Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Социалистический феминизм






Теоретический проект социалистического феминизма организован вокруг трех задач:

1) критически рассмотреть проявления угнетения в рамках патриархальной и капи­талистической систем, принимая в качестве центральной точки отсчета опыт женщин;

2) разработать четкие и адекватные методы социального анализа, широко трактуя исторический материализм; 3) учесть при материалистическом анализе факторов, определяющих состояние общества, сферу идей. Феминисты социалистического на­правления стремятся добиться теоретического синтеза всех имеющихся феминист­ских теорий и одновременно преодолеть их рамки. Точнее, они пытаются совместить Две традиции, которые представляются им наиболее емкими и значимыми, — марк­сизм и радикальный феминизм (Bartsky, 1992; Eisenstein, 1979; Fraser, 1989, 1997; Hansen & Philipson, 1990; Hartmann, 1979; Hartsock, 1983; Hennessey, 1992; Hen­nessey & Ingraham, 1997; Jaggar, 1983; MacKinnon, 1989; Rose, 1995; D. Smith, 1974, 1975, 1978, 1979, 1987, 1989, 1990a, 1990b, 1992, 1993; Vogel, 1995).

Как отмечалось выше, радикальный феминизм целенаправленно критикует патриархальную систему. Марксистский феминизм объединяет характерный для Марксизма классовый анализ и феминистский социальный протест. Однако этот сплав — называемый «неравным браком» (Hartmann, 1981; Shelton & Agger, 1993) — подчас вызывал к жизни, вопреки ожиданиям, вовсе не теорию гендерно­го угнетения, а всего лишь достаточно сдержанное признание гендерного неравен­ства, поскольку интересы женщин рассматривались вместе с критикой классово-


[386]

го угнетения, а не выделялись особо. Хотя собственно марксистский феминизм в современном американском феминистском движении занимает весьма скромное место, он оказывает влияние на теорию социалистического феминизма. Основы данного направления заложены Марксом и Энгельсом (см. главу 4). Главной проблемой, которую они рассматривали, оказалось социально-классовое угнете­ние, но они также обратили внимание и на вопросы гендерного подавления, при­мером тому служит работа «Происхождение семьи, частной собственности и го­сударства» (написана Энгельсом в 1884 г. с привлечением подробных заметок, сделанных Марксом ровно за год до своей смерти в 1883 г.). Мы даем краткое из­ложение этой книги, поскольку она помогает ввести читателя в классическую мар­ксистскую теорию гендерного угнетения и ознакомить его с методом историче­ского материализма.

Основной аргумент «Происхождения...» заключается в том, что угнетенное по­ложение женщины — следствие не ее биологических свойств, вероятно, неизмен­ных, а социальных отношений, которые можно исторически проследить и, вероят­но, изменить. В XIX в. рассуждения о гендерном вопросе выглядели радикальными, поистине феминистскими. Подчиненное положение женщин обусловлено суще­ствованием семьи — института, само название которого происходит от латинско­го слова, обозначавшего слугу, — поскольку та (как это сложилось в развитых обществах) является системой, позволяющей мужчинам контролировать дей­ствия женщин. Идеология современных обществ рассматривает семью в каче­стве фундаментального и универсального признака социальной жизни, однако Энгельс и Маркс приводят археологические и антропологические свидетельства, показывая, что семья — сравнительно новая форма отношений, что в доистори­ческий период мужчины и женщины существовали в рамках родовых структур, где женщины имели относительную автономность, поскольку их экономическое положе­ние как собирательниц, мастериц, заготовителей и распределителей необходимых вещей было независимым. Фактор, разрушивший социальную систему такого типа и вызвавший то, что Энгельс называет «всемирное историческое поражение женского пола» (Engels, 1884/1974, р. 87), носил экономический характер. В частности, это была замена охоты и собирательства скотоводческой и земледельческой экономи­кой, при которой имевшиеся у мужчин сила, мобильность, а также навыки, при­обретенные ими ранее при выполнении функций охотника, давали им система­тическое преимущество над женщинами. Это привело к понятию собственности, отражавшему идею класса мужчин, претендовавших на общественные ресурсы эко­номического производства как на свои собственные. В экономике нового типа муж­чинам как обладателям собственности нужны были покорная рабочая сила — будь то рабы, пленники, жены или дети — и наследники для сохранения и передачи соб­ственности. Так возникла первая «фамилия» — хозяин и его слуги-рабы, слуги-жены, слуги-дети. С тех пор эксплуатация труда принимала вид все более слож­ных структур господства, что особенно проявилось в классовых отношениях. Политическое устройство было предназначено для охраны этих систем господ­ства, а сама семья в ходе исторических преобразований экономической системы и системы собственности превратилась в зависимый социальный институт, отража­ющий наиболее масштабные формы несправедливости, порождаемые полити-



[387]

ческой экономией, и, соответственно, принудительно подчиняющий женщин. Энгельс и Маркс пришли к выводу, что женщины достигнут свободы социальных, политических, экономических и личных действий только при условии разруше­ния системы, построенной на праве собственности, в результате классовой рево­люции.

Определяя происхождение патриархальной системы вследствие возникновения отношений собственности, ученые рассматривают проблему угнетения женщин, придерживаясь общих рамок марксистского классового анализа. «Собствен­ность» — понимаемая не как личное обладание, но как владение ресурсами, необхо­димыми для общественного производства (средствами производства) — это основа классового разделения, поскольку создает ситуацию, при которой определенные группы способны заявить, что владеют средствами производства, тогда как дру­гие группы становятся наемными рабочими. Особое внимание в марксистском анализе уделяется тому, как осуществляется это классовое разделение при капи­тализме, экономической системе современных обществ. Отличительной чертой капитализма является то, что класс, обладающий средствами производства — ка­питалисты, стремится к постоянному накоплению капитала. Капитал — это богат­ство (деньги или иные ценности), которое может быть использовано для создания материальной инфраструктуры экономического производства. В отличие от дру­гих форм экономической организации, когда люди обменивают товары или день­ги на большее количество товаров, в этой системе капиталисты прибегают к отно­шениям обмена, чтобы накопить капитал, который, в свою очередь, инвестируется в материальную инфраструктуру экономического производства для создания то­варов, цель которого — добиться еще большего благосостояния. Механизм, позво­ляющий капиталистам обратить товар в капитал, — прибавочная стоимость. Это — разница между получаемой работниками компенсацией за свой труд и ценой про­изводимых ими товаров. Эта прибавочная стоимость (которую можно понимать как разницу между издержками на производство и ценой единицы продукции — или прибыль) присваивается капиталистом, который использует ее для улучше­ния условий своей жизни и упрочения власти и, прежде всего, для реинвестиро­вания в текущий процесс накопления капитала и в расширенное воспроизводство.

Особое значение для феминистов социалистического направления имеет опи­санный марксистами анализ классовых отношений, сложившихся при капитализ­ме, которые они считают главным источником угнетения. Проблематичным в ло­гике такого анализа оказывается то, что патриархальная система рассматривается как функция экономических отношений. Последователи социалистического фе­минизма берут на вооружение радикальный аргумент, доказывающий, что патри­архальная система, хотя и взаимосвязана с экономическими условиями, все же представляет собой независимую структуру угнетения.

Теория социалистического феминизма стремится преобразовать два представ­ления — об угнетении в условиях капитализма и об угнетении в патриархальной системе — в единое объяснение всех форм социального угнетения. Для этой цели, в частности, используется термин капиталистический патриархат (Eisenstein, 1979; Hartmann, 1979; Kuhn & Wolpe, 1978). Однако более распространен термин господство, выше определенное (в разделе «Гендерное угнетение») как отноше-


[388]

ния, при которых одной стороне, господствующей, удается сделать другую сторо­ну, подчиненную, орудием своей воли, тл первая отказывается признавать незави­симость подчиненного. Сторонники социалистического феминизма объясняют господство как крупномасштабное структурное образование, отношение власти между группами или категориями социальных акторов. Эта структура господства формирует деятельность, волевые установки и целенаправленные действия инди­видуальных субъектов и одновременно воссоздается в этой деятельности. Социа­листический феминизм главное внимание уделяет женщинам по двум причинам. Во-первых, как и для любого другого направления феминизма, угнетение жен­щин — первостепенная тема анализа. Во-вторых, положение женщин в обществе и их понимание мира — аспекты, позволяющие рассмотреть специфику господ­ства в любых его формах. В конечном счете, этих теоретиков интересуют всевоз­можные проблемы угнетения, причем без разницы, сталкиваются с ними женщи­ны или мужчины. Они также исследуют, каким образом некоторые женщины, испытывающие на себе силу подавления, при этом активно участвуют в угнете­нии других женщин, как, например, происходит в случае с представительницами привилегированного слоя американского общества, которые притесняют бедных. Фактически, одна из стратегий всех последователей социалистического феминиз­ма, заключается в том, чтобы противодействовать предубеждениям и угнетению в рамках женского сообщества как такового (Eisenstein, 1994; Lorde, 1984).

Преобладающее внимание как к вопросам капиталистического патриархата, так и к проблемам господства связано с явной или скрытой приверженностью теорети­ков к историческому материализму, ставшему аналитической стратегией (Hennes­sey & Ingraham, 1997; Jagger, 1983). Исторический материализм, базовый принцип марксистской социальной теории, предполагает, что материальные условия че­ловеческой жизни, включая деятельность и отношения, создающие эти условия, представляются ключевыми факторами формирования человеческого опыта, лич­ности, идей и социальных образований; что эти условия со временем изменяются, поскольку в них заложена определенная динамика; что история есть описание из­менений в материальных условиях групповой жизни и соответствующих перемен в практике, личности, идеях и социальных установлениях. Исторические матери­алисты считают, что социальный анализ должен в исторически конкретных под­робностях исследовать особенности материальных условий групповой жизни и взаимосвязь между этими условиями и характерными для группы знаниями, лич­ностными свойствами, событиями, представлениями и социальными установлени­ями. Связывая исторический материализм с важнейшим для себя вопросом господ­ства, представители социалистического феминизма пытаются осознать свою задачу в рамках теории, исследующей обобщенные социальные установления, проблемы господства, сохраняя при этом приверженность точному, исторически конкретно­му анализу материальных и социальных установлений, формирующих частные случаи господства.

Исторический материализм, отличительный признак социалистического фе­минизма, показывает, сколь многим эта школа обязана марксистской мысли. Од­нако феминисты социалистического толка в данном плане идут дальше маркси­стов. Последнее видно по трем моментам: они заново определяют материальные


[389]

условия, по-новому оценивают значение идеологии и выбирают в качестве глав­ного предмета своего рассмотрения проблему господства. Во-первых, они расши­ряют смысл категории материальных условий человеческой жизни. Марксисты обычно подразумевали под этим понятием экономическую динамику общества, прежде всего — способы создания и рыночного обмена различных видов товара. В существовании такого порядка эксплуатации, делающего одних богатыми, а дру­гих бедными, им видятся корни классового неравенства и классовых конфликтов. Сторонники теории социалистического феминизма учитывают не только развитие экономики, но и другие факторы образования и сохранения человеческой жизни: тело человека, половой инстинкт, рождение потомства и воспитание детей; веде­ние домашнего хозяйства и связанные с этим неоплачиваемые, малоприметные до­машние дела; эмоциональная поддержка; создание знаний. В случае со всеми жиз­ненно важными факторами установки эксплуатации приносят пользу одним и лишения другим. Неотъемлемой частью теории господства становится полный охват всех главных установок, направленных на жизнеобеспечение и эксплуатацию.

Это переосмысление понятия материальных условий ведет к трансформации мар­ксистского представления о том, что люди являются производителями товаров, в ут­верждение, согласно которому люди создают и поддерживают всю жизнь человека в целом. Такой сдвиг понятий направляет нас ко второму различию между марксист­ским историческим материализмом и историческим материализмом, какой сложил­ся в рамках теории социалистического феминизма. Последняя теория особое внима­ние уделяет тому, что иные марксисты пренебрежительно назвали бы ментальными явлениями или феноменами мышления: сознанию, мотивации, представлениям, соци­альным определениям ситуации, знанию, текстам, идеологии, стремлению действо­вать в своих интересах или желанию уступать интересам других1. С точки зрения феминистов социалистического толка, все указанные факторы влияют на личность, действия человека и структуры господства, реализуемые в процессе таких действий. Кроме того, эти аспекты порождаются социальными структурами, неразрывно свя­занными со структурами производства товаров, которые существуют в экономике, и столь же сложны и влиятельны, как и те. Везде установки эксплуатации позволяют одним обогатиться и получить власть, а других доводят до бедности и сковывают их действия. Анализ процессов, влияющих на формирование человеческой личности, имеет существенное значение для теории господства, и его можно усовершенствовать как раз благодаря принципам исторического материализма.

Третье отличие теории социалистического феминизма от марксистского уче­ния состоит в том, что данная теория считает объектом анализа не классовое, а со­циальное неравенство, широкий диапазон его феноменов. Последователи социа­листического феминизма описывают социальную организацию, в которой структуры экономики, государственного устройства и идеологии сочетаются с потаенны­ми, приватными процессами воспроизводства людей, домашней жизни, сексуаль­ной сферы и аспектами субъективности, которые все вместе служат сохранению многогранной системы господства, чье функционирование затрагивает как ста-

1 По общему признанию, некоторые неомарксисты, особенно представители критической теории, так­же по-новому оценили объяснительную роль идеологии (см. главу 4).


[390]

бильные обезличенные социальные образцы, так отличающиеся большей тонко­стью межличностные отношения. Анализируя эту систему, феминисты от социа­лизма обращаются и к описанию и крупных структур господства, и к исследова­нию деталей повседневной жизни угнетенных людей. Выдвигаемая ими стратегия изменений базируется на таком выявлении разного рода угнетения, в который они пытаются вовлечь рассматриваемые ими группы угнетенных людей. В результате этого, по их мнению, и сами индивиды, и группы научатся совместно действовать ради всеобщего освобождения.

Общий теоретический набросок социалистического феминизма позволяет оп­ределить три разных подхода. Первый, материалистический феминизм, концент­рируется на гендерных отношениях и оценивает их место в структуре классовой системы современного капитализма, во многом потому, что теперь она приобрела глобальный масштаб. Сторонников этой теории интересует та роль, которую гло­бальный капитализм играет в определении положения женщин, и то, как женский труд способствует благополучному существованию капиталистического мира. В системе глобального капитализма труд женщин оплачивается ниже, чем труд мужчин, потому что патриархальная идеология приписывает женщинам более низ­кий социальный статус. Кроме того, поскольку патриархат устанавливает для них от­ветственность за ведение домашних дел, в сфере оплачиваемой занятости у них оказы­вается менее надежное положение, чем у мужчин, и поэтому им сложнее устроиться на работу. Два этих фактора делают женщин источником легкой прибыли для клас­са капиталистов. Кроме того, капиталистическое благополучие обусловлено бес­платным женским трудом, чья работа в качестве домохозяек, жен и матерей суб­сидирует воспроизводство и сохранение рабочей силы и тем самым скрываются реальные затраты на это. Будучи же потребителями товаров и услуг для домашне­го хозяйства, женщины становятся важным источником получения капиталиста­ми прибыли (Hennessey & Ingraham, 1997; Vogel, 1995). Второй подход в совре­менном социалистическом феминизме, сформулированный Дороти Смит и ее учениками, касается отношений властного управления — осуществления капитали­стического патриархального господства посредством системы контроля, которая распространяется не только на экономику, но и на государство и привилегирован­ные профессии (в том числе и социальную науку). Динамика установления этого контроля изучается при рассмотрении повседневной деятельности женщин и их роли в поддержании материальной жизни. Отношения господства проявляются в виде контролирующих повседневную деятельность женщин «текстов» — «повсеме­стных», обобщенных требований, направленных на то, чтобы установить модели их труда и присвоить его результаты. Этими «текстами» выступают формы медицин­ского страхования, школьные реестры, реклама, указывающая, каким должен быть идеальный дом и идеальное женское тело (Campbell & Manicom, 1995; Currie, 1997). Третье направление дискурса социалистического феминизма — это культур­ный материализм (Hennessey & Ingraham, 1997). Его приверженцы исследуют, как сигналы государственной политики, социальной идеологии и средств массовой информации соотносятся с субъективным настроем людей, формируя и кон­тролируя мышление и под его воздействием вновь обретая формулировки. Иссле­дуя процессы создания таких «сообщений», приверженцы культурного материа-


[391]

лизма не всегда связывают эти процессы с моделью глобального капитализма и масштабными социально-классовыми установлениями. Вместо этого они фокуси­руются на аспектах тела, его изображениях, его смысле и удовольствиях, а также на вопросах политики как борьбы за представительство социальных групп и ка­тегорий (Clough, 1994; Davis, 1997; Walkerdine, 1997). «Культурный материализм отвергает антикапиталистический системный анализ, связывающий историю куль­туры и производство значений с классовой системой капитализма.... Вместо этого его приверженцы почти исключительно сосредоточиваются на идеологических, государ­ственных или культурных действиях, связывают смысл с телом и его удовольствия­ми или осознают социальные изменения, главным образом, с позиции борьбы за представительство» (Hennessey and Ingraham, 1997, p. 5)1.

Выдвигаемая сторонниками социалистического феминизма программа пере­мен призывает к глобальной солидарности женщин для боротьбы против тех ос­корблений, что привносит в их жизнь, жизнь их сообществ и окружение капита­лизм. Они взывают к постоянной бдительности феминистского общества, дабы отследить опасность их вхождения в ряды привилегированной интеллигенции, служащей капиталистическим интересам. Их проект заключается в мобилизации людей для привлечения государства как средство эффективного перераспределе­ния общественных ресурсов. Это можно осуществить благодаря широкой сети общественных услуг, к которым относятся системы поддерживаемого государ­ством образования, здравоохранения, транспорта, попечения о детях, жилищная система; а также прогрессивная структура налогообложения, снижающая неравен­ство в доходах богатых и бедных слоев; гарантия прожиточного минимумам всем членам общества. Они считают, что такая мобилизация окажется эффективной только при условии, что люди осознают условия жизни других и будут заботить­ся о них так же, как о себе. Долг социолога, сторонника феминизма, состоит в том, чтобы выявить материальное неравенство, формирующее человеческую жизнь.

Теория пересечений1

Она проистекает из осознания того, что женщины подвергаются угнетению в раз­личных формах и в различной степени (С. Anderson, 1996; Anzaldua, 1990; Aptheker, 1989; Caldwell, 1991; P. Collins, 1998; Crenshawe, 1989, 1991, 1997; E. Glenn, 1985; Lorde, 1984; Williams, 1991, 1995; Linn & Dill, 1993). Эти теории предлагают следующее объяснение (и оно является их центральным предметом) указанных различий: хотя все женщины подвержены угнетению по половому признаку, оно неодина­ково, поскольку возникает под влиянием переплетения множества других уста­новлений социального неравенства. Последние можно описать как векторы угнетения и привилегий (или термином П. Коллинз — как «матрицу господства» [P. Collins, 1990]), что предусматривает учет не только гендера, но также класса, расы, местожительства, сексуальных предпочтений и возраста. Вариации такого пересечения существенно изменяют бытие женщины, что необходимо принимать во внимание при построении теорий о жизни «женщин». Согласно теории пере-

1 Читателям следует обратить внимание на то, что между теоретиками нет единства в отношении ука­занных терминов, особенно материалистического феминизма. История полемики относительно этих понятий хорошо изложена в работе: Hennessey & Ingraham (1997).


[392]

Дороти Э. Смит: биографический очерк

Дороти Э. Смит подчеркивает, что ее социологическая теория опирается на житейский опыт женщины, пребывающей в двух мирах — академической сфере, где господствуют мужчины, и дома матери-одиночки. Вспоминая о том, как в начале1960-х гг. она гото­вилась к получению докторской степени по социологии в Беркли, будучи матерью-оди­ночкой, Смит отмечает, что ее жизнь, судя по всему, сформировалась под влиянием «не столько... карьеры, сколько ряда случайностей, случайных обстоятельств» (Dorothy E. Smith, 1979, р. 151). Эта тема случайности —одно из множества переживаний, которые привели Смит к сомнению относительно социологической ортодоксальности, застави­ли, в частности, пересмотреть образ произвольно действующего субъекта в ролевых конфликтах.

Случайными или же нет были события в жизни Смит, — в любом случае они представ­ляются важными этапами в ее становлении. Она родилась в Великобритании в 1920 г.; в 1955 г. получила степень бакалавра социологии, окончив Лондонский университет, а в 1963 г. — степень доктора философии в области социологии (в Калифорнийском универ­ситете в Беркли). Тогда же она узнала, что такое «брак, иммиграция [в Канаду], которая последовала вскоре после замужества, рождение детей, уход мужа, вакансии работы» (Smith, 1979, р. 151). Мысленно возвращаясь к этим событиям, Смит говорит, что это «те моменты, когда у меня, по сути, почти не было выбора и почти ничего не предвиделось в будущем». Среди ее должностей — место социолога-исследователя, должность препода­вателя социологии в английском университете в Колчестере (графство Эссекс), младшего профессора и затем профессора на факультете социологии в университете Британской Колумбии, ас 1977 г. — профессора социологии образования в Институте исследования образования в Торонто (провинция Онтарио).

Смит писала на различные темы, связанные с вопросом «бифуркации», ставшим в не­которых ее работах центральной темой, прошедшим через другие лейтмотивом. Смит утверждает, что «бифуркация» проявляется в разделении социально-научного описания и житейского опыта людей, житейского опыта женщин и патриархальных идеальных ти­пов, предлагаемых для описания этого опыта, микро- и макроуровневых структур, воз­действующих на опыт, которым характеризуется микроуровень, и особенно в разделении микроуровня тех, кто угнетен, и микроуровня, тех, кто доминирует в мире, чьи действия и порождают макроструктуры угнетения. Конкретные аспекты этих тем отражены в назва­ниях некоторых работ Смит: «Статистика о женщинах и психических заболеваниях: как не

сечений, конкретная ситуация угнетения порождена самой моделью пересечения, а не какой-либо одной переменной величиной. Креншау (Crenshawe, 1989), напри­мер, доказывает, что чернокожие женщины зачастую подвергаются дискримина­ции в работе потому, что они чернокожие женщины, однако суды обычно отказыва­ются признавать факт именно такой дискриминации — если невозможно доказать, что это случай, считающийся общей дискриминацией, «дискриминацией по полу» (читай «белых женщин») или «расовая дискриминация (читай «чернокожих муж­чин»). Характеризуя это как векторы угнетения и привилегий, хотелось бы ска­зать о фундаментальном выводе теорий пересечений, согласно которому приви­легии, которыми пользуются некоторые женщины и мужчины, оборачиваются угнетением других женщин и мужчин. Теория пересечений, в сущности, оценива­ет эти закрепления неравенства как иерархические структуры, базирующиеся на несправедливых отношениях власти. Тема несправедливости указывает на после­довательный критический разворот этого подхода.

Рассматриваемая теория признает связь идеологии с властью, что позволяет господствующим субъектам контролировать подчиненных, проводя такую поли­тику, в которой различие становится концептуальным орудием, используемым


[393]

Дороти Э. Смит: биографический очерк (окончание)

следует ее понимать» (1975), «Что означает заниматься канадской " социологией": мир повседневности как совокупность проблем» (1976), «У К. психическое заболевание: ана­томия фактического отчета» (1978), «Где угнетение — там и сопротивление» (1979), «Жен­щины, класс и семья» (1981) — и, прежде всего, «Социология для женщин» (1979). В 1987 г. Смит наиболее емко пояснила эти темы, создав работу, ставшую вехой в истории феми­нистской социологии, — «Мир повседневности как совокупность проблем». Затем по­следовали сочинения «Концептуальные действия власти» (1990) и «Тексты, факты и жен­ский пол» (1990).

Смит предоставляет социологам феминистского толка и, собственно, вообще социоло­гам, интересующимся теоретическими рамками этой дисциплины, учение, соединяющее неомарксистские подходы с анализом структур господства и феноменологическим по­ниманием различных субъективных миров, связанных с микроуровневыми взаимодей­ствиями. Смит считает, что различные миры повседневности формируются макрострук­турами, которые, в свою очередь, формируются историческими особенностями эко­номических потребностей. Развивая данное направление рассуждений, Смит избегает представления о мире, согласно которому угнетателей неизменно трактуют как индиви­дуальных субъектов, действующих из эгоизма. Она полагает, что такой эгоизм сам нахо­дится в рамках структуры, и призывает сосредоточиться именно на той, которая и по­рождает рассматриваемые последствия. Однако она в то же время убеждена, что эту струк­туру можно познать, отталкиваясь от имеющихся перед нами результатов ее действия, т. е. изучая индивидуальные миры повседневности, находящиеся в составе структуры. Смит озабочена тем, что социальная наука скорее затемняет, чем проясняет структуры, со­здающие такие миры, поскольку исходит из допущения, что структуры уже известны и их можно познать отдельно от миров жизненной повседневности. В самых последних сво­их работах Смит разрабатывает проект социологии для женщин, исследуя макрострукту­ры, организующие ежедневные/еженощные миры. Ее внимание особо приковано к орга­низации, базирующейся на тексте, и текстово опосредованным социальным отношени­ям, которые реализуются в повседневных действиях людей. В этом ее работы представ­ляют социологическую альтернативу феминистскому постмодернизму. Данная глава во многом основана на сочинениях Смит, которые являются существенным вкладом в соци­ологическую теорию.

для оправдания установок подавления. В социальной практике господствующие группы пользуются имеющимися между людьми различиями, чтобы оправдать деспотические действия, переводя различие в модель низшего/высшего положе­ния. В процессе социализации люди усваивают отношение к таким различиям не как к источнику разнообразия, интереса и культурного богатства, но в оце­ночном плане, с точки зрения «лучшего» или «худшего». Как утверждает Лорд (Lorde, 1984, р. 115), это «неприятие различий, характерное для социальных ин­ститутов, признается абсолютно необходимым в экономике, которая нацелена на получение прибыли, поскольку ей требуются аутсайдеры в качестве избытка лю­дей». Такие идеологии создают «мифическую норму», относительно которой люди оценивают других и себя. В обществе Соединенных Штатов это норма «белого, ху­дощавого, мужского пола, молодого, гетеросексуального, христианского и финан­сово надежного человека» (Lorde, 1984, р. 116). Она позволяет господствующим группам контролировать общественное производство (как оплачиваемое, так и бес­платное). Кроме того, она превращается в аспект субъективного настроя индиви­да, будучи усвоенным неприятием различий, что вполне способно повлиять на сни­жение самооценки, сказаться в отвержении других людей, принадлежащих иным


[394]

группам, и привести к созданию в рамках его собственной группы критериев ис­ключения, наказания или отторжения членов группы. Ансалдуа описывает по­следнее как «Отчужение»: принятое подчиненной группой определение, помо­гающее установить, что кто-либо не может быть в нее принят, он «другой» по какому-либо критерию. Исследовательница отмечает, что это действие, предпо­лагающее такое определение, устраняет возможность коалиции и общего сопро­тивления.

Различное скрещение векторов угнетения и привилегий обусловливает разно­образие как в форме, так и в мощи угнетения: «страдание неодинаково, боль исчи­слима» (Arguelles, 1993). Исследования, создаваемые в рамках теории пересечений, показывают конкретную реальность человеческой жизни как ее формирование по­средством пересечений указанных векторов. В наибольшей степени исследованы феминистами пересечения гендера и расы (Amott & Mathhaei, 1991; Glark-Lewis, 1994; Dill, 1994; Jacobs, Thomas, & Lang, 1997); гендера и класса (Cohen, 1998; Foner, 1994; Gregson & Lowe, 1994; Seitz, 1995; Sugiman, 1994; Wrigley, 1995), расы, гендера и класса (Anderson & Collins, 1992; Edin & Lein, 1997; Rollins, 1985). Существу­ют также исследования гендера и возраста (Findlen, 1995; Gibson, 1996; Lopata, 1996; Walker, 1995); гендера и местожительства (Goodwin, 1994; Momsen, 1993; Rueschemeyer, 1994; Scheper-Hughes, 1992), а также гендера и сексуальных пред­почтений (Dunne, 1997).

Реагируя на материальные условия своей жизни, женщины изобретают раз­личные объяснения, разрабатывают стратегии выживания и сопротивления по­стоянному проявлению несправедливой власти. Проект теории пересечений пре­дусматривает возможность выразиться знанию, которое выработано отдельными группами в рамках их специфического существования, обусловленного истори­чески сформированными пересечениями неравенства, и заявить такое знание в различных направлениях феминизма — будь то, например, «черный» феминизм или феминизм чикана1 (R. Brewer, 1989; P. Collins, 1990; Cordova et al, 1990; Alma Garcia, 1989; James & Ousia, 1993; Zandy, 1990).

Приверженцы теории пересечений критикуют работы, созданные в период «вто­рой волны» феминизма (как, впрочем, и «первой волны»), видя в них отражение опы­та и интересов белых феминистов, принадлежащих к привилегированному классу североатлантических обществ. Некоторым из этих критических работ соответству­ют постмодернистские работы, хотя этот факт преувеличивать не следует. Теория пересечений — одна из старых традиций в движении феминизма, по крайней мере, в Соединенных Штатах; она восходит, например, к речи Соджорнер Трут «Разве я не женщина», произнесенной на Съезде по правам женщин в Акроне, который состоялся в 1852 г.; целому ряду работ, посвященных положению чернокожих женщин, что появились в 90-е гг. XIX., это, в свою очередь, сказалось в появлении множества иных книг, в том числе таких, как «Голос с Юга от чернокожей Юга» Анны Джулии Купер (1892) или «Цветная женщина в мире белых» (1940) Мери Черч Террел. Эти критические работы подняли вопрос о том, что мы подразумева­ем под такими категориями, как «женщина», «гендер», «раса» и «женское сообще-

1 Чикана — мексикаиоамериканский. — Примеч. пер.


[395]

Патриция Хилл Коллинз: биографический очерк

Патриция Хилл Коллинз родилась в 1948 г. По ее словам, она выросла в большой друж­ной семье чернокожих рабочих. Семья жила в негритянском районе Филадельфии. Пат­риция ходила в государственную среднюю школу для девочек, в которой к учащимся предъявляли высокие требования. Затем она училась в университете Брандеиса, где в 1969 г. получила степень бакалавра, а в 1970 г., уже в Гарварде, —степень магистра пе­дагогики. В 1970-х гг. Коллинз работала как специалист по учебным планам в школах Бо­стона, Питтсбурга, Хартфода, Нью-Йорка и Вашингтона (округ Колумбия). После этого она вернулась в Брандеис, где в 1984 г. получила степень доктора философии в области социологии. Сейчас Коллинз работает в университете Цинциннати, где занимает долж­ность профессора социологии в рамках программы, реализуемой фондом Чарльза Фел-пса Тафта, и профессора, исследующего афроамериканское своеобразие.

Коллинз пишет, что ее успеху в области образования сопутствовало противоречивое ощущение того, что она «первая», или «одна их немногих», или «единственная» афроа-мериканка и/или женщина, и/или человек из рабочей среды в... школах, сообществах и в рабочем окружении» (Collins, 1990. p. xi). Она открыла для себя, что ее оценивают ниже, чем других, имевших иное происхождение, людей, и усвоила, что образовательный про­цесс, по-видимому, требовал от нее, дабы она дистанцировалась от своих корней, ухо­дивших к чернокожему рабочему классу. Напряжение вызвало «утрату голоса».

Ответом Коллинз на данные проблемы стала формулировка альтернативного понимания социальной теории и альтернативного подхода к ее построению. С помощью такого проек­та она высказала теоретические убеждения своего сообщества. Наиболее ярко это прояви­лось в знаковой для феминистской и социальной теории книге «Феминистские воззрения чернокожих». Эта работа была включена во многие антологии и была отмечена наградой Джесси Бернард и наградой Ч. Райта Миллза. В упомянутой книге социальная теория опи­сана в виде воззрений специфической группы — чернокожих женщин. С этой целью Кол­линз привлекает множество высказываний как знаменитых, так и малоизвестных людей. Она предлагает социальную теорию, основанную на взглядах данного сообщества, теорию, которая выражает свойственное этой группе отношение к угнетению, что образуется бла­годаря пересечениям различных факторов — расы, гендера и класса, а также описывает ее историческую борьбу против угнетения. Коллинз показывает особую эпистемологию, благодаря которой чернокожие женщины оценивают степень истинности и надежности. Кроме того, она убедительно аргументирует эпистемологию феминизма. В «Феминистских воззрениях чернокожих» предлагается направление развития феминистской социальной теории, в частности, и социальной теории в целом. На практике и в теории Коллинз следо­вала своей концепции пересечений. Она помогла организовать отделение Американской социологической ассоциации под названием «Раса, гендер, класс», выступила совместно с Маргарет Андерсон редактором собрания эссе «Раса, класс и гендер» (1992). Ей принад­лежит множество статей, опубликованных в различных журналах.

Книга «Слова в защиту: чернокожие женщины и поиск справедливости» (1998) оказалась орудием борьбы за переосмысление социальной теории: за понимание ее не как сферы ком­петенции и занятий элитной группы интеллектуалов, а в качестве воззрений на социальный мир групп, чье положение различно. В этом сочинении Коллинз повторяет настойчивый при­зыв к социологам писать и работать, считая, что социальная теория — часть общего созида­ния социальной жизни, и сделать ее значимой и доступной для общественности.

ство» (Hooks, 1984; Kaminsky, 1994; Mohanty, 1991). В них было обращено внима­ние на разнообразие опыта, связанного с такими, казалось бы, универсальными ситуациями, как «материнство» и «семья». Кроме того, оказались переосмыслен­ными иные работы теоретического плана, в частности исследования Чодороу и Бенджамин (Dickerson, 1995; Glenn, Chang, & Forcey, 1993; Mahoney & Yngvesson, 1992; Segura & Pierce, 1993; Zhang, 1993), созданные в рамках психоаналитической социологии. Критика привела к пересмотру представителями «белого» феминиз-


[396]

ма самого понятия «белый», осознанию его как конструкции, а также желанию понять, каким образом это ведет к установлению привилегий, какие действия следует предпринять, чтобы уменьшить расизм и внести вклад в разработку бо­лее цельного феминистского подхода (Alcoff, 1998; A. Bailey, 1998; Breines, 1992; Chodorow, 1994; Frankenberg, 1993; Ward, 1994).

В процессе теоретических построений, исследований и критики теория пересе­чений подошла к одной из важнейших тем и одной из центральных проблем сегод­няшнего феминизма: как совместить принцип анализа, базирующийся на эмпири­ческой данности, показывающей различия женщин, и пристрастную политическую позицию, согласно которой определенные группы женщин придерживаются свой­ственной им точки зрения. Объясняя выражение «точка зрения», Патриция Хилл Коллинз (Collins, 1998, р. 224-225) уточняет, что это взгляд на мир, разделяемый группой, которая характеризуется «разнородной общностью». Слово «разделяе­мое» имеет отношение, по мысли Маркса, к «обстоятельствам, с которыми сталки­ваются, которые даны и унаследованы от прошлого». Таким образом, Коллинз за­ключает, что точку зрения группы формирует не эссенциализм, а тот факт, что, по словам чернокожей активистки Фанни Л у Хэмер, «мы в этом мешке все вместе». Хотя векторы угнетения и привилегий — раса, класс, гендер, возраст, местожи­тельство, сексуальные предпочтения — пересекаются в жизни каждого человека, указанные теоретики утверждают, что специфика такого пересечения заметно влияет на степень установления общей точки зрения. Среди факторов, которые способствуют этому утверждению, можно назвать такие: существование группы в течение определенного времени, ощущение группой своей собственной истории, ее нахождение в относительно изолированном, опознаваемом пространстве и раз­витие внутри нее системы социальных организаций, а также наличие знаний для борьбы с угнетением. Однако позиция группы никогда не бывает монолитной или герметичной: уже сам факт того, что последняя образована благодаря пере­сечениям разных векторов, означает вариативность в понимании членами груп­пы самих себя. Они нередко оказываются вырванными из своей исконной груп­пы и включенными в более крупное сообщество, в котором приобретают опыт «внутреннего постороннего» (P. Collins, 1990, 1998). Кроме того, в исконную груп­пу проникают идеи извне, и она неоднородна: ей присуща своя внутренняя ди­намика различий. Более того, она подчас существует в «пограничной области» (Anzaldua, 1990) культуры. Приверженцы теории пересечений предупреждают, что хотя и возможно связать ситуации пересечения и точки зрения с индивиду­альной сферой, подобный редукционизм представляет теоретическую и полити­ческую опасность, поскольку зачеркивает исторически сложившиеся структуры неравноправной власти, породившие индивидуальный опыт, и скрадывает не­обходимость политических перемен.

Разрабатывая проект изменений, сторонники теории пересечений обращают­ся к знанию угнетенных людей и к их ценностным принципам веры и справедли­вости (Collins, 1990, 1998; Hooks, 1984, 1990; Reagon, 1982/1995; Lorde, 1984). Эта теория ратует за показ, протест, принятие мер, чтобы изменить ситуацию в рам­ках угнетенного сообщества, поскольку только тогда можно сохранить веру в окончательное торжество справедливости — не той справедливости, что заключе-


[397]

на в узкие легальные рамки рациональности, а осознаваемой как установление в социальных институтах и социальных отношениях принципов честности и забо­ты о других и о себе.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.