Осознаваемые и неосознаваемые действия в мышлении

В современной психологии мышления наиболее распространенное представление об отношении между мышлением и действием заключается в том, что мышление рассматривается как слагающееся из действий [61]. Принципиальное значение действия для анализа процесса мышления заключается в том, что действие обеспечивает все виды взаимодействия субъекта с объектом. Таким образом, категория действий в мыслительном процессе включает как формы сознательного отражения действительности, так и разнообразные компоненты неосознаваемой активности субъекта, посредством которой осуществляется его взаимодействие с объектом.

В структуре наглядно-действенного мышления основным видом неосознаваемых действий являются процессы зрительного анализа ситуации. Они занимают значимое место в мыслительном процессе, определяют его содержание и результативность. Но содержательные и результативные характеристики мышления приобретают смысл только через осознание выявленных в результате анализа связей объекта. Целью настоящей работы является изучение функций и взаимодействия двух уровней мышления — неосознаваемых процессов зрительного анализа и формирования вербализованных осознаваемых действий.

В существующей классификации видов мышления выделяется наглядно-действенное, наглядно-образное и словесно-логическое или дискурсивное мышление. Основным критерием, лежащим в основе данной классификации, является характер связи мыслительных процессов с непосредственно воспринимаемой ситуацией. Наглядно-действенное мышление характеризуется обязательным наличием для осуществления мышления восприятия наглядно представленного материала, выполнения предметных, практических действий с ним. В случае, если мышление осуществляется на основе представления, образа наглядной ситуации, выделяется вид наглядно-образного мышления. Природа образа может быть различной, так же как и степень его обобщенности. Оперирование значениями и символами в процессе решения задач без использования наглядных компонентов характеризует словесно-логическое мышление.

В некоторых работах эти виды мышления понимаются и трактуются исключительно как генетические стадии его развития. Эти

стадии- действительно представляют собой известную генетическую последовательность. Основные закономерности наглядно-действенного и наглядно-образного мышления были описаны посредством исследования мышления ребенка на разных ступенях его развития, чем в значительной степени и определяется генетический подход в понимании их природы. Однако их место и значение в общей структуре мыслительной деятельности человека этим далеко не исчерпывается. Все эти три вида мышления представлены также и в деятельности взрослого человека, хотя они далеко не в равной степени являлись объектом изучения. С. Л. Рубинштейн отмечает, например, что наглядное мышление, возникая на более ранней генетической ступени развития, не остается затем в дальнейшем ходе развития на том элементарном низком уровне, на котором оно первоначально находилось. В качестве основного фактора его развития отмечается формирование наглядных образов, которые становятся носителем обобщенного содержания все более высокого уровня. Подчеркивается неразрывное единство процессов развития наглядного мышления с развитием речи [102].

Некоторые особенности наглядно-действенного мышления у взрослых людей были изучены Б. М. Блюменфельдом. В качестве специфических черт практического наглядно-действенного мышления отмечались момент времени, большая по сравнению с другими видами мышления роль психических и личностных особенностей — внимания, воли, эмоций, преимущественно практический способ формирования. Из структурных особенностей подчеркивалась значимость зрительных образов, использование преимущественно наглядных, а не вербальных идей.

Были выделены две основные «операции» наглядно-действенного мышления — «видение» (операция, в которой осознается только ее конечный результат) и «расчет» (операция, осознаваемая на всех звеньях своего осуществления). Изучение соотношения этих двух «операций» в структуре наглядно-действенного мышления рассматривается как необходимый компонент решения «центральной проблемы мышления — исследования элементов сознательного и бессознательного в едином процессе мышления» [10]. Этот вопрос, а также целый ряд других — структурная дифференциация видов мышления, их регуляция, взаимодействие осознаваемых и неосознаваемых компонентов в их организации — в малой степени изучались в психологии мышления.

Исследование мыслительных действий, осуществляемых на осознаваемом уровне, основывается на использовании методов изучения вербализованной структуры действия (метод самонаблюдения, проговаривания вслух). Использование данных методов адекватно, так как компоненты действия выступают как осознанные только через их выражение в форме значений, через их вербализацию. Но мыслительная деятельность человека не является полностью осознанной, подотчетной сознательному контролю. В своей значительной части мыслительный процесс выступает как деятельность

внутренняя, свернутая, сокращенная, часто освобождающаяся от словесного выражения или по крайней мере не совпадающая с ним (так называемый феномен «чистой мысли»). Эту часть мыслительного процесса составляют действия, не выражаемые в форме вербальных значений и не осознаваемые субъектом. Реальная мыслительная деятельность представляет сложные комплексы этих Двух типов действий — выраженных в вербальной форме и невербализо-ванных, неосознаваемых, между которыми складываются взаимодействия и взаимовлияния. Именно поэтому изучение только вербализованных, осознаваемых действий представляет собой известную абстракцию от действительного процесса мышления и вследствие этого не может раскрыть его подлинную структуру.

В то же время изучение процесса мышления как комплекса осознаваемых и неосознаваемых действий сталкивается со значительными трудностями ввиду специфики последних. В отличие от осознаваемых действий, для которых имеет место однозначное соответствие «осознаваемые — вербализованные», для вторых такое соответствие может быть проведено только в негативном плане — «неосознаваемые — невербализованные». Однозначный ответ на вопрос «какие?» не может быть дан ввиду большого многообразия невербализованных процессов в мышлении и механизмов их регуляции. Это многообразие определяется различием форм невербали-зованного отражения Действительности посредством осуществления интеллектуальных операций в различных рецепториых системах, операций, основанных на разных моторных алфавитах [34, 136], разных уровнях обобщения и сложности, различием в типах отно'ше-ний, которые связывают их с вербализованными процессами.

В конкретных психологических исследованиях раскрывается важная регулирующая роль речи в развитии и функционировании различных форм мыслительной деятельности — формирование внутренней речи как конечного этапа развития внешнего материального действия через внешнюю речь и речь про себя [17]; взаимодействие мышления на базальном уровне психического и мышления на надстроечном уровне психического [85], развитие наглядно-действенного и наглядно-образного мышления в онтогенезе, их вербализация и переход к высшим формам логического дискурсивного мышления [71], определение регулирующей управляющей функции второсиг-нальных компонентов в динамике нервных процессов, складывающихся между зрительной и вербальной системами в актах умозаключающего наглядного мышления [122] и умственного сопоставления [28] и др.

В то же время осознаваемые, вербализованные, логические компоненты мышления иногда противопоставляются его продуктивным, интуитивным, сенсорным процессам. Принимая тезис Э. Клапареда «размышление стремится запретить речь», В. П. Зинченко и Н. Ю. Вергилес подчеркивают, что на определенных стадиях мыслительного процесса более продуктивными оказываются действия со зрительными образами, несущими на себе печать реальности и

позволяющими проникнуть в природу вещей, в отличие от действий с символами, несущими на себе печать условности. Значение речи отмечается в качестве средства фиксации промежуточных результатов мыслительной деятельности [34 ].

В этом же плане противопоставляются логические действия, основанные на прошлом опыте и логических стереоптипах, и сенсорно-интуитивный план мышления, в котором эти стереотипы преодолеваются.

Описываемые два плана действий в мыслительной деятельности рассматриваются как несовместимые, противоречащие тенденции мышления [39 ]. Аналогично Арнхейм называет интеллектуальные действия, осуществляемые на вербальном уровне «мышлением без мышления», представляющим извлечение из прошлого опыта определенных отношений. Действительную ценность языка для мышления он видит лишь в стабилизации и сохранении интеллектуальных качеств. Но эти же качества рассматриваются и как отрицательные факторы мышления, ведущие к фиксации и обездвижению познания. Область зрительных образов рассматривается как стоящая неизмеримо выше, потому что она предлагает структурные эквиваленты всем характеристикам объектов, событий, отношений, представляя формы в двух- и трехмерном пространстве в отличие от одномерной последовательности вербального языка [138].

Таким образом, единообразия в оценке значения и функций вербализованных и невербализованных, неосознаваемых компонентов в решении различного рода задач не существует.

Соотношение вербализованных и невербализованных компонентов в структуре конкретного мыслительного акта определяется его видом, характером, местом, которое он занимает в общей структуре деятельности субъекта. Увеличение.невербализованных компонентов в структуре мыслительного процесса имеет место в многообразных процессах автоматизации мыслительных актов как следствие их развития, повторения и, соответственно, сокращения, свернутости, ухода из сознания. Такие акты по существу перестают быть актами мышления, превращаясь в умственные или практические навыки, хотя они могут быть использованы как средство решения задач и основаны на ряде весьма существенных обобщений. Именно обобщенный характер автоматизированных действий — умственных и практических — позволяет субъекту активно использовать их в различных ситуациях как средство решения различного типа задач, в структуре которых они составляют невербализованную основу действия.

Представляется возможным определить общую закономерность возрастания удельного веса невербализованных интуитивных компонентов в процессах творческого мышления, когда новое знание не выводится посредством логических действий из уже имеющихся посылок, а оказывается функцией таких процессов, как инсайт, озарение, догадка. Однако, поскольку имеет место по меньшей мере несколько различных пониманий, определений «творчества», кри-

Б

терии которого точно не определены [90 ], то и в процессах, относимых к творческому мышлению, роль и значимость невербализо-ванных компонентов может быть весьма различной.

Существующая классификация видов мышления на наглядное и словесно-логическое также отражает различный характер составляющих их действий и их соотношения. Словесно-логическое или дискурсивное, рассуждающее мышление осуществляется преимущественно на основе оперирования со словесными значениями или другого типа формальными символами. Это определяет его строение как последовательного развития систем осознанных действий высокого уровня обобщения, направленных на достижение определенных формулируемых целей.

В строение наглядных видов мышления включаются разнообразные способы зрительного анализа ситуации, которые могут осуществляться на самых различных уровнях обобщения, в том числе, как указывают некоторые авторы, на уровне непосредственного взаимодействия субъекта с объектом, при использовании внеязы-ковой, математической или логической символики [20 ]. Эти особенности наглядных форм мыслительной деятельности выделяют их в особую категорию мыслительных процессов, в структуре которых большое место занимают невербализованные системы действий.

Решение проблемы соотношения вербализованных и невербали-зованных компонентов в различных видах мыслительной деятельности и форм их взаимодействия требует детального психологического изучения и структурного анализа действий, осуществляемых на различных уровнях мыслительной деятельности — на уровне вербальной и других форм активности, включенных в интеллектуальный процесс, определения закономерностей их взаимодействия при решении различного рода мыслительных задач.

Для изучения этих закономерностей был осуществлен экспериментальный анализ процессов взаимодействия вербализованных и невербализованных действий в структуре мыслительной деятельности при решении определенного класса задач. Были поставлены конкретные вопросы: в каких формах осуществляются в мыслительном процессе взаимодействие компонентов, составляющих уровень вербальной активности субъекта и уровень других форм неосознаваемой активности, какую роль играет это взаимодействие в процессах познания существенных свойств объекта, в решении задачи?

В качестве объекта экспериментального исследования был использован класс наглядно-действенных задач, в которых большое место занимают процессы зрительного анализа ситуации, осуществляемого посредством движений глаз.

В настоящее время в психологической литературе, посвященной исследованию процессов зрительного восприятия, наглядных форм мышления, стал активно использоваться сравнительно новый термин в психологии мышления — визуальное мышление [34, 35,

9§ и др. ]. Содержание мыслительных процессов, описываемых этим термином, оказывается достаточно широким и не всегда однозначным. Это превращает понятие «визуальное мышление» в собирательную категорию для описания различных форм деятельности, характеризуемых некоторыми признаками, главным из которых является его связь с восприятием. Определение понятия «визуальное мышление», используемое Арнхеймом, отражает его понимание как мышления, осуществляемого «на уровне зрительного восприятия», «посредством визуальных операций» [35, 138]. Другие авторы определяют это понятие как человеческую деятельность, в результате которой порождаются новые образы, новые визуальные формы, несущие определенную смысловую нагрузку и делающие значение видимым [33]. В этом определении фигурирует уже более конкретный и значимый признак, характеризующий данный вид деятельности и выделяющий ее из других перцептивных процессов — новизна порождаемых визуальных форм.

В том и в другом случае в качестве основной черты визуального мышления выступает его перцептивная основа. В определении понятия наглядно-действенного мышления процессам восприятия наглядной ситуации и осуществлению субъектом практических или предметных действий с ее элементами также придается весьма большое значение, но в то же время подчеркивается их опосредствованность общим характером деятельности субъекта, совокупностью включенных в нее осознанных и неосознанных целей, всей системой прошлого опыта, знаниями субъекта, личностным смыслом и т. д., всем тем, посредством чего перцептивные образы и в том числе вновь порождаемые приобретают значение [101, 102, 115].

Специальная задача и специфический характер деятельности, направленной на ее решение — взаимодействие, сплав непосредственных форм зрительного или практического анализа ситуации с опосредствованными значениями или иными знаками, формами деятельности, — определяют особую структуру процессов наглядно-действенного мышления, не сводимую к процессам восприятия. Сложность проблемы заключается в том, что восприятие человека также есть процесс опосредствованный, и в этой связи особую значимость приобретает дифференциальное определение процессов восприятия и наглядно-действенного мышления в реальной деятельности субъекта.

В приведенных определениях визуального мышления имеет место сведение мышления на уровень восприятия, отождествление восприятия и мышления. Это отражается и в прямых формулировках, подчеркивающих такое отождествление: «визуальное восприятие есть визуальное мышление» [138]. При таком понимании визуального мышления вопросы о связи и взаимодействии различных познавательных процессов — восприятия и мышления и в соответствии с этим определение критериев их дифференциации — снимаются. Они замещаются исследованием общих механизмов функционирования восприятия и мышления с учетом различий, которые

будут определяться совокупностью решаемых субъектом задач.

Вопрос единственности, общности чувственных и интеллектуальных процессов в структуре сознания имеет свою историю развития. Гельмгольц видел основу этой общности в бессознательных умозаключениях, посредством которых из непосредственных ощущений, многозначных узоров, рисуемых на сетчатке глаза световыми лучами, возникают образы предметов. Аналогично Грегори описывает различного рода системы «интеллектуальных» механизмов, включенных в работу глаза и обеспечивающих «разумность» и адекватность зрительного восприятия [20]. На факты такого рода 'ссылается А. Н Леонтьев, обсуждая вопрос о психологической многомерности развитого сознания индивида, например, осмысленность восприятия или роль речи в обобщении чувственных данных [52]. В то же время А. Н. Леонтьев отмечает в качестве «решающего шага» утверждение в психологии идеи о разных уровнях психического отражения. Он видит в явлениях сознания их чувственную грань и отражение мира, опосредствованное значениями, глубоко анализируя как взаимосвязь, так и специфику уровней сознания. В то время как чувственные образы сохраняют свою изначальную предметную отнесенность, несмотря на любое усложнение связей их с другими процессами и реализующими их формами деятельности, значения преломляют мир в сознании человека. Выступая перед субъектом не только в качестве объектов его сознания, но и в качестве способов и механизмов осознания, т е. функционируя в процессах отражения субъектом объективной действительности, значения именно в этом качестве вступают во внутренние отношения, связывающие их с другими «образующими» сознания, в частности с восприятием, которое приобретает новые системные качества.

При таком понимании строения сознания вопрос о нахождении критериев, позволяющих дифференцировать восприятие и наглядные формы мышления субъекта, приобретает важное значение.

Ранее проведенные исследования показали, что такие критерии могут быть обнаружены посредством использования методов объективной регистрации различных познавательных процессов. Перспективным методом для решения этих проблем является широко используемый в последнее время во многих работах [29, 33, 38, 86, 112, 115, 137, 144 ] метод регистрации глазодвигательной активности при решении перцептивных, мнемических, а также различного рода мыслительных задач.

Важным моментом для понимания действительной функции глазодвигательной активности в процессах решения мыслительных задач явилось выявление их интеллектуальной функции, заключающейся в том, что посредством движений глаз между элементами наглядной ситуации устанавливаются различного типа взаимодействия, в том числе выделяются существенные связи и отношения

объекта [113, 115]. Специфика интеллектуальной функции глазодвигательной активности при решении мыслительных задач в отличие от ее перцептивных функций определяется тем, что выделение субъектом существенных свойств и отношений в ситуации, которые первоначально не были ему известны, осуществляется в результате многочисленных повторных действий с ее элементами, представленных в зрительном плане, действий, организующих элементы в сложные системы, в которых определяются новые функциональные возможности элементов [115]. Именно эта смысловая, содержательная характеристика макродвижений глаз, отмечаемая только при решении мыслительных задач, в отличие от задач перцептивных и мнемических [112], позволяет выделить их особую функциональную значимость, несмотря на отмечаемое некоторыми авторами тождество биомеханических характеристик этих движений с движениями глаз, регистрируемыми в перцептивных, мнемических и других актах.

Выделение в некоторых работах [33, 99 ] особого моторного алфавита «викарных» действий как двигательного компонента внутренней мыслительной деятельности при нахождении и определении критериев соответствия этих движений с процессами мышления не «отменяет» интеллектуальную функцию визуально наблюдаемых макродвижений глаз. Это говорит о существовании различных уровней в строении деятельности по решению задач и соответствующих этим уровням моторных компонентов, в частности, о наличии уровня манипулирования с образом предмета, который можно включать в новые отношения посредством викарных действий.

Для исследования процесса мышления имеет большое значение изучение структурных особенностей моторных компонентов на каждом уровне его организации на основе определения действительной функциональной значимости различного типа моторных компонентов, определения психологических смысловых критериев их включения в мыслительную деятельность.

Таким образом, в современных психологических исследованиях наглядных форм мышления выделяются два направления. В первом акцентируется внимание на исследовании способов и форм непосредственного анализа зрительной информации, подчеркивается аналогичность или даже тождественность процессов восприятия и визуального мышления. Основные механизмы решения мыслительных задач изучаются на основе их проявлений в перцептивной сфере.

В результате преуменьшается или совсем отрицается ведущая роль речи, словесных обобщений и их регулирующая функция в процессе наглядно-действенного мышления. Такой подход развивается, например, в исследованиях В. П. Зинченко и Н. Ю. Вер-гилеса [34], которые процессам, происходящим в перцептивной сфере, придают существенное значение в производстве интеллектуальных операций. Они отмечают присутствие в перцептивных процессах творческих элементов, значение исследования этих эле-

ментов для раскрытия механизма «творчества в собственном смысле слова».

Идеи взаимодействия и тесной связи процессов восприятия и мышления развиваются, как уже упоминалось, в работах Арнхейма [35, 138]. Ядром его исследований является изучение механизмов перцепции, в структуре которой прослеживается генез и функционирование интеллектуальных операций, обеспечивающих корректное отражение окружающего мира. В качестве интеллектуальных действий, функционирующих в восприятии, Арнхейм выделяет следующие основные процессы.

1. Включение в восприятие визуальных понятий или визуальных категорий, определяемых как шаблоны относительно простой формы, с помощью которых в восприятии осуществляется кодирование, опознание стимульного материала.

2. Выбор одной вещи в некоторый промежуток времени и выделение ведущей цели из ее окружения — процесс, первоначально детерминируемый стимуляцией, а затем произвольными действиями субъекта в соответствии с его потребностями и целями.

3. Обнаружение структурных связей в объекте перцепции и их видоизменение, обеспечиваемое посредством зрительного обследования объекта и смещения центра зрения к центру интересующего объекта.

Мыслительные процессы характеризуются наличием реорганизации объекта, выступающей в мысленном преобразовании ситуации, в пробующих движениях, в трансформации объекта, в нахождении его новых качеств. Этим они отличаются от перцептивных процессов, к которым относятся факты зрительного обследования ситуации в его простейшей форме — в смене зрительных фиксаций как смене центра ориентации, не ведущей к реорганизации перцептивных стимулов.

Далее Арнхейм показывает, что среди различного типа перцептивных действий отмечаются такие, которые по своей организации (характеру, структуре) относятся и по существу представляют собой действия интеллектуального типа. Они не определяются исключительно взаимодействием стимула и рецептора, а включают механизмы потребностей, интересов наблюдателя, направленность его внимания, производящего поиск цели в перцептивном поле. Они, наконец, аналогичны по структуре интеллектуальным действиям, описанным Келером, так как в результате их цели достигаются не прямым путем, естественным образом проистекающим из их перцептивной организации, а посредством выбора или нахождения обходного пути. В качестве примеров таких действий приводятся известные перцептивные феномены — выбор дистанции соответственно познавательной задаче, механизмы дополнения, разнообразные явления константности и т. д. Такого рода действия лежат в основе «видения» объекта в пространстве, выделения его особенностей от компонентов, навязанных окружением, не существенных. Эти действия составляют основу формирования обрдза. Формиро-

вание образа имеет место, когда запутанная и бессвязанная ситуация с неопределенными отношениями структурно перестраивается, организуется и упрощается. Формирование образа рассматривается как необходимый компонент отражения существенных свойств объекта, активного владения наглядным материалом.

Таким образом, Арнхейм ограничивает исследование интеллектуальных действий, включаемых в категорию визуального мышления, в пределах решения только перцептивных познавательных задач. Показав, что в перцептивных процессах интеллектуальные действия занимают основное место, он проводит свой тезис о тождестве механизмов восприятия и мышления, не рассматривая возможность их взаимодействия, возможность влияния интеллектуальных процессов на перцептивные как способов их осознания и системного видоизменения.

В выбранной Арнхеймом области исследования — организации процессов восприятия — было показано, что интеллектуальные действия обусловлены факторами такого высокого порядка, как потребности и интересы субъекта, его цели, активная работа личности и т. д. В каких формах, посредством каких процессов проявляется действие этих факторов? Удовлетворяют ли пониманию этих форм и процессов описываемые Арнхеймом особенности интеллектуальных действий — визуальные понятия, не опосредствованные словом, перемещение центра зрения в соответствии с целями и т. д.? Эти вопросы остаются открытыми даже при исследовании и описании интеллектуальных действий только в перцептивной сфере. Для их раскрытия необходимо требуется прослеживание влияния еще и осознанных, выраженных в словесных значениях, сформулированных субъектом общих целей деятельности, отвечающих его потребностям и интересам. В еще большей степени дефицит в ответах на эти вопросы будет очевиден при переходе к изучению деятельности по решению сложных познавательных задач, из области наглядно-действенного мышления.

Арнхейм пишет, что для решения сложных познавательных задач глаз выступает как средство, вернее как одно из средств их решения. В движениях глаз отражаются те манипуляции с реальным объектом и его предвосхищаемыми изменениями, которые осуществляет субъект с целью нахождения отношений и возможностей в объекте, которые соответствуют и удовлетворяют задаче, целям. Без определения, что такое цели, способов их выражения для субъекта и механизмов их регуляции процесса решения задачи понять структру решения сложных познавательных задач не представляется возможным.

Второе направление в исследовании процессов наглядно-действенного мышления развивается в ряде современных работ [115, 143 и др. ]. В них изучаются и описываются структура и механизмы интеллектуальных действий, осуществляемых в условиях взаимодействия с вербально выраженными, осознанными целями действий, представляющими последовательное развитие и превращения об-

щей цели в конечный конкретный результат решения. Основу взаимодействия составляет регулирующая функция осознанной, словесно сформулируемой общей цели деятельности, направляющей течение зрительного поиска и ее видоизменения, включая системы предвосхищений на основе учета результатов зрительного анализа ситуации.

Проводимое Арнхеймом исследование процессов визуального мышления и понимание им их роли в общей структуре интеллектуальной деятельности человека заслуживает пристального внимания, так как это расширяет изучаемую область различных форм и процессов мышления, в том числе в части, представленной невербализованными действиями.

Однако мыслительный процесс есть сложная, многокомпонентная, но целостная деятельность субъекта. И в познании ее закономерностей как целостной деятельности большую роль играет установление характера связей между различными уровнями ее организации. В этом плане принципиальное значение приобретает исследование процессов взаимодействия между вербализованными компонентами — языковыми формами мышления, в которых выражаются прежде всего осознанные цели деятельности субъекта, понимание им задачи, представления о характере результатов деятельности, и его невербализованными компонентами — способами и механизмами зрительного анализа ситуации, выраженными в экс-териоризованной форме различного типа двигательных актов. Без понимания основ и принципов такого взаимодействия не может быть понята и структура самих «визуальных операций», интеллектуальных действий, функционирующих как на уровне восприятия, так и составляющих основное содержание процессов наглядно-действенного мышления. Ибо «новые системные качества» [52], приобретаемые чувственным отражением, восприятием, визуальными операциями под влиянием, в условиях взаимодействия со словесными значениями коренным образом преобразуют природу исследуемого объекта, превращают его в особую психологическую реальность. Как отмечает А. Н. Леонтьев, раскрытие этих качеств и составляет одну из задач психологической науки.

Для исследования проблемы соотношения вербализованных и не-вербализованных (экстериоризованных в макродвижениях глаз) компонентов наглядно-действенного мышления мы использовали метод регистрации движений глаз и метод «мышления вслух». Изучение этой проблемы предполагает использование метода, который предоставляет возможность получения экспериментального материала, характеризующего вербальную активность испытуемых и их визуальную активность в процессе решения одной задачи и определения параметров, позволяющих соотносить два плана действий, выявлять характер взаимодействия между ними.

Классическим методом исследования вербализованных компонентов мыслительной деятельности является метод «мышления вслух», основанный на искусственной экстериоризации мыслитель-

ного процесса, вынесения его в план громкой речи. Этот метод использовался в целом ряде психологических исследований структуры мыслительного процесса [88, 143 и др. ], в результате которых была описана макросхема процесса решения задачи, представляющая собой выделение в нем некоторых стадий или этапов решения. Обычно выделялись и описывались следующие основные стадии в процессе нахождения решения задачи: анализ условий задачи, принятие некоторого плана, гипотезы, попытки решения и т. п., проверка его, сличение с исходными условиями, в соответствии с результатами сличения — возвращение к анализу исходных условий или выбор окончательного решения. Важнейшим пунктом в подобного рода схемах, описывающих структуру мыслительного процесса, выступает процесс формирования гипотезы о решении. Этот процесс обозначается в работах различных авторов посредством использования самых различных понятий, терминов и обозначений— например, «функциональное решение», инсайт [88], эвристика планирования [143] и т. д. Критическим моментом в анализе мышления выступает определение структуры процесса, приводящего к некоторому результату — гипотезе о решении. Поскольку приводимые исследования были проведены посредством использования метода «мышления вслух», нахождение, формулирование испытуемыми гипотезы выступало в данных исследованиях феноменологически как прямое усмотрение решения.

В соответствии с этим в гештальтпсихологии такое усмотрение трактовалось, например, как озарение, инсайт, происходящий в результате переструктурирования ситуации. В других исследованиях в качестве основного объясняющего понятия использовалась интуиция. Однако ни в одном из этих исследований, основанных на использовании метода мышления вслух, действительная природа и структура процесса, лежащего в основе нахождения и формулирования гипотез, не вскрывалась. Причиной этого являлись не только определенные теоретические установки исследователей, например, в школе гештальтпсихологии, но и в значительной степени используемый ими метод. Ограниченность данного метода признавалась рядом авторов. Де Гроот, например, подробно проанализировал его возможности и недостатки [143]. Главной причиной, создающей ограниченность данного метода для анализа мыслительной деятельности, является наличие в мыслительном процессе компонентов, ушедших из сознания, в результате чего в качестве объекта анализа может выступать только та часть мыслительного процесса, которая доступна сознательному контролю.

Компенсация указанных недостатков метода «мышления вслух» осуществлялась использованием наряду с ним таких методов анализа мыслительной деятельности, как подсказка, наведение и т. д. Эти методы использовались в гештальтпсихологии [88], а у нас широко представлены в работах С. Л. Рубинштейна и его учеников. В этих работах выявляются основные операции мышления — анализ и синтез, абстракция и обобщение, определяется ряд существен-

ных закономерностей мыслительного процесса — актуализация общих положений, направленность и т. д. [91, 100].

Использование методов подсказки и наведения в самых различных модификациях является весьма продуктивным в изучении мышления, что позволяет исследовать некоторые его механизмы, в том числе в части, представленной неосознаваемыми действиями. Так, например, один из первых экспериментальных фактов наличия в мыслительном процессе неосознаваемых действий был получен в опытах Майера (опыт со шнурами) именно посредством использования этого метода [88]. Однако для широкого, полного исследования системы неосознаваемых процессов в мышлении и их взаимодействия с осознаваемыми процессами значение данного метода также остается ограниченным.

Для изучения конкретных форм соотношения вербализованных и невербализованных, но выраженных в экстериоризованных двигательных действиях (движениях глаз) компонентов в структуре мыслительной деятельности человека нами была разработана новая комплексная методика анализа процессов решения задач, в которую включена регистрация глазодвигательной активности испытуемых и регистрация их вербальной активности — мышление вслух.

2. Экспериментальный анализ взаимодействия вербализованных и невербализованных гипотез ⁱ

Таблица 1

ности» с ее отрицательными и положительными чертами и включает явления догадки, домысла (которые могут являться психологическими образованиями различного рода), т. е. всего того, что отрицается логикой в понимании понятия «гипотеза». В дальнейшем мы будем использовать термин «гипотеза» исключительно в смысле его психологической интерпретации.

Функции гипотезы в структуре мышления, так же как и в структуре других познавательных процессов, многообразны и во многом еще не изучены. Использование комплексных методов анализа различных уровней мышления открывает значительные возможности и для более глубокого понимания психологического содержания гипотез в структуре мыслительной деятельности. В частности, заслуживает внимания вопрос, являются ли словесно выраженные, четко сформулированные гипотезы единственно возможной формой их существования в структуре мыслительной деятельности. Или существуют иного рода гипотезы — не представленные в форме

Рис. 1. Задача мат в 2 хода (решение Ле1)

вербальных высказывании, однако сохраняющие свою основную функцию и качественную специфику — преобразование ситуации, пробования, попытки решения? Тождественны ли по своим функциональным характеристикам различные формы гипотез в мыслительном процессе (гипотезы разных уровней мышления) или же, что представляется более достоверным, каждая из них имеет еще и свои специфические черты? Каково взаимодействие между гипотезами, функционирующими на разных уровнях мышления, и его значение в процессе нахождения решения?

Психологическая реальность существования невербализован-ных гипотез была подтверждена предыдущими исследованиями. В плане зрительного анализа ситуации гипотезы были представлены в форме пробующих действий между элементами, осуществление которых вело к целенаправленному изменению ситуации, к ее преобразованию в направлении нахождения решения [115]. Именно факт возникновения и развития гипотез на уровне зрительного анализа ситуации в процессах нахождения решения позволил нам выбрать в качестве основного направления анализа соотношение двух планов в мышлении — анализ взаимодействия двух видов гипотез: вербализованных и невербализованных.

Поскольку общая схема процесса решения задачи, «макросхема» с выделением ряда этапов в мыслительной деятельности испытуемых и с набором вербализованных гипотез обычно достаточно четко прослеживается по материалам мышления вслух, последние оказалось наиболее целесообразным использовать в качестве объекта анализа на его первой стадии.

Наши эксперименты показали, что в протоколах мышления вслух представлены как высказывания общего характера (оценка позиции, формулирование стратегических замыслов), так и называние конкретных действий — ходов.

В табл. 1 в качестве примера приведены материалы речевого рассуждения при решении одной шахматной задачи (рис. 1), в которых представлена некоторая последовательность выдвигаемых испытуемым гипотез: Фf3; Крс1, ФсЗ, Ле1, Кре1, СсЗ, их проверка: Ле1, Крс2, Фс11 и Ле1, Kpd3, Фе2 и высказывания, носящие характер оценки ситуации: «Очень много полей у Кр»; или характер формулирования некоторого стратегического замысла: «Если его (Кр) частично отрезать».

В развитии мыслительного процесса высказывания оценочного и стратегического плана предшествуют называнию конкретной гипотезы, ее дальнейшему преобразованию, переформулированию,

смене и т. д. В анализируемом примере высказывания ташэвш плана имеют место только на начальной стадии поиска. Их знавдше, однако, велико, так как именно они определяют цель, которую испытуемый ставит перед собой («Если его — Кр — частично отрезать»), на достижение которой направляются и которой регулируются последующие действия по формированию конкретных гипотез.

Следует заметить, что как называние испытуемым отдельных ходов, так и формулирование им общих стратегических замыслов и оценки позиции выступает по результатам анализа материалов мышления вслух как исходное, данное, очевидное для испытуемого. В материалах мышления вслух не отражается деятельность, предшествующая формулировкам относительно стратегических или тактических действий, находимых испытуемым в данной ситуации и выступающих в его деятельности как формулировка гипотез о решении. Деятельность по формированию этих гипотез в материалах проговаривания вслух процесса решения задачи не отражается и не может быть выявлена.

Таким образом, одним из основных компонентов, представленных в протоколах мышления вслух, выступает называние испытуемым какого-либо возможного хода, или действия (гипотезы). Такого типа называния конкретных действий присутствуют на всех этапах процесса нахождения решения задачи и представляют наиболее характерный феномен протоколов мышления вслух как объекта исследования мыслительной деятельности.

Данный экспериментальный факт мы использовали для определения параметра установления соответствия двух планов анализа мышления, объективно представляющих характеристику единого мыслительного процесса: материалов мышления вслух и материалов зрительного поиска.

В качестве такого параметра мы использовали словесное называние испытуемым определенной гипотезы о решении — какого-либо хода, действия. Далее устанавливалось соответствие этого компонента с аналогичным компонентом, представленным в зрительном поиске и выраженным в движениях глаз по установлению взаимодействия между соответствующими элементами ситуации.

Этот параметр может быть, таким образом, использован для выделения определенных стадий в мыслительном процессе с целью их последующего анализа — стадий формирования и формулирования конкретных гипотез.

Для решения этой задачи были использованы следующие на* правления анализа.

1. Сопоставление двух планов развертывания процесса решения-задачи по информативности анализа.

2. Прослеживание схемы развития сформулированной гипотезы — ее преобразований, изменений, принятия или отказа от нге — по материалам вербальной и глазодвигательной активности.

3. Прослеживание регулирующих механизмов и действий, подготовивших, сделавших возможным возникновение этой гипотезы

также по материалам вербальной активности и зрительного поиска.

4. Изучение влияния сформулированной гипотезы на структуру поиска — его направленность, сокращенность в нахождении решения.

Сопоставление по информативности анализа материалов зрительного поиска и результатов мышления вслух мы провели, сравнивая суммарные показатели глазодвигательной активности и протоколов проговаривания. В качестве таких суммарных показателей было использовано: количество элементов, названных испытуемым и обследованных им в процессе зрительного поиска; общее количество повторных называний всех элементов и их обследования в процессе зрительного поиска; количество взаимодействий между элементами, в том числе конкретных ходов, названных испытуемым и осуществленных им в процессе зрительного поиска; количество называний конкретных ходов и их проигрывания в процессе зрительного поиска.

Результаты сравнения показали, что в речевом плане испытуемый назвал 12 элементов всего 44 раза: Kpd2—12 раз, с2 — 3, cl — 5, d3 — 3, < Dh5 — 5, f3 — 1, сЗ — 4, dl — 2, Ле8 — 2, el — 4, Cal —2, e2 — 1 раз. За это же время было зарегистрировано 350 фиксаций на 33 элементах. Далее, в речевом плане было названо 11 конкретных ходов всего 18 раз: Фп5—f3 1 раз, Kpd2—cl — 3, ФЬ5—f3—сЗ—2, Kpd2—dl—1, Ле8—el — 2, Kpd2—el — 2, Cal — c3 — 2, Kpd2—cl — 1, < Dh5—dl — 1, Kpd2—d3 — 2, Oh5—e2— 1 раз.

Взаимодействия иного рода, кроме проигрывания ходов, в речевом плане вообще не называются. За это же время глазом было осуществлено около 350 передвижений взора с элемента на элемент, в результате чего между ними устанавливались различного типа взаимодействия [113], причем более 200 из них представляют проигрывания различных возможных ходов, которые могут рассматриваться как пробующие действия в ситуации, как невербали-зованные гипотезы.

Сравнение суммарных показателей дает общее представление о структурном несовпадении двух анализируемых планов мыслительной деятельности, о разных «единицах» и возможностях их анализа, о большей информативности исследования зрительного поиска. Решение вопроса о соотношении этих планов, о взаимодействии вербализованных и невербализованных компонентов в единой структуре мышления, в развитии процессов построения гипотез требует более глубокого их анализа.

Такой анализ был проведен посредством сравнения особенностей двух планов мышления по последовательным стадиям развития процесса возникновения и развития гипотезы в структуре мыслительной деятельности.

В схеме развития гипотезы при изучении материалов вербальной активности выделяются следующие стадии.

1. Анализ ситуации, оценка условий задачи в соответствии с ее целью — поставить Кр мат в два хода: «Так, какие поля есть у Кр? Очень много полей у Кр» (1-я — 12-я сек. поиска).

2. Формулировка обобщенного решения: «Если его (Кр) частично отрезать» (12-я — 20-я сек. поиска).

3. Конкретизация решения, называние конкретной гипотезы: «Скажем, < ЙЗ» (20-я — 24-я сек. поиска).

4. Сравнение конкретной гипотезы с обобщенным решением: «Остаются поля с2 и cl» (у Кр, при ходе Of3) (24-я— 26-я сек. поиска).

5. Сравнение обобщенного решения с общей целью задачи — поставить мат черному Кр: «Для Кр на cl может быть мат» (если остаются поля с2 и cl, то...) (26-я—28-я сек. поиска); «какой?» (28-я — 34-я сек. поиска).

6. Развитие гипотезы — формулировка второго хода варианта «Kpcl мат» (34-я — 41-я сек. поиска).

7. Сравнение варианта с «исходной конкретной гипотезой: «Если Kpcl, то ФсЗ мат. Да?» (41-я—44-я сек. поиска).

8. Отказ от гипотезы: «Нет, не мат, потому что...» (44-я —48-я сек. поиска).

9. Обоснование отказа: «Потому что Кр идет на dl» (48-я — 57-я сек. поиска).

На этом заканчивается полный цикл в схеме развития гипотезы, так как следующим этапом поиска оказывается снова оценка условий: «Все -таки Кр слабо стоял» и формулирование новой гипотезы, «а именно Ле1» — новый цикл возникновения и развития гипотезы.

Циклы развития гипотез могут иметь различный характер—отдельные стадии могут пропускаться, подразумеваться и т. д. Иногда отдельный цикл представлен только одной стадией решения, например формулировкой обобщенного решения или конкретной гипотезы. Полнота и характер вербализованных схем развития гипотез в значительной степени определяются взаимодействием вербализованных и невербализованных компонентов в процессе решения задачи.

Следует обратить внимание на широкую представленность в вербализованной схеме развития гипотезы разнообразных процессов сравнения новых, впервые формулируемых результатов с результатами, полученными ранее, или с общими целями задачи — новой гипотезы с обобщенным решением, обобщенного решения с целью задачи, элементов развития гипотезы с исходной гипотезой и т. д. Эти процессы сравнения определяют оценку вербализованных компонентов мышления, отбор только тех результатов, которые удовлетворяют целям задачи.

Как каждая стадия развития гипотезы представлена в плане зрительного поиска и какие новые возможности возникают для изучения механизмов формирования и развития гипотез?

Для решения этих вопросов мы использовали определенную систему параметров анализа глазодвигательной активности на различных стадиях построения гипотезы. Объектом анализа явились

следующие показатели, регистрируемые по результатам глазодвигательной активности испытуемых: количество длительных фиксаций (от 1 сек. и выше), среднее время фиксаций, характер движений глаз, смысловой анализ взаимодействий.

Распределение длительных фиксаций по различным стадиям формирования гипотезы иллюстрируется графиком изменения средней длительности фиксаций (рис. 2). Максимальное увеличение значений средней длительности фиксаций имеет место с 15 по 22 сек. поиска^что

Рис. 2. График изменения средней длительности фиксаций

соответствует (см. табл. 1) первому словесному называнию конкретной гипотезы ФЬ5—f3. Далее стадия высоких значений средней длительности фиксаций отмечается с 40 по 58 сек. поиска, что соответствует первому формулированию новой конкретной гипотезы — ФсЗ, Kpdl. И, наконец, первому словесному называнию гипотезы, которая затем принята в качестве решения Ле8—el (73—80 сек. поиска) вновь соответствует резкое увеличение средней длительности фиксаций. На этой стадии было зарегистрировано 14 длительный фиксаций

Таким образом, максимальное количество длительных фиксаций осуществляется на стадиях формирования обобщенного решения и его конкретизации, которое затем обязательно вербализуется. Имеют место они также на стадиях сравнения гипотезы с обобщенным решением или общей целью задачи, также обязательно выраженными как в форме зрительно установленных взаимодействий, так и в форме словесно определенных результатов или целей. Отсутствуют длительные фиксации на стадиях анализа и оценки ситуации и различных стадиях проверки обсуждаемой гипотезы, функционирующей как вербальный результат ее принятия или отказа от нее.

Таким образом, выявляется закономерность увеличения количества длительных фиксаций и соответственно средней длительности фиксаций на стадиях формирования тех гипотез, которые из визуального плана мыслительной деятельности переходят в вербаль-

ный план. Конкретными объектами длительных фиксаций являются элементы, которые составляют впоследствии называемую испытуемым в вербальном плане лоследовательность ходов (гипотез). Так, при формировании гипотезы Ле8—el (70—80 сек. поиска) длительные фиксации зарегистрированы на элементах: dl, c2, cl, Kpd2, d3, чему соответствует последующее высказывание: «Скажем, < Df3, остаются поля с2 и cl. Для Кр на cl может быть мат, при Kpcl мат... идет на dl». Тождественность элементов очевидна.

В зрительном поиске формирование невербализованных гипотез представлено сложной системной деятельностью с элементами, установлением взаимодействий между ними. В процессе зрительного поиска можно констатировать возникновение и развитие большого количества невербализованных гипотез, что не сопровождается увеличением количества длительных фиксаций.

Наличие длительных фиксаций в структуре процесса решения задач отмечалось в целом ряде исследований [29, 86, 112, 115]. Подчеркивалось их предшествование и прямая связь с нахождением решения. Характер этой связи трактовался различным образом. Полученные в настоящем эксперименте явления совпадения элементов, являющихся объектами длительных фиксаций и затем включенных в состав вербализованных действий, изменения характера глазодвигательной активности, выраженные в увеличении количества длительных фиксаций и среднего времени фиксаций на стадиях, предшествующих словесному называнию гипотезы, сформированной первоначально в плане зрительного анализа ситуации, приводят к определенным представлениям о функциях длительных фиксаций. Их появление в зрительном поиске оказывается непосредственно связанным с процессом вербализации, с осознанием сформированных на другом уровне мышления гипотез и может, таким образом, рассматриваться как механизм взаимодействия двух уровней мыслительной деятельности. Именно переход от уровня интеллектуальных операций, осуществляемых в плане зрительного анализа ситуации к их вербальному выражению, приводит к изменению характера глазодвигательной активности. Некоторые элементы — объекты длительных фиксаций (например, с2, cl, d3) функционировали в вербальном плане мышления уже к 6 сек. поиска (см. табл. 1) как формулировка обобщенного решения: «Частично отрезать поля Кр». Затем именно эти элементы становятся основными компонентами сформулированной конкретной гипотезы.

Анализируя эти факты, можно предположить, что во время длительных фиксаций имеет место процесс сравнения, сличения результатов деятельности, осуществляемой посредством глазодвигательной активности, с вербально сформулированными гипотезами*

Увеличение количества длительных фиксаций на стадиях, пред* шествующих словесному формулированию гипотез, связано с др^? гими особенностями в характере движений глаз — в появлении Л$» лоамплитудных скачков глаза 1—3° и дрейфа глаза, кнатш

ситуации и проверка уже сформированной гипотезы, просмотр связанных с ней вариантов характеризуются преимущественно саккадическими скачками глаза большой амплитуды. Различия в характере движений глаз определяют особенности деятельности по установлению взаимодействий между элементами. Их смысловой анализ выявляет следующие закономерности.

1. Предшествование процессов формирования гипотез в зрительном поиске (невербализованных) по отношению к их вербализации.

Первоначально действия испытуемого осуществляются в плане зрительного анализа через установление взаимодействий между элементами ситуации или фиксаций ее отдельных элементов, в процессе которых можно констатировать наличие микродвижений глаз различного типа. И лишь затем только некоторая часть этих действий вербализуется. Часто вербализуются только результаты действий, в то время как все другие структурные компоненты действий остаются на уровне зрительного анализа. Отдельные действия и совокупности действий, прослеживаемые при изучении глазодвигательной активности, вообще не выражаются в вербальном плане. Так, в первые 7, 4 сек. зрительного поиска (рис. 3) регистрируется 23 фиксации и прослеживающих движений на 19 элементах, установлены взаимодействия: ФЬ5—g5—f3—e2—dl; dl—d5—d7—d5—c2—dl; dl—d4—d6; c2—d2—d4—d2; d2—c2—dl—e3—d2; d2—cl—d2; d2—d6; d6—Jlel. На элементах Kpd2, dl, cl, c2, d3, еЗ концентрируются основные действия. Их специфика заключается в многократных переобследованиях выделенных элементов и включении их в новые системы. Осуществление этих действий регулируется механизмом развития поисковых потребностей, предвосхищением гипотез посредством преобразования общей цели и др. [115]. Результатом таких действий является выделение существенной связи в ситуации — Kpd2 —с2—cl—d3. Процесс вербализации регулируется целями, стоящими перед испытуемым и превращающимися в критерии вербализации. Таким критерием может быть общая цель, осознанная и сформулированная. В данной задаче, например, —поставить мат черному Кр в два хода. Но в процессе решения задачи постоянно происходит переформулирование и конкретизация общей цели, формирование новых критериев, регулирующих процесс отбора существенных связей, подлежащих вербализации.

Отбор действий, осуществляемых на уровне зрительного анализа в строгом соответствии с вербально сформулированными целями (существенных: действий) говорит о том, что в структуре мыслительной деятельности постоянно имеет место процесс соотнесения устанавливаемых взаимодействий между элементами ситуации с общими и конкретными целями задачи, оценка этих взаимодействий, свойств элементов с точки зрения их соответствия целям. Но цели также не остаются неизменными. Они преобразуются в соответствии с результатами мыслительной деятельносги, с результатами зрительного анализа. Невербализованные формы мышления регу-

Рис. 3. Развитие зрительного поиска с I по 7 сек.

лируются общими словесно сформулированными целями субъекта, но в свою очередь играют роль в изменении этих целей. Именно этот процесс постоянного соотнесения действий, осуществляющихся на разных уровнях мыслительной деятельности, соотнесение ее вербализованных и невербализованных компонентов выступает как основной механизм регуляции мышления, определения и отбора свойств элементов ситуации, формулирования новых гипотез.

Таким образом, развитие процесса зрительного анализа объекта осуществляется не непосредственным образом, не путем непосредственного манипулирования с объектом, с его элементами, но в строгом соответствии с определенными критериями, заданными субъекту или определенными им самостоятельно, сформулированными в вербальном плане. Формирование этих критериев включает использование всего комплекса знаний субъекта, имеющих отношение к решаемой задаче и определяемого общей вербализованной целью задачи. Ее преобразование, фиксируемое в новых вербальных формулировках, существенно расширяет ее регулирующие функции и роль в развитии мыслительного процесса

и отражает еще одну форму взаимодействия вербализованных и невербализованных компонентов.

2. Изменение структуры зрительного поиска под влиянием словесно сформулированной гипотезы.

Предпосылкой к определению этой формы взаимодействия явился экспериментально установленный факт изменения структуры зрительного поиска, следующего за словесной формулировкой некоторого существенного отношения или действия в ситуации. Характерными признаками изменения являются сокращение количества элементов, с которыми работает испытуемый, и строгая избирательность, направленность взаимодействий, которые устанавливаются между ними. Связь процесса сокращения количества элементов в соответствии со словесно формулируемыми гипотезами иллюстри-