Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Раздел II. ЧЕЛОВЕК-СОЗНАНИЕ-ПОЗНАНИЕ 3 страница






Обратная картина: одним из самых ранних признаков интроверсии у ребенка выступает рефлективная задумчивая манера его поведения, отмеченная застенчивостью и даже страхом перед незнакомыми объектами. Очень рано появляется тенденция отстаивать свои права над зна­комыми объектами и пытаться овладеть или управлять ими. Ко всему неизвестному такой ребенок относится с недоверием: внешние влияния обычно воспринимаются с сильным сопротивлением. Ребенок желает все делать своим путем и ни при каких условиях не будет подчиняться гому правилу, которое он не может понять. Когда он задает вопросы, то делает это не из любопытства или желания произвести впечатление, но потому что хочет, чтобы имена, значения, смыслы и объяснения давали: му субъективную защиту против объекта. Я наблюдал интровертного ребенка, который сделал свои первые попытки выйти на прогулку лишь юсле того, как изучил имена всех предметов в комнате, до которых он юг дотронуться. Таким образом, характерная оборонительная установка, которую взрослый интроверт проявляет по отношению к объекту, может быть подмечена у интровертного ребенка очень рано; точно так же можно очень рано обнаружить у экстравертного ребенка уверенность в себе и инициативу, счастливую доверительность в своих взаимодейст­виях с предметами. Это действительно основная черта экстравертной установки: психическая жизнь, так сказать, разыгрывается у индивида снаружи, в объектах и объективных взаимодействиях. В крайних случа­ях возникает даже некий вид слепоты к своей собственной индивиду­альности. Интроверт, напротив, всегда действует так, как будто объект обладает превосходящей силой, против которой он должен себя защи­щать. Его реальный мир это мир внутренний». (К. Юнг. Психологические типы. СПб., 1995. С. 615-616) Поговорим о прочитанном:

1. Если наша эпоха — эпоха бездомности, вызывающая чувство глубо­кого одиночества у человека, то в какой другой эпохе вы хотели бы
жить? Или наша эпоха вполне вас устраивает?

2. Какой тип приятеля наиболее предпочтителен для вас, если класси­фицировать всех людей по Л. Шелдону: мозговой, желудочный или
мускульный?

3. Как вы понимаете фразу: «Человек — это стремление быть человеком»?
Можно ли сказать, что человек становится человеком к определенному
возрасту или достигая определенного положения в обществе? Может ли
вообще наступить такой момент в жизни любого человека, когда он
вправе сказать себе: ну вот, наконец-то я стал человеком?

4. Правда ли, что дети-интроверты, замкнутые, сосредоточенные, всегда
учатся на «отлично»? Или в вашем классе этого не наблюдалось?

5. Можете ли вы сказать, что в вас живет внутренний человек, ваше второе
Я? И если да, то часто ли вы с ним разговариваете, советуетесь?

6. Можете ли вы что-нибудь возразить тем мыслителям, которые ут­верждают, что человек — это тупик жизни, ошибка биологической
эволюции (четвертая идея о человеке)?

7. В философии давно живет идея о параллелизме микро- и макрокосма,
согласно которой человек — это космос в миниатюре, столь же
сложный и столь же загадочный. В нем, как в зеркале, отражается
большой космос. Это ли имел в виду Р. Декарт, когда говорил, что
тот, кто сможет все рассказать о себе, опишет всю Вселенную? Мож­
но ли сказать, что, когда человек умирает, умирает целая Вселенная?

8. У каждого человека в жизни много «ролей». В разных обстоятельст­вах, встречаясь с разными людьми, мы ведем себя по-разному: у меня
одно лицо и одни слова, когда я говорю с начальником, и совсем дру­гое лицо и слова, когда я что-либо обсуждаю со своими друзьями. Но ведь если люди, которые во всех обстоятельствах ведут себя всегда одинаково. Они одинаково вежливы и ласковы со взрослыми и деть­ми, они полны достоинства и не теряются при встрече с большими начальниками, не важничают со своими подчиненными, ничего из себя не строят, всегда естественны и просты. Как правило, это взрос­лые люди, люди сильной воли и характера. Приходилось ли вам встречать таких людей? И возможно ли такое поведение в юности?

Глава 3. Основные характеристики человека

Философы все время сталкивались с невозможностью определения человека, хотя всегда были попытки дать такое определение. «Человек ра­зумный» (homo sapiens), «человек делающий» (homo faber), «человек иг­рающий» (homo ludens). Маркс определял человека как животное, произво­дящее орудия труда, Гегель — как млекопитающее с мягкой мочкой уха (в шутку, конечно), Ницше — как животное, умеющее обещать, и т.д. и т.п.

Видимо, человека окончательно и однозначно определить нельзя: слишком он многогранен и разносторонен в своих мыслях, делах и свершениях и ни под одно определение не подходит, ни одним опреде­лением не охватывается.

Определить его можно только отрицательно, через такие качества, которые несут в себе отрицание: несводимость, непредопределенность, незаменимость, неповторимость, невыразимость. Эти пять «не» сви­детельствуют не об ограниченности или ущербности человеческой при­роды, а об ее исключительном характере, исключительном месте среди других предметов и явлений окружающего мира.

Несводимость

Человек не сводим к своему биологическому виду: вырастет среди волков — станет по повадкам волком, среди обезьян — обезьяной. Но, в отличие от животного, он не сводим ни к климату, ни к пище, — может жить почти в любом климате, в любых географических условиях, при­спосабливается к любой пище.

В случае с человеком можно говорить об абсолютной несводимо­сти. Он никогда не совпадает ни с одной своей телесной или психиче­ской особенностью, ни с профессией, ни с работой, ни с делом. Ни в одной вещи, которую он создает, он не выражает себя полностью, он всегда выше, значительнее любого своего дела и свершения.

Если он отождествил себя со своей профессией — он уже не чело­век в полном смысле слова. Его уже можно называть через дефис: чело­век-токарь, человек-банкир, человек-депутат. Английский писатель Ол- дос Хаксли написал роман «Прекрасный новый мир», роман-антиуто­пию, где описывается, как в будущем людей будут выращивать в лаборатории, заранее программируя их особенности, заранее выводя их будущую породу. «Вот здесь, — примерно так говорил профессор, ве­дущий экскурсантов по лаборатории, — у нас выращиваются солдаты. Они умеют бегать, целиться, стрелять и ходить строем, больше ничего. А вон там у нас слесари — они очень хорошо могут работать с гаечным ключом в правой руке, а там еще дальше, там посложнее: инженеры-строители, инженеры-электрики и т.д.». Кто знает, может быть наука и достигнет такого уровня, при котором можно будет «клонировать», вы­водить определенную породу из человеческого материала. Но только это будут уже не люди, а человекообразные роботы.

Человек — это существо, которое постоянно переступает самое се­бя: чего бы он ни достиг, ему всегда мало, что бы он ни получил, ему всегда не хватает, он никогда до конца не осуществляется. Человек мо­жет сказать про себя: «Я состоялся как врач», «Я состоялся как учи­тель», но никто не может сказать о себе: «Я состоялся как человек». Че­ловек всегда пытается стать кем-то — ученым, художником, пожарным, пытаясь свести себя к конкретному виду деятельности или образу жиз­ни. Но став кем-то по-настоящему, постигнув все тонкости своей про­фессии, начинает понимать, что дело не в том, чтобы стать кем-то, а в том, чтобы в любой профессии оставаться самим собой — человеком.

Если учитель только учитель, — это плохой учитель, если физик только физик, — он плохой физик. Человек должен быть выше своей профессии, должен быть еще человеком, просто человеком.

А быть просто человеком очень трудно. Все стремятся к исключи­тельности, к тому, чтобы быть лучше многих, больше знать, больше уметь, все чувствуют себя такими сложными и многогранными. Быть просто человеком, вероятно, может только гений. Самые обыкновенные люди, — писал поэт Б.Пастернак, — это люди гениальные. Необыкно­венны только люди посредственные — они все время стараются казать­ся непохожими на других, все время оригинальничают, все время пы­жатся, но это как раз и выдает их посредственность.

Сущностью человека является ничто. Он ничто в сравнении со все­ми другими видами жизни, окостеневшими в строгих и неизменных фор­мах. Ни крокодил, ни обезьяна не смогут быть другими — они уже мил­лионы лет не меняются, застыли в данной им природой форме и всегда Делают одно и то же. Человек всегда меняется, всегда преодолевает свое сегодняшнее состояние. Он ничто, которое не есть что-то (законченное и ограниченное), а есть условие всякого что-то, которое позволяет ему быть кем угодно, не совпадая ни с одной воплотившейся формой. Его ничто — это признак его универсальности, возможность свободы.

Для обозначения сути человека нет другого слова, кроме ничто, так как все положительные определения ограничивают его.

Иметь или быть?

Можно выделить три типа отождествления (сводимости) человека которые закрывают путь к пониманию человеческой природы: отожде­ствление себя с общественным положением, профессией, социальной ролью; отождествление себя со своими потребностями, часто искусст­венными и излишними; наконец, отождествление себя с самим собой, со своим психологическим образом и социальной ролью.

Человек очень часто отождествляет себя с тем, что имеет. Да и дру­гие люди судят по человеку на основании того, что он имеет. Если у тебя «Мерседес», то к тебе одно отношение, а если старый «Москвич», — то, разумеется, совсем другое. Чем больше у тебя вещей, тем более ты вырастаешь в собственных глазах и в глазах других людей. Постепенно человек сам к себе начинает относиться, как к вещи. Ему нет никакого дела до внутреннего богатства, его интересует только богатство внеш­нее. Однако закон человеческой жизни гласит — чем больше внешнего, тем меньше внутреннего. Еще Эпикур говорил о том, что богатому жи­вется плохо: он все свои мысли посвящает тому, как преумножить свое богатство и как защитить его от воров.

Потребность много и вкусно есть, модно одеваться, безудержно по­треблять культуру — все это усыпляет человека, в лучшем случае за­ставляет его развивать ту небольшую часть ума, которая помогает луч­ше устроиться в жизни, достичь большего комфорта, больше заработать денег. Но на лишние деньги можно купить только лишние вещи.

Стремление ко внешним благам во что бы то ни стало оборачивает­ся отождествлением человека с этими благами, страхом их потерять и потеряться самому без них, постоянной ложью самому себе по поводу целей своей жизни, которая, в конечном счете, может обернуться пол­ной бессмысленностью.

Иметь или быть — этой дилемме посвящены многие исследова­ния древних и современных философов. Конечно, лучше быть бога­тым и здоровым, чем бедным и больным. Главное, чтобы не заплатить за богатство собственной душой. Бизнесмен-миллионер, герой романа «И умереть некогда» французского писателя Поля Виалара, случайно опаздывает на самолет, который, едва взлетев, разбивается у него на глазах. И бизнесмен решает числиться погибшим, начать жить, как простой человек, потому что ему надоела вечная погоня за прибылью, война с конкурентами, ежедневная деловая нервотрепка. Он, достав другие документы, устраивается работать таксистом, но незаметно для себя втягивается в предпринимательские дела, спекулирует на бирже, покупает еще и еще одну машину, становится владельцем одного га­ража, потом другого, наконец оказывается тем же бизнесменом-предпринимателем, каким был в начале книги. Он едет в аэропорт садится в самолет, поднимается в воздух — и разбивается. Таким об­разом, вся жизнь прошла мимо, оказалась растраченной на откуп не­кой внешней и неважной цели, личному обогащению в ущерб разви­тию собственной души.

С точки зрения философии, надо стремиться к простоте внешней ясизни, отдавая всю свою энергию на внутреннее развитие своей лично­сти, на приобретение внутреннего богатства — только в этом случае человек обретает истинное удовольствие и вкус к жизни, чувствует, что живет, а не является рабом вещей и обстоятельств. Как ни жалка твоя жизнь, считал американский философ Г. Торо, — не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего бед­нее, когда ты всего богаче. Даже в приюте для бедных можно пережить отрадные, волнующие, незабываемые часы. Не хлопочи так усиленно о новом — ни о новых друзьях, ни о новых одеждах. Лучше перелицевать старую одежду или вернуться к старым друзьям. Вещи не меняются, это мы меняемся. «Продай свою одежду, но сохрани мысли».

Как узнать самого себя?

Человек носит в себе образ себя самого — симпатичного, приятно­го, умного, интересного человека — и всеми силами стремится сохра­нить этот образ от разрушения. Это полезно для устойчивости психики, но одновременно делает невозможным честный искренний взгляд на себя самого. Человек отождествляет себя со своим идеальным образом,

Ею чаще всего он ему не соответствует. Человек срастается со своим образом и не умеет дистанцироваться от него — это тоже одна из форм сведения человека. Человек, проникнутый глубоким самоуважением, становится обидчивым и ревнивым — ему часто кажется, что его недос­таточно ценят, что с ним недостаточно вежливы, что общество, в кото­ром он живет, недостаточно хорошо для него. Он даже на плохую пого­ду негодует, как будто бы все в мире должно быть устроено так, чтобы делать ему приятное.

Такой человек вынужден постоянно лгать — не окружающим лю­дям, а самому себе. Перестать лгать самому себе — самое трудное дело. Трудно искренне посмотреть на себя и признать, что ты пока еще не­значительный человек, и даже не человек, а так себе — человечек. Ты еще ничего истинно хорошего в этой жизни не сделал, не совершил ни одного самостоятельного поступка, к тебе в голову еще не пришла ни одна собственная мысль, ты еще только в начале пути к самому себе. Ницше призывал смотреть на себя как на неудавшееся произведение Природы; Гурджиев — как на полное ничтожество. И только тогда нач­нется «просыпание». Нужно перестать быть интересным человеком, нужно перестать лгать. Интересным считается тот, кто хорошо лжет, когда человек «просыпается» — ему становится стыдно лгать. Он начи­нает понимать, что существует нечто, чего он не знает или не понимает; начинает постигать, что любая мало-мальски собственная мысль, собст­венная идея никогда не приходит просто так, а всегда есть результат неимоверно тяжелого труда.

Часто человек отождествляет себя со своей гражданской ролью, со своей социальной позицией. Если я считаю, что я и есть тот, кто записан в моем паспорте — Губин Валерий Дмитриевич, и в моем удостоверении — профессор философии, и этим исчерпывается мое существо как человека, как личности, то я нахожусь в глубоком за­блуждении относительно моей собственной природы. Мое социальное Я — вовсе не весь я, оно — моя незначительная часть. Мало ли на све­те профессоров философии, причем очень многие из них гораздо более известны, чем я.

Но такого человека, как я, — с моими чувствами, переживаниями, воспоминаниями, с моими надеждами и мечтами — больше в мире нет. И это может сказать о себе каждый человек, поскольку ему удается все время преодолевать свою идентификацию, свое отождествление с ве­щами, с профессиями, с должностями — и с самим собой.

Непредопределенность

Человек никогда не бывает абсолютно свободным, он постоянно зависит от тысячи факторов, обусловливающих его поведение, его от­ношение к окружающим. Зависит от наследственности, от климата, от культуры, от государственного строя, от зарплаты, от семьи и т.д. и т.п. Пересечение этих зависимостей создает такой водоворот случайностей, предугадать которые просто невозможно. Человек может рассчитать движение планет на сотни лет вперед, но не знает, что с ним будет зав­тра. В результате этого незнания он часто не в силах предотвратить многие события своей жизни.

В замечательном рассказе американского фантаста Рэя Бредбери «И грянул гром» герой отправился на машине времени в далекое про­шлое охотиться на динозавров. Испугавшись внезапно выскочившего чудовища, он случайно раздавил бабочку. Когда он вернулся в свое время, там был уже не демократический строй, а фашистская тирания. Бабочку не съел какой-то птенец и сдох с голоду, птенец не дал потом­ства, которое должно было уничтожить вредных гусениц, и т.д., цепь случайностей наращивалась и привела к изменению будущего.

Так же может случится и с вами: вы не пошли на урок истории, а если бы пошли, то услышали бы такие интересные вещи по истории древнего Рима, что вы с этого момента твердо решили бы стать ученым-историком. А став им, весьма существенно повлияли бы на все изучение доколы античности. Но поскольку вы не пошли, то ваша жизнь потекла совсем в другую сторону.

Одни древние мыслители говорили, что есть такая вещь, как судь­ба: ходи, не ходи на историю, но если тебе суждено стать историком — будешь им. Но другие, более проницательные, считали, что судьба — это мы сами, наш характер, наша личность. Ничто, никакие события не определяют нашу жизнь строго и однозначно, если мы действительно живем, а не летаем под дуновением ветра, как перекати-поле. Мы зави­сим от многих вещей внешне, но мы не должны, ни от чего зависеть внутренне. Если я хочу стать историком, если я твердо решил положить на это всю жизнь — я им стану, и никакие внешние препятствия меня не остановят.

Мало ли причин влияет на меня, но если я живу, потому что решил так жить, то главная причина моей жизни, моего образа жизни — я, а не внешние обстоятельства.

В философии существует понятие «собранного человека», соб­ранного не в психологическом, а в философском смысле. Собранный человек — это тот, кто не имеет «хвостов». Обычно у человека очень много выставленных наружу хвостов: богатство — это хвост, только и думаешь, как бы его сохранить или увеличить; высокий пост — это хвост, чем выше залезешь, тем дольше падать, масса людей тебе зави­дует, многие ненавидят и ждут, когда ты споткнешься; глупость — это хвост, да еще какой, всегда можешь попасть впросак, что-то сделав и при этом не подумав о последствиях. Как правило, таких хвостов у нас очень много. Но у мудрого человека их вообще нет. Что бы ни случи­лось в мире — государственный переворот, финансовый кризис, ка­кие-нибудь социальные катаклизмы — это его никак серьезно не кос­нется, он может этих потрясений даже не заметить. Так, выглянет он в форточку в октябре 1917 года и спросит прохожего: «Эй, гражданин! Что там у вас за шум? Почему стреляют?» — и снова вернется к своим делам.

Собранности трудно добиться еще и потому, что человеческая Душа всегда «распылена»: часть своей души человек оставляет работе, часть дому, часть общению с друзьями, часть рыбной ловле. В каждой своей части он всегда частичен, ограничен и односторонен. А все уда­ется и все получается только у собранного человека, у «полного», а не частичного человека. Нужно всегда полностью присутствовать во всем и везде — на работе, в семье, в любви и даже на рыбалке. Нельзя ра­ботать наполовину, так же как нельзя полюбить на пятьдесят процен­тов. Только полностью присутствующему здесь и теперь человеку от­крывается красота мира, любовь и тайны собственной судьбы. Неда ром в древнеиндийской книге «Бхагавадгита» говорится: «Кто не соб­ран, не может правильно мыслить, у него нет творческой силы. У кого нет творческой силы — нет мира, а если нет мира, откуда быть сча­стью?».

Не так важно быть учителем, или физиком, или пожарным — пре­жде всего важно быть просто человеком. Когда я просто человек, когда я в стихии человечности (когда я чувствую и понимаю, что я ничто: учитель, физик, поэт, пожарник — это только мои спецификации, мои внешние занятия), то я ничем не предопределен, я свободен.

Я свободен не от чего-то, не тогда, когда могу что-либо не делать, а когда я не могу не делать, я не могу. Как сказал некогда Лютер: «я здесь стою и не могу иначе»! Пусть я погибну, пусть земля разверзнется, а я долг выполню, потому что я — человек и ни от чего не завишу, ничем не предопределен. Потому что я свободен. Свободен не только от чего-то, но главное — свободен для того дела, которое только я могу выполнить.

«Свободным именуешь ты себя? — спрашивал Ницше в своем знаме­нитом произведении «Так говорил Заратустра». — Лучше властную мысль свою покажи мне, а что мне в том, что ты бежал из под какого-то ярма.

Из тех ли ты, которым дозволено сбросить с себя ярмо? Много есть таких, которые отбросив свое подчинение, отбросили с ним и послед­нюю свою ценность.

Свободен от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но пусть мне ответит свет очей твоих: свободен для чего?».

Незаменимость и неповторимость

Незаменимость человека, прежде всего, выражается в том, что он должен найти свое дело, ради которого он пришел в мир. У каждого человека есть такое дело, которое кроме него никто не сделает. А если и он не сделает, то во Вселенной так и будет пустое место, дыра, не за­полненная ничьим трудом, ничьим усилием. Это дело может быть лю­бым: от открытия новых физических законов до забивания гвоздя. Заби­вать гвоздь, писал Г. Торо, надо так прочно, чтобы и проснувшись среди ночи, можно было думать о своей работе с удовольствием, чтобы не стыдно было за работой взывать к Музе. Тогда и только тогда Бог тебе поможет. Каждый вбитый гвоздь должен быть заклепкой в машине Все­ленной, и в этом должна быть и твоя доля.

Вся проблема в том, чтобы найти такое дело, найти такое место, встав на которое, можно занять свою уникальную, неповторимую пози­цию. Надо «втиснуться» в этот застывший слипшийся мир, где все мес­та уже заняты, раздвинуть его глыбы. Если я не пытаюсь найти свое место, значит, я занимаю чужое, я повторяю уже известные мысли иделаю дела, которые могут делать многие. И тогда я не отвечаю своему человеческому назначению, потому что человеческое назначение за­ключается в том, чтобы оставить свой след на земле, свою заклепку в машине Вселенной.

Ведь все мысли, все идеи и все дела были когда-то кем-то впервые высказаны, впервые сделаны. И эти впервые сделавшие или выдумав­шие люди принимали участие в творении мира, благодаря им мир про­должается. Но если я не буду продолжать его существование своим ори­гинальным незаменимым делом, своей собственной незаменимой пози­цией — мир ведь может кончиться. Если все будут повторять чужие дела и чужие мысли, не тратя собственного сердца, собственной крови, не пытаясь участвовать в творении мира, то он рухнет.

Ницше считал, что христианство — это сказки, выдумки, ерунда в той мере, в какой оно не вырастает из души каждого. Вера в Христа не имеет никакого значения, если ты не породил заново образ Христа в своем сердце. Вся цивилизация построена на песке, поскольку не поро­ждена, не воссоздается оригинальными и неповторимыми усилиями каждого человека. Все это, по Ницше, рухнет, поскольку ни на чем не основано. Ни на чем не основано — значит, не порождено каждым внутри себя. А устойчиво только то, что порождено каждым. Или поро­ждено заново.

Незаменимость, следовательно, это фундаментальное качество че­ловеческого существования, на котором и благодаря которому держится весь мир, создаваемый человеком.

Точно так же и неповторимость является фундаментальной харак­теристикой человека. Каждый человек уникален и неповторим. Это осо­бенно хорошо видно на примере великих людей. Если бы Наполеон по­гиб в самом начале своей военной карьеры, в 1796 г. на Аркольском мосту, то история Франции наверняка была бы иной. Наполеон своим неповторимым военным и политическим гением существенно изменил облик Франции и даже характер французского народа.

Никто не написал бы за Шекспира его пьес и сонетов, никто вместо Пушкина не создал бы «Евгения Онегина» или «Бориса Годунова». Но точно так же любой человек, хотя он и не создал ничего великого в культуре или политике, тем не менее, может сказать о своей жизни: «Я чувствовал и переживал так, как никто еще не переживал и не чувство­вал, и мои переживания, мое понимание мира так же дополняют Все­ленную, как переживания Шекспира или Пушкина, без моих пережива­ний мир был бы беднее, был бы незавершенным». И будет прав, потому что каждый, если он живой человек, а не запрограммированный робот, по-своему любит, по-своему чувствует, по-своему переживает и надеется.

Любая жизнь достойна, пусть внешне незаметная и неинтересная, если человек проживает ее как свою жизнь, никого не копирует, ничему не подражает, а просто живет самобытно. Живет, как говорил М. Хай-деггер, в стихии своей четырехугольное™, живет поэтически: сохраняя для себя землю, небо, божественное и смертное. Живущие так развер­тывают себя четырехкратно — в спасении земли, в восприятии неба, провожая смертное и ожидая божественного.

По словам Мишеля Монтеня, французского мыслителя и писателя XVI века, устремляться при осаде крепости в брешь, стоять во главе посольства, править народом — все эти поступки окружены блеском и обращают на себя внимание всех. «Но бранить, смеяться, продавать, плакать, платить, любить, ненавидеть и беседовать с близкими и с са­мим собой мягко и всегда соблюдая справедливость, не поддаваться слабости, неизменно оставаться самим собой — это вещь гораздо более редкая, более трудная и менее бросающаяся в глаза. Жизни, протекаю­щей в уединении, ведомы такие же, если не более сложные обязанности, какие ведомы жизни, не замыкающейся в себе. Если бы кто спросил Александра (Македонского — В.Г.), что он умеет делать, тот бы ответил — подчинять мир своей власти; если бы кто обратился с тем же вопросом к Сократу, он несомненно сказал бы, что умеет жить, как подобает лю­дям, то есть в соответствии с предписаниями природы, а для этого тре­буются более обширные, более глубокие и полезные познания. Цен­ность души определяется не способностью высоко возноситься, но спо­собностью быть упорядоченным всегда и во всем».

И еще одно рассуждение Монтеня. Когда человек жалуется, что весь день пробездельничал, ничего не совершил, то ему можно отве­тить: «Как? А разве ты не жил! Просто жить — не только самое главное, но и самое замечательное из твоих дел». «Если бы мне дали возмож­ность участвовать в больших делах, я бы показал, на что способен». А сумел ли ты обдумать свою повседневную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее благо. Не надо сочи­нять умные книги, достаточно разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных наших обстоятельствах. Лучшее творчество, по Монтеню, это жить согласно разуму. Все прочее — царствовать, накоплять богатства, строить — лишь дополнения и довески. Только мелких людей подавля­ет любая деятельность, они не умеют из нее выпутаться, не умеют ни отойти на время от дел, ни вернуться к ним.

Парадокс, но чем более оригинален и неповторим человек, тем он нам ближе и понятнее. Потому что в самой потаенной глубине своей сущности мы все одинаковы. Но только в самой глубине, там, где мы становимся не поэтами или писателями, не полководцами или учеными, не русскими или японцами — а просто людьми, живущими в стихии человечности. Нам понятны переживания японского поэта XIII века, а японцам близок и понятен А. Чехов, особенно его пьесы. Там, где чело- век достиг глубины общечеловеческого, прорвался через свою нацио­нальную или социальную ограниченность — там он всем живущим по­нятен и близок. Чем более неповторим, тем более близок, тем более по­хож на нас, на нас таких, какими мы мечтаем стать.

Невыразимость

Объяснить нечто можно лишь через другое: свет через длину вол­ны, звук через частоту колебаний. Но как объяснить, что такое человек? Поскольку он не сводим ни к чему — ни к вещам, ни к теориям, ни к идеям, ни к нервным или физическим процессам, — то объяснить, вы­разить его через другое невозможно. Человека нельзя изучить, познать объективно, как некий внешний предмет. Понятно, что с человеком это­го проделать нельзя.

Существуют всевозможные тесты, определяющие характер и склонности человека и, казалось бы, таким образом можно что-нибудь о человеке узнать. Но только при условии, что он будет отвечать на во­просы честно и искренне. А если он будет валять дурака, нарочно отве­чать всякими глупостями, фантазировать?

Человека можно познать и описать только косвенно, прежде всего по продуктам его творчества. Если писатель пытается рассказать о себе, то получается художественное произведение, музыка любого композитора — тоже попытка такого рассказа. Человек хочет выразить себя самого, свою сущность. Но поскольку она не сводима ни к словам, ни к мелодиям, ни к картинам, то полного выражения никогда не получается. Человек пытается познать себя, движется вглубь себя, и это движение по вертикали всегда откладывается на плоскости в виде книги, картины или теории.

Нам многое известно о человеке благодаря науке, философии, ис­кусству, но он все равно продолжает оставаться для нас непостижимой тайной. Не загадкой, которую мы в конце концов разгадаем, а «явствен­ной тайной», по выражению Гете. Мы знаем, как на биохимическом Уровне зарождается жизнь, как устроена клетка, как связаны белок и нуклеиновые кислоты, но зарождение жизни, появление нового челове­ка всегда непостижимое чудо. Оно не сводится ни к белку, ни к нуклеи­новым кислотам.

Мы знаем, как работает мозг, с какой скоростью от клетки к клетке мозга идут электрохимические импульсы, но мы не знаем, и, видимо, никогда не узнаем, как приходит в голову мысль.

Любая самая точная и самая тонкая теория, изучающая человека как вещь, как организм, как функцию, так же соответствует его сущно­сти, как, по словам Гете, «хорошо сколоченный крест соответствует Живому телу, на нем распинаемому».

Самое главное и самое глубокое всегда остается невыразимым и неуловимым в человеке. «...Всегда останется нечто, — писал Достоев­ский, — что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останет­ся при вас навеки; с тем вы и умрете, не передав никому, может быть самого-то главного из вашей идеи». Познание самих себя, разгадывание этой вечной загадки и составляет основное содержание человеческой истории и культуры. Если мы эту загадку разгадаем, то вся наша исто­рия закончится. Не будет больше смысла продолжать ее дальше.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.