Картина пятая. Приемная в доме генерал-губернатора

Приемная в доме генерал-губернатора. Из смежного салона слышны звуки вальса и видны на противоположной стене вальси­рующие тени.

Губернатор. Я прошу тебя, Маруся, делай так, как я тебя прошу. Они вероятно сейчас придут. Ты знай свое дело. Они мне нужны, понимаешь? Нужны для очень и очень большого дела.

Мария Тимофеевна. Зачем все это, Тома? По-моему, они вовсе уж не такие дурные люди.

Губернатор. Маруся...

Мария Тимофеевна. Взять хотя бы Саламова. Он очень хороший человек. Поди посмотри только, какие он прислал яблоки, какие цветы!

Губернатор. Ты напрасно смешиваешь это дело с яблоками. Это — не яблоко. Это — не шутка. Это — по­литика. Не будь этого, темная разъяренная чернь унич­тожит и его самого.

Мария Тимофеевна. Тома...

Губернатор. Ты пойми, Маруся, что это — борьба. Это — большая игра.

МарияТимофеевна. Но играть с жизнью людей...

Губернатор. Я бы очень просил тебя в эти дела не вмешиваться. Если я их не уничтожу, они уничтожат меня. Ты поступай так, как я тебе говорил. Прими гостей ласково, л все. От этого ты будешь в большом выигрыше,

Мария Тимофеевна. Хорошо.

Входят полицеймейстер. Мария Тимофеевна уходит.

Губернатор. А-а, поручик, вы пришли? Скажите, что нового?

Полицеймейстер. Сейчас по всем стенам рас­клеены прокламации, призывающие рабочих к выступ­лению, разгрому тюрьмы и освобождению политических арестантов.

Губернатор. Посмотрим... Поручик, кто сейчас руководит движением?

Полицеймейстер. Точно неизвестно, ваше пре­восходительство. Часто выступают Эйваз Асриян, Воло­дин, Теймур Балаев...

Губернатор (перебивая). Значит, интернационал. (Лукаво улыбаясь). Надо разгромить.

Полицеймейстер. Наши люди работают среди них, ваше превосходительство, но они очень осторожны.

Губернатор. Поручик! Надвигаются крупные со­бытия. Их надо предупредить. Одни аресты не помогут. Тут нужна кровь. Все дело в крови. Чем больше человек набирает крови, тем он беспокойнее, и чем больше отда­ет ее, тем смирнее. Следуйте за мной, поручик, слушайте мои приказания.

Они переходят в смежную комнату. Входят А м и р-А слан, С у-л е и м а н-б ек и Агаяр с большой корзиной цветов в руках. Гор­ничная хочет взять цветы, но Амир-Аслан останавливает ее.

Амир-Аслан (горничной). Постой, постой, не тро­гай, а то в суматохе и не узнают от кого. На тебе пока синенькую. При выходе получишь еще. Эй ты, Агаяр, по­ложи-ка это сюда. Да осторожно ты, буйвол неотесан­ный. Смотри, как понял их. Ну, теперь проваливай. Ска­жи ребятам, чтобы ждали за углом. Еще вот что, пусть не собираются группами, а стоят по одному, по два.

Агаяр уходит.

Ну, Сулайман-бек, пойдем.

Су л е й м а н - б е к. Постойте, Амир-Аслан-бек. Без предупреждения входить неудобно. Девушка пошла док­ладывать. Придет хозяйка и встретит нас здесь.

Амир-Аслан. Да ну, уж ничего, свои собаки.

С у л е й м а н-бек. Только, Амир-Аслан-бек! Ваша позиция нарушает нашу национальную политику, ибо мы стремимся хотя бы временно использовать революцион­ное движение и выставить вопрос об автономии.

Амир-Аслан. Эх, скажешь же ты, Сулейман-бек, право. Почему ты не хочешь понять? Пойми же, мне тайком сам губернатор сказал. Я его обильно смазал, черт побери, какой же там еще рабочий? Это все фор-тель. Тут дело совсем в другом, все дело в промыслах, понимаешь?

С у л е й м а н-б е к. Во всяком случае сопротивляться революционному движению не в пользу нашей нацио­нальной политики. Это парализует нашу позицию. Подъ­ем и прогресс мусульманской нации...

Амир-Аслан. Будь ты проклят, чертов Мамедка. Оставил большого медведя здесь и ищет его по горам. Да ты пойми, мне сам губернатор тайком шепнул. Только не говори никому. Тут дело обстоит иначе. Ты не знаешь. Понял?

Мария Тимофеевна (входя). А-а-а, Амир-Аслан-бек, я вас давно ждала. Я вас так уважаю и думала, что в день моего рождения вы будете у меня первым. Я вам на самом почетном месте стул оставила.

Амир-Аслан (путая отчество Марии Тимофеевны). Мария Фитомифовна, вы конфузите меня. (Берет корзи­ну, тихо Сулейман-беку). Ну-ка, Сулейман-бек, скажи несколько высокопарных слов.

С у л е и м а н-б е к. Многоуважаемая графиня!

Амир-Аслан. Какая там графиня, ты лучше по име­ни назови.Она сама любит, когда обращаются к ней по имени.

С у л е й м а н-б е к. Я имя забыл.

Амир-Аслан. Мария Фитомифовна.

Су л е и м а н-б е к. Мария... Многоуважаемая графиня!

Амир-Аслан. Опять он про графинку... Мария Фи­томифовна...

С у л е й м а н-б е к. Многоуважаемая графиня...

Амир-Аслан. Чертов тупоумный болван. Графинка да графинка.

Сулейман-б е к. Ваш день святого ангела являет­ся большим счастьем для нас, верноподанных. Мы верим, что культура, прогресс и благополучие всех наций, находящихся под управлением великой российской империи, и особенно наше национальное благополучие...

Амир-Аслан. Опять он о национальном благополу­чии... Послушай, да ты не суй туда национальное. Ты говори про цветы. Скажи, что Амир-Аслан привез из Mapдакян.

Сулейман-бек. Наше национальное счастье и на­циональное благополучие...

Амир-Аслан. Опять национальное... Ханум, эти цветы привезли из Мардакян сию минуту, только что сорвали. (Сулейман-беку). Куда же поставить эти про­клятые цветы? Сукина дочь и поднять не сумеет.

С у л е й м а н-бек. Дайте, я поставлю на стол.

Амир-Аслан. А тут пара сережек. (Передает Ма­рии Тимофеевне). Сулейман-бек, ты прекрасно говоришь, скажи, что вчера из Нижнего получили.

С у л е и м а н-б е к. Многоуважаемая графиня!

Амир-Аслан. Только ради бога не начинай опять о своем национальном.

Мария Тимофеевна (разглядывая серьги), О-о-о!..

Амир-Аслан. Сулейман-бек, что она сказала?

С у л е й м а н-б е к. По-французски говорит... Много­уважаемая графиня!

Амир-Аслан. А что же говорит?

Сулейман-бек. А я почем знаю... Многоуважаемая: графиня! Преподнося вам этот незначительный подарок...

Амир-Аслан. Скажи, что Амир-Аслан сам принес.

Сулейман-бек. Преподнося этот маленький пода­рок, мы надеемся, что подъем и благополучие нашей на­циональной действительности под защитой верховной власти его императорского величества...

Амир-Аслан. Будь ты трижды проклят. Чертова кукла. Прицепился к этой самой проклятой националь­ности и никак не отвяжется. (Оттесняя Сулейман-бека). Мария Фитомифовна! Это — настоящие бриллиантовые. Вчера с ярмарки получили.

Мария Тимофеевна. Спасибо, большое спасибо. Это — замечательно. Я всегда считала вас за самого близ­кого мне друга.

Амир-Аслан. Это — вещь особенная, интересная. В темноте светит.

Мария Тимофеевна. Вы всегда придумываете какой-нибудь сюрприз.

Амир-Аслан. Сюрприз? Сулейман-бек, это что та­кое будет? Мария Фитомифовна, приз, приз, настоящий. А ну-ка, потушите свет и посмотрите в темноте.

Мария Тимофеевна. Сию минуту. (Направляет­ся к выключателю).

Амир-Аслан. Слушай, Сулейман-бек. Ты при муже заведи разговор о сережках. А то спрячет, сука, сережки, а муж и знать не будет.

Мария Тимофеевна (потушив свет). Это самый лучший подарок сегодня.

Губернатор (входя). Это что такое? Кто потушил свет? Кто здесь?

Ами р-Аслан. Я... Я... Тихум Ерисуич.

Мария Тимофеевна. Посмотри, Тома, что мне Амир-Аслан-бек преподнес. (Зажигает свет).

Губернатор. А-а-а, Амир-Аслан-бек... можно бы­ло подумать, что вы потушили свет с намерением поуха­живать за моей женой.

Амир-Аслан. Но, но, не дай бог, Тихум Ерисуич. Она мне как мать и сестра. Будьте покойны на этот счет. От курда, как говорят, всего можно ожидать, кроме во­ровства.

Губернатор. Я курдов очень люблю. Смелый на­род. Не будь их, Турция никак не справилась бы с этими армянами. Ужасный народ. Их избивали в Турции, а они тут собираются мстить.

С у л е й м а н-б е к. Ваше превосходительство! Во вся­ком случае мы, верноподанные его императорского ве­личества и верные сыны великой российской империи, в деле процветания и благополучия нашей национальной действительности вправе ждать от вас помощи, обеспе­чения национальных прав...

Амир-Аслан (перебивая). Ну, положим, тут армя­не ничего не смогут сделать... Только помахаю папахой и пятьсот маштагинцев подымутся, как один человек. Камня на камне не оставят. Если они имеют вражду с Турцией, то мы тут ни при чем. Турция себе особый царь. С ослом справиться не могут, по седлу бьют.

Губернатор. Не посмеют бить. Пока я жив, с го­ловы мусульман ни один волосок не упадет.

Мария Тимофеевна. Тома, идем в другую ком­нату, к гостям. Амир-Аслан-бек, пожалуйста!

Губернатор. Мария Тимофеевна, вы не даете мне возможности хотя бы один вечер свободно провести в обществе своих искренних друзей.

С у л е й м а н-б е к. Весьма признательны, ваше пре-восходител ьство.

Губернатор. Сулейман-бек. оставьте официаль­ности, зовите меня просто Тихон Елисеевич. Я хочу се­годня быть со своими друзьями, побеседовать с ними по-дружески и отдохнуть.

Мария Тимофеевна. Нет, нет, Тома. Ничего по­добного. Сегодня Амир-Аслан-бек весь вечер будет со мной. Он любит меня больше всех твоих друзей и сегодня пришел вовсе не к тебе, ако мне.

Губернатор. Мария Тимофеевна, а что вы скаже­те, если я сейчас же отобью его у вас.

Мария Тимофеевна. Этого не может быть. Преж­де всего он — мой друг. Вот тебе он ничего не принес, а мне принес такие блестящие камни.

Амир-Аслан. Мария Фитомифовна, и ему принесу, клянусь вашими детьми...

Губернатор. Это ничего, что он про меня не вспом­нил. Зато я ему приготовил такой подарок, что даже твои камни перед ним потускнеют. И прямо от его император­ского величества. Постойте, я сейчас принесу.

Мария Тимофеевна. Идем вместе, Тома. Что бы там ни было, а я хочу сама преподнести Амир-Аслан-беку.

Губернатор. А, так ты хочешь и благодарность сама получить.

Амир-Аслан. Тихум Ерисуич, клянусь вашей голо­вой, я вам обоим буду должен.

Губернатор. Хорошо, идем. (Уходит с женой). Амир-Аслан. Клянусь, Сулейман-бек, это замеча­тельная женщина, душа-человек.

Су л е и м а н-б е к. Он и сам, как человек, очень доб­рый.

Aмир-Аслан. О-о-о, про него и говорить нечего. Прямо ангел. Принять бы ему и религию нашу, тогда бу­дет прямо безупречный. Я все говорю тебе, называй этих сукиных детей по имени, а ты все про графин, да про ско­вородку. Я же знаю, сам он мне как-то сказал. Видишь, наконец, он и тебе сказал, что меня называйте Тихум Ерисуич. А жену — Мария Фитомифовна.

С у л е й м а н-б е к. Амир-Аслан-бек, в том стиле, как вы говорите, нельзя.

Амир-Аслан. Почему это нельзя? Фито не знаешь? Мифо не знаешь? Соединим, и будет Фитомифовна... Хо­рошо, что сам пришел и увидел серьги.

С у л е й м а н-бек. А вы заметили, как я старался ис­пользовать их для благополучия нашей национальной лолитики. И вообще национальное благополучие должно быть на первом плане нашей позиции. С этой целью мы особенно должны пользоваться такими вечерами.

Амир-Аслан. Если тебе что надо, лучше мне гово­ри. Кого хочешь, я в двадцать четыре часа с Кавказа вышлю.

Возвращаются Мария Тимофеевна и губернатор.

Губернатор. Видите, Амир-Аслан-бек, опять она меня обманула.

Мария Тимофеевна. Ну, Амир-Аслан-бек, это действительно большое дело, и вас надо поздравить. А ну-ка, подойдите ближе.

Губернатор. А бумагу уж передам я сам. Его им­ператорское величество особо отмечает этим свое боль­шое внимание к татарам, а вас за вашу верность изволил осчастливить высшим орденом. Пожалуйста, вот копия высочайшего указа.

Мария Тимофеевна (приколов медаль к груди Амир-Аслана). Посмотри, Тома, как к нему идет! Теперь магарыч за вами.

Амир-Аслан. Сулейман-бек, я слишком взволно­ван, язык мне не подчиняется. Скажи от моего имени не­сколько слов.

С у л е й м а н-б е к. Ваше превосходительство! Высо­чайшее внимание его императорского величества к нам, тюркам...

Амир-Аслан. Да что ты все суешь тут тюрок. Он еще подумает, что ты намекаешь на что-нибудь...

С у л е й м а н-б е к. Высочайшее внимание его импера­торского величества к нам, кавказским тюркам и тата­рам, дает верный залог на процветание нашей нацио­нальности под высочайшим покровительством его импе­раторского величества.

Амир-Аслан. Ну, опять заладил про свое прокля­тое национальное.

С у л е й м а н-б е к. Мы надеемся, что его император­ское величество, во внимание к нашей верности и само­пожертвованию, защитит заслуживаемые нами нацио­нальные права и ввергнет нас в безграничную радость.

Амир-Аслан. Вот, чертова кукла, расставил под­ряд все это национальное и жарит, как из пулемета... (Оттолкнув его). Мария Фитомифовна, царь мне дал боль­шое счастье. За эту медаль завтра же ваш палец украсит самый дорогой бриллиант нашего города. Тихум Ерисуич, я в долгу не останусь, заплачу и ваш долг... Ну уж, ко­нечно, с толком я говорить не могу...

Мария Тимофеевна. А по-моему, вы говорите с замечательным толком, всегда коротко и ясно. Ну, гос­пода, надо проведать и других гостей Я вас жду там. (Уходит).

Амир-Аслан. Тихум Ерисуич, царю напишите, что мы, кавказские мусульмане, душой и телом, и головой готовы служить царю. А кто промолвит про нашего царя что-либо, я ему прямо челюсть выбью. Приказ его, а ис­полнение наше. Все, что надо будет, вы только подмор­гните, а дальнейшее — наше дело.

Губернатор. Только, друзья, секрет между нами. Вы по возможности будьте осторожны с этими армянами. Ужасный народ.

Амир-Аслан. Тихум Ерисуич, какое нам дело до армян. Как говорят, Ардебил большой город, каждый у себя хозяин.

С у л е й м а н-б е к. Мы готовы уважать права всех наций и со всеми быть в дружбе.

Губернатор. Так и надо, между нами говоря, ар­мяне, кажется, что-то замышляют. Только нас боятся. Подумайте, какая наглость! Сидит в лодке, да еще с ло­дочником дерется.

С у л е и м а н-б е к. А из чего, ваше превосходитель­ство, можно заключить, что армяне замышляют...

Губернатор. Из чего? Да из всего. Я все время старался скрыть от вас. На днях Агамов обратился ко мне с заявлением о том, что две фонтанирующие буровые Саламова находятся на участке, который он арендовал у управы. Что это значит? Не значит ли это сидеть в лод­ке и драться с лодочником? Дипломат должен уметь раз­бираться в тонкостях.

Амир-Аслан. Как? Как? Что он болтает? Быть мо­жет, этот сукин сын хочет, чтобы разложили его на мо­стовой и до того избили, чтобы керосином от него запах­ло? Этот участок был гумном моего деда, у меня купчая в руках; а он хочет захватить его у меня.

Губернатор. В том-то и дело. Если дать им волю, так они всех татар отсюда выгонят.

Амир-Аслан. Кто же им это позволит? Дай воз­можность покойнику, и он из савана вылезет.

С у л е й м а н-б е к. Но это ведь можно рассматривать как дело личное.

Губернатор. Нет, это система. Это план. Это — часть плана великой Армении.

Амир-Аслан. Нет, брат!.. Тихум Ерисуич прав. Это дело не личное. Это — настоящая национальная война.

Губернатор. Простите, Сулейман-бек. Вы недо­статочно вникаете в глубину вопроса. Управа у них в ру­ках. Совет съездов нефтепромышленников у них в руках. Инженеры свои. Что хотят, то и делают. Вот, взял же чу­жой участок и насильно перевел на свое имя.

Амир-Аслан. А что, это не национальная война? Хорошо, сукин сын Агамов. Завтра же я приду в совет съезда и так тебя выгоню оттуда, что и сам похвалишь. Нет, это настоящая национальная война. Ну что, слышал, Сулейман-бек? Что я тебе говорил? Да ведь и мы кое-что уже знаем.

С у л е й м а н-б е к. Но позвольте, это еще не приняло такой острой формы. Можно и нужно его ликвидировать в самом зачатке. Мы можем обратиться к армянской ин­теллигенции.

Губернатор. Положение весьма серьезно. У вас нет дерущихся людей. Главари вашей нации, словно воды в рот набрав, сидят себе спокойно. Ни богу свеча, ни чер­ту кочерга.

Амир-Аслан. Правильно, правильно. В наших му­сульманах толку мало. Ведь если бы не я, этот Агамян и в Думу бы не прошел.

Губернатор. На днях я предложил Сулейман-бека на пост заместителя городского головы. И что же вы думаете? Все армяне в один голос запротестовали.

С у л е й м а н-б е к. Как запротестовали? Ну, конечно, они стараются провести своего. Несомненно, это резуль­тат национального антагонизма.

Губернатор. Я ведь большой сторонник мусуль­ман, я тюркофил. Я и в Петербург писал. Завтра же я проведу Сулейман-бека заместителем головы. Вы только-научите своих людей, чтобы не сидели молча, словно деревянные идолы. Вы только людей мне давайте, осталь­ное я сам знаю.

Амир-Аслан. Ну, уж если дело до людей дошло, будьте покойны. Столько я вам дам людей, что хоть со­бак кормите.

Губернатор. Затем не забывайте, что армяне ра­ботают, неустанно и усердно работают. Императору пос­лали больше десяти петиций. Соберитесь и вы, устройте какую-нибудь демонстрацию, громко проявите готовность служить царю, чтобы я имел какое-нибудь основание, до­кумент.

Амир-Аслан. Это — сущий пустяк. Наварил супу и щей, и дело готово.

С у л е й м а н-б е к. Ваше превосходительство, до сих пор нас все время только стесняли, отказывали нам в признании наших национальных прав. Единственный вы, ваше превосходительство, оказываете нам такую по­мощь. Распоряжайтесь нами, как хотите, готовы на все, чтобы доказать свою верность престолу.

Губернатор. Только, друзья, все это между нами. И вам сказал по дружбе. Мне кажется, что Агамян соби­рается послать своих людей и загородить эти буровые. Только я очень прошу, не устраивайте скандала из-за этого.

Амир-Аслан. Загородить мои буровые!.. Пусть только попробует сунуться.

Губернатор. Вы будьте осторожны. По возможно­сти избегайте скандала. Я уже говорил Агамяну, и сегод­ня скажу, если он придет. Их только я и сдерживаю. Я их предупредил, что вооружу мусульман, и они всех вас с лица земли снесут. Но оружия у них много.

Амир-Аслан. Будь я последний сукин сын, если дубиной не выгоню их из города.

Губернатор. Ну, оружие это — легкое дело. Если уж на то пойдет, я вам и оружие выдам. Я и своих каза­ков сумею дослать вам на помощь. Я сделаю все, что от меня зависит. Что же вам еще надо?

Амир-Аслан. Значит, он хочет загородить мои бу­ровые? Хорошо. Посмотрим.

Губернатор. Ну, это пустяки. Кто подойдет к тво­им буровым, уложи на месте. Я отвечаю.

Амир-Аслан. Спасибо, Тихум Ерисуич. Мы, му­сульмане, всегда душой и головой готовы к услугам. Что же касается до Агамяна, то посмотрим.

Губернатор. Тсс... Вот, кажется, он и сам. Очень прошу вас, друзья, из моих слов не делать скандала. По возможности старайтесь обойтись по-хорошему. Я сам сейчас поговорю с ним. Вся эта революционная сумато­ха — одна западня, а истинное дело гораздо глубже, толь­ко я не могу всего вам сказать, а то у вас горячая кровь...

С у л е й м а н-б е к. Несомненно, что все это с их сто­роны подготовка к национальной вражде.

Губернатор. Слава богу, вы сами хорошо знаете. Что еще мне вам сказать? Ну, господа, пока простите. (Уходит).

Амир-Аслан. Ну что, видел, господин Сулейман-бек? Бороды не имею, словам моим никто не верит. Лю­ди работают, дело делают, а вы все твердите, националь­ное и национальное.

С у л е й м а н-б е к. Но это ведь дело чисто националь­ное. Я имею определенные убеждения. Я революционер своей нации.

Амир-Аслан. Нужно поскорее устроить это собра­ние, а там и телеграмму прямо царю...

С у л е й м а н-б е к. Там же на собрании можно будет обсудить и вопрос о выборах.

А м и р-А слан. Ну, пусть я буду не я, если не застав­лю стащить избирательные шары этого Агамяна вместе с ящиком. Надо оценить эту услугу губернатора.

С у л е й м а н-б е к. Это — единственный человек, ко­торый поддерживает тюрок. Сюда идут. Удалимся.

Амир-Аслан. Погоди минутку, этому Агамову я хочу сказать пару слов.

С у л е й м а н-б е к. Нет, нет, Амир-Аслан-бек. Я очень прошу вас не делать этого, в таком высшем обществе можно опозориться. Это можно сказать и после. Уйдем отсюда. (Уводит его).

Входит губернатор вместе с А г а м я н о м.

Губернатор. Я очень прошу вас быть осторожнее с этими татарами. Ведь дикий народ. Конечно, я во всем готов поддержать вас, и оружием, и, если понадобится, даже людьми. Только очень прошу, чтобы все это оста­лось между нами.

А г а м я н. Хорошо. Я подам прошение завтра же.

Губернатор. Копию прошения передайте мне и завтра же поставьте своих людей и стройте забор. Кто вмешается, уложите на месте, отвечать буду я.

А г а м я н. Ничего, ничего, посмотрим. Он хочет при­своить арендованный мною участок? Посмотрим, как это он сделает?

Губернатор. Конечно, я не допущу, чтобы за ту­рецкие дела они рассчитывались в стране, находящейся под моим управлением, притом с моими же единоверца­ми, с христианами... Вы чуточку посидите здесь, я сейчас распоряжусь. Только этого Эйваза Асрияна надо во что бы то ни стало взять в свои руки и склонить на свою сто­рону. Среди рабочих он имеет влияние.

А г а м я н. Это, уж будьте покойны, я сам сумею.

Агамян садится, генерал-губернатор переходит в другую комнату.

Из зала выходят Амир-Аслан и С у л е й м а н -б е к.

Амир-Аслан. Эй ты, Агамов, сукин сын, ты настоль­ко зазнался, что против меня идешь, мои скважины при­своить хочешь?

С у л е й м а н-б е к. Амир-Аслан-бек, прошу тебя, здесь не место...

А г а м я н. Если ты мужчина, не ругайся. Говори как мужчина и жди ответа.

Амир-Аслан. А почему мне и не ругаться? Захочу и глаза тебе выколю, и челюсть выбью... Сукин сын...

А г а м я н. Говорю тебе, не ругайся. Участок мой, тебя спрашивать не стану, загорожу, и все тут. Если ты муж­чина, заговори в другом месте и получай ответ.

Амир-Аслан. А ну-ка, выходи на улицу, рассчита­емся. Здесь вам не Стамбул. Ваши жилища по ветру пу­щу, жен и детей перережу, сукин сын.

Мария Тимофеевна (входя). Амир-Аслан-бек!.. Что случилось? Рубен, да что такое?

А г а м я н. Напрасно вы думаете, что здесь вы може­те чувствовать себя, как в Турции. Заткни глотку, тебе говорю, а не то зубы выбью. Всех вас из пулемета пере­стреляю. Меня зовут Агамяном. Участок мой, что захочу, то с ним и сделаю.

Мария Тимофеевна (тревожно). Амир-Аслан-бек... Вы... Тома! (Убегает).

Сулейман-бек. Амир-Аслан-бек, не говори, пожа­луйста. Здесь не место. Наша национальная позиция...

Амир-Аслан. А ну постой, постой. Вот, я имею ме­даль, от самого государя, а ты мне зубы хочешь выбить? Мне? (Бросается на Агамяна, ударяет его кулаком в лицо).

Вбегают Мария Тимофеевна, губернатор и несколь­ко гостей.

Губернатор. Амир-Аслан-бек... что это такое? В моем доме?

Мария Тимофеевна. В день моего праздника?!..

Губернатор. Рубен, это нехорошо с вашей сторо­ны. Если вы имеете личные счеты, можете сводить их где угодно, только не в стенах моего дома.

А г а м я н. Ваше превосходительство...

Губернатор. Ни слова. Нет. В моем доме делать такие вещи нельзя... Амир-Аслан-бек, я пригласил этих гостей, как друзей...

Мария Тимофеевна. Амир-Аслан-бек, нельзя же так на самом деле. Идите сюда.

Амир-Аслан (угрожая Агамяну). Хорошо, мы еще рассчитаемся. (Уходит с Марией Тимофеевной).

Губернатор. Что это такое, Рубен? Что я тебе го­ворил вчера? Я предупредил, что они замышляют что-то и нужно быть осторожным. Народ дикий. Всякое дело имеет свое время и свое место. А это что же? Он вам раз­бил лицо, пройдите, пожалуйста, в умывальную.

А г а м я н. Ничего не значит, Тихон Елисеевич. Он опозорил меня в таком большом обществе, пускай. Толь­ко вы будьте свидетелем.

Губернатор. Да я вижу, вижу. Но что я могу сде­лать здесь, в своем доме? Ты действуй там, где надо, я стою за тобою.

Агамян переходит в другую комнату. Губернатор подходит к двери и вызывает Амир-Аслана.

Губернатор. Амир-Аслан-бек, пожалуйте сюда. Ведь я же сказал вам, будьте осторожнее. Во всяком слу­чае в моем доме...

Амир-Аслан. А он мне говорит, выходи на улицу, рассчитаемся.

Губернатор. Да я тебя великолепно понимаю. Зло у них в крови. На твоем месте я и сам бы не выдержал. Только здесь не место сводить счеты. Надо действовать так, чтобы никто об этом не знал. Ты сделай что надо, потом приходи ко мне, и я выручу.

Ами р-Аслан. Ничего, ничего. Я еще с ним поговорю.

Губернатор. Здесь нехорошо, Амир-Аслан-бек. Пойдем.

Направляется в зал. Из смежной комнаты выходит полицей­мейстер.

Полицеймейстер. Все готово, ваше превосходи­тельство.

Губернатор возвращается обратно к нему. Амир-А слан уходит.

Губернатор. Все, что я написал вам, поручик, нуж­но выполнить в эту же ночь. Не позднее двух дней двое должны умереть — один тюрок, другой армянин. Кто и как тебе самому будет виднее. Обо всем докладывать мне. Вы свободны, можете идти.

Полицеймейстер. Слушаюсь, ваше превосходи­тельство. Все будет выполнено, как приказано.