Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Презентация и правила транспорта референта в коммуникативном акте






Две важнейшие группы вопросов, возникающих по поводу референта в речевой практике, — выбор и пре­зентация референта в коммуникативном акте, с одной стороны, и «перемещение» референта в структуре коммуникативного акта, или транспорт референта, — с другой.

Будем исходить из того, что коммуниканты соблюда­ют принцип кооперации и принцип вежливости и таким образом сохраняют контакт на протяжении всего акта общения. Достаточно ли этого для того, чтобы считать коммуникативный акт состоявшимся? Может быть, го­воря исключительно и только гипотетически, и доста­точно, если имеется в виду фатический акт. Если же пе­ред нами акт общения, то, видимо, нет.

Акт общения допустимо считать состоявшимся тогда, когда он выполняет условия корректной референции и когда референт из пункта А в пункт В «доставляется в сохранности». Вероятно, должны существовать правила презентации и правила транспорта референта. Принци­пы эти и будут подлежать рассмотрению.

 

Проблему выбора и презентации референта в тео­рии речевых актов традиционно не принято оставлять в стороне. Чаще всего в данной связи обсуждается заин­тересованность обеих сторон в акте общения по поводу именно данного референта, причем обсуждается на уровне некоего постулата: референт должен быть инте­ресен коммуникантам. В силу самоочевидности этого постулата рассматривать его не имеет смысла.

Для порядка следует только заметить, что референт мо­жет не только быть, но и стать интересным коммуникантом уже в ходе коммуникативного акта. Здесь все зависит, как кажется, от того, под каким углом зрения рассматривается референт, и остается лишь повторить, что хороший рече­вой стратег найдет способ сделать референт интересным. Безнадежно неинтересных референтов не существует — существуют безнадежные коммуникативные стратегии.

Что касается обнадеживающих коммуникативных стратегий, то они предполагают презентацию референ­та (интродуктивную референцию) не через область об­щих речевых действий коммуникантов, но через об­ласть частных интересов каждого из них. В этом случае некая «зацепка» всегда может быть найдена. Однако по­нятно, что в каждом частном случае она будет индивиду­альной. Потому-то в этой связи и не может существо­вать, видимо, никаких типологий и схем.

Однако намерения коммуникантов типологизации вполне поддаются.

Описав, что значит «сказать», Дж. Остин отнюдь не ограничился этим. В его задачи входило объяснение не только механизма появления высказывания, но и механизма превращения высказывания в то, что сам он назы­вал речевым актом, т. е. речевым действием, и что на протяжении всего данного учебного пособия рассматри­вается либо как коммуникативный акт, либо как состав­ляющая коммуникативного акта.

Всякое действие предполагает вопрос «Зачем?». По­этому, квалифицируя речевой акт как действие, неизбе­жен разговор о намерениях говорящего. С помощью речевого акта «что-то совершается», т. е. готовится (или осуществляется) некое изменение в реальном мире. Дж. Остин не обошел вниманием высказывания, которые не только готовят изменения в действительности, но сами по себе уже изменяют действительность, т. е. являются действием (например, сказать — при наличии соответст­вующей ситуации и прав на высказывание — «объявляю вас мужем и женой» значит совершить акт бракосочета­ния). Однако обсуждение этого вопроса увело бы нас слишком далеко в сторону от наших целей. Вернемся к вопросу «Зачем?». Осуществив фонетический акт (1), фатический акт (2), ретический акт (3), (т. е. единый акт продуцирования полноценного высказывания), говорящий, решая вопрос «зачем?», обязан придать высказыванию определенную целенаправ­ленность (4).

 

(О том, до какой степени это условие существенно, можно судить хотя бы на основании одной из статей Дж. Остина — знаменитой статьи под названием «Три способа пролить чернила», где обсуждаются отношения между такими действиями, как пролить чернила умыш­ленно, пролить чернила преднамеренно и пролить чер­нила нарочно. Очевидно, что в каждом из трех случаев наша целевая установка варьируется!)

 

Если бы загадочный автор Л. Л. поступил в соответст­вии с предложением Остина, то на вопрос: «Зачем я рас­сказываю о Тваше?», он (автор) мог бы ответить следую­щим образом: «Чтобы предложить эти сведения в виде энциклопедической статьи», со всеми вытекающими от­сюда последствиями. А «последствия» таковы:

• неспециализированность круга читателей;

• разный уровень подготовки читателей;

• потребность читателей в оперативной справке, то есть:

а) возможность в целом понять текст, не обращаясь к другим текстам,

б) в случае необходимости — возможность продук­тивного обращения к другим текстам издания;

• потребность читателей в точной справке, то есть:

а) достаточность сведений,

б) корректность представления сведений.

 

При такой (развернутой) постановке цели можно бы­ло бы ожидать совсем другой статьи в энциклопедии «Мифы народов мира», поскольку учет этой цели дейст­вительно придал бы высказыванию целенаправлен­ность, то есть обеспечил выполнение четвертого требо­вания к высказыванию.

 

Последнее (пятое) требование, которое предъявля­ется к высказыванию в теории речевых актов, есть требование виелингвистического характера. В этом смысле высказывание считается не просто целена­правленным, но и успешным высказыванием тогда, когда ему присуща коммуникативная перспектива. Иными словами, осуществить успешный коммуникативный акт означает: вызвать желаемые последствия в реальности (5).

Проще всего представить себе реализацию этого требования на таких примерах:

 

• суд приговаривает Вас к пожизненному тюремному заключению (=> остаток жизни Вы проводите в тюрьме);

• собрание посвящает Вас в рыцари Черной Розы (=> с этого момента Вы становитесь рыцарем Черной Розы);

• завещаю Вам маленький чайник для заварки (=> после моей смерти Вы обладаете маленьким чай­ником для заварки) и т. д.

Эти примеры демонстрируют, так сказать, отчетли­во ощутимые последствия соответствующих высказы­ваний. Однако последствиями, разумеется, можно счи­тать не только такие радикальные изменения в жизни адресата, как отбывание пожизненного срока в тюрьме или приобретение маленького чайника для заварки, но и, скажем, случаи обычного согласия с адресантом или, наоборот, возникновение конфликта с ним. Любая ре­зультативная форма воздействия на сознание или по­ведение адресата считается выполнением пятого тре­бования к высказыванию, которому таким образом придается коммуникативная перспектива.

 

При всем многообразии коммуникативных пер­спектив можно тем не менее зафиксировать типичные формы приемов воздействия на адресата. Лучше все­го представление об этих приемах дает наблюдение над тем, каким образом коммуникативная стратегия говорящего преобразуется в его коммуникативную тактику. Механизм этого преобразования мы и обсу­дим сейчас.

Стратегическое представление о собственном наме­рении говорящего выражается в форме коммуникатив­ной интенции. Представления о коммуникативных ин­тенциях разных типов входят в коммуникативную компетенцию говорящего.

 

При терминологическом употреблении слова «ин­тенция» в него вкладывают следующий смысл (см. также Предисловие): интенция есть представление о способе объединения совокупности стратегических ходов для достижения коммуникативной цели.

При крайне объективной сложности и неразрешённости в науке отношений между такими категориями, как цель/цели, задача/задачи и намерение/намерения, удобнее, «практичнее» всего — чтобы избежать разного рода недоразумений, — представлять себе интенцию следующим образом. Интенция есть способ превраще­ния коммуникативной стратегии в коммуникативную тактику.

Понятно, что «замысел» (стратегия) и его «воплоще­ние» (тактика) вполне могут и не совпасть. Например, мне не удается убедить собеседника в моей правоте (же­лаемый результат коммуникативной стратегии, или ком­муникативная цель). Осознавая нереальность этой цели, я вполне могу «по пути» принять такое тактическое решение: мне следует удовольствоваться тем, что, ис­пользуя систему необходимых речевых ходов (интенция), я смогу убедить собеседника в необходимости подумать над его собственной точкой зрения, которая мне пред­ставляется спорной (это и будет моей новой тактикой).

Таким образом, интенцию можно действительно рассматривать как движущую силу коммуникативного акта на пути к поставленной говорящим цели.

Любой коммуникативный акт есть акт интернациональный, т. е. подчиненный интенциям коммуникантов. Поскольку я не вступаю в акт общения для того, чтобы «просто поговорить» (на то существует обширная груп­па фатических актов), я обязан «действовать». Дейст­венный характер моему вступлению в коммуникатив­ный акт придает моя интенция, то есть некий (иногда тайный, иногда «явный») умысел взаимодействия с со­беседником, от которого я всегда стремлюсь чего-ни­будь добиться для достижения моей (иногда объявлен­ной, иногда — нет) цели.

Как уже говорилось, носителями (агентами) намере­ний, вне всякого сомнения, являются коммуниканты, но, как еще не говорилось, реагентом (точкой приложения) их намерений является референт. Этот аспект проблемы коммуникации чрезвычайно существенен: часто бывает гораздо важнее знать, что в ходе коммуникативного акта происходит с референтом, чем иметь представления о том, что происходит с коммуникантами.

Ответить сначала на первый вопрос и только потом уже, при необходимости, на второй требуется потому, что сам выбор референта, не говоря уже о его интродук­ции (представлении), интенционально окрашен. Проис­ходит это вследствие того, что интенциональность ле­жит в природе человека. Свойство (и способность) человека «заряжать» передаваемый другому или другим референт есть явление объективное. Его невозможно «устранить» из общения, от него нельзя отказаться — понятно ведь, что я как-то отношусь ко всему, что попа­дает в мои руки! Я определенным образом присваиваю любой референт, превращая его в мой референт, и в коммуникативном акте передаю другому не референт как таковой, но мой референт. Одно из самых трагичес­ких, в частности и с точки зрения последствий, заблуж­дений есть заблуждение о том, что собеседники могут быть «объективными», т. е. обмениваться референтом как таковым, «чистым» референтом.

С точки зрения науки такая процедура обмена была бы вовсе лишена смысла. Референт как таковой, «чис­тый» референт, есть нечто, не принадлежащее никому (или принадлежащее сразу всем). Им практически да­же и обмениваться нельзя. Совершая процедуру упо­мянутого обмена, мы на самом деле обмениваемся не референтом (всегда — объективно — одним и тем же), а некоторыми «довесками» к нему в виде наших пред­ставлений, мнений, желаний, надежд, связанных с ним. И то, с чем партнер выйдет из коммуникативного ак­та, — есть мой «довесок» (может быть, уже преобразо­ванный в ходе коммуникативного акта) к так и оставшемуся загадочным референту; довеском этим партнер и будет (или не будет) пользоваться в дальнейшем.

Стало быть, освободить референт от меня в ходе ком­муникативного акта мне ни при каких обстоятельствах не удастся. И самое большее, на что я могу претендо­вать, — это понять или хотя бы отдавать себе отчет в том, сколько именно меня «вступило в соединение» с рефе­рентом и как это повлияло на состав референта. Интернациональный аспект анализа коммуникативного акта и предполагает изучение его с точки зрения того, в каком свете или в каком направлении представлен референт в ситуации речевого взаимодействия. Обычно таких на­правлений выделяется три и они соответствуют трем обсуждаемым типам речевой интенции:

положительная речевая интенция (презентация ре­ферента в позитивном свете);

отрицательная интенция (презентация референта в негативном свете);

нейтральная — иногда ее называют еще конструк­тивной — интенция (презентация референта в объек­тивном, во всяком случае, на уровне намерения, свете).

 

Было бы ошибкой сказать, что положительная интен­ция и отрицательная интенция — в отличие, скажем, от нейтральной (описание которой сопровождается соци­ально одобряемым словом «конструктивная») — означа­ют некритическое отношение к референту. Представлять себе первые два типа интенции как сугубо «беспринцип­ные» отнюдь не стоит. И не только потому, что в реаль­ности существует огромное количество референтов, действительно заслуживающих нашего одобрения (про­паганды, рекламы и т. п.) или порицания (критики, осуж­дения и т. п.), но и потому, что сама структура референта способна провоцировать к фиксации полярных его сто­рон. Тут многое зависит просто оттого, на какой из полюсов, прежде всего, направляет свое внимание говорящий или на какой из полюсов заставляет (фактически вынуж­дает) его направить конкретная речевая ситуация.

 

Легко представить себе, что наше отношение к одно­му и тому же явлению может меняться в зависимости от многих факторов, даже от таких «незначительных», как настроение в момент разговора. Сегодня поступок N представляется мне чудовищным, однако это не означа­ет, что завтра, послезавтра или через несколько дней (недель, лет) я не изменю своего отношения к нему на противоположное.

Характерный пример многократной смены ракурсов в рассмотрении референта описан, в частности, Куртом Воннегутом в его романе «Сирены Титана», где отноше­ние «народа» к главному герою произведения, Малачи Константу, видоизменяется на протяжении повествова­ния от обожествления (поклонения изображениям ге­роя) до обструкции (публичного сожжения фигурок идола), в то время как с самим референтом, находящим­ся вне планеты Земля, не происходит никаких измене­ний — и во время своих визитов на Землю он всякий раз с удивлением застает здесь полностью изменившуюся парадигму отношения к себе.

Мы сами были счастливыми (счастливыми потому, что приобрели некоторый серьезный прагматический опыт) свидетелями изменений парадигмы отношения ко многим и многим референтам вокруг нас на протяжении периода «строительства коммунизма». Авторитеты пере­шли в разряд пугал, пугала стали авторитетами, достоин­ства стали квалифицироваться как недостатки, недостат­ки — как достоинства и т. д. Смена «векторов» в отношении к событиям и людям повлекла за собой ре­структурирование тезаурусов и смещение критериев оценки. Трудно (а пожалуй, и невозможно, да и ни к че­му) рассматривать все эти тенденции как прогрессивные или регрессивные. Понятно одно: смена точек зрения всякий раз убеждает нас в том, что референтный мир от­нюдь не так однопланов, как нам порой представляется.

 

Итак, презентация референта может быть осуществ­лена тремя способами.

Представление референта в положительном свете задает референту благоприятную среду обитания. Ком­муникативная стратегия, предполагающаяся в таком случае, есть коммуникативная стратегия, неконфликт­ная по отношению к референту (что, однако, может не помешать ей быть конфликтной по отношению к комму­никативной стратегии адресата). Интенция одобрения воплощается в создании следующих коммуникативных актов:

акт пропаганды, процедура вербовки,

акт агитации, процедура поощрения,

акт рекламы, и т. п.

В каждом из этих случаев положительная интенция стимулирует к принятию референта, т. е. фактически означает приглашение адресата разделять одобритель­ное отношение адресанта к предмету взаимодействия.

 

В отличие от первого случая презентация референ­та в соответствии с отрицательной интенцией ставит референт в отношения конфликта с говорящим (что опять-таки может не означать конфликта со слушате­лем, который, предположим, оказывается солидарным с агрессивно настроенным адресантом). При таких об­стоятельствах внимание говорящего зафиксировано на тех сторонах предмета, которые заслуживают осужде­ния, что воплощается в создании коммуникативных стратегий типа:

акт порицания, процедура отказа,

акт критики, процедура выговора,

и т. п.

Со всей очевидностью все виды соответствующих коммуникативных актов направлены на формирование негативных оценок по поводу референта с последую­щим неприятием его.

Презентация референта в соответствии с конструк­тивной интенцией фактически означает приглашение к анализу референта «без, гнева и пристрастия», В этом случае коммуникантами осуществляется попытка (слишком часто, увы, тщетная) взвесить все «за» и «про­тив» и сделать некий объективный вывод. Конструктив­ная интенция предполагает коммуникативные страте­гии типа:

акт констатации, процедура обсуждения, акт демонстрации статистическая процедура, признаков, процедура анализа

и т. п.

Однако, как справедливо заметил А. Роб-Грийе, единственно возможный способ объективной характе­ристики предмета есть констатация его присутствия в мире. Такой результат коммуникативного акта обычно не может устроить коммуникантов, и потому «объектив­ный» вывод о состоянии референта по окончании ком­муникативного акта с интенцией конструктивного типа, как правило, также оказывается пристрастным, хотя, может быть, и более обстоятельно обоснованным.

Коммуникативный опыт, накопленный современни­ками, свидетельствует о том, что «лобовое воздействие» интенцией часто приводит к результату, обратному ожидаемому. Так, например, если меня «поймали» на ак­те пропаганды (даже в том случае, если я искренне убежден в необходимости публичного одобрения рефе­рента и имею для этого все необходимые мотивы), дове­рие ко мне собеседника уже отчасти подорвано. Более того, есть речевые ситуации, вообще исключающие пря­мое обозначение интенции (скажем: сейчас я начну хва­лить Вас; я ругаю Вас и др. под.).

Вот почему коммуникантам необходимо знать неко­торые приемы косвенного выражения интенции в речи. Приемы косвенного выражения интенции подчинены, в частности, следующим принципам:

• всегда существует возможность выбора нужного слова из группы слов, характеризующих один и тот же предмет (одно и то же явление) принципиально по-разному (ср.: баловникправонарушитель);

• всегда существует возможность выбора способа представить одно и то же количество (одно и то же число) принципиально по-разному. Ср.: эффект от представления численности населения Москвы: восемь с лишним миллионов человек,

8 с лишним миллионов человек, 8.793.000 человек, около девяти миллионов человек, около 9 миллионов человек, около 9 000 000 человек, почти десять миллионов человек, почти 10 миллионов человек, почти 10 000 000 человек;

• всегда существует возможность нужным — модаль­ным — образом оттенить выгодное или невыгодное слово (ср.: якобы преступник — определенно пре­ступник);

• всегда существует возможность сыграть на противо­речии (ср.: У меня к Вам маленькая просьба: Вы не за­держитесь часиков на шесть-семь после работы?);

• всегда существует возможность проекции одной си­туации на другую (ср.: N — бабник. N — донжуан);

• всегда существует возможность уйти в многословие или в специальную терминологию (ср.: Поэтическая функция проецирует эквивалентности с оси селек­ции на ось комбинации);

• всегда существует множество других возможностей.

 

Впрочем, безусловно, право выбора «направления» коммуникативной интенции, а также предпочтения пря­мых или косвенных форм ее выражения есть свободное право каждого говорящего. Единственным в этом смыс­ле следует иметь в виду в качестве обязательной реко­мендации — это непротиворечивость в выражении ин­тенции.

На самом деле, для говорящего даже не так важно выбрать «правильную» интенцию. Тем более, что как таковых «правильных» интенций не существует: суще­ствуют, может быть, более и менее оправданные ин­тенции. То есть, например, положительная интенция при описании злодеяний преступника не относится к разряду ожидаемых; точно так же, как отрицательная интенция при рассказе о детях-сиротах едва ли встре­тит сочувствие собеседника. Хотя, вообще говоря, ни в той, ни в другой ситуации названные интенции отнюдь не исключены: они могут быть спровоцированы как самим референтом, так и социальным, например, кон­текстом, — если преступник, скажем, окажется сиро­той, а дети-сироты — преступниками и т. д.

В любом случае для говорящего гораздо важнее оста­ваться верным выбранной им интенции на протяжении всего коммуникативного акта. Ибо ничто не удаляет го­ворящего от коммуникативной цели так стремительно, как внутренняя противоречивость интенции.

Одобрять и в то же время порицать, рекомендовать и в то же время предостерегать, утверждать и в то же время отрицать, т. е. осуществлять любую коммуника­тивную стратегию по модели: с одной стороны, нельзя не сознаться — с другой стороны, нельзя не признать­ся, — прагматически безответственно. Стратегии по­добного типа, вне всякого сомнения, саморазрушительны или, по-другому, не имеют коммуникативной перспективы.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.