Полет во сне и наяву

Ельцин смирился с опалой, я -- с увольнением из органов.

Жизнь, как ни странно, продолжалась и даже стала намного

интереснее прежней. Все ждали: изберут бунтаря в депутаты или

все-таки удастся помешать выборам?

...Прошло недели две после первой поездки Бориса

Николаевича в Америку. К тому времени я работал в кооперативе

" Пластик-Центр".

Около полуночи у меня в квартире зазвонил телефон. Трубку

взяла жена, я принимал душ. Ирина боялась ночных звонков и

всегда сердилась, если кто-то так поздно беспокоил, -- дети

спали. У нас вдобавок был телефонный аппарат с пронзительным

звонком. Мне его подарили коллеги на день рождения --

правительственный телефон с гербом на диске, надежный, но без

регулировки звукового сигнала.

Жена прибежала в ванну:

-- Таня звонит, говорит, что Борис Николаевич пропал.

Уехал после встречи с общественностью в Раменках, и нет его

нигде до сих пор. Должен был появиться на даче в Успенском, но

не появился. Они туда уже много раз звонили...

Из ванны советую жене:

-- Пусть Татьяна позвонит на милицейский пост около дачных

ворот в Успенском и спросит, проезжал ли отец через пост.

Если бы Ельцин проехал мимо милиционеров, они бы наверняка

запомнили. Но в душе я на это не рассчитывал. Недоброе

предчувствие, когда я из душа услышал поздний звонок, теперь

сменилось нешуточным беспокойством. Из ванной комнаты я вышел с

твердой решимостью срочно куда-то ехать искать Ельцина. Но

куда?

Таня тем временем переговорила с милицейским постом и

опять позвонила, сообщив убитым голосом:

-- Папу сбросили с моста... У Николиной горы, прямо в

реку. Он сейчас на этом посту лежит в ужасном состоянии. Надо

что-то делать, а у нас ничего нет. Сейчас Леша поедет в гараж

за машиной.

Леша -- это Татьянин муж. Мы же с Ириной от рассказа про

мост и Бориса Николаевича, пребывающего ночью в милицейской

будке, в ужасном состоянии, на мгновение оцепенели. Смотрели

друг на друга и думали: наконец-то Горбачев решил окончательно

покончить с опасным конкурентом. А может, заодно и с нами.

Стало жутко. Я сказал:

-- Ириша, быстро собирай теплые вещи, положи в сумку мои

носки и свитер афганский.

Был конец сентября. В старой литровой бутылке из-под

вермута я хранил самогон. Когда Лигачев боролся против

пьянства, Ирина научилась гнать самогон отменного качества. Я

тоже принимал участие в запрещенном процессе -- -- собирал

зверобой в лесу, выращивал тархун на даче, а потом мы

настаивали самодельное спиртное на этих целебных травах.

Вместо закуски я бросил несколько яблок в сумку и сломя

голову побежал к машине. Гнал на своей " Ниве" за 120 километров

в час. Прежде и не подозревал, что моя машина способна

развивать такую приличную скорость. Мотор, как потом

выяснилось, я почти загнал. Но я бы пожертвовал сотней моторов,

лишь бы спасти шефа.

Машин на шоссе ночью почти не было, но в одном месте меня

остановил инспектор ГАИ. Я ему представился и говорю:

-- Ельцина в реку бросили.

Он козырнул и с неподдельным сочувствием в голосе ответил:

-- Давай, гони!

К Борису Николаевичу тогда относились с любовью и

надеждой. Он был символом настоящей " перестройки", а не

болтовни, затеянной Горбачевым.

Примчался я к посту в Успенском и увидел жалкую картину.

Борис Николаевич лежал на лавке в милицейской будке неподвижно,

в одних мокрых белых трусах. Растерянные милиционеры накрыли

его бушлатом, а рядом с лавкой поставили обогреватель. Но тело

Ельцина было непривычно синим, будто его специально чернилами

облили. Заметив меня, Борис Николаевич заплакал:

-- Саша, посмотрите, что со мной сделали...

Я ему тут же налил стакан самогона. Приподнял голову и

фактически влил содержимое в рот. Борис Николаевич так сильно

замерз, что не почувствовал крепости напитка. Закусил яблоком и

опять неподвижно застыл на лавке. Я сбросил бушлат, снял мокрые

трусы и начал растирать тело шефа самогоном. Натер ноги и

натянул толстые, из овечьей шерсти, носки. Затем энергично, до

красноты растер грудь, спину и надел свитер.

Мокрый костюм Ельцина висел на гвозде. Я заметил на одежде

следы крови и остатки речной травы. Его пребывание в воде

сомнений не вызывало. Борис Николаевич изложил свою версию

происшествия.

Он шел на дачу пешком от перекрестка, где его высадила

служебная машина, мирно, в хорошем настроении -- хотел зайти в

гости к приятелям Башиловым. Вдруг рядом резко затормозили

" Жигули" красного цвета. Из машины выскочили четверо

здоровяков. Они набросили мешок на голову Борису Николаевичу и,

словно овцу, запихнули его в салон. Он приготовился к жестокой

расправе -- думал, что сейчас завезут в лес и убьют. Но

похитители поступили проще -- сбросили человека с моста в речку

и уехали.

Мне в этом рассказе почти все показалось странным. Если бы

Ельцина действительно хотели убить, то для надежности

мероприятия перед броском обязательно стукнули бы по голове. И

откуда люди из машины знали, что Борис Николаевич пойдет на

дачу пешком? Его ведь всегда подвозили на машине до места.

Тогда я спросил:

-- Мешок завязали?

-- Да.

Оказывается, уже в воде Борис Николаевич попытался

развязать мешок, когда почувствовал, что тонет.

Эта информация озадачила меня еще больше -- странные

здоровяки попались, мешка на голове завязать не могут.

Я спросил у сотрудников милиции:

-- Вы видели хоть одну машину здесь?

-- Очень давно проехала одна машина, но светлая. Мы точно

запомнили.

Минут через пять после первого стакана я влил в шефа

второй, а потом и третий. Щеки у Бориса Николаевича

раскраснелись, он повеселел. Сидит в носках, жует яблоки и

шутит.

Проверил я документы -- они намокли, но оказались на месте

-- лежали в нагрудном кармане. Милиционеры выглядели тоже

странно -- они все время молчали и разглядывали нас с каким-то

затравленным удивлением. Словно Ельцин не с моста упал, а с

луны свалился.

Позднее подъехали Наина Иосифовна, Татьяна с Лешей на

" Волге". Выходят из машины и уже заранее рыдают. Вслед за ними

прибыла еще одна машина -- милицейская: в компетентные органы

поступила информация, что пьяный Ельцин заблудился в лесу.

Наина Иосифовна бросилась к мужу:

-- Боря, Боря, что с тобой?

У Бори слезы выступили, но он уже согрелся, пришел в

чувство. Полупьяного, слегка шатающегося мы довели его до

машины.

На следующие утро ближайшие соратники и единомышленники

собрались у Бориса Николаевича дома, на Тверской. Ельцин лежал

в кровати, вокруг него суетились врачи. Они опасались

воспаления легких, но все обошлось обычной простудой.

Вдруг один из друзей, Владимир Анатольевич Михайлов,

произнес:

-- Теперь Борису Николаевичу необходима охрана.

Возникла долгая пауза, и все многозначительно посмотрели

на меня.

Я отреагировал:

-- Ребята, все прекрасно понимаю, но вы меня тоже поймите.

Жена не работает. Две дочки. Я готов, конечно, все бросить и

идти его охранять, но мне нужно на что-то жить. Найдите мне

зарплату хотя бы рублей 300, плюс 232 рубля у меня пенсия.

Проживу.

Потом я много раз читал в газетах, в чужих мемуарах будто

работал у Ельцина в тот период бесплатно. На самом деле через

знакомых отыскали три кооператива, в которых я числился

формально, но зарплату получал -- по сто рублей в каждом. В

одном кооперативе меня оформили инженером по безопасности, в

другом -- прорабом, в третьем -- даже не помню кем.

Ежемесячно, как заправский рэкетир, я объезжал эти фирмы,

оставляя хозяевам на память свой автограф в ведомости.

До полета Ельцина с моста я, работая в кооперативе,

возглавлял одну из охранных структур и получал около трех тысяч

рублей в месяц. В десять раз больше! Причем фирма оплачивала

сервисное обслуживание моей " Нивы". Но мне, честно говоря,

работа в кооперативе давно обрыдла. Даже стыдно вспоминать, как

я инструктировал своих подчиненных.

-- Мужики, -- обращался к ним. -- Мы все работаем здесь

без юридической базы, мы бесправны. Как мы можем защитить

хозяина? С правовой точки зрения -- -- только грудью. Стрельба,

дубинки или кулаки чреваты последствиями. Поэтому я вас прошу:

если кто-то где-то на нашего буржуя нападет или вдруг начнется

выяснение отношений со стрельбой, немедленно ложитесь на землю,

на дно машины. Жизнь каждого из вас мне дороже...

***