрямо буркнула я и повернулась к ним спиной.

— А тебя никто не спрашивает! – жизнерадостно откликнулась Джинни. – Вставай! Все нам расскажешь.

— По-дружески, Гермиона.

— По-дружески? – Я всхлипнула. «Ты меня пожалел?» — «Нет, просто по-дружески поддержал».

— Хватит сырость разводить! – возмутилась Джинни. – Подожди, пока мы выслушаем историю и уйдем, а потом уже делай, что хочешь!

— Джинни! – шикнула Энджи.

— Все в порядке, Анджелина, – я слегка улыбнулась и встала с кровати. – Джинни права, со мной надо именно так.

— Приступ самоуничижения, – пояснила Джинни, кивая.

— Поэтапно. Слезы – раз, самоуничижение – два, смех – три, на четвертом этапе я буду себя ненавидеть, на пятом мне станет стыдно. Рано или поздно я смирюсь.

— Ты все записала, Энджи?

Она лишь закатила глаза и вышла из комнаты, а мы с Джинни пошли следом.

Чай я действительно и заварила, и разлила по чашкам, и даже достала из кухонного шкафчика вазочку с печеньем. Анджелина начала рассказывать про медовый месяц, но Джинни решительно ее прервала:

— Мы с тобой обе чудесно знаем, зачем пришли, так что ни к чему переводить тему. Что случилось, Гермиона?

— Я дура.

— А что-то новенькое есть? – вскинула брови она и пояснила: – Дурой ты себя в последнее время стала называть с завидным постоянством. Кто этот счастливчик, в которого влюбилась наша подруга?

— У меня проблемы на работе!

— Неправда, Гарри бы знал и рассказал мне. Вторая попытка.

— Гарри не может знать все! – вспылила я.

— Мы сейчас о моем муже говорим? Очнись, Гермиона, он – Гарри Поттер! Он может знать все! Правда, не горит желанием, но это совсем другой разговор.

— Хорошо, дело в Малфое!

— Та-а-ак. И в чем же дело?

— А почему ты улыбаешься? – насторожилась я.

Джинни бросила на Анджелину быстрый взгляд.

— Что с Малфоем? – повторила она.

— Почему ты улыбаешься? – стояла на своем я.

— Мы пришли узнать, что у тебя случилось, а не рассказывать, почему мы улыбаемся! – резонно возразила Анджелина.

— Вы от меня что-то скрываете?

— Многое, – Джинни снова улыбнулась. – Но об этом после твоего рассказа.

— Мы поругались, – сдалась я.

— Все ругаются.

— Мы поругались не так, как все.

— О, поверь мне, Гермиона! Все так думают, но при этом у всех ссоры происходят по одним и тем же причинам!

Я набрала в легкие воздуха и рассказала им все. О вечеринке. Об огневиски с Малфоем. О поцелуе с Виктором наутро, когда я думала совсем не о Викторе. О поддержке Малфоя в годовщину Битвы. О том, как аппарировала к нему домой прямо с ужина в «Норе» и заставила его себя поцеловать. О совместных обедах. О том, как после свадьбы я увидела его на своем диване. О его «спи, милая». О том, что он считает меня другом. О том, как я ему сказала, что меня это не устраивает. О том, как он попросил больше никогда не возвращаться...

— Вовремя мы вернулись с островов, ничего не скажешь, – вздохнула Анджелина, когда я закончила.

— И что ты собираешься делать? – Джинни подалась чуть вперед и посмотрела мне в глаза.

— Что тут сделаешь? Он же сам сказал, что не хочет меня видеть.

— Разумеется, потому что ты его разозлила.

— Я его разозлила?! – Я захлебнулась негодованием. – Я его? А то, что он меня разозлил, что он плюнул на мои чувства, – это ерунда, да?

— Послушай меня, дорогая. Конечно, мы здесь тебе не помощники, потому что тот Малфой, о котором говоришь ты, и тот, которого знаем мы, – два совершенно разных человека. Я бы сказала, полярно разных. Но я повторюсь: того Малфоя знаешь только ты! И только ты можешь понять, как себя с ним вести.

— И не надо говорить, что ты уже все поняла, – вставила Анджелина. – Ты повела себя неправильно.

— Да что ты?

— Гермиона, тебе не кажется, что здесь есть часть и твоей вины? По тому, что ты рассказывала, я поняла, что он скрывает свои чувства всегда, кроме моментов, когда он тебе необходим. Неужели ты не понимаешь, насколько он может некомфортно себя после этого чувствовать? Он, человек, который всегда держит все в себе? Он старается перевести все в шутку, но в глубине души наверняка надеется, что ты откликнешься с прежней нежностью! Но нет, ты будешь биться головой об стену и думать, что он тебя совершенно не любит, что ты ему не нужна. Любит и нужна! Поэтому постоянно приходит, проводит с тобой время! Но ему неловко. Тебе бы в такие моменты заглянуть ему в глаза, нежно поцеловать, поблагодарить, но нет: за доли секунды в твоей голове пронесутся мысли, не имеющие ничего общего с действительностью, ты сама себе поверишь – хотя, как по мне, не стоит, – гордо вскинешь подбородок и убедишь его в том, что он совершенно не зря испытывает неловкость! – Анджелина закончила и шумно перевела дух, пытаясь оценить, какой эффект на меня произвели ее слова.

— Мы сейчас говорим об одном Малфое? – хмыкнула я, все же растревоженная эмоциональной речью. Вдруг она права?

— В том-то и дело, что нет, – терпеливо, будто слабоумной, разъясняла она. – Ты знаешь другого Малфоя. Но видеть хочешь упорно только того, которого знают остальные.

— На тебя слишком большое влияние оказывают окружающие, ты слишком зависишь от чужого мнения. Наплюй на него хотя бы раз в жизни! – убеждала Джинни.

— Уже наплевала однажды. Как ты можешь помнить, из этого ничего хорошего не вышло.

— Ты про брюки? – усмехнулась она. – Отчего же, это была отличная попытка. Единственным ее недостатком было то, что тогда на твоей стороне не оказалось никого.

— Кроме, между прочим, Малфоя, – подняла палец Энджи.

— Да, кроме Малфоя. Ты тогда была зла. Если бы Виктор тебя поддержал, ты бы вышла победительницей еще в прошлый раз. Хотя ладно, если бы он тебя поддержал, вы бы, наверное, и не расстались, но речь не об этом. Да, ты была зла, тебе было наплевать на последствия. А сейчас ты знаешь, что ждет тебя в случае выигрыша! Так почему бы не рискнуть?

— Потому что я знаю, что ждет меня в случае проигрыша, – огрызнулась я.

— Я тебя умоляю, Гермиона! Неужели ты думаешь, что тебе будет хуже?! Не будет! И потом, почему ты настраиваешь себя на проигрыш?

— Потому что я помню, каким тоном он попросил меня исчезнуть из его жизни!

— Гермиона, ты отказала ему в дружбе. Ты сказала, что тебе надоело притворяться.

— Конечно! Ведь я хотела большего!

— Вот! В этом ошибка! В этом разница между мужчиной и женщиной! Если женщина говорит мужчине, что он ее друг, это значит, что он действительно просто друг, и ни звуком больше! Но когда мужчина, который к тому же отрицает чувства, называет женщину другом... Черт, Гермиона, да это же равносильно признанию в любви!

— Малфой не умеет чувствовать!

— Ты правда дура. Нет, серьезно. Перестань спорить и выслушай хотя бы раз от начала и до конца то, что я хочу тебе сказать!

— Джинни, успокойся, – примиряюще произнесла Анджелина и перевела взгляд на меня. – Гермиона, а ты перестань закрываться и вспомни, просто вспомни, как он себя с тобой ведет. Хотя бы тот ваш разговор после свадьбы! Ты попросила его бросить курить – он бросил. Он увидел твои шрамы и начал расспрашивать тебя о них, мягко, деликатно. Уверена, если бы миссис Уизли не приговорила его тетушку, он бы сделал это сам. Он поддержал тебя, был рядом и морально, и физически. Постарался отвлечь тебя от этих мыслей, вспомнив о Фредди. А в тот момент, когда думал, что ты уже спишь, снял маску и стал настоящим Драко. Таким, каким он не хочет показываться, потому что думает, что ты заподозришь его во лжи. Наутро он испытал неловкость, потому что не знал, как ты отреагируешь на такие перемены в нем, но все-таки рискнул и назвал тебя другом. Ты представляешь себе хотя бы, что для него значило это признание?

Я помотала головой. Во время тирады Анджелины я смотрела на нее, не отрываясь, с каждым ее словом все больше и больше заражаясь ее мыслью. Если в начале ее речи я хотела, чтобы она была права, то к концу убедилась в этом. Я увидела ситуацию со стороны, чужими глазами. И все же с каждым словом все больше понимала, что восстановить то, что я своими же руками разрушила, будет ой как нелегко...

— Отомри, – разрешила Джинни, хмыкнув. – Анджелина, ты говорила слишком долго и ввела ее в транс.

— Подожди, дай ей осмыслить, – улыбнулась она.

— Может, мы ее и добьем сразу?

— Каким образом? – встрепенулась я.

— Понимаешь... после той вечеринки, на которой ты так сногсшибательно выглядела, к нам приходил Малфой. По делу! У него с Авроратом какой-то совместный проект, и вести его будут как раз Гарри и Драко. В общем, у нас зашел разговор о тебе. И я помню восхищение, с которым он о тебе говорил!

— Джинни...

— А когда ты бросила Крама, я пошла к Малфою сама. Надеялась, что он сможет тебя растормошить. Со мной он вел себя, прямо скажем, по-свински, я уже всерьез подумывала над Летучемышиным сглазом, но вспоминала о тебе и одергивала себя. Он тогда искренне тебе сочувствовал. Не тому, конечно, что ты ушла от Крама, – исправилась она, – а тому, что ты не можешь прийти в себя. Он хорошо тебя знает, Гермиона.

— Слишком хорошо, – кивнула я, пытаясь переварить сообщение о том, что Джинни, когда мне понадобилась поддержка, сначала обратилась к Малфою и лишь потом пришла сама.

— И, заметь, до сих пор тебя не убил, это о чем-то да говорит! Я бы на его месте тебя давно приковала к каминной решетке! И не в твоем доме.

— Я бы сама приковалась, – буркнула я. Похоже, я перешла к причудливой смеси четвертого и пятого этапов, минуя третий. Смеяться было решительно не над чем.

— Я в восторге, – рассмеялась Джинни. А нет, оказывается, есть над чем, это просто я не очень-то настроена на смех сегодня. – Гермиона, ты сумасшедшая. Только сумасшедшая может с таким самозабвением портить себе жизнь! Основателей мне в свидетели, вы оба друг в друга влюблены! Только ты делаешь вид, что тебе плевать, а он впервые в жизни показывает свои настоящие чувства.

Анджелина покачала головой, видимо, отчаявшись достучаться до милосердия золовки. Которая, собственно говоря, и внимания-то никакого на это не обратила.

— И что ты предлагаешь? – сдалась я. – Пойти к нему?

— Только не сейчас! – в один голос воскликнули подруги.

— Почему?

— Гермиона, да он же тебя точно убьет! Ты, конечно, дура, но дура-подруга, которую мы любим. Потерять тебя будет даже как-то жаль.

— Совсем немножко, да? – съязвила я.

— Наконец-то. Депрессия миновала: Гермиона начала язвить.

— Мы, пожалуй, оставим тебя одну, – деликатно проговорила Анджелина, поднимаясь.

— Пожалуй, – согласилась Джинни.

Они попрощались и, оставив меня на кухне в компании трех чашек, ушли.

* * *

Ох, и плохая же это была идея! Сразу после их ухода я судорожно забегала из угла в угол, подстегиваемая надеждами. Я так хотела, чтобы они оказались правы! Одновременно хотела и боялась этого. Но с Малфоем нужно поговорить в любом случае! Сковать его Петрификусом, или связать руки, или что угодно, лишь бы он меня выслушал!

Я ждала, пока он остынет. Ждала день, два, три, неделю, десять дней... Мы каждый день виделись в Министерстве и каждый раз разворачивались в противоположные стороны, едва заметив друг друга в коридоре. Принципиально друг друга игнорировали. Не вступали в дискуссии на заседаниях Комиссии. Это, пожалуй, наводило остальных на размышления, но вряд ли мы волновали кого-то настолько, чтобы стать серьезной темой для обсуждения. Так, пара сплетен.

А потом я остыла сама. Перегорела. Смирилась с тем, что я ему не нужна. Разуверилась в словах Энджи и Джинни. И, что самое главное, перестала верить в себя.

Все изменилось в грозу. Это может прозвучать странно для двадцатитрехлетней девушки, которая принимала участие в войне, но я боюсь грозы. К слову, именно с войны. Вспышки молний напоминают мне вспышки заклятий, летящих с десятков, сотен палочек, гром – рушащийся Хогвартс. Можете смеяться, можете крутить пальцем у виска, но я и сама от этого не в восторге, как ни странно.

Я редко могу уснуть в грозу.

А если засыпаю, мне всегда снятся кошмары.

Глава опубликована: 27.12.2012