Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






С психическими аномалиями, в криминологии







 

Проблема преступников с психическими аномалиями возникла в криминологических исследованиях практически одновременно с формированием криминологии как науки. Это естественно, поскольку изучение преступности и особенно преступного поведения предполагает и исследование их причин. Справедливости ради надо сказать, что в годы формирования криминологии как науки (II половина XIX в.) проблему психических аномалий среди преступников воспринимали и решали иначе, чем в настоящее время. Однако в XIX в. вполне закономерно обозначилась криминологическая школа, исходившая из того, что некоторую часть преступлений совершают душевнобольные лица, что совершение преступлений представляет собой форму, проявление их душевного помешательства. Одну такую школу составляли представители антропологического направления в криминологии, возглавляемого Ч. Ломброзо. В дальнейшем он, как известно, отказался от крайностей своего учения и больше внимания стал уделять социальным факторам. Нельзя сказать, что идеи Ломброзо оказались необыкновенно живучими и даже сейчас очень распространены в мировой науке. Это не так, современная криминология признает (и очень давно) главенствующую роль именно социальных факторов. В отечественной криминологии соответствующие теории доминировали всегда, даже в период ее зарождения в конце XIX в.

Разумеется, и сейчас время от времени, но достаточно редко, появляются труды, в которых явственно или скрытно звучит мысль о том, что биологические особенности человека тоже можно считать причиной совершения преступлений. Но, к сожалению, такие взгляды не аргументируются вескими эмпирическими материалами, их авторы ограничиваются лишь общими соображениями. Данные же о психических аномалиях среди преступников (чаще насильственных) обычно можно встретить в работах судебных психиатров, нежели криминологов. Кстати, судебные психиатры меньше других склонны преувеличивать криминогенные значения расстройств психики, возможно, как раз по той причине, что они-то и опираются на добытую ими и проверенную эмпирическую информацию. К тому же делать выводы психиатрического характера для криминологии нельзя, это выходит за пределы ее научной компетенции.

Последователь Ломброзо – Э. Ферри душевнобольным преступникам также уделил много внимания, но его изыскания, как и Ломброзо, носят скорее социологический, чем психиатрический и тем более психологический (патопсихологический) характер. Иными словами, он оперирует социологическими, а не психиатрическими или психологическими материалами, сам его подход является социологическим.

Вслед за Ломброзо, Ферри говорит о нравственно помешанных, но весьма нечетко определяет их. Наряду с ними, считал Ферри, «существует целая масса несчастных, больных самой обыкновенной, более или менее очевидной, формой умственного расстройства и совершающих в этом болезненном состоянии часто самые ужасные преступления под влиянием, например, идиотизма, мании преследования, буйного помешательства, эпилепсии, или же совершающих имущественные преступления или преступления против нравственности под влиянием прогрессивного паралича, эпилепсии, тупоумия и т.д. Нет возможности дать общее описание многочисленных и многообразнейших видов помешанных преступников, не столько потому, что их органические, в особенности же психопатические черты то совпадают, то расходятся с особенностями непомешанных преступников, сколько потому, что эти особенности часто изменяются при различных формах душевных страданий, почему и не могут, как, между прочим, утверждал и Ломброзо, дать типичного образа»[2].

У нас, конечно, вызывает недоумение словосочетание «помешанный преступник», поскольку преступник не может быть помешанным. Не думается, однако, что и в те далекие года, когда жил Ферри, все современные ему юристы присоединились бы к нему по поводу того, что душевно больные люди признаются виновными в совершении преступлений. Ферри солидаризируется с Ломброзо по поводу того, что нравственное помешательство и прирожденная преступность вытекают из одного источника – эпилепсии, причем эпилептоидная конституция есть вообще общая причина всех форм преступности. По мнению Ферри, приводимые Ломброзо данные столь многочисленны и последовательны, что не верить им нельзя[3]. Необходимо особо отметить, что ни Ломброзо, ни Ферри не показывают, каким же образом влияет помешательство (психические болезни или иные той же природы расстройства) на совершение преступлений, каков здесь субъективный механизм. Оба автора приводят главным образом социологические данные, которые представляются им абсолютно убедительными.

Ферри полагал, что аналогия между преступлением и безумием во многих случаях правильна, но она не охватывает всех типов случайных преступников и не объясняет, почему такое большое число душевнобольных, находясь в условных материальной нужды и морального упадка, все же не совершает преступлений. В самом деле, считал Ферри, социальное чувство, которое является самой могущественной психофизической силой, борющейся с преступной тенденцией, очень часто претерпевает крушение вследствие поражения рассудка, так что между простым душевнобольным и душевнобольным преступником большое различие в антропологическом типе: «чтобы в этом убедиться, достаточно посетить убежище для обычных душевнобольных и убежище для душевнобольных преступников»[4]. Ферри выделял «преступника вследствие безумия», который до или во время совершения преступления страдает какой-либо формой умственного расстройства[5].

Значительный шаг вперед в познании психопатологических и патологических детерминаций преступного поведения сделан в русской дореволюционной криминологии. В первую очередь здесь следует иметь в виду работы Д. Дриля, хотя он и является последователем и даже поклонником Ломброзо, называл его великим научным тружеником и неутомимым научным борцом. Среди достоинств антропологической научной школы Ломброзо Дриль выделяет изучение ею действительных преступников не умозрительно, а при помощи всех возможных научных методов, какими изучаются и все другие естественные явления. Предвосхищая некоторые, вполне современные подходы, Дриль обращал внимание на то, что ломброзианство в преступлении видит результат взаимодействия особенностей сложившейся психофизической организации или натуры преступника, лежащей в основе его характера, и особенностей внешних воздействий, окружающей его естественной и общественной среды[6].

Дриль попытался дать криминологическую оценку таким особенностям личности, как темперамент, истерии и истероидность, импульсивность. Немало внимания этот автор уделил криминологическим аспектам алкоголизма и эпилепсии, называя эти два расстройства близкими родственниками, при этом особое внимание уделил эпилептическому характеру, его импульсивности, непостоянству, изменчивости. В качестве объектов научного анализа, осуществленного Дрилем, выступали в первую очередь насильственные преступления, а также правонарушения, связанные с бродяжничеством и в целом с оскудением, разложением личности. Необходимо отметить, что Дриль, как и многие другие криминологи и психиатры тех лет, вкладывает в содержание многих наименований психических болезней не то или не совсем то содержание, которое имеется в виду в современной медицине.

Примечательны попытки Дриля понять мотивацию поступков убийц, у которых он подозревал наличие психических расстройств. В этих случаях Дриль очень неопределенно писал о «загадочных влечениях к крови в чистом виде», «немотивированном влечении к мучительству и истязаниям» и т.д. Его объяснительные схемы построены в основном на отдельных примерах, причем заимствованных у других авторов. В большинстве из них он подозревает наличие психических расстройств, отмечает, что многие взяты из психиатрической литературы[7], однако не делает каких-либо общих выводов и тем более не предлагает определенную концепцию. В целом попытки Дриля объяснить мотивы убийств следует признать неудачными, он попросту не смог понять, какое место в мотивационном процессе преступного поведения занимают аномалии психики.

Криминологические изыскания были продолжены и после октябрьского переворота, причем главным образом, конечно, силами дореволюционных ученых. Одной из главных тем научных публикаций первых советских лет было разоблачение Ломброзо. Увидели свет и работы, подготовленные уже в 20-х годах, в первую очередь авторами, которые работали в Кабинете по изучению личности преступника и преступности Мосздравотдела. Сотрудники этого Кабинета исходили из того, что изучение индивидуальности преступника, как и знание личности душевнобольного, позволит предсказать поведение правонарушителя в любой обстановке и приспособить его к социальной жизни или, выражаясь медицински, излечить его от антисоциальных наклонностей. Изучение преступника и преступности можно приравнять, считали они, к изучению профессиональных заболеваний. Одним словом, первые советские криминологические исследования по своим основным концепциям и выводам мало отличались от тех, которые были осуществлены в России и западно-европейских странах в конце XIX – начале XX вв. Они продолжали находиться в плену представлений о том, что преступление равносильно умственному помешательству, а преступник, особенно и в первую очередь насильственный, - душевнобольной.

Сотрудники Кабинета подверглись впоследствии суровой критике со стороны властей, а затем и репрессиям.

Среди работ по криминологии 20-х годов заметно выделяются труды С.В. Познышева – глубиной и масштабами эмпирических изысканий и теоретических выводов, взвешенностью концепций. Так, он справедливо считал, что крайне ошибочно было бы думать, что преступный мир можно и нужно изучать лишь с психопатологической точки зрения, т.е. лишь со стороны обнаруживающихся у его представителей отклонений от того, что считается физическим и душевным здоровьем человека[8]. Огромное внимание уделил С.В. Познышев типологии преступников, в том числе и в особенности убийц. Он дает весьма красноречивые и обстоятельные характеристики конкретных убийц, причем большинство из них изучено именно им. Вместе с тем С.В. Познышев не отрицал того, что психические аномалии оказывают существенное влияние на насильственное преступное поведение, но пытался понять преступников, главным образом убийц, объяснить мотивацию их действий. Он выделяет такие личностные черты, которые обусловлены психопатией и умственной отсталостью, отдает должное теории вырождения, разработанной 50-х годах XIX в. французским психиатром Морелем. С.В. Познышев считал, что для психолога-криминалиста наличие у преступника признаков вырождения является сигналом, заставляющим быть особенно внимательным к разным сторонам жизни субъекта, чтобы выяснить, не вырисовываются ли у него черты криминального типа на общем фоне психической дегенерации[9].

Исследования личности преступника с психическими аномалиями, в том числе убийц, как и преступности в целом, были прекращены в СССР в 30-х годах в результате коммунистических репрессий. Они были возрождены лишь в конце 50-х годов, вначале, конечно, очень робко, особенно в части причин преступности и личности преступника, в первую очередь из-за того, что было еще мало новых эмпирических данных, а идеологические оковы не позволяли делать должные выводы. В те годы существовала система различных запретов в криминологии, в том числе и на проведение психопатологических исследований, об этом прямо писал, например, А.А. Герцензон, много времени и сил отдавший разоблачению буржуазных биологических теорий. По его мнению, психиатрическим исследованиям не должно быть места в криминологии[10].

Без всяких на то оснований А.А. Герцензон возражал против обследования людей, получивших черепно-мозговые травмы и совершивших преступления. По его мнению, данные таких обследований к криминологии отношения не имеют, так как не проливают никакого света на действительные причины преступности как социального явления[11]. Конечно, только с помощью данных о распространенности психических аномалий, в частности черепно-мозговых травм, объяснить существование преступности невозможно. Однако даже непсихиатру ясно, что последствия черепно-мозговых травм оказывают весьма существенное влияние на человеческое поведение, в том числе преступное. Это впоследствии было доказано неоднократно. Без изучения психопатологических факторов цивилизованное противодействие преступности невозможно, что особенно верно в отношении преступного насилия против личности.

Утверждения, подобные тому, которые высказывал А.А. Герцензон, предопределили отставание отечественной криминологии и наличие серьезных недостатков в предупредительной деятельности, в целом упущения в части познания психологии (патопсихологии) преступника и преступления. Известно, что наличие психической аномалии не объясняет полностью, почему человек совершил убийство или любое другое преступление, и медицинский диагноз не может заменить мотив. Однако психическое расстройство способно играть весьма важную роль в мотивации и механизме совершения преступления.

Эти обстоятельства тем более важно подчеркнуть, что А.А. Герцензон в те годы являлся весьма авторитетным ученым, и его позиции в немалой степени предопределяли дальнейшее развитие советской криминологии. Отставание в изучении личности преступника определялось также общим пренебрежительным отношением официальной коммунистической идеологии к человеку, хотя официально утверждалось, разумеется, прямо противоположное. Это отношение не преодолено до сих пор, в том числе в криминологии, в которой исследования личности преступника не отличаются необходимой масштабностью и глубиной. Между тем такие исследования крайне необходимы, учитывая, в частности, то, что уровень убийств в России примерно в три раза превышает соответствующий уровень в западных странах на 100 тыс. населения.

Исследования насильственных преступников (прежде всего убийц) с психическими аномалиями и их преступного поведения были начаты в 70-х годах XX в. Ц.А. Голумбом. Несмотря на то, что они были основаны только на изучении уголовных дел, значение этих исследований трудно переоценить. В юридической литературе вскоре появились работы, положившие начало новому направлению в криминологии. Правда, они еще не опирались на эмпирические данные по результатам психологического изучения личности насильственных преступников. Это было сделано значительно позже. Тем не менее исследователи справедливо исходили из того, что проблемы преступного поведения лиц с расстройствами психики могут быть адекватно решены с использованием новейших достижений различных наук, изучающих человека и условия его жизнедеятельности, на основе эмпирических изысканий и необходимой теоретической интерпретации их результатов.

Эмпирическую базу криминологических работ 70 – 80-х годов составили материалы изучения выборочной совокупности лиц с психическими аномалиями, которые были осуждены за совершение убийств, изнасилований, краж, грабежей, разбоев, хулиганские действия, нанесение тяжких телесных повреждений. Изучались они в местах лишения свободы. Авторы, в частности, пришли к выводу, что психические аномалии играют роль условий, способствующих преступному поведению, и что подобные аномалии наиболее значимы для импульсивных, сексуальных и дезадаптивных (в том числе связанных с бродяжничеством) преступлений. Особое внимание было уделено уголовно-правовой оценке названных расстройств психики[12].

Были подтверждены данные, полученные еще Е.К. Краснушкиным еще в 20-е годы о наиболее высоком уровне психических расстройств среди убийц и лиц, нанесших тяжкие телесные повреждения. Особенно это относится к психопатам и алкоголикам, которые, кстати, наиболее широко представлены среди всех преступников, а не только насильственных.

В настоящее время, нет, пожалуй, ни одного научного труда о личности преступника или субъекте преступления, в котором в той или иной степени не исследовалась бы проблема психических расстройств, которые характеризуют виновных в совершении преступлений и влияют на решение вопроса об уголовной ответственности. В числе упомянутых работ можно назвать монографии и статьи В.Н. Бурлакова. По его данным, психические аномалии наиболее часто встречаются среди лиц, совершающих тяжкие преступления против личности, несовершеннолетних преступников и рецидивистов. В.Н. Бурлаков считает, что психические аномалии воздействуют на поведение, в том числе преступное, не сами по себе, а через формирующее влияние на психологические особенности личности. Поэтому именно эти особенности, а не психические аномалии, следует признать криминогенными. Признание такого опосредованного влияния означает, что в первую очередь надлежащее воспитание, необходимые коррекционные социально-психологические мероприятия, а не медико-психиатрическое воздействие способны оказать профилактическое воздействие.

Вместе с тем В.Н. Бурлаков приходит к выводу, что у психоаномальных субъектов сфера психологического, личностного сужена по сравнению с нормальными людьми и соответственно активнее сфера нарушенной психики, поэтому путь влияния психического фактора на поведение короче[13].

Затронутые В.Н. Бурлаковым положения имеют большое значение для криминологии, однако высказанные им соображения не представляются бесспорными и вызывают необходимость уточнения.

Во-первых, можно ли говорить о криминогенности только психологических особенностей психически аномальной личности, если эти особенности порождаются именно психическими аномалиями, которые, следовательно, первичны. Вместе с тем В.Н. Бурлаков несомненно прав в том, что психические аномалии порождают (или способствуют, что было бы точнее) преступное поведение не напрямую, а только через психологию человека.

Во-вторых, можно выразить сомнение по поводу того, что коррекционные социально-психологические мероприятия, а не медико-психиатри-ческое воздействия способны оказать профилактическое влияние. На наш взгляд, в равной мере необходимы и те, и другие. Правда, не очень ясно, что здесь понимается под социально-психологическими мероприятиями. Скорей всего имеется в виду психотерапевтическое воздействие на базе психологического изучения.

В.Н. Бурлаков несомненно прав в том, что определяя силу влияния психических аномалий, следует подчеркнуть, что они автоматически не приводят к совершению преступления. На индивидуальном уровне можно говорить лишь о возможности совершения преступления лицами с такими отклонениями, и только на статистическом уровне криминогенность этого фактора становится неизбежной (слово «неизбежной» автор берет в кавычки, однако о неизбежности названного фактора можно говорить и без кавычек). Мы исходим из концепции, согласно которой на преступное поведение оказывает влияние не отдельный признак психического расстройства, а такое комплексное образование, как патопсихологический синдром.

Преступное поведение человека с психическими аномалиями предстает как продукт его взаимодействия с социальной средой, в том числе с таким ее актуализированным проявлением, как конкретная жизненная ситуация. При этом считаем необходимым подчеркнуть ведущую роль личности в том смысле, что без нее преступное поведение невозможно, т.е. ни социальная среда в целом, ни конкретная жизненная ситуация не являются причиной преступного поведения. Причиной является только личность, внешние же обстоятельства могут способствовать, а могут и препятствовать такому поведению.

На наш взгляд, такому фактору, как социальная среда принадлежит особое место в причинном контексте, обусловливающем совершение преступления: она оказывает влияние на все три исследуемых блока, в том числе в своем актуализированном проявлении – в виде конкретной жизненной ситуации, предшествующей или сопровождающей совершение преступления. Социальная среда способна вызывать и психические расстройства, например такие как алкоголизм, наркомания, последствия черепно-мозговых травм.

Свои научные изыскания в области влияния психических аномалий на совершение преступления В.Н. Бурлаков продолжил. Он вполне обосновано считает, что наличие психических и физических аномалий у некоторых преступников еще не свидетельствует о генетических корнях преступности. Во-первых, значительная часть психических и физических аномалий не обусловлена генетически. К сожалению, это обстоятельство редко учитывают в ходе конкретных криминологических исследований. Во-вторых, влияние генетически вызванных заболеваний на развитие и поведение личности может быть скорректировано под воздействием социальной среды и лечения. Коррекция генетических заболеваний может увеличить возможность развития личности или напротив, сузить перспективы усвоения социальных программ[14].

Замечание В.Н. Бурлакова по поводу того, что многие психические аномалии не обусловлены генетически, а это редко учитывается в конкретных криминологических исследованиях, имеет под собой веские основания. Данные о таких заболеваниях часто приводили в своих работах как сторонники концепции большой значимости биологических факторов в преступном поведении (И.С. Цой), так и ее противники (И.И. Карпец). Интересно, что никто из них собственных эмпирических материалов по этой проблеме не приводил.

В отечественной юридической литературе проблемами психических аномалий среди преступников занимались не только криминологи, но и специалисты в области уголовного права, причем как в аспекте вменяемости, но и при исследовании института ограниченной (пограничной, уменьшенной) вменяемости и в целом проблем субъекта преступления.

Так, В.Г. Павлов отмечает, что лицо с психическим расстройством, не исключающим вменяемость, совершая преступление, предполагает виновное отношение к своему поведению, так как оно способно, хотя и не в полной мере, осознавать и понимать характер своих действий и конкретную ситуацию, в которой оно находится, а также контролировать свое противоправное поведение. Не случайно при доказанности вины и при наличии признаков субъекта преступления, а также самого состава, уголовная ответственность таких лиц наступает на общих основаниях[15]. Эта позиция в целом не вызывает возражений, хотя не очень ясно содержание утверждения, что лицо с психическими расстройствами, не исключающими вменяемость, совершая преступление, предполагает виновное отношение к своему поведению. Получается, что такой человек предполагает некое отношение к собственным поступкам, но ведь предположение – это нечто рассудочное и рациональное, оно вряд ли может относиться, например, к любому насильственному действию, преступному поведению, скажем, совершению убийств в состоянии аффекта или в острой конфликтной ситуации. Как показывают наши эмпирические изыскания, убийцам с психическими аномалиями подобные предположения не присущи.

Еще более неприкосновенным представляется утверждение о виновном отношении человека к своему поведению. Большинство преступников, тем более насильственных, вовсе не считают его виновным, если понимать под этим отрицательное отношение к нему. Напротив, они находят множество факторов, которые позволяют им исключить какое-либо обвинение в их адрес.

Большое внимание оценке криминогенности психических аномалий и их распространенности среди преступников уделил в своих работах Г.В. Назаренко. Так, он считает, что психические аномалии, являясь внутренними факторами (условиями) преступного поведения, в зависимости от объективных условий могут выступать как в пассивной, так и в активной роли. В первом случае аномалии имеют криминоформирующее значение, так как способствуют деформации сознания и появлению криминальных установок. Во втором случае они имеют криминопровоцирующее значение, так как высвобождают криминальную мотивацию и ведут к реализации преступных намерений субъекта. В качестве сопричин преступного поведения психические аномалии выступают в тех случаях, когда непосредственно влияют на мотивацию преступления или выполняют роль ведущего фактора, детерминирующего преступное поведение[16].

Эта точка зрения представляется не только спорной, но и внутренне противоречивой. Во-первых, вначале автор заявляет о том, что психические аномалии являются условиями преступного поведения (отделять причины от условий мы считаем методологически необходимым), а затем признает, что такие аномалии могут выступать сопричинами преступного поведения. Иными словами, порождать такое поведение – наряду с другими причинами. Во-вторых, быть причиной (сопричиной) или выполнять роль ведущего фактора, детерминирующего преступное поведение – в сущности очень близко друг к другу. На наш взгляд, психические аномалии должны расцениваться в криминологии лишь в качестве внутренних условий преступного поведения, пусть очень важных, но условий, а не причин. Если они обретают статус причин, то нет преступления и, соответственно, его субъекта, обвиняемый должен быть признан невменяемым.

В качестве условий, повторяем, они могут весьма существенно влиять на мотивацию, на содержание мотивов и сам процесс формирования, изменения, коррекции мотивов, на принятие решения совершить преступление. Многие эмпирические исследования показали, что, во-первых, расстройства психики деформируют человеческие влечения, искажают их, гипертрофируют потребности и существенно ослабляют возможности управлять своим поведением и контролировать его, соотнося с социальными нормами, т.е. делая его опосредованным. Очень важно также, во-вторых, отметить, что расстройства психики (в частности дебильность) серьезно затрудняют усвоение человеком нравственных норм, порождают его отчуждение и дезадаптацию от нормальных связей и отношений, социально одобряемого общения. Это приводит к тому, что аномальный субъект, психологически находясь вне общества, не ощущает себя обязанным соблюдать его правила. Таким образом, пользуясь терминологией Г.В. Назаренко, можно сказать, что в первом случае расстройства психики имеют криминопровоцирующее значение, а во втором – криминоформирующее, но и в том и другом вариантах они все-таки условия, а не причины. Если придавать им статус причин, то, наверное, путем воздействия на них можно было бы в корне изменить поведение человека, он, в частности, перестал бы представлять общественную опасность. К сожалению, это далеко не так.

В названной работе Г.В. Назаренко отсутствуют собственные данные о том, какова распространенность и структура психических аномалий среди преступников.

Существенный вклад в исследование криминологических и особенно уголовно-правовых вопросов психических аномалий в совершении преступлений и наступления уголовной ответственности за них внес Б.А. Спасенников. В его работах дан развернутый уголовно-правовой анализ принудительных мер медицинского характера, связанных с наличием расстройств психической деятельности.

Самой крупной работой последних лет об агрессивном поведении лиц с расстройствами психики и душевнобольных является коллективная монография «Агрессия и психическое здоровье». Отличительной особенностью этого труда является то, что в нем содержится обильный эмпирический материал, представляющий собой результаты комплексных психолого-психиатрических исследований, осуществленных в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского. Теоретические выводы и обобщения психологического, психиатрического и криминологического характера основываются именно на конкретных эмпирических данных. Особое внимание уделено убийствам, эти преступления занимают в книге центральное место.

Очень важно отметить, что в монографии «Агрессия и психическое здоровье» впервые приведены результаты биологических исследований агрессивного поведения, осуществленных в Центре им. В.П. Сербского. Авторы приходят к выводу, что существуют корреляции между показателями агрессивности и результатами электроэнцефалографического изучения, что свидетельствует об облегченной реализации насилия в ответ на провоцирующие внешние воздействия. Сама предрасположенность к агрессивному поведению определяется главным образом левополушарными нарушениями, а состояние повышенной активности, связанной с недостаточностью контроля импульса, может являться отражением слабости моноаминовых систем головного мозга[17].

Эти выводы в целом носят предварительный характер, а сами исследования нуждаются в продолжении. Но уже сейчас необходимо подчеркнуть, что приведенные данные не объясняют все виды насильственного преступного поведения, в частности все убийства, например корыстные. Очень важной задачей является выяснение того, нет ли тех же самых нарушений, которые выявлены путем биологического изучения у убийц, среди вполне законопослушных граждан. Если даже окажется так, это не означает полного отрицания биологических детерминант агрессивного поведения, но подчеркнет важность нравственного воспитания.

По вопросу о том, что представляют собой психические аномалии, в литературе высказаны различные точки зрения.

Так, по мнению Ц.А. Голумба, под психическими аномалиями, не исключающими вменяемость, следует понимать некоторые психические заболевания и патологические состояния психики либо другие расстройства нервно-психической деятельности, которые не достигли степени душевной болезни, лишающей данное лицо возможности отдавать себе отчет в своих действиях и в силу эмоционально-волевой или интеллектуальной патологии руководить ими в период совершения преступления[18].

Иную позицию в данном вопросе занимает Н.Г. Иванов. Он считает, что под психическими аномалиями в широком смысле следует понимать все психические процессы, которые характеризуются дисбалансом сил возбуждения и сил торможения[19].

Мы считаем, что к психическим аномалиям следует отнести прежде всего структурные или функциональные отклонения стабильного характера, обусловленные нарушениями дородового развития, например, олигофрении и ядерные, или конституциональные, психопатии. Далее к таким аномалиям могут быть причислены краевые психопатии, патохарактерологические развития, остаточные явления органического поражения центральной нервной системы травматической этиологии и т.д. Строго говоря, психические аномалии на этом исчерпываются. Вместе с тем среди преступников большой удельный вес занимают алкоголики и наркоманы, реже – эпилептики, еще реже – шизофреники в стадии стойкой ремиссии, лица, на момент обследования страдающие реактивными состояниями и другими расстройствами психической деятельности. Эти нарушения могут привести к стабильным личностным изменениям, не носящим психотического характера. Таким образом, под психическими аномалиями мы предлагаем понимать все расстройства психической деятельности, не достигшие психотического уровня и не исключающие вменяемости, но влекущие личностные изменения, которые могут привести к отклоняющемуся поведению.

Если лицо во время совершения общественно опасного деяния вследствие психических аномалий, не исключающих вменяемости, хотя бы частично могло осознать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия), а также не полностью руководить ими, оно является субъектом преступления и подлежит уголовной ответственности и наказанию.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.