Глава Двенадцать

Поразмыслив, позвонит ли Стерлинг ему на каникулах, Оуэн, к своему сожалению, пришел к выводу, что вряд ли. Не потому что с глаз долой, из сердца вон — он был уверен, что Стерлинг будет думать о нем время от времени, — просто Оуэн не вписывался в тот мир, в который возвращался Стерлинг.

Впрочем, как и сам он.

Услышать его голос было чертовски неожиданно, телефонный звонок, когда он только выключил свет и почти начал засыпать, подействовал не хуже чашки эспрессо. И все же ему понадобилась пара секунд, чтобы понять, о чем говорит Стерлинг.

— Перед домом? Ты здесь? — Он потер глаза и прикрыл их, пытаясь нащупать выключатель на прикроватной лампе. Яркий свет помог наконец начать соображать, и Оуэн открыл глаза и заморгал. — Боже, да, конечно, можно. Я сейчас спущусь.

— Спасибо, — сказал Стерлинг.

Когда Оуэн открыл дверь, мальчик ждал на крыльце, все еще сжимая в руке мобильник. Даже в тусклом свете уличного фонаря, Оуэн видел синяк на его скуле, кожа опухла и покраснела.

— Прости, — прошептал Стерлинг, слегка пожав плечами. — Я не знал, куда еще пойти. — Его лицо сморщилось, и он поднял свободную руку, чтобы закрыть его, плечи затряслись.

Оуэн был босиком, и морозный воздух забирался под полы халата, который он накинул на голое тело, сбегая по ступенькам, но все равно шагнул на крыльцо и обнял Стерлинга. Правда, объятие вышло недолгим, но он не убрал руки с плеча Стерлинга, пока вел его в дом, и как только дверь за ними захлопнулась, снова прижал к себе.

Дрожь, пробегавшая по телу Стерлинга, все усиливалась. Оуэн слышал, как стучат его зубы, хотя внутри было тепло, а на мальчике был толстый пуховик. Шок, а вовсе не температура, явно вызвал эту реакцию. Стерлинг уже всхлипывал, тихо, судорожно, так что почти не мог дышать и тем более — говорить. Оуэн погладил его по волосам и изо всех сил притиснул к себе, но тот, видимо, не собирался успокаиваться, поэтому пришлось отпустить его. Взяв Стерлинга за руку, Оуэн провел его в гостиную и усадил в кресло у камина, там уже тлели угли, но все равно было тепло.

— Садись, Стерлинг, — сказал он тоном, требовавшим повиновения. — Я налью нам выпить, а когда вернусь, ты успокоишься, и мы поговорим, понятно?

Чтобы наполнить два стакана и принести их в гостиную, понадобилось немного времени, но когда он вернулся, Стерлинг уже скинул куртку и вытирал слезы. Он поднял глаза на Оуэна, но тут же отвернулся и ничего не сказал.

— Выпей это, — приказал Оуэн, вручив ему стакан. Это было виски, и при обычных обстоятельствах Оуэн не стал бы предлагать его несовершеннолетнему по множеству причин, но сейчас он решил сделать исключение, потому что было ясно, что Стерлингу просто необходим тот легкий успокаивающий эффект, который оказывает спиртное.

Стерлинг сделал глоток и откинул голову на спинку кресла.

— Прости… я был немного расстроен. Со мной уже все в порядке.

— Очень сомневаюсь, но уверен, у тебя есть на то причина. Расскажи, что случилось.

— Да ничего особенного, просто я родился не в той семье, — усмехнулся Стерлинг, уставившись в огонь. — Мой отец — ублюдок, а моя мать всегда на его стороне. Я наконец-то сказал обо всем ему и сестре… и он вышел из себя… это было глупо, ведь он знал, просто я никогда не говорил ему этого.

— И твои слова вызвали такую реакцию? — спросил Оуэн, нежно проведя пальцами по кровоподтеку на щеке Стерлинга. Он с трудом сдержал гнев, когда тот едва заметно кивнул. Он сам оставил на теле Стерлинга множество синяков, делал такое, по сравнению с чем какой-то удар кулаком — мелочь… черт, да он заставлял Стерлинга плакать от боли.

Но это не одно и то же.

Черт побери, не одно и то же!

Очень медленно, следя за каждым движением Стерлинга, он сжал его подбородок и повернул лицо на свет. Стерлинг посмотрел на него потухшими глазами. Этот померкший взгляд выводил Оуэна из себя даже сильнее синяка на принадлежащем ему теле, поставленного рукой, которую нельзя было поднимать. Может, Стерлинг и взрослый, но он сын Бейкера, а ударить своего ребенка…

Оуэн сделал глубокий вздох и легко коснулся губами покрасневшей щеки, словно ставя свою метку поверх чужой и жалея, что на самом деле поцелуи не утоляют боль.

— Немного арники — и опухоль спадет, удар пришелся достаточно далеко от глаза, так что яркого фингала у тебя не будет. Ты все такой же хорошенький, не волнуйся.

— Я просто… очень устал. — Стерлинг и в самом деле выглядел каким-то измученным, и Оуэн порадовался, что тому удалось доехать сюда, не попав в аварию. Подумать только, что он испытал бы, узнав, что Стерлинг слетел с дороги… — Я не хочу никакой арники, ничего не хочу. Можно мы просто пойдем спать, пожалуйста?

— Конечно. Давай это мне. — Он забрал у мальчика стакан и поставил его на столик, помог Стерлингу подняться на ноги и повел наверх.

Оуэн быстро расстелил постель, и когда он укрывал их обоих одеялом, Стерлинг смотрел на него уже совсем сонными глазами.

Мальчик заснул почти сразу. Оуэну понадобилось куда больше времени.

Он проснулся несколько часов спустя… на будильнике было три утра. Поначалу он не понял, что его разбудило, но потом вдруг заметил, что Стерлинг дышит слишком неровно и часто.

— Ты в порядке? — прошептал он, и у того перехватило дыхание.

— Да. Просто не могу заснуть.

— Тогда не стоит себя заставлять. — Оуэн потянулся, разминая затекшие мышцы. — Иди сюда, — сказал он и притянул Стерлинга к себе, обняв налитое какой-то свинцовой тяжестью тело. Он поцеловал Стерлинга в висок, чувствуя губами гладкую теплую кожу. — Хочешь поговорить? Или просто полежим так?

— Рождество, — прошептал Стерлинг, не ответив.

— Да. — Решив, что это может немного его утешить, Оуэн добавил: — Можешь сегодня пойти со мной. Джейк и Гэри возражать не станут… они всегда говорят, что чем больше — тем веселее. — Вслух это прозвучало не так хорошо, как казалось, но все равно лучше, чем ничего.

— Хорошо. — Голос Стерлинга звучал глухо и безжизненно, и Оуэн не знал, как долго еще сможет это выносить. Стерлинг… его Стерлинг, его красивый, светлый, упрямый мальчик — был совсем разбит.

И кому — если не ему — собирать его снова?

Оуэн слегка повернулся, прижавшись к губам Стерлинга, уговаривая их раскрыться. Поначалу Стерлинг не отвечал, но через несколько секунд начал откликаться, словно жар губ Оуэна пробудил его от глубоко сна.

— Не останавливайся, — попросил Стерлинг, когда Оуэн на секунду отстранился.

— Я и не хочу останавливаться, — прошептал он. — С тобой никогда не хочу. — Он прикусил мочку уха Стерлинга, просто нежно сжал зубами, не больше, дразня бархатно-нежную кожу, а потом поцеловал чувствительное местечко за ухом, заставив Стерлинга вздрогнуть. — Я скучал. Всего два дня, а я уже страшно соскучился. — Он снова приник к губам Стерлинга, на этот раз поцелуй вышел более жадным, как будто в подтверждение его слов. Стерлингу надо знать, что он нужен, что Оуэну несложно показать ему это.

Стерлинг ответил на поцелуй, но теперь движения его стали беспокойными, даже в пальцах, которые впились в плечи Оуэна, читалось какое-то почти отчаяние.

Оуэн уже собирался спросить, в чем дело, но эти слова прозвучали в голове как-то резко, неправильно. Стерлингу ни к чему сейчас отвечать на вопросы, принимать решения. Ему надо успокоиться, а Оуэн не давал ему этого.

Он отстраненно подумал, что для Стерлинга было бы лучше, если бы он не влюбился в мальчика; месяц назад он бы сразу сообразил, что делать, и отнесся к нему, как к любому расстроенному сабу… направлял бы твердой рукой. Сегодня вместо этого он был слишком мягок, нянчился с ним, как с маленьким, обнимал его… и теперь Стерлинг лежал, стиснув зубы, напрягшись и трясясь всем телом.

— Тшш, — сказал Оуэн. — Все хорошо… я знаю, что тебе нужно. — Ему нужно было то же самое, почти так же сильно, и сейчас казалось глупым это отрицать.

Он заставил Стерлинга приподняться и стащил с него водолазку, поцеловал в шею и уложил обратно на подушки, а потом прижался к губам, нежно ущипнув один из сосков; Стерлинг заскулил и выгнулся, задрожав. Он перевернулся на бок и скользнул ладонью по спине Оуэна к его ягодицам, толкнулся бедрами ему навстречу, так что их члены потерлись друг о друга сквозь ткань пижамных штанов — Оуэн пожалел, что не снял их раньше.

— Пожалуйста, — выдохнул Стерлинг в его губы, отодвинувшись недостаточно, чтобы говорить разборчиво, но все равно продолжая повторять: — Пожалуйста, пожалуйста, Оуэн. Пожалуйста…

Это слово вместе с его именем на губах Стерлинга заводило просто неимоверно, всегда так. Боже, помоги ему, когда тот это поймет, если еще не понял, но сегодня эти мольбы были искренни, непроизвольны.

— Я хочу почувствовать твою кожу, — четко проговорил Оуэн, проведя пальцами по губам Стерлинга, успокаивая отчаянный поток слов. — Сосредоточься, Стерлинг. На мне, на том, что я тебе говорю. Не отвлекайся.

Стерлинг застонал, но отчаяние пошло на убыль, и он позволил Оуэну отстраниться, чтобы снять с них обоих оставшуюся одежду. Оуэн потянулся к лампе, стоявшей на ночном столике, но замешкался. Темнота для этого подходила лучше; он хотел, чтобы Стерлинг мог расслабиться и заснуть, однако ему необходимо видеть, что он делает. В конце концов, он все-таки включил лампу, но убрал ее на пол, глаза быстро привыкли к тусклому свету. Ладонь Стерлинга дотронулась до его бедра, в осторожной ласке чувствовалась та же просьба, что и в словах, но Оуэн заставил его подождать еще пару секунд, чтобы вытащить из ящика стола то, что обещал себе не использовать еще несколько недель.

У него не было ощущения, что Стерлинг добился своего, впрочем, Оуэн и проигравшим себя не чувствовал.

А потом он сделал то, чего хотел так долго… перекатился, накрыв Стерлинга своим телом, прижимаясь к обнаженной коже под собой, гладкой и нежной. Член Оуэна скользнул по мягким волоскам на бедре Стерлинга, и он с трудом сдержал стон, потому что хотя он и делал это ради них обоих, ему не хотелось терять контроль.

Он выпрямил руки, приподнявшись, и заглянул в лицо Стерлинга. Его глаза были широко распахнуты, на лице застыло что-то похожее на изумление, как будто он не верил в реальность происходящего, и Оуэн не мог винить его. Это была воплотившаяся мечта. Он повел бедрами, и головка члена потерлась о нежную кожу мошонки Стерлинга, тот резко втянул в себя воздух.

— Я сосредоточен, — заверил его Стерлинг. — Боже, я так хочу тебя, Оуэн. Хочу.

Он никогда в этом не сомневался.

Вообще-то у него были свои планы для первого раза; черт, да и какой Дом не получает удовольствия от планирования сцены? Но несчастный Стерлинг с кровоподтеком на щеке не входил ни в один из них, и все они включали в себя то, что он не мог сегодня использовать. Он примерно представлял себе силы Стерлинга, но они недостаточно пробыли вместе, чтобы Оуэн был уверен в том, как тот отреагирует, если связать его сейчас, когда он весь на взводе; это могло успокоить его, а могло заставить совсем потерять самообладание. К тому же Оуэну совсем не хотелось оставлять постель, чтобы отыскать все, что для этого нужно, но это вовсе не значит, что он не может воспользоваться тем, что под рукой.

Он встал на колени между раскинутыми в стороны ногами Стерлинга, пробежался пальцами по его рукам и обхватил запястья. Подняв руки Стерлинга к металлическому изголовью, он сказал:

— Держи и не отпускай, пока я не разрешу. — Пальцы Стерлинга сжали металл, глаза расширились, в них наконец-то появилось какое-то живое выражение, и Оуэн наградил его, с силой стиснув тонкие, сильные запястья. — Чувствуешь? — прошептал он. — Как мои руки удерживают твои? Сейчас я уберу их, но ты все еще будешь ощущать, как я держу тебя, и не отпустишь перекладину, как если бы твои руки были к ней прикованы. — Он наклонился и запечатал губы Стерлинга неторопливым, глубоким поцелуем, вылизывая языком нёбо, пробуя его на вкус. — Я могу пристегнуть или привязать тебя так крепко, что даже дышать будет тяжело, но это лишь видимость. На самом деле, чтобы ты оставался там, где я хочу, мне нужно только приказать. — Он ослабил хватку и потер большими пальцами пульсирующие на запястьях жилки. Кожа казалась горячей, и завтра на ней наверняка проступят синяки. Запястья Стерлинга, наверное, уже ноют, но это была чистая, теплая боль, приятная и ожидаемая, а не вызванная шоком и предательством удара в лицо.

Оуэн скользнул ладонями вниз по рукам Стерлинга, его груди, не столько лаская, сколько заявляя свои права на каждый дюйм этого тела.

— Ты мой, Стерлинг. Ты принадлежишь мне. Скажи это.

Передернувшись, когда пальцы Оуэна обвели головку его члена, Стерлинг простонал:

— Я твой, Оуэн. Я принадлежу тебе. Только тебе. Я хочу только тебя.

— Вот и хорошо. — Оуэн наклонился к нему и лизнул сосок. Царапнув его зубами, он прихватил нежный комочек и стал сосать и гладить языком, пока тот не сморщился и не покраснел, а Стерлинг не начал всхлипывать. Такой отзывчивый… Оуэн занялся вторым соском… и к тому времени когда он закончил, член Стерлинга весь блестел от смазки, а руки стиснули перекладину в изголовье так, что побелели костяшки.

— Пожалуйста, — прошептал Стерлинг, и Оуэн задумался, понимает ли тот, как на него действует это слово, даже когда он произносит его ненарочно, потому что в таком состоянии вряд ли он мог отдавать себе в этом отчет.

Впервые за все время, что они были вместе, Оуэн наклонил голову и коснулся члена Стерлинга губами. Стерлинг вскрикнул, но не разжал пальцев, когда Оуэн стал пробовать его на вкус, дразня невыносимо нежную кожу губами и языком. Он медленно изучал Стерлинга, подмечая каждый стон, каждое движение, слизывая накапливающуюся на головке солоновато-горьковатую влагу, от которой у Оуэна просто текли слюнки. Когда он наконец втянул член Стерлинга в рот, скользя губами по стволу, Стерлинг задержал дыхание, напрягшись всем телом.

Стерлинг прекрасно понимал, что не может кончить без разрешения, но Оуэн не мог отрицать, что ему было любопытно, как далеко он может зайти.

Он всегда любил это. Он знал Домов, которые никогда не отсасывали своим сабам, заявляя, что это слишком сбивает баланс, нарушая установленные границы. Оуэн считал это чушью. Именно он все контролировал, так же как если бы его член был во рту Стерлинга, горячем, боготворящем, послушном. Черт, да если бы он захотел, мог бы приказать Стерлингу отшлепать его, и все равно остался бы главным.

Почувствовав, как головка члена Стерлинга упирается в заднюю стенку его горла, Оуэн слегка ослабил напор, наслаждаясь беспомощными всхлипами Стерлинга и лениво лаская языком скользкую плоть. Стерлинг инстинктивно шевельнул бедрами, но даже в добром расположении духа Оуэн не собирался позволять такое. Он выпустил член Стерлинга изо рта и придавил его бедра к постели, удерживая на месте.

— Я приказал тебе лежать и не двигаться. Если попробуешь еще раз так сделать, придется отменить спанкинг, который я запланировал в качестве одного из подарков.

Стерлинг вздрогнул; на глазах у него выступили слезы.

— Прости. Я больше не буду, обещаю. Я не буду двигаться.

«Не стоило выдавливать это из него, — запоздало подумал Оуэн. — Стресса ему и так хватает».

— Я разрешу тебе сегодня кончить, — сказал он Стерлингу. — Но не сейчас… и не так. Я знаю, ты можешь потерпеть, и я очень на это рассчитываю; уверен, ты меня не разочаруешь.

— Да, — прошептал тот и закрыл глаза. — Боже, мне так хорошо. Не могу поверить, что ты правда… я так мечтал об этом. Представлял, как ты прикасаешься ко мне. Я все сделаю. Все что угодно.

— Сейчас я хочу лишь, чтобы ты не двигался и не кончал, — сказал Оуэн, снова обхватив член Стерлинга губами, и расслабил горло, впуская его по самые яйца.

Крик, вырвавшийся у Стерлинга, был очень похож на тот звук, который он издавал, кончая, и Оуэн почти ожидал, что почувствует горьковато-солоноватую влагу на языке, но Стерлинг сдержался. Оуэн не знал, сколько еще они оба смогут вытерпеть, но все равно немного помучил Стерлинга, чтобы довести его до той грани, где он не станет напрягаться, когда реальность происходящего схлестнется с его возбуждением.

Одной рукой он сжал тугие яички Стерлинга, а другой — его член, игриво водя самым кончиком по своим сомкнутым губам, а потом задевая зубами. Стерлинг дышал тяжело и прерывисто, но решающим фактором стало то, что Оуэн и сам оказался слишком близок к разрядке, чтобы тянуть еще. Слишком много месяцев ему приходилось только дрочить, не рассчитывая на большее, слишком долго он ждал этого.

Оуэн опустился на колени, не выпуская член Стерлинга из руки. Ловким, доведенным до автоматизма движением он раскатал по своему члену презерватив и налил немного смазки себе в ладонь.

Несколько раз проведя по нему ладонью, теми же скользкими от смазки пальцами он начал растягивать Стерлинга. Кончики влажно скользили по тугому кольцу мышц, в которое он столько раз входил пальцами и фаллоимитаторами, но никогда своим членом. Стерлинг застонал и расслабился — уже хорошо обучен — даже пошире раздвинул ноги, когда Оуэн скользнул в него двумя пальцами. Мышцы на мгновение сократились, обхватив их, жадно, умоляя о большем, неохотно поддались, и Оуэну пришлось медленно подышать через нос, чтобы сдержаться и не оттрахать Стерлинга, войдя одним рывком, растворившись в его теле.

Главное, что Стерлингу это нравилось, вынуждало хотеть еще и еще.

Оуэн слегка согнул пальцы, задев простату и заставив Стерлинга ахнуть и вздрогнуть.

— Открой глаза, — сказал ему Оуэн, высунув пальцы и слегка подвинувшись, так что головка его члена оказалась у самого входа. Стерлинг подчинился. Он казался ошеломленным, доведенным до отчаяния, но все же ответил на взгляд Оуэна. — Я не стану этого делать, пока ты сам меня не попросишь. Если ты не этого хочешь, это твой шанс…

— Пожалуйста, — шепотом произнес Стерлинг, не дожидаясь, когда Оуэн договорит, нетерпеливый, капризный мальчишка. — Оуэн, я хочу, чтобы ты меня трахнул. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Стерлинг слегка приподнял бедра; дыхание его сбилось, зрачки расширились. — Пожалуйста, трахни меня. Ты мне нужен, мне нужно…

— Я знаю, что тебе нужно, — перебил Оуэн и толкнулся вперед… на дюйм, не больше. Тело Стерлинга было таким горячим, таким чувствительным. — Видишь? — Он подвигал бедрами вперед назад, медленно проникая глубже, на спине выступил пот, потому что, господи, этот тугой жар, окутавший его, казался невообразимым, и хотелось войти еще глубже, сильными рывками, чтобы Стерлинг принадлежал ему каждой клеточкой.

— Еще, — сказал тот, и, черт, это было очень похоже на требование, и Оуэн порадовался, что Стерлинг пришел в себя, прежде чем наказать его за нетерпение, выйдя почти полностью и строго посмотрев на него.

— Я сказал, что знаю, что тебе нужно, но не говорил, что ты получишь это, стоит тебе попросить, как бы сильно ты ни умолял. — Он провел рукой по груди Стерлинга, пользуясь этой заминкой, чтобы успокоиться и немного унять желание, от которого его всего трясло. Судя по тому, что он чувствовал сейчас, все могло закончиться секунд за тридцать, а его гордость не вынесла бы такого удара. — Сосчитай до двадцати для меня, Стерлинг. Медленно. Покажи, что умеешь ждать.

Звук, который издал Стерлинг, напоминал гортанный полувздох-полустон нетерпения и желания, но затем он осторожно перевел дыхание и едва заметно кивнул.

— Один, два. — Голос Стерлинга звучал хрипло; его ноздри раздувались после каждой цифры, и Оуэн чувствовал, как тот подрагивает.

— Семь. Восемь.

По телу Стерлинга пробежал озноб, и он сжался вокруг члена Оуэна, заставив обоих застонать. Оуэн знал, что это неспециально, поэтому ничего не сделал, только облизнул губы и стал ждать, когда Стерлинг продолжит.

— Одиннадцать. Двенадцать.

Оуэн чувствовал, как по лопатке стекает капля пота… было щекотно, и он стиснул зубы. На лице Стерлинга появилось какое-то беззащитное, доверчивое выражение, когда он досчитал до конца.

— Девятнадцать, — сказал он, сглотнув. И заставил себя выдержать ту же паузу, что и между всеми предыдущими числами, хотя Оуэн слышал, как от предвкушения зачастило его сердце: — О боже, Оуэн… двадцать.

— Ты никогда меня не подводишь, — прошептал Оуэн, начиная двигаться, и тут же задумался, что он такого сказал или сделал, чтобы вызвать это изумленное, благодарное выражение в глазах Стерлинга.

Его руки все так же стискивали спинку кровати, и с каждым медленным, осторожным толчком Оуэна, мышцы на них напрягались и перекатывались.

— Боже. Оуэн, пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста.

— Скажи мне, что чувствуешь, — приказал Оуэн, потому что обоим нужно было на что-то отвлечься. Он вышел и снова подался вперед, наслаждаясь жаром этого тела.

— Мне… хорошо. Это здорово. Я не могу… — Стерлинг задрожал и закусил губу; Оуэн приподнял его бедра и скользнул внутрь, слегка изменив угол, заставив Стерлинга застонать.

— Знаешь, как долго я хотел этого? Хотел трахнуть тебя? — Оуэн посмотрел на полувозбужденный член Стерлинга, лежавший у того на животе, и член шевельнулся, словно почувствовав его взгляд… мышцы Стерлинга стиснули Оуэна. — Хотел узнать, на что это похоже — чувствовать тебя вокруг себя, слышать, как ты кричишь, требуя еще?

Следующее его движение и правда заставило Стерлинга вскрикнуть.

— Быстрее. О боже, это… я не могу ждать.

Еще немного — и Оуэн тоже не сможет, ему просто необходимо утолить эту жажду. Он погладил большим пальцем головку члена Стерлинга и начал дрочить, в пару секунд приводя в полную готовность, не замедляя глубоких, плавных движений. Стерлинг замотал головой, мышцы рук натянулись, четко проступив под кожей. Наверное, все это время не отпускать спинку кровати было нелегко, но Стерлингу, похоже, было все равно, а Оуэн не собирался разрешать ему отпустить перекладину. Ему очень хотелось почувствовать на себе руки Стерлинга, но тогда пришлось бы лишиться этого замечательного вида — напряженных, натянутых мускулов.

— Двигайся, — сказал он хрипло, почти грубо, перед глазами поплыла серая пелена. Боже, он не хотел, чтобы это заканчивалось, но ему нужно было кончить, нужна была эта разрядка… Он выпустил член Стерлинга и сильно шлепнул ладонью по его ягодице, ему необходимо было услышать звонкий, идеальный звук шлепка. — Давай, кончи.

Стерлингу удалось пару раз неловко шевельнуть бедрами, прежде чем он закричал и кончил, изогнувшись всем телом под Оуэном, забрызгивая спермой его грудь и живот. Казалось, это самый сильный оргазм, который Оуэн когда-либо видел, хотя всего через секунду его настигла собственная разрядка… он сделал еще несколько движений, и его прошило сладкой судорогой. Дрожа, он повалился на Стерлинга, тяжело дыша ему в грудь.

Он не разрешал Стерлингу отпускать перекладину, но ощутил его ладонь в своих волосах. Стерлинг ничего не говорил, но его прикосновение казалось таким непривычным и одновременно таким знакомым, что Оуэн почувствовал, как его глаза закрываются.

Хотелось, чтобы это мгновение продлилось подольше, но нужно было выйти из Стерлинга, ну и хоть немного привести их обоих в порядок. Смазка — вещь полезная, но сейчас она была кругом. Оуэн поцеловал Стерлинга, не в силах оторваться, это оказалось так трудно, что за поцелуем последовал еще один, а за ним — еще, и только тогда Оуэн смог дотянуться до коробки одноразовых платков на столике.

— Ох уж эта романтика, — лукаво улыбнулся Оуэн и бросил несколько платков Стерлингу, который расслабленно растянулся на спине, мягкий влажный член лежал на его бедре. Оуэн жадно смотрел, впитывая каждую деталь, надежно пряча эту картинку в воспоминаниях. — Ты в порядке?

— Да. — Стерлинг приподнялся на локтях и поморщился, промокая грудь и живот. — Немного саднит задница, но все хорошо. — На его лице расцвела мягкая, радостная улыбка; у Оуэна защемило сердце. — А который час?

— Слишком рано, — ответил он. Солнце еще и не думало вставать, но день все равно обещали холодный и ветреный. «Сегодня рождество», — вспомнил он. — По-моему, я не вставал в такую рань лет с десяти, — и запоздало подумал, что Стерлингу, наверное, не хочется, чтобы ему напоминали о прошлых праздниках, которые он проводил с семьей, но тот совсем не отреагировал, только перекатился на бок, чтобы выбросить охапку платков в маленькую мусорную корзину у кровати.

— Тогда, наверное, нам лучше поспать хотя бы несколько часов, — сказал Стерлинг. Он потянул Оуэна за руку, так что ему пришлось лечь рядом, и прижался к нему всем телом. — Счастливого рождества, — сказал он, и Оуэн поцеловал его макушку и прошептал в ответ:

— Счастливого рождества.