Почему я не (верю в) чайник Рассела

Эссе о пользе свободы

Умерло божество, но, пока существует род человеческий, может быть, целые тысячелетия будут существовать пещеры, в которых будут показывать его тень. И мы должны еще будем побеждать эту тень!

Фридрих Ницше. «Веселая наука»

I

По мере того, как весна распространяет свою власть на все большую часть растительного и животного мира, мир традиционных христианских религий движется от западной Пасхи к восточной, а людей церковных и нерелигиозных все чаще посещают достохвальные мысли о божественном различной глубины и продолжительности.

На днях ко мне подходило несколько миссионеров пожелавших остаться неизвестными религий и спрашивали, можно ли со мной поговорить о боге. Я постарался не ёрничать и честно ответил: «Нельзя», хотя не исключено, что в следующий раз таки позволю себе немного поиздеваться. По натуре я человек незлобивый и несклонный навлекать конфликты на свою черепушку, однако в вопросах принципиальных следует быть до известной степени циничным.

Наверняка некоторые из моих читателей, которые сталкивались с библейскими аллюзиями, в изобилии рассыпанными в текстах моего авторства, могли сделать вывод о моей особого рода религиозности. Ошибочность данного суждения парадоксальным образом соседствовала бы в их выводах с правдой. Я готов признать себя достаточно религиозным человеком, но в строгом смысле эта религиозность не имеет ничего общего с традиционными религиями.

Примерно с 2012 года я не являюсь православным христианином, затем некоторое время номинально состоял в общине Украинской греко-католической церкви. Относительно православного концерна по оказанию магических услуг с московской аутсорсинговой лицензией, капиталооборот которого в Украине все еще способен конкурировать с компанией «Roshen», могу лишь повторить нестареющий в своей блистательности приговор Льва Николаевича Толстого: «теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства».

Полагаю, что с этим диковинным реликтом древних копто-сирийских солярных культов, слегка приправленном греческим идеализмом для создания иллюзии интеллектуальной респектабельности, особо разбираться не стоит. Его христианнейшие последователи, напрямую соучаствовавшие в разжигании атмосферы ненависти на юго-востоке моей страны, призывах к аннексиям и территориальным экспансиям в пользу соседнего государства, раскрыли теневую сторону своего солнечного божества во всей возможной полноте.

Дело не в том, что в рядах носителей православной субкультуры порой находятся съехавшие со своей темой по фазе ровно настолько, чтобы производить должное впечатление адекватности и определенного глубокомыслия. Создание и поддержка корректного впечатления о себе составляет, пожалуй, одну из базовых потребностей человека, помещенного в мир других людей. Каждый из нас в той или иной степени сумасшедший, только особенно буйных иногда изолируют от общества.

Основная проблема современного православия, как и многих гораздо более респектабельных религий, заключается в том, что его адепты столь часто склонны забывать о солидарной ответственности как базовом принципе корпоративной этики. Другими словами, внешний мир судит о вашей религии по мнениям и поступкам каждого из вас, а не только рафинированной богословской и гуманитарной элиты.

Гораздо более, однако, меня удивляет позиция все еще довольно близкой по духу Греко-католической церкви, которая на протяжении столетий служила своеобразным культурным мостом между Украиной и западным миром, а ежедневные порции бытового мракобесия в общем достаточно успешно для своего времени сочетало с воспитанием просвещенной национальной элиты, пригодной для соучастия в общеевропейском культурном процессе[1].

Хотя возможно, что такое положение дел исчерпало себя ко времени Ивана Франко, находившегося в серьезном конфликте с церковно-богословскими кругами после выхода в свет скандальной брошюры «Сотворення світу», в которой наш дорогой кандидат в Моисеи всего на всего подытожил и адаптировал для отечественного читателя выводы передовой библеистики своего времени.

И все же мне хочется вас любить, возлюбленные собратья по человечеству, мне хочется верить, что неуместное смешение границ светского и церковного, которое ваши не в меру ревностные единоверцы стремятся развернуть в последнее время на Западной Украине, окажется на поверку явлением спорадическим и несистемным. Мне очень хочется не разочароваться в интеллектуальной состоятельности вашей пробы христианства, вкусившей некогда благодаря акту Берестейской унии благородного аристотелизма Фомы Аквинского и в полной мере пронесшей собственные убеждения через горнило советской тоталитарной машины.

Игры в клерикализацию не доводили до добра даже святых: однажды именно они чуть не до основания разрушили впавший в декадентство античный мир. Новая волна планетарного крестового похода во имя «духовности» или «всеобщего очищения грехов» может оказаться еще более дорогостоящей ошибкой[2].

II

В целом обстоятельства, по которым я не могу назвать себя христианином в строгом смысле слова, перечислены в известной лекции Бертрана Рассела, русский перевод которой вполне легко найти на просторах этого вашего. Если выражаться предельно коротко, система аргументации сводится к тому, что я разделяю неверие Рассела в (1) личностного верховного бога-создателя нашей Вселенной и персональное бессмертие так называемой человеческой души; (2) несомненную божественность личности Иисуса Христа и даже не считаю его самым лучшим и мудрейшим из людей, хотя безусловно, признаю за его отраженным в каноническом Четвероевангелии образом роль харизматичного религиозного наставника.

По поводу первого пункта ко всему изложенному у Рассела могу лишь добавить, что современная наука примерно со времен Дарвина предлагает качественную и вполне достоверную картину мира, в которой идея трансцендентного библейского бога вместе со всеми его сверхъестественными сотоварищами практически без остатка «растворяется» в кругу вполне «земных», естественных процессов.

Так что на выходе из этих по отдельности нехитрых операций по вопрошанию бытия и обобщению полученных результатов мы получаем предельно убедительный образ Вселенной, в которой даже сведенная к деистическому минимуму гипотеза бога-творца оказывается невостребованной или избыточной. Кому будет интересно углубиться в данные размышления, милости прошу к прочтению и обсуждению книг «Эгоистический ген» и «Бог как иллюзия» Ричарда Докинза, «Краткой» и «Кратчайшей истории времени» Стивена Хокинга или «Абсолютного минимума» Майкла Файера[3].

Второй пункт кажется мне более прозрачным и рационально усваиваемым даже для вполне посредственного в данных вопросах читателя, поэтому я не буду останавливаться на его утомительном догматическом разборе. Если на смертном одре вокруг меня по-прежнему будут лежать книги, с которыми доведется уйти в последний путь, я едва ли буду сильно расстроен, окажись в их числе любое из канонических или апокрифических евангелий. Однако несравнимо большую радость доставит мне драгоценный экземпляр Первого фолио Шекспира, трехтомник «Опытов» Монтеня или хотя бы «Веселая наука» Ницше, а ежели к изголовью умирающего больного меня поднесут еще «Признания авантюриста Феликса Круля», то будет вообще зашибись.

Когда речь идет о религиозной харизме вообще, мне становится решительно непонятно, почему современному украинцу следует увлекаться предельно далеким от его культурного опыта палестинским проповедником I века более, чем скажем, Славиком Вакарчуком, за которым нельзя не признать колоссальной харизматичности и не меньшей в своем роде религиозности.

* * *

В качестве примера замечательной библейской экзегезы хотелось бы упомянуть так называемую Библию Томаса Джефферсона. Известно, что отец-основатель США во время своего пребывания на посту президента этой страны проделал следующее. Вооружившись парой ножниц и несколькими изданиями Нового Завета, Джефферсон долгими вечерами вырезал из каждой книги и вклеивал в альбом с пустыми страницами куски со словами и действиями, очевидным образом принадлежавшими, по его мнению, самому основателю христианства.

Таким образом, он отделял бесценные фрагменты древней религиозно-этической мысли от риторических фигур эллинистического фентези вроде «чудес», «воскрешений», «пророчеств» и проч., пока на выходе не получил дистиллированное в духе новоевропейского рационализма парахристианское учение[4]. Комментируя производимые со «священным текстом» манипуляции, Томас Джефферсон однажды сделал дальновидное замечание: «Наступит время, когда таинственное зарождение Иисуса от сверхъестественного существа в чреве девственницы будет восприниматься в одном ряду с мифом о зарождении Минервы в голове Юпитера».

Восхитительная в своем текстологическом хулиганстве выходка президента Джефферсона, впоследствии с не меньшим апломбом повторенная графом Львом Толстым, во многом напоминает попытку просвещенных библейских богословов нашего времени согласовать данные непреклонной науки с требованиями собственной выдыхающейся веры. Они последовательно отдали на откуп мифологической критике ветхозаветную Книгу Бытия, понизив ее статус от «источника боговдохновенных истин» до рядового памятника ближневосточной космогонии, снизошли до вялых «дискуссий» касательно историчности библейского исхода из Египта и приложили максимум усилий к тому, чтобы предельно затуманить хронологию Израильско-Иудейских царств.

Впрочем, некоторые из них уже начинают догадываться, что вопрос об историчности Самого-Великого-и-Прекрасного, впервые поставленный библейской критикой в далеких XVII-XVIII веках, на сегодняшний день по-прежнему не лишен оснований. Если окажутся правы сторонники гипотезы о фактическом не-существовании Иешуа Иосифовича Назаретского как исторической личности, все сплетни Никео-Цареградского символа веры о «распятом за ны при Понтийстем Пилате» гражданине палестинской национальности отправятся прямиком в ад. (Здесь я никоим образом не настаиваю на истинности данной гипотезы, а только отмечаю факт ее существования и, скажем так, открытости.)

Однако догматическая выучка «учителей и охранителей веры» из числа богословствующих верующих устроена таким образом, что она будет бороться за каждый очередной миф и каждую йоту своего «священного писания» до тех пор, пока их ложь не станет непререкаемо очевидной для оставшейся вменяемой части человечества[5].

По всей видимости, нам более не светит получить из колодца печали и скорби, именуемого сегодня «библейским богословием», ничего, кроме констатации и углубления неутешительного для многих верующих факта. Стройные богословские построения высокой патристики – от Тертуллиана до Климента Александрийского, Григория Богослова и блаженного Августина, по сегодняшний день определяющие богословский и богослужебный дискурс большинства христианских церквей, в действительности основаны на многочисленных мифологизирующих подтасовках и банальной исторической неосведомленности.

Собственно, ни на чем другом они в середине I тысячелетия нашей эры не могли быть основаны по целому ряду причин. Однако изучать и транслировать эти памятники раннесредневековой религиозной мысли в нашу эпоху необходимо с должной степенью такта и осмотрительности. Бездарная эксплуатация заложенных в них предельно архаичных идей и представлений время от времени порождает в так называемой «церковной среде» вполне ощутимые вспышки агрессии и нетерпимости в отношении женской сексологии или передовых научных достижений вроде эволюционной теории Дарвина и космологии Хокинга.

В целом воинствующая ненависть нынешних «ревнителей веры», сплошь и рядом называющих себя подлинными христианами, ревностно соблюдающих предписанные своими конфессиями обряды и в наиболее искренних чувствах готовых подавлять любое открытое несогласие, наводят меня на парадоксальные рассуждения.

Может статься, что разница между Аверинцевым, Честертоном или Авиценной, с одной стороны, и толпой орков из Темного века, громящих научно-просветительские выставки, охотящихся на произведения классической словесности или херачащих по храмам и статуям древних богов сирийской пустыни, с другой, определяется отнюдь не конфессиональной дисциплиной или молитвенным соучастием в так называемых «церковных таинствах» любого рода.

III

В заключение скажу несколько слов по поводу использования библейских цитат, аллюзий и топосов в собственном литературно-публицистическом творчестве. Независимо от интерпретационных интенций, которые неизбежно проявляет каждый читатель моих текстов, персонажи и идеи Библии фигурируют в них независимо от какой бы то ни было догматики и «веры» в строгом смысле слова.

Соответствующие тропы я ввожу сообразно собственным эстетическим потребностям, а принадлежащий всему человечеству этнографический сборник древних евреев использую в качестве поставщика образчиков высокого «штиля» и философской нагрузки, соответствующей постмодерным представлениям светского общества о культурной памяти.

Примерно так рассуждал в свое время убежденный атеист Сэмюэл Беккет, беспощадно эксплуатировавший евангельскую и раннехристианскую образность во славу собственной драматургии. Признаюсь, мне трудно отделаться от впечатления, что именно такие люди выполняют сегодня роль евангельского книжника, который, по словам евангельского же Иисуса, оказался недалеко от Царствия Божия.

Я давно не боюсь слов «атеист», «агностик» или «скептик» и считаю, что подлинный скептицизм в любом вопросе должен быть прежде всего научным (точнее сказать, естественнонаучным). С другой стороны, опасной крайностью является так называемый «великонаучный шовинизм», игнорирующий все остальные методы познания, помимо заданного новоевропейской рациональностью. Правилом хорошего тона следует признать готовность к такому положению вещей, когда в ранее выстроенную картину действительности придется вносить существенные поправки или она парадоксальным образом окажется неверной по существу.

Ко всему прочему, я призван хранить непорочность собственной миссии пророка и апостола божественного Борхеса для всей твари под небом, обороняя чистоту борхесианской веры от язычников и всех сомневающихся в Его святом Откровении.

В качестве правоверного борхесианина я открыто признаю исключительную роль Талмуда, Корана, сочинений Нагарджуны, «Цветочков» Франциска Ассизского, «Дао Дэ Цзин» и прочей подобной литературы в исторической и культурной памяти человечества. В качестве человека с солидным еврейским бэкграундом я до конца дней своих, по всей видимости, останусь Человеком Книги. Можно также добавить, что сердцевину моей религиозности составляют также украинский буржуазный марксизм, кабалистика иллюминатов, апофатическое богословие «Марсианских хроник» и семиотика «Химической свадьбы Христиана Розенкрейца».

Интересно, что нынешний метафизический и богословский скептицизм только укрепляет мой интерес к Библии как уникальному в своем роде объекту духовной эволюции человечества. В самом деле, стоит только нам подстрелить крылышки небесного шизофреника Яхве с его ангелами-экстремистами и другими побочными продуктами религиозной мысли, как оказывается, что библейский мир населен интереснейшими и вполне порядочными людьми самых разных убеждений, общественного положения и исторического веса. От философствующего аристократа-декадента Экклезиаста до гения «священного» бизнеса поздней античности и (по совместительству) апостола Павла.

Многократно несостоявшийся нобелевский лауреат Николай Бердяев, которого я mutatis mutandis считаю одним из лучших заклинателей русского языка, предложил систему, в которой свобода творческого духа в общении любви является высшей метафизической инстанцией. Свобода для Бердяева есть чувство глубинной сопричастности тайнам мироздания, для которой нет и не может быть никаких преград. Пожалуй все, что хотел сказать Бердяев своим метафизическим колдовством, сводится к следующему: будьте всегда готовы к тому, что окружающий мир гораздо интереснее, чем кажется на первый взгляд.

Если по какой-то причине преградой становится, к примеру, лампочка на вашем письменном столе или некое из божеств древней литературы, таковая преграда должна быть и непременно будет устранена.

Потому что Дух из Евангелия от Иоанна по-прежнему дышит, где хочет.

[1] Подробнее о спровоцировавшем мою реакцию информационном прецеденте см.: https://petrimazepa.com/news/no-sex-in-lviv

[2] Похожую безусловно опасную ситуацию мне, к сожалению, приходится наблюдать также в Польше, где Католическая церковь все более активно втягивается в политические процессы светского государства. Однако я здесь не буду останавливаться на изложении данного вопроса более подробно.

[3] Тезис о том, что предложенные современной наукой представления в значительной мере когерентны традиционной буддийской картине мира, вдохновленный туманными намеками Мандельштама на разворот новоевропейской культуры «от христианства к буддизму» или потаенным дыханием ницшеанского «Антихристианина», все еще ожидает проверки со стороны компетентных философов и культурологов. Если я когда-нибудь решусь на масштабное полидисциплинарное исследование данного вопроса, то проинформирую своих читателей о сделанных выводах.

[4] Мне трудно отказаться от мысли, что в основу современной американской правовой и нравственной культуры легла, наряду с Декларацией независимости и Конституцией 1787 года, легла также упомянутая выше изумительная проделка 3-го президента США.

[5] Для тех, кому интересно происходящее сегодня в депрессивном царстве библейского богословия, критики и текстологии, приведу некоторые источники различной степени актуальности: Словарь библейского богословия / под ред. Ксавье Леон-Дюфура и др. – К.: Кайрос, 2003; Фрай Нортроп. Великий код: Біблія і література. – Львів: Літопис, 2010; Эрман Барт. А был ли Иисус? Неожиданная историческая правда. – М.: Эксмо, 2012; Мецгер Брюс и Эрман Барт. Текстология Нового Завета: Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала. – М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2013; Эрман Барт. Великий обман. Научный взгляд на авторство священных текстов. – М.: Эксмо, 2013.