Чертоги Даркнесс

Цок – гулко разносится по коридору и сквозь едва приоткрытую дверь проникает в приёмный зал. Цок – отражается от стрельчатых арок потолка и леденящим потоком обрушивается на меня.

В наш век астрополисов, соперничающих между собой за звёздный статус, фермерских комплексов, распростёршихся на мили, и внушительных комбинатов, извергающих клубы дыма и пара, человек обязан напоминать о своём существовании. Несомненно, черни пристало быть незаметной, но приближение истинного лорда – это определённый уровень, и он должен звучать. Оттого и мода на звонкие каблучки и на трости с массивными набалдашниками.

Цок.

Это она. Я уверен, это она. Так приближаться может лишь директриса Даркнесс. Звук пробирает до дрожи. Колени ходуном. Ещё эта скамья. Обстановка расставлена так, чтобы воспитанники сразу понимали – кто здесь главный. Массивное директорское кресло, покрытое красной кожей – символ уверенности, состоятельности, полноценности того, кто расположится в нём. И в противовес низкая, узкая скамья для воспитанников. Её покрытая лаком, беспросветно чёрная поверхность - олицетворение мёртвого «ничто». Да ещё и зеркало за спиной, чтобы директриса могла видеть тебя одновременно с двух сторон. Три спины отражались в зеркале. Справа от меня, съежившись, как замёрзший воробушек, сидела девочка лет пяти, её длинные пшеничные волосы практически полностью скрывали профиль лица, слева – шныряющий глазами по нагоняющему страх залу, рыжий мальчишка моего возраста.

Цок.

Герцог Лорел рассказывал о ней. Некогда прославленная светская львица, а нынче властная, с изрядными причудами, владелица приюта. Приюта для бастардов.

Когда герцог говорил о Даркнесс, лошади нашего дилижанса нервничали, тревожное ржание и цокот подков о мостовую сопровождали рассказ, что придавало флёр таинственной опасности образу пожилой леди.

Лорел – владелец самого большого варьете на южном побережье – погулял за свою жизнь и обзавёлся десятками бастардов. При этом, в отличие от большинства лордов, о детях своих не забывал, помогая с обучением и устройством в жизни. Трое его старших сыновей и дочь выпустились из приюта леди Даркнесс. И все они боялись её, почитая едва ли не исчадием адских чертогов. А если у них спрашивали о приюте, вели себя так, будто дали обет молчания.

Цок.

Древняя старуха, помешанная на соблюдении выкормышами правил. Она давала хорошее образование и воспитание, но в последнее время всё больше учеников не доживало до выпуска. Герцог уже потерял сына и дочь в приюте, и там же обучались ещё четверо его отпрысков, судьба которых Лорела беспокоила.

И меня дернуло согласиться на его просьбу разобраться в происходящем в приюте. Узнать, что творится в доме на скале представлялось несложным, с моими-то связями в полиции.

Цок.

Как же я ошибся. Полиция оказалась бессильна, мой друг, имевший высокий пост в министерстве юстиции и подвизавшийся помочь, бесследно пропал. А герцог пришёл в бешенство, узнав, что результатов нет.

Деспотичный псих. Проделать со мной такое, даже не спросив дозволения.

Цок.

Зеркало в чёрной раме с золотым обрамлением, зеркало из которого на меня смотрит незнакомец – вот к чему это привело. Ряд неудач и глухих стен, в которые пришлось уткнуться моему любопытствующему носу, заставили герцога вмешаться и «помочь» мне. Понятия не имею как, но после процедур, которые провели в его лаборатории, я из тридцатилетнего денди превратился в двенадцатилетнего подростка.

- Удивлены, мой друг, - поправляя манжеты, усмехался герцог Лорел. Моя реакция его весьма позабавила. - Привыкайте, это ваше новое лицо, вернее новое старое лицо.

Лорел смеялся собственной шутке как полоумный.

- Теперь вы сможете проникнуть в заведение леди Даркнесс, не вызывая лишних подозрений. Изнутри изучить логово зверя.

- А если…

- Никаких если! Назад дороги нет! - Лорел отвернулся, показывая, что разговор окончен.

Цок.

Массивная дубовая дверь со скрипом подалась внутрь. Сердце бешено заухало. Сейчас я увижу её воочию.

Ужасную леди Даркнесс, директрису приюта, в котором исчезают дети. Дети, такие как я.

Скррр.

Какой зловещий звук. Почему здесь не смазывают петли? Это же моветон. Может, во времена молодости Даркнесс и было принято устанавливать двери таким образом, чтобы к вам не могли подкрасться всевозможные убийцы, но в наш цивилизованный век…

То, что открылось моему взору, оказалось не тем, чего я ожидал. Только так могу объяснить внезапно отвисшую челюсть и тот факт, что очутившись в обществе леди, я не поднялся с места сию минуту, в отличие от вскочивших соседей по скамье.

- Какой невоспитанный молодой человек. Вижу, предстоит потрудиться над вашими манерами, - девушка, юное создание едва ли двадцати лет от роду, откровенно насмехалась надо мной.

- Простите, - поспешил я вскочить с места. – Вы очень красивы, я растерялся.

Что я несу?

- Фи. Как пошло, - девушка поморщилась. – Впрочем, неважно, скоро это пройдет. Всенепременно пройдёт.

От тона, которым была произнесена эта фраза, по спине пробежали мурашки. Моё помолодевшее тело слишком бурно отреагировало на заявление девчонки.

- Простите, мы не представлены и с моей стороны было непозволительной дерзостью…

- О-о-о, что ты, не переживай так. Я Даркнесс. Лана Даркнесс. Новая директриса приюта. И ближайшие годы тебе предстоит провести в почтении ко мне и правилам нашего заведения. Пока ты лишь тёмный варвар, и я прощаю отсутствие манер. Но скоро за свои поступки придется отвечать, будь к этому готов.

Даркнесс загадочно уставилась в зеркало за моей спиной.

- Так как тебя зовут, юноша?

- Эм-м… Дин, - представился я после заминки. Имя из легенды сочиненной Лорелом, едва не вылетело из головы. Надо было остаться под собственным именем, всё равно в новом облике меня не узнать. – Дин…

- Дин Грей. Здесь у всех воспитанников одна фамилия. Вы все равны. Это одно из правил. Запомни его.

Сполохи масляных светильников на стене сплели причудливые тени на точёных скулах Ланы, на миг состарив её в моих глазах лет на тридцать. Оптический обман, от которого ёкнуло сердце.

- Имя, - тыкнув пальцем в грудную клетку побледневшего мальчугана, дрожащего слева от меня, потребовала Лана. Готов поклясться, я слышал, как бешено стучит его сердце.

- Батч, - выкашлял тот.

- Батч… Что же ты так труслив, Батч? В тебе течёт кровь лордов, не престало позорить свой род. Мерзкий полукровка, ты пока не понимаешь, что такое настоящий страх. Здесь тебя научат быть мужчиной.

Скррр – раздалось позади, но никто не повернул головы.

- А как тебя зовут? – обратилась директорша к малявке.

- Марта, - пролепетала девчушка.

- Марта, ты пойдёшь со мной. А вы двое следуйте за ним.

Из-за моей спины вышел внушительных размеров уродливый мужик в иссиня чёрном балахоне, лицо его было обезображено шрамами от ожогов. Марта зажмурилась.

- Это выпускник приюта Даркнесс – ваш провожатый Ульрих Грей.

Помпезную залу сменили тёмные коридоры, по которым нас вёл урод Ульрих, освещая путь лампадой, мерно покачивающейся в его руке. Окон нигде не было. Да, здесь не прогуляешься при свете лун на сон грядущий.

Мы остановились у одной из дверей, отворять которую балахон не стал, а сдвинул засов на маленьком лючке, приоткрыв вход.

- Полезай, - рявкнул громила.

Батч первым юркнул в нору, словно проворный лис. Я же замешкался, из-за чего отхватил затрещину от Ульриха. Нет, это просто возмутительно! Какое право чернь имеет бить меня, аристократа! Люк с грохотом закрылся за нами, прерывая поток моих гневных мыслей.

- Как думашь, где мы? – задал дурацкий вопрос Батч.

- В заднице у дьявола, - огрызнулся я. Темнота только что не выедала глаза.

- Здеся есть кто живой? – продолжал мой спутник.

Помещение ответило тишиной.

- Надо осмотреться.

Я не нашёлся, что ответить. Осмотреться в полной темноте?! Идиот! С конюшни он, что ли, сбежал, этот Батч?

Мой рыжий друг начал двигаться вдоль стены.

- О, кажися, тута лежанка, - обрадовался Батч.

- Занято, - донеслось грубое ворчание из глубины комнаты.

- Ой, - вскрикнул Батч, - простите, - и продолжил шарить.

- Проваливай, - пропищал картавый, - не тронь меня!

- Извиняйте! А сколько вас тут всего-то?

- Трое нас, - ответил картавый, - а нет, двое теперь, один же…

- Поменьше трепись, - прервал его грубый.

- Ещё пару шагов сделай, там свободные нары, - посоветовал картавый. – Мы бы свечку зажгли, но давно кончилась.

С горем пополам Батч отыскал спальное место и для себя, и для меня. Только стоило прилечь – как начало бурчать в животе. Похоже, ужин не предвидится. Я ничего не понимал. У них тут приют или тюрьма? Или мы проходим какое-то испытание? Что-то вроде чистилища. Поёрзав на твёрдой поверхности нар, я, к своему удивлению, почти заснул. Возможно, это сработала защитная реакция организма.

Сквозь дремоту почувствовал, как кто-то треплет меня за рукав.

- Уйди, - спросонья разозлился я.

- Дин… Дин, это я Батч.

- Чего тебе?

- Дин, ты слышишь это?

Я прислушался. Да, кто-то кричал. Жалобным тонким голосом. Кто-то молил о пощаде, просил не трогать его…

Я рывком поднялся и сел, стараясь прислушаться к этим звукам. Да, похоже, в приюте действительно творились злодеяния. Но звуки внезапно исчезли, будто жертве заткнули рот.

- Это волк или койот. Кто там водится в здешних местах? Спи, Батч. Спи, пока нам позволили.

- Да нет, это человек, прислушайся…

Вслушиваться было не во что, и я перевернулся на другой бок.

- Дин, а если…

- Это призрак бастарда, которому вырезали язык, - прервал Батча грубый голос из другой половины комнаты, - и ты станешь следующим, если не заткнёшься.

Утро настало для нас, когда отворились двери, и Ульрих с лампадой в руке приказал выходить. Тогда я уже смог рассмотреть своих сокамерников. Конопатый малец и угрюмый толстяк – вот кто пытался навести на нас страху этой ночью. Я хмыкнул и тут же схлопотал затрещину.

- Разговорчики, - прикрикнул Ульрих.

Ну, у них здесь и нравы!

Когда мощёный грубым камнем коридор уткнулся в стену и было хотел свернуть вправо, Ульрих позвал нас:

- Эй, вы двое, новенькие, сюда!

Мы с Батчем подскочили к провожатому как ошпаренные.

- Заходь.

Здоровяк пихнул нас в какую-то дверь.

- Вот привёл вам сопляков, - сказал он кому-то в комнате и удалился.

- Подходите, не стесняйтесь. - голос был неприятный, шуршащий.

Я не сразу смог рассмотреть присутствующего, глаза заливало солнце, проникающее через огромное, почти во всю стену, окно. Мы подошли поближе.

Он сидел в глубине кабинета, за столом и писал что-то, иногда макая перо в чернила. Скрежет пера по писчей бумаге, казалось, завладел этим кабинетом.

Шррр. Шхххх. Шрррр. Шххх.

Он повернулся и начал рассматривать нас своими печальными глазами словно диковинных насекомых. Его вытянутое лицо напоминало лошадиное, а залысины на голове, среди чёрных засаленных волос, блестели от солнечного света, заливающего кабинет.

«Неприятный тип», – отметил мысленно я.

- Садитесь, я осмотрю вас, - прошуршал человек и поднялся со своего стула. Его туловище оказалось высоким, с длинными как у орангутанга руками и с сутулой спиной. Бледная рука указала на лежанку. – Ну, присаживайтесь, мальчики. Не бойтесь. Я доктор Шварц, буду следить за вашим здоровьем, лечить ваши ссадины и разбитые носы.

- Разбитые носы? – Батч так и сел на лежанку с открытым ртом.

Доктор рассмеялся. А звук его смеха был похож на скрежетание пера по бумаге.

- О, дети в вашем возрасте – такие сорванцы.

Батч заёрзал, когда доктор взял в руки шприц с длинной острой иглой.

- Доктор, я крови боюся!

- Крови не надо бояться, глупенький мальчик, - согни ручку и поработай немного пальчиками. Вот так, молодец.

Шварц нащупал вену у Батча на руке и медленно ввёл в неё иглу. Кровь хлынула и заплескалась по стенкам шприца, а доктор завороженно смотрел на этот процесс. Батч, стиснув зубы, ждал, пока мучение кончится.

- Ну, вот и всё! Кровь – это главное у человека, знаете ли. Она основа жизни, отражение всех процессов в организме, - Шварц прислонил к руке Батча кусок ваты, положил шприц на стол, взял оттуда новый и повернулся ко мне.

Остальные процедуры были не такими неприятными, как забор крови. Доктор прикладывал к нам всякие трубочки и дудочки, глазел сквозь жестяные кружочки с дырками, совал плоские палочки в рот. Всё это он делал молча и с равнодушным видом, даже без всякой тени того восторга, который горел в его взгляде, когда этот мерзкий тип смотрел на шприц, наполненный кровью.

Закончив процедуры, Шварц помахал кому-то в окно и вновь сел за стол, продолжив чиркать пером по бумаге.

Шррр. Шхххх. Шрррр. Шххх.

Через минуту пришёл уже знакомый здоровяк Ульрих, и нас вновь повели тёмными коридорами Даркнесс.

***

А затем меня затянула вереница серых дней. Жизнь в приюте мало чем отличалась от прозябания в тюрьме. Я поневоле начинал сравнивать себя с узником, словно сбежавшим со страниц приключенческих книг, коими я отчаянно увлекался с детства.

Сразу после завтрака мы шли на работу. Каждый занимался каким-нибудь делом – глупец Батч драил полы и стены, конопатый с толстяком таскали ящики и мешки. Мне же поручили дело исключительной важности – выдали метлу и отправили убираться на захламленном заднем дворе. Чего тут только не было! Особенно меня впечатлили горы мусора, отсортированного по простому принципу, согласно которому склянки лежали в одной куче, тряпки – в другой, а гнилые доски в третьей. Ещё меня заинтересовал огромный ржавый бак, стоявший около запертых ворот. Он был закрыт крышкой, над которой кружили жирные чёрные мухи. Их жужжание на протяжении всего дня вгрызалось мне в уши.

Шшш-х.

Я махал метлой, сгребая бесконечный сор в кучи, а мухи продолжали жужжать, сводя меня с ума. Единственным моим развлечением (правда, сомнительным) была сортировка мусора, который кто-то ежедневно оставлял около ступенек. В основном это были склянки, грязные тряпки и пустая картонная тара.

И так несколько дней. Я возвращался во двор после обеда и продолжал мести. А мухи жужжали.

Затем наступал вечер. После ужина верзила Ульрих выдавал нам огарок свечи, которого хватало, самое большее, на час, а затем наша палата вновь погружалась во тьму. Разговаривать друг с другом нам запрещали, и мы долго ворочались, прежде чем уснуть в душной темнице. Никаких занятий с бастардами никто не проводил. Только работа, еда и сон. Похоже, что приют окончательно деградировал.

На третий день я начал паниковать.

Может быть, Лана давно догадалась, что я шпион и отправила меня заниматься бессмысленной работой, пока решает как со мной лучше расправиться?

Но утром дела опять возвращались, и вместе с мусором я пытался смести плохие мысли.

Однако однообразие длилось не долго.

В один из этих одинаковых серых дней я подошёл достаточно близко к баку и увидел нечто жуткое.

Бледные фаланги чьих-то пальцев торчали из-под неплотно закрытой крышки. На одном из пальцев сидела муха.

Я замер. Чуть было не уронил метлу. Затем взял себя в руки и продолжил судорожно мести, даже насвистывал для пущей убедительности. Чёрт его знает, кто в этот момент наблюдает за мной через пыльные окна приюта. Вновь посмотрел на бак, пальцы никуда не делись. Только муха улетела.

Шшш-х.

Не коситься на бак я не мог и вскоре заметил, что из-под крышки теперь торчал только один палец. И он шевелился.

«О боже!»

Я отшвырнул метлу и ринулся к баку, схватился за край крышки и попытался её поднять. Она выскользнула из рук с громким металлическим стуком. Чёрт! Какое же маленькое и слабое у меня тело.

Наконец, крышка поддалась. Я наклонился и стал спешно разгребать кучу грязных бинтов. Пахло лекарствами, но сквозь этот запах прорывался другой – запах болезни и отчаяния. Рука задела меня за щёку, я чуть было не бросился вон от мерзкого бака, но взял себя в руки и вскоре увидел под завалами бинтов и тряпок клок светлых волос, а затем бледное лицо Марты. Кажется, так звали эту девочку.

- Помоги мне, - прошептали её посиневшие губы. А я стоял как истукан.

- Пожалуйста…

Наконец, опомнившись, я схватил Марту за тощие ручки и потянул из бака. Её тельце было очень лёгким, почти невесомым. Я посадил её на землю, но она всё время норовила упасть, а голова девочки заваливалась на бок, как у тряпичной куклы.

Я держал Марту за хрупкие плечики, её синие глаза смотрели на меня с благодарностью.

- Спасибо, теперь я могу дышать, - Марта улыбнулась. Но это длилось не долго, улыбка застыла на её губах, взгляд замер. Сделав тяжёлый вдох, словно пытаясь вдохнуть весь воздух, Марта дёрнулась последний раз и умерла.

Какое-то время я стоял, пытаясь осознать, что произошло. Девочка была бледной, словно из неё выдавили всю кровь, её синие тонкие губы, изображающие улыбку, сводили меня с ума.

Всё, финита – доказательств хватает, пора бежать. Я посмотрел на тяжёлый кованый забор. Высоко. Аристократу в теле мальчишки такое препятствие не под силу.

Скррр.

Дверь приюта отворилась, а я одновременно с этим обернулся. На пороге стоял доктор Шварц. В руках он держал окровавленную тряпку.

- Я всегда пользуюсь новым инструментом, - зачем-то объявил мне доктор и вытащил из тряпки скальпель. – Какое совпадение, что я пошёл выбрасывать старый. Не правда ли?

Я заметался по двору как застигнутый врасплох лис. Врач приближался.

- Глупый мальчик, зачем ты полез в старый мусорный бак? Зачем достал оттуда мёртвую девочку? Разве так делают дети аристократов? Наверняка, ты теперь болен. Хе-хе. Я даже предположу, что смертельно болен.

Я кинулся к куче досок и заметил там палку, из которой торчали несколько ржавых гвоздей.

Длинный ускорил шаг.

- Мадам Даркнесс стала совсем неосторожной, раз отправила тебя работать сюда. Или это тупица - Ульрих?

Я молчал, мысленно приготовившись схватить палку. Но врач, видать, не ожидая никакого подвоха от обычного мальчика, продолжал приближаться, вытянув вперёд свою тощую длинную руку, сжимающую скальпель. В тот момент, когда до него оставалось не больше фута, я резко схватил палку и ударил врача по лицу.

Шварц замер, слегка наклонился вперёд, будто теряя опору.

Его рука быстро описала кривую дугу, и скальпель полоснул меня по носу. Вместе с дикой болью пришла ярость, я дёрнул за палку, она отделилась от залитого кровью лица врача, а мерзкий звук, с которым гвоздь выходил из глазницы я никогда не забуду.

- Мерзавец! – заорал Шварц и ещё раз попытался задеть меня скальпелем.

В этот момент я понял, что у меня есть единственный выход и побежал изо всех сил в сторону открытой двери приюта, а позади меня раздавались жуткие крики врача.

Скррр.

Ловушка захлопнулась. Позади меня – истекающий кровью безумец, жаждущий моей смерти, а впереди мрачные коридоры приюта Даркнесс, в котором убивают маленьких девочек, не исключено, предварительно выкачав у них всю кровь.

Толстые, грубые руки схватили меня за голову, зажали крик, сдавили мне лицо. Я попытался крикнуть, затем попытался дышать.

- Тише, не надо, - руки немного ослабли. – Я пока не особенно…

Я попытался вырваться, и руки сжались сильнее.

- Пусть Шварц уйдёт, - прошептал голос, и я с дикой ясностью понял, что это Ульрих меня держит, но не Ульрих сейчас говорит. – Они все трусливы, когда им пить не дают, сейчас побежит за добавкой.

- Мальчик! – кричал Шварц где-то далеко, за руками, перекрывающими мне воздух. – Мальчик, подойди, я расскажу тебе, что с Мартой! Ты думал, ты ей помог?

- Ты мне помог, - сказал Ульрих.

- Ты сделал только хуже, мальчик! Только хуже!

- Ты сделал всё, как надо, - Ульрих прижал меня к себе. – Когда они не пьют серое, серое выливается.

- Тебе не стоило всё выливать!

- Он же говорит без акцента, почему он говорит без акцента? – мои руки обвисли плетьми, я больше не сопротивлялся.

Потом я вздохнул. И вновь, и вновь. Рот заполнился кровью.

- Прости, прости, - Ульрих нагнулся надо мной. – Просто я не привыкла в этом теле. Руки такие… такие прямо руки, я боялась, что Шварц нас найдёт, теперь он ушёл. Ты меня слышишь?

Я взглянул в лицо. Отвёл глаза.

- Ты – это… - я закашлялся, сплюнул. – Ульрих…

- Я Марта, - Ульрих улыбнулся. – Когда не уходит в серое – уходит в живое, ты разве не понял? Они теперь не выпьют меня. Ты постарался.

Я перевернулся на живот, и меня вновь вырвало. Ульрих поддерживал меня за плечи.