Ханаан — дорога народов

Мы видели уже, какое значение имела Палестина для торговли Египта, Вавилонии, Сирии. И уже с давних пор эти страны старались овладеть ею.

В борьбе против упомянутых уже гиксосов (от 1800 до 1530 г. до Р. X.) у египтян развился воинственный дух, и в то же время гиксосы в сильной степени развили сношения между Египтом и Сирией. Поэтому после изгнания гиксосов в Египте возникло стремление к расширению своего военного владычества и главным образом стремление овладеть торговой дорогой на Вавилон. Египтяне добрались до Евфрата и заняли Палестину и Сирию. Из последней страны они очень скоро были выгнаны хеттами, в Палестине же они удержались дольше, от пятнадцатого до двенадцатого столетия до Р. X. Они занимали там целый ряд укрепленных мест, в том числе и Иерусалим.

Но в конце концов военное могущество Египта ослабело, и после двенадцатого столетия он уже не мог удержать за собой Палестину. В то же время хетты были ослаблены начавшейся борьбой с ассирийцами и не могли уже продолжать свое дальнейшее передвижение на юг.

Так образовался перерыв в чужеземном владычестве в Палестине. Им воспользовалась группа кочевых племен, известная под общим именем израильтян, чтобы вторгнуться в Палестину и постепенно овладеть ею. Не успели они еще закончить это завоевание, еще кипела горячая борьба между ними и коренным населением Палестины, как в тылу израильтян показались новые враги, стремившиеся за ними в «обетованную землю». А в то же время на них напирал новый противник, жители равнины, которая отделяла от моря горную область, занятую израильтянами. Это были филистимляне, сильно встревоженные вторжением такого воинственного народа, как израильтяне. С другой стороны, морское побережье должно было особенно привлекать к себе именно израильтян. Ведь там проходила главная дорога, соединявшая Египет с севером. Кто господствовал над нею, тот господствовал почти над всей внешней торговлей Египта с Севером и Востоком.

Морская торговля Египта на Средиземном море была тогда еще очень незначительна. И если жители горных высот, шедших параллельно с долиной, представляли собою воинственное и хищническое племя, то они должны были служить постоянной угрозой для торговли, направлявшейся из Египта и в Египет, и для богатств, получаемых от этой торговли. А они действительно были воинственны и всегда готовы на грабеж. Мы имеем много известий об образовании разбойничьих банд среди израильтян. В Книге Судей (11: 3) рассказывается об Иеффае, у которого «собирались праздные люди и выходили с ним». Там же сообщается о частых разбойничьих набегах на страну филистимлян. Так, на Самсона сошел дух Господень, и пошел он в Аскалон, и убил там тридцать человек. И снял с них одежды, чтобы уплатить проигранное пари (Суд. 14: 19). О Давиде также рассказывается, что он сначала был атаманом разбойничьей банды; «собрались к нему все притесненные и все должники и все огорченные душею, и сделался он начальником над ними; и было с ним около четырехсот человек» (I Цар. 22: 2).

Неудивительно, что между филистимлянами и израильтянами тянулась почти постоянная война и что первые употребляли все усилия, чтобы укротить своих неудобных соседей. Теснимый, с одной стороны, бедуинами, а с другой — филистимлянами, Израиль попадает в зависимость и нужду. Он терпел от филистимлян поражения и потому еще, что горная область, в которой он жил, разъединяла отдельные племена, тогда как равнина способствовала объединению различных общин и племен филистимлян в одно целое. Беды Израиля кончились лишь тогда, когда сильной царской власти Давида удалось слить различные племена Израиля в одно целое.

Филистимляне были побеждены, а вместе с этим были завоеваны также последние укрепленные города в горном Ханаане, до тех пор не поддававшиеся израильтянам, в том числе Иерусалим, очень сильная, почти неприступная крепость, оказавший самое упорное сопротивление израильтянам и доминировавший над всеми входами в Палестину с юга. Он сделался столицей царства и местопребыванием союзного фетиша, ковчега завета, в котором пребывал бог войны Яхве.

Давид приобрел теперь господство над всей торговлей между Египтом и Севером. Полученная таким путем богатая прибыль, в свою очередь, дала ему возможность увеличить свое военное могущество и расширить пределы своего государства на север и на юг. Он покорил все хищнические племена бедуинов вплоть до Красного моря, обезопасил все торговые дороги, шедшие к этому морю. А так как израильтяне ничего не смыслили в судостроении, то он, при помощи финикиян, начал вести на Красном море торговлю, которая до того совершалась между Южной Аравией (Савой) и Севером сухим путем. Это был золотой век Израиля, которому его положение обеспечивало господство над всеми важнейшими торговыми дорогами того времени и доставляло огромные богатства и политическое могущество.

И между тем это самое положение стало для него источником гибели. Экономическое значение его не могло, конечно, остаться скрытым для соседних крупных государств. Чем больше страна расцветала при Давиде и Соломоне, тем больше она должна была возбуждать жадность окружавших ее соседей, военная сила которых как раз тогда же начала опять возрастать — в Египте в особенности, потому что крестьянская милиция была заменена наемниками, которые лучше годились для наступательной войны. Чтобы надолго овладеть Палестиной, у Египта не хватало достаточно сил. Но тем хуже приходилось Израилю. Вместо того чтобы попасть в постоянную зависимость от какой-нибудь великой державы, могущество которой обеспечивало бы ему мир и защиту от внешних врагов, он стал яблоком раздора между враждовавшими египтянами и сирийцами, а позже и ассирийцами. Палестина превратилась в арену, на которой происходили войны этих враждебных государств. К опустошительному действию войн, которые Израиль вел в собственных интересах, присоединялись опустошения, причиняемые большими армиями, боровшимися за интересы, совершенно чуждые израильтянам. И тягости, которые теперь временами возлагались на израильтян в силу политической зависимости и необходимости платить дань, мало смягчались тем обстоятельством, что они накладывались не всегда одним и тем же повелителем, что каприз военного счастья менял этих повелителей довольно часто: наоборот, считая свое положение непрочным, каждый из них старался выколотить как можно больше в возможно короткий срок.

Палестина находилась тогда в таком же положении, как Польша в восемнадцатом столетии или в каком Италия, в особенности Северная Италия, находилась в течение нескольких столетий до девятнадцатого века. Как некогда Палестина, так позже Италия и Польша оказались не в состоянии вести собственную политику и превратились в военную арену и объект эксплуатации для иностранных государств — Польша для России, Пруссии, Австрии, Италия — для Испании, Франции, Германской империи, а позже и Австрии. Как в Италии и Польше, так и в Палестине мы встречаем национальное раздробление, возникающее в силу одной и той же причины: в Палестине, как и в Италии, различные части страны подвергались самым различным влияниям со стороны соседей. Северная часть занятой израильтянами области подвергалась опасности со стороны сирийцев, а затем ассирийцев и подпадала под их господство. Южной части, Иерусалиму со своей территорией, занятой преимущественно коленом Иуды, грозила опасность со стороны Египта. Поэтому внешняя политика Израиля в тесном смысле этого слова определялась другими мотивами, чем внешняя политика Иудеи. Это различие во внешней политике было главной причиной, почему Израиль раскололся на два царства в противоположность тому времени, когда требования той же внешней политики заставили все двенадцать колен объединиться против общего врага, угрожавшего им всем в одинаковой степени, против филистимлян.

Но и в другом отношении аналогичная ситуация вызывала в Палестине такие же следствия, как в Италии и Польше: во всех этих странах мы встречаем одинаковый шовинизм, одинаковую национальную чувствительность, одинаковую ненависть к иностранцам — все это в размерах более крупных, чем те, в которых эти чувства, при национальных различиях, развивались у других народов в соответствующую эпоху. И этот шовинизм должен тем сильнее расти, чем дольше длится для страны это невыносимое положение, при котором она является игрушкой произвола и ареной хищнических походов своих крупных соседей.

При том значении, которое, в силу уже упомянутых причин, на Востоке приобрела религия, шовинизм должен был проявиться и в ней. Интенсивный торговый оборот с соседями приносил в страну их религиозные воззрения, культы и изображения их богов. С другой стороны, ненависть к иностранцам должна была превращаться в ненависть к их богам не потому, что в их существовании сомневались, а, наоборот, именно потому, что в них видели наиболее сильных пособников врага.

Но в этом отношении евреи ничем не отличаются от других народов Востока. Национальным богом гиксосов в Египте был Сутех. Когда египтянам удалось их прогнать, то должен был удалиться и бог их: он был отождествлен с богом тьмы, Сетом, или Сутехом, к которому египтяне относились с отвращением.

Патриоты Израиля и их вожди, пророки, должны были относиться к чужим богам с такой же ненавистью, с какой немецкие патриоты относились при Наполеоне к французским модам и употреблению французских слов в немецком языке.