Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Современность и ее последствия






Гидденс определяет современность на основе четырех основных институтов. Пер­вый из них — капитализм, который, как известно, характеризуется товарным про­изводством, частной собственностью на капитал, не обладающим собственностью наемным трудом и вытекающей из этих характеристик классовой системой. Вто­рой институт — индустриализм, предполагающий использование для производ­ства товаров неодушевленных источников энергии и машинного оборудования. Индустриализм не ограничивается сферой производства, а затрагивает множество других областей, например «транспортную коммуникацию и семейную жизнь» (Giddens, 1990, р. 56). Тогда как две первые характеристики современности едва ли


[488]

новы о третьей — возможности надзора, хотя она и многим обязана творчеству Мишеля Фуко (см. главу 13), — этого сказать нельзя. Согласно определению Гидденса, «надзор означает наблюдение за действиями подчиненного населения [в основном, но не только] в политической сфере» (Giddens, 1990, р. 58). Последнее институциональное измерение современности — это военное могущество, или контроль над средствами насилия, включая индустриализацию войны. Кроме того, следует отметить, что в своем анализе современности, по крайней мере, на мак­роуровне, Гидденс сосредоточивает внимание на современном национальном го­сударстве (а не на обществе, что более принято в социологии), которое считает в корне отличным от характерного для общества досовременной эпохи.

Согласно структурационной теории Гидденса, динамизм современности при­дают три существенных аспекта: дистанцирование, высвобождение и рефлексив­ность. Первый аспект —разделение времени и пространства, или дистанцирова­ние (хотя этот процесс возрастающего разделения, как и все аспекты творчества Гидденса, не линейный, а диалектический). В обществах досовременной эпохи время всегда было соединено с пространством, а измерение времени не было точ­ным. При наступлении модернизации время было стандартизировано, и тесная связь между временем и пространством была нарушена. В этом смысле как из вре­мени, так и из пространства было «выкачено» содержание; никакое конкретное время или пространство не занимают привилегированного положения; они стали чистыми формами. В обществах досовременной эпохи пространство главным об­разом определялось физическим присутствием и, следовательно, четко ограничен­ными местами. С наступлением современной эпохи пространство стало отделять­ся от места. Все более вероятными становятся отношения с теми, кто физически отсутствует и находится на все более отдаленном расстоянии. Гидденс считает, что место становится «фантасмогорическим», т. е. «места действия глубоко пронизыва­ются и формируются довольно отдаленными от них социальными воздействиями... " видимая форма" места действия скрывает дистанцированные отношения, кото­рые определяют его характер» (Giddens, 1990, р. 19).

Пространственно-временное дистанцирование имеет в современности боль­шое значение по нескольким причинам. Во-первых, она делает возможным разви­тие рационализированных организации типа бюрократий и национального госу­дарства с присущим им динамизмом (по сравнению с досовременными формами) и способностью соединять локальные и глобальные сферы. Во-вторых, современ­ный мир помещен в фундаментальное понимание мировой истории и способен черпать из этой истории для создания настоящего. В-третьих, такое дистанциро­вание становится важнейшей предпосылкой второго по Гидденсу источника ди­намизма современности — высвобождения.

Согласно определению Гидденса, высвобождение подразумевает «" отрыв" со­циальных отношений от локальных контекстов взаимодействия и их реструкту­рирование на неограниченных промежутках времени — пространства» (1990, р. 21). Ключевую роль в современных обществах играют два рода разлагающих механиз­мов; оба можно включить в категорию абстрактных систем. Первый из них — сим­волические знаки, из которых наиболее известны деньги. Деньги обеспечивают пространственно-временное дистанцирование: мы способны заключать сделки


[489]

с другими людьми, значительно отдаленными от нас во времени и/или простран­стве. Второй тип механизмов — экспертные системы, определяемые как «систе­мы технического выполнения или профессиональной экспертизы, организующие обширные области материальной и социальной среды, в которой мы сегодня жи­вем» (Giddens, 1990, р. 27). Наиболее очевидные экспертные системы включают в себя таких профессионалов, как юристы и врачи, — но и повседневные явления, например, наши машины и дома, создаются экспертными системами и испытыва­ют их воздействие. Экспертные системы дают гарантии (однако, не без рисков) действия через время и пространство.

В современных обществах, где господствуют абстрактные системы со значи­тельным пространственно-временным дистанцированием, огромное значение име­ет доверие. Потребность в доверии связана с этим дистанцированием: «Мы не име­ем потребности доверять кому-то, кто постоянно находится в поле нашего зрения и чьи действия можно непосредственно отслеживать» (Giddens, 1991, р. 19). До­верие становится необходимым, когда мы, в результате возрастающего дистан­цирования, с точки зрения времени либо пространства, более не обладаем всей полнотой информации о социальных явлениях (Craib, 1992, р. 99). Доверие оп­ределяется как «уверенность в надежности человека или систем относительно данного набора результатов или событий, где эта уверенность выражает веру в че­стность или любовь другого или в правильность абстрактных принципов (техни­ческого знания)» (Giddens, 1990, р. 34). Доверие имеет огромное значение не толь­ко в современном обществе в целом, но также важно для символических знаков и экспертных систем, служащих высвобождающими механизмами в современном мире. Например, для того чтобы работали денежная экономика и правовая систе­ма, люди должны им доверять.

Третья динамическая характеристика современности — это ее рефлексивность. Являясь фундаментальным свойством структурационной теории Гидденса (рав­но как и, по его мнению, человеческого существования), рефлексивность приоб­ретает особое значение в современности, где «социальные практики постоянно ис­следуются и преобразуются в свете поступающей информации об этих практиках, таким образом существенно изменяя свой характер» (Giddens, 1990, р. 38). Все в современном мире открыто рефлексии, в том числе и сама рефлексия, что остав­ляет у нас всеобъемлющее ощущение неопределенности. К тому же здесь снова возникает проблема двойной герменевтики (см. главу 11), поскольку рефлексия экспертов о социальном мире, как правило, изменяет сам этот мир.

Опосредованный характер современной жизни поднимает ряд особых вопро­сов. Один из них — необходимость доверия абстрактным системам в целом и экс­пертным системам, в частности. Используя одну из своих довольно спорных ме­тафор, Гидденс говорит, что детям «делают прививку» «дозой» доверия в период первичной социализации. Этот аспект социализации снабжает людей «защитным коконом», который по мере наступления зрелости способствует приобретению ими некоторой онтологической безопасности и доверия. Это доверие, как прави­ло, подкрепляется рядом рутинных событий, с которыми мы сталкиваемся в по­вседневной жизни. Однако существуют и связанные с современностью новые и опасные риски, которые всегда угрожают нашему доверию и грозят привести к


[490]

всеобъемлющей онтологической ненадежности. Как считает Гидденс, хотя разлагаю­щие механизмы обеспечили нам безопасность в различных областях, они также по­родили особый «профиль риска». Риск имеет характер, глобальный по силе (ядерная война может уничтожить нас всех) и распространению случайных событий, затраги­вающих множество людей во всем мире (например, изменения в международном раз­делении труда). Кроме того, существуют риски, которые можно объяснить нашими попытками управлять материальной окружающей средой. Риски также вызываются созданием институциональных рисковых сред, например глобальных рынков инве­стиций. Люди все более осознают существующие риски, и религия и обычаи все бо­лее теряют свое значение в качестве основы веры в то, что риски эти могут быть преобразованы в надежность. Большой круг общественности сегодня, вероятно, осведомлен о рисках, с которыми мы сталкиваемся. Наконец, существует тягост­ное осознание того, что способность экспертных систем бороться с этими рисками ограничена. Именно эти риски придают современности образ неудержимой сокруши­тельной силы и наполняют нас онтологической неуверенностью.

Что же произошло? Почему мы испытываем негативные последствия суще­ствования в качестве пассажиров сокрушительной машины современности? Гид­денс выдвигает несколько причин. Первая из них — дефекты конструкции, которые наличествуют в современном мире: те, кто разрабатывал элементы современного мира, допустили ошибки. Вторая возможная причина — несостоятельность опе­раторов: проблема связана не с разработчиками, а с теми, кто руководит современ­ным миром. Однако основное значение Гидденс придает двум другим факторам — непреднамеренным последствиям и рефлексивности социального знания. Имеется в виду, что последствия, которые действия будет иметь для системы, никогда нельзя полностью прогнозировать, а новое знание постоянно толкает системы в новых направлениях. По всем указанным причинам мы не можем полностью контроли­ровать сокрушительную силу, современный мир.

Тем не менее Гидденс не уступает, а предлагает парадоксальный курс утопи­ческого реализма. Он ищет равновесие между утопическими идеалами и реалия­ми жизни в современном мире. Он также придает значение той роли, которую могут сыграть в преодолении некоторых рисков современного мира и указании нам на общество, где эти риски смягчены, социальные движения.

Попытка Гидденса (Giddens, 1994) найти компромиссную политическую по­зицию видна из заглавия одной из его поздних книг — «По ту сторону левого и пра­вого: будущее радикальной политики». В то время как существующие политические позиции теряют свою жизнеспособность, Гидденс предлагает перестроенную «ра­дикальную политику», основанную на утопическом реализме и ориентированную на обращение к проблемам бедности, загрязнения окружающей среды, деспоти­ческой власти и принуждения, насилия в социальной жизни. В политическую по­зицию Гидденса входит принятие по крайней мере некоторых аспектов капитализ­ма (например, рынков) и отрицание многих аспектов социализма (например, революции). Таким образом, Гидденс предпочел идти по очень узкому и трудно­му политическому канату.

Попробуем определить, какую позицию Гидденс занимает относительно пост­современности, придерживаясь описанных взглядов на современность. С одной


[491]

стороны, он отвергает практически все принципы, которые мы обычно связываем с постмодернизмом. Например, касаясь идеи о невозможности систематичного знания, Гидденс говорит, что такая точка зрения привела бы нас к «полному отка­зу от интеллектуальной деятельности» (1990, р. 47). Однако, считая, что мы жи­вем в эпоху «высокой» современности, Гидденс полагает, что уже сейчас наличе­ствует возможность получить некоторое представление о постсовременности. Этот мир, по его мнению, будет характеризоваться постдефицитной системой, все более многослойной демократизацией, демилитаризацией и гуманизацией технологии. Однако явно не существует никаких гарантий, что мир будет двигаться в направле­нии хотя бы некоторых, не говоря уже обо всех, свойств постмодерна. Рефлексив­ность проявляется в том, что, по мнению Гидденса, говоря о таких возможностях, он (и другие) может в определенной степени содействовать их осуществлению.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.