Бартимеус. Нужно сказать, мы неплохо сработались

Нужно сказать, мы неплохо сработались. Куда лучше, чем рассчитывал он или я.

Нет, конечно, нам потребовалось некоторое время на то, чтобы разобраться между собой, – мы пережили пару неприятных моментов, когда наше тело пыталось одновременно сделать несовместимые движения, но мы очень быстро ликвидировали последствия, так что ничего плохого не случилось[102]. А когда мы пустили в ход семимильные сапоги, то начали перемещаться действительно быстро и сполна использовать преимущества нашего необычного положения.

Первый выигранный поединок с бедняжкой Наэрьян серьёзно нас взбодрил: мы поняли, что надо делать, и разобрались, как сочетать усилия, чтобы добиться наилучшего эффекта. Мы перестали пытаться дублировать действия друг друга и стали больше друг на друга полагаться.

Вот как мы работали. Натаниэль взял на себя сапоги – если нам нужно было переместиться на большое расстояние по прямой, шагал именно он. По прибытии на место (как правило, через пару секунд – эти сапоги были весьма шустрые) управление ногами брал на себя я – я наделял их частицей своего фирменного проворства и заставлял нас прыгать, как антилопа‑ импала: назад, вперёд, вверх, вниз, вправо и влево, пока любой враг, а порой и я сам, не оказывался окончательно сбит с толку. Натаниэль же тем временем полностью сохранял контроль над своими руками и посохом Глэдстоуна. Он стрелял каждый раз, как только мы подбирались достаточно близко, и, поскольку я мог предугадывать его намерения, я обычно оставался на месте достаточно долго, чтобы он успел как следует прицелиться. Не делал я этого только тогда – и вполне оправданно, я считаю, – когда спешил убраться с пути какого‑ нибудь Взрыва, Потока или Растерзывающей Спирали. Лучше всё‑ таки не сталкиваться с подобными вещами, если не хочешь сбиться с темпа[103].

Общались мы с помощью кратких, почти односложных мыслей, как‑ то: «Бегом!», «Прыгай!», «Куда?», «Вверх!», «Ныряй!»[104] и т. п. Не то чтобы мы докатились до рычания и мычания, но были близки к этому. Конечно, всё это чересчур отдавало мачизмом и грубой силой, тут не было места ни рефлексии, ни тонкому анализу, – зато такой образ действия сильно содействовал тому, чтобы остаться в живых, а также гармонировал с некой подавленностью и отрешённостью, овладевшей душой Натаниэля. Поначалу, пока мы общались с Китти, это было не столь заметно (тогда голова у него была наполнена всякими телячьими нежностями, а потом – полуоформившимися, пылкими и возвышенными устремлениями). Но после того случая на Трафальгарской площади, когда женщина отвернулась от него со страхом и презрением, он стремительно впал в уныние и замкнулся. Его возвышенные чувства были ещё слишком свежими и робкими и плохо переносили, когда их отвергали. Теперь они оказались загнаны вглубь, и на их место вернулись старые знакомые: гордость, отчуждение и стальная решимость. Натаниэль по‑ прежнему был поглощён своим делом, но теперь занимался им с чувством лёгкого отвращения к себе. Может, это и нездоровое чувство, но оно помогало ему сражаться как следует.

А сейчас нам было надо именно сражаться.

Наэрьян, ошивавшаяся на площади, оказалась самой нерасторопной из духов; прочие устремились дальше, привлечённые шумом толпы и запахом людских тел. Они миновали арку Черчилля и очутились на тёмных просторах Сент‑ Джеймс‑ парка. Если бы простолюдины не толпились там в значительных количествах, воинство Ноуды немедленно рассредоточилось бы по столице, и тогда нам было бы куда сложнее их выслеживать. Но к ночи в парке собралось ещё больше демонстрантов, ободрённых бездействием правительства, и теперь эти толпы представляли чрезвычайно соблазнительную приманку для алчных духов.

Когда мы прибыли, веселье было в самом разгаре. Духи блуждали по всему парку, гоняясь за кучками обезумевших людей, как кому заблагорассудится. Некоторые использовали магические атаки, другие предпочитали двигаться просто из удовольствия двигаться, разминая непривычно неподатливые конечности, выписывая круги, чтобы отрезать мечущуюся добычу. Многие из дальних деревьев полыхали разноцветными огнями, в воздухе висели вспышки, витые струйки дыма, пронзительные вопли и всеобщий галдёж. И всё это на фоне огромного Хрустального дворца, озаряющего своим светом царящее вокруг безумие: в полосах света из дворца носились люди, скакали духи, валились наземь тела, шла головокружительная охота.

Мы на миг застыли под аркой, на входе в парк, чтобы оценить происходящее.

«Хаос, – подумал Натаниэль. – Это – хаос!»

«Ну что ты! – возразил я. – Это ты ещё настоящих битв не видал. Видел бы ты, что творилось под Аль‑ Аришем. Там песок пропитался кровью на милю вокруг». И я показал ему, как это было.

«Очень мило. Спасибочки. Ноуду видишь?»

«Нет. Сколько тут демонов?»

«Больше чем достаточно[105]. Пошли».

Он топнул каблуком, и сапоги устремились вперёд. Мы очутились в самом пекле.

Разумная стратегия требовала, чтобы духи не заметили нас все сразу. Поодиночке мы вполне могли с ними управиться, но связываться со всеми скопом было бы чересчур рискованно. Отсюда – стремительные атаки и непрерывное передвижение. Первой нашей целью, на лужайке неподалёку оттуда, стал африт, облачённый в тело пожилой женщины. Он с пронзительным гиканьем посылал в толпу один Спазм за другим. Мы в два шага очутились у него за спиной. Из посоха вырвался луч – и африт стал воспоминанием, вздыхающим на ветру. Мы повернулись, переместились – и очутились далеко оттуда, среди ярмарочных аттракционов, где трое могучих джиннов, одетых в пухлые человеческие шкуры, деловито опрокидывали «Замок султана». Натаниэль указал на них посохом, и все трое растворились в одной‑ единственной алчной вспышке света. Мы огляделись, увидели, как у рощицы пошатывающийся гибрид человека и духа охотится за ребёнком, и в три шага оказались рядом. Белый огонь пожрал гибрида. Ребёнок умчался во тьму.

«Нам нужна помощь, – подумал Натаниэль, – людям надо помочь. Они бегают кругами».

«Ну, это уж не наша за… Ага, я их вижу! Пошли!»

Шаг, прыжок – мы приземлились на крыше летнего театра, развернулись вокруг центрального столба, выстрелили четыре раза. Три гибрида погибли; четвёртый, встревоженный смертью товарищей, шарахнулся, отскочил, заметил нас и выпустил Спазм. Летний театр разлетелся в щепки, но мы ловко кувырнулись в сторону, съехали вниз по парусиновому навесу и, прежде чем наши сапоги коснулись земли, превратили сущность нападавшего в сноп потухающих искр.

Я ощутил укол совести. Решимость Натаниэля ослабла. Он замешкался. «Это… это же была Хелен Малбинди! Да, точно. Она…»

«Она давно уже мертва. Ты убил её убийцу. Шевели ножками! Вон там, у озера! Видишь ребятишек? Скорее!»

Лучше не останавливаться. Лучше об этом не думать. Главное – сражаться[106].

Прошло десять минут. Мы стояли под дубом в центре парка. Рядом курились останки ещё двух джиннов.

«Ты не замечаешь в наших духах ничего странного? – подумал я. – В смысле, такого, что было бы заметно».

«Глаза? Они у них иногда светятся».

«Глаза‑ то глазами, но я имел в виду ауры. Они вроде как выросли».

«И что это означает?»

«Не знаю я. Такое впечатление, что им вроде как тесно в человеческих телах».

«Ты думаешь…»

«Духи, которых призвал сюда Факварл, все очень могущественны. Быть может, они становятся ещё сильнее оттого, что подкормились. И если…»

«Погоди. Там, у озера…»

И мы бросились дальше.

Мы гоняли по парку взад‑ вперёд, среди павильонов и детских площадок, беседок и дорожек, всюду, где мельком замечали крадущиеся, хищные движения. Временами джинны замечали нас и пытались дать сдачи. Чаще нам удавалось подкрасться незамеченными. Перед мощью посоха никто устоять не мог, а семимильные сапоги переносили нас с места на место прежде, чем кто‑ либо успевал нас заметить. Натаниэль был холоден и решителен, с посохом он с каждой минутой управлялся всё искуснее. Что до меня, то, возможно, дело было в адреналине, бурлящем в нашей общей крови, а может быть, и нет, но я мало‑ помалу начал получать огромное удовольствие. Во мне постепенно просыпалась былая кровожадность, бешеная радость битвы, которую я ощущал в первых египетских войнах, когда ассирийские утукку маршировали через пустыни и тучи стервятников застилали всё небо. Это была любовь к проворству и ловкости, к тому, чтобы бросать вызов смерти и побеждать её; это была любовь к свершению новых подвигов, о которых будут рассказывать и петь у лагерных костров, пока не закатится солнце. Это была любовь к энергии и силе.

Это тоже была часть разлагающего влияния Земли. Птолемей бы этого не одобрил.

Однако это всё же куда лучше, чем быть пирамидой из слизи.

Я кое‑ что заметил и мысленно подтолкнул Натаниэля. Он застыл посреди поля, чтобы приглядеться получше. Мы чуть‑ чуть постояли, поразмыслили. Посох мы держали горизонтально, небрежно сжимая его в руке. Он светился и потрескивал, набалдашник его слегка курился белым дымком. Земля у нас под ногами почернела и обуглилась. Вокруг валялись трупы, туфли, куртки, листовки. Дальше – горящие деревья и тёмная пропасть ночи.

Вдали, за парком, отсветы огней большого Хрустального дворца. Внутри, бросая тени на лужайку, двигались далёкие фигуры. Рассмотреть их как следует мы не могли – слишком велико было расстояние.

«Ноуда? Факварл?»

«Может быть…»

«Берегись!»

Кто‑ то приближался к нам слева. Мы вскинули посох, но атаковать не спешили. Из темноты появился мужчина – человек, с почти невидимой аурой. Он был без ботинок, в разодранной пополам рубашке. Он проковылял мимо нас, оставляя кровавые следы. На нас он даже не оглянулся.

«Какой кошмар!» – подумал Натаниэль.

«Да ладно тебе, мужика тоже можно понять. За ним только что гонялось сорок демонов».

«Я не о нём. Я об этом. Обо всём».

«А‑ а. Да. Да, кошмар».

«Так ты думаешь, их всего было сорок?»

«Этого я не говорил. Мудрый воин…»

«А убили мы сколько?»

«Не знаю. Не считал. Но сейчас их тут уже не так много».

Центральная часть парка практически опустела. Как будто бы кто‑ то проколол невидимый мех или преграду и поток лихорадочно метавшихся людей хлынул туда и мало‑ помалу иссяк.

Натаниэль шмыгнул носом и утёрся рукавом. «Тогда, значит, Хрустальный дворец. Тут мы, считай, управились».

Шаг, другой… мы неслись над лужайками; через подстриженные изгороди, клумбы, водоёмы, журчащие фонтанчики. Натаниэль замедлил движение сапог, и мы огляделись.

Хрустальный дворец вздымался в центре парка, точно выбросившийся на берег кит, длиной в двести метров и шириной в сто. Он практически целиком состоял из стеклянных панелей, закреплённых в сети железных балок. Наружные стены были закруглённые, плавно уходящие ввысь; там и сям над ними торчали малые купола, шпили, башенки и коньки. На самом деле это была не более чем огромная теплица, только вместо плесневеющих помидоров и мешка компоста там росли пальмовые деревья, струился искусственный ручей, вились мостики и переходы, стояли сувенирные магазинчики и ларьки с едой и находилось множество прочих замшелых развлечений[107]. Тысячи электрических ламп, подвешенных на балках, освещали дворец днём и ночью. В обычные дни это было любимое место простолюдинов, желавших убить время.

Прежде я редко приближался к дворцу: мою сущность плющило от его железного скелета. Однако теперь я был надёжно защищён телом Натаниэля, и железо меня не волновало. Мы поднялись на крыльцо восточного входа. Здесь тропическая растительность и пальмы плотно прижимались к стеклу изнутри, за ними почти ничего видно не было.

Из здания доносился слабый шум. Мы, не останавливаясь, подошли к деревянным дверям, толкнули их, и двери распахнулись. С посохом на изготовку мы вступили внутрь.

Сразу сделалось душно: снаружи стояла прохладная ночь, а внутри, под стеклянной крышей, воздух был тёплый. Одновременно дохнуло магией: дымом от сернистых Взрывов. Откуда‑ то справа, из‑ за зарослей и суши‑ бара в японском стиле, донеслись жалобные стоны и рыдания.

«Простолюдины, – подумал Натаниэль. – Надо бы подобраться поближе. Посмотреть, кто их захватил».

«Может, по мостику?»

Слева от нас была спиральная железная лестница, которая крутыми витками поднималась к мостику высоко над головой. Оттуда нам было бы всё отлично видно. Мы бросились туда и беззвучно взбежали по лестнице. Очутившись выше раскидистых пальмовых крон, вплотную к изгибу стеклянной стены, мы вышли на узкий мосточек, железной соломинкой протянувшийся к противоположной стороне дворца. Натаниэль низко пригнулся и опустил посох параллельно полу. И мы медленно, крадучись заскользили над бездной.

Вскоре нам стало видно, что творится за деревьями, в центре дворца, под самыми высокими стеклянными куполами. Там, на открытом пространстве, зажатом между безвкусно раскрашенной каруселью и столиками кафе, стояла толпа людей, человек сто. Они жались друг к другу, точно пингвины в зимнюю бурю. Простолюдинов пасли штук семь‑ восемь духов Ноуды, окружив их со всех сторон. Среди их оболочек было и тело Руфуса Лайма, и – это я понял по смятению в уме Натаниэля – тело премьер‑ министра Руперта Деверокса. Судя по властности их движений, духи в своих новых телах вполне освоились. Их ауры распространялись далеко за пределы тел. Однако не они привлекли наше внимание.

«Ты погляди на Ноуду! – подумал Натаниэль. – Что это с ним такое?»

Ответа у меня не было. На крыше карусели, метрах в двадцати в стороне от нас и метрах в двадцати ниже, стояло бывшее тело Квентина Мейкписа. Когда мы виделись с ним в последний раз, Ноуда испытывал некоторые проблемы с определением границ возможностей своего нового обиталища. Теперь он, хотя и поздновато, похоже, научился‑ таки им управлять. Ноги твёрдо стояли на крыше, руки были уверенно сложены на груди, подбородок выпячен – у него был вид победоносного военачальника в разгар кампании.

И ещё у него были рога.

Три чёрных рога, если быть точным, торчащих изо лба под разными углами. Один был длинный, ещё два – просто пенёчки. И это ещё не все. Рубашка у него на спине разошлась, оттуда торчал острый гребень, на левой руке появился серо‑ зелёный нарост. Лицо у него было восковое и перекошенное, разбухшее от внутреннего давления. Глаза пылали огнём.

«Вот неожиданность!» – подумал я.

«Его сущность прорывается наружу из тела».

Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.

Пока мы смотрели, рога, гребень и нарост втянулись обратно в тело, словно бы могучим усилием воли. Ноуда аж задрожал от напряжения, но мгновение спустя они вылезли снова, ещё больше прежнего. Из открытого рта донёсся громовой голос:

– Ах! Как мне плохо! Меня снова жжёт, как прежде! Факварл! Где же Факварл?

«Он не в восторге, – заметил Натаниэль. – Видимо, его могущество просто слишком велико. Тело, в которое он вселился, распадается, и он утратил свою защиту».

«А что ж поделаешь, если он жрал людей с тех самых пор, как явился сюда? Вот его сущность, видать, и распёрло! – Я окинул взглядом простолюдинов, жмущихся внизу. – И похоже, что он до сих пор голоден».

«Ну ничего, мы с этим покончим. – Всё недовольство и обида Натаниэля перевоплотились в холодный, жёсткий гнев. Его душа стала как кусок кремня. – Как ты думаешь, сумеем мы снять его отсюда?»

«Сумеем. Только целься получше. У нас всего один шанс. Бить надо наверняка».

«Ну и кто теперь констатирует очевидные вещи?»

Мы всё ещё сидели пригнувшись и смотрели вниз сквозь узорчатые железные перила, ограждающие мостик. Едва Натаниэль приготовился встать, я на всякий случай выставил Щит: Когда мы нанесём удар, прочие духи, несомненно, возжаждут мести. Я прикинул возможные пути отступления. Отпрыгнуть назад, либо на пальму, либо на крышу суши‑ бара. Потом вниз, на пол. Потом…

Ладно, хватит. Нечего наперёд загадывать.

Натаниэль встал. Мы навели посох на Ноуду, произнесли слова…

И, как и ожидалось, раздался оглушительный взрыв.

Только не вокруг Ноуды, а вокруг нас. Мой Щит еле выдержал. Но и то нас отшвырнуло вбок вдоль мостика, мы пробили стеклянную стену дворца и вместе с дождём осколков полетели вниз, на крыльцо, и дальше, во тьму регулярного сада. Мы тяжело рухнули наземь, Щит лишь отчасти смягчил удар. Посох вырвался у нас из рук, отлетел и упал на дорожку.

В результате удара наше двойное сознание на время распалось; в течение нескольких секунд мы существовали в одной голове по отдельности. Пока мы лежали и охали независимо друг от друга, из дыры в стеклянной стене высоко вверху выплыло тело Хопкинса. Оно мягко опустилось на крыльцо и приблизилось к нам уверенным и ровным шагом.

– Это Мэндрейк, не так ли? – осведомился Факварл небрежным, светским тоном. – Ну и упрямы же вы, молодой человек! Будь у вас хоть капля мозгов, вы бы давно уже были за сто миль отсюда. Что такое в вас вселилось?

О, если бы он знал! Мы лежали на земле, отчаянно пытаясь собраться. Наше зрение мало‑ помалу прояснялось, разум воссоединялся.

– Владыка Ноуда, – продолжал между тем Факварл, – в данный момент несколько раздражителен и нуждается в аккуратном обращении. И его настроение не улучшится оттого, что вы ужалите его своей игрушкой.

– Ужалите? – прохрипел Натаниэль. – Да она сотрёт его с лица земли!

– Вы в самом деле так думаете? – Голос у Факварла был усталый и насмешливый. – Ноуда гораздо могущественней, чем вы можете себе представить. Он алчет энергии, он поглощает её, как губка. Видите, как он уже разросся? Вашему нападению он только порадуется, оно пойдёт ему на пользу. Нет, я бы разрешил вам попробовать, но я устал от непрошеных вторжений. Как бы то ни было, посох я сейчас заберу себе в личное пользование. – Он лениво поднял руку. – Что ж, прощайте!

Натаниэль раскрыл рот, чтобы завопить. Я перехватил инициативу и использовал его рот в лучших целях.

– Привет, Факварл.

Рука вздрогнула, её убийственная мощь осталась неиспользованной. В глазах Хопкинса двойные точки ярко‑ голубого света вспыхнули удивлением и растерянностью.

– Бартимеус?!

– Да, это я, тот самый маленький джинн.

– Но как… как…

Вот оно! Впервые за три десятка веков непоколебимая уверенность Факварла была нарушена моим появлением. Он не находил слов.

– Как такое может быть? Это уловка… чревовещание… иллюзия?..

– Нет. Это я, и я тут.

– Не может быть!

– Ну а кто ещё может знать правду о смерти Чингисхана? Помнишь ту славную кисточку отравленного винограда, которую мы подсунули ему в шатёр под самым носом его джиннов? [108] Факварл поморгал, поколебался.

– Так значит… это всё‑ таки ты.

– Да, старый приятель, теперь моя очередь устраивать сюрпризы! И я мог бы ещё упомянуть, что, пока вы с Ноудой тут развлекаетесь, половина вашего воинства уже перебита. И перебил её я.

Говоря, я чувствовал, как ворочается Натаниэль. Ему не нравилось беспомощно лежать на земле – природный инстинкт самосохранения побуждал его подняться на ноги. Я утихомирил его одной‑ единственной мыслью: «Жди».

– Ах ты, предатель!..

Факварл достаточно долго пробыл в теле Хопкинса: он облизнул губы точно так же, как сделал бы это человек.

– Эта потеря меня не тревожит: мир битком набит людьми, а в Ином Месте достаточно духов, чтобы заселить их всех. Но ты!.. Убивать своих же сородичей, защищать бывших угнетателей… Да у меня вся сущность выворачивается наизнанку при одной мысли об этом!

Он стиснул кулаки. Голос у него звенел от волнения.

– Мы с тобой не раз сражались друг с другом, Бартимеус, но всегда – по воле судьбы, по прихоти наших хозяев. А теперь, когда мы наконец‑ то сами стали хозяевами и нам следовало бы торжествовать вместе, теперь ты предпочёл совершить это из ряда вон выходящее предательство! И это ты, сам Сакар-аль-Джинни! Чем ты оправдаешь свои деяния?

– Это я предатель?!

Поначалу я только поддерживал беседу, выжидая, пока к нам вернутся силы после падения, но теперь я был слишком задет, чтобы вести себя осмотрительно. Голос мой звучал как старинный боевой клич, который некогда эхом разносился в сосновых борах и заставлял индейские племена ёжиться в своих вигвамах.

– Это ты навеки отвернулся от Иного Места! Кто же предатель, как не ты – ты, который бросил свой дом и подбил иных духов покинуть его навеки ради того, чтобы обманом захватить эти мешки с костями! А ради чего? Что вам может дать это злосчастное место?

– Месть! – прошептал Факварл. – Отныне месть – наш хозяин. Месть удерживает нас в этом мире. Она даёт нам цель!

– «Цель» – это человеческое понятие, – негромко ответил я. – Мы никогда прежде не нуждались в целях. Это твоё тело – оно ведь уже не просто личина, не так ли? Не просто преграда на пути боли. Это то, во что ты стремительно превращаешься.

Огонь в глазах Факварла негодующе вспыхнул, потом внезапно потускнел и приугас.

– Быть может, Бартимеус, быть может… – Голос был тих и печален; руки машинально одёргивали помятый пиджак. – Между нами говоря, я должен признаться, что ощущаю в этом теле некий дискомфорт, которого я не предвидел. Это совсем не то что прежняя острая боль. Скорее это тупой надоедливый зуд, пустота внутри, и эту пустоту не в силах заполнить никакие убийства. По крайней мере, пока. – Он невесело усмехнулся. – Но я всё‑ таки буду пытаться.

– Твоя пустота, – сказал я, – это то, что ты потерял. Связь с Иным Местом.

Факварл уставился на меня. Он помолчал.

– Если это правда, – тяжко промолвил он, – тогда и ты тоже её потерял. Ты такой же захватчик, как и я, Бартимеус, ты тоже обманом вселился в этого твоего молодого волшебника. Зачем же ты это сделал, если тебе это якобы так сильно не нравится?

– Потому что у меня выход есть, – сказал я. – Я своих мостов не сжигал.

Горящие глаза озадаченно прищурились.

– Это как?

– Волшебник призвал меня в себя. Волшебник может меня отпустить.

– Но его мозги…

– Его мозги целы. Я делю их с ним. Должен признаться, что это непросто. Не так уж там много тех мозгов.

– Это правда, – подтвердил Натаниэль. – Мы работаем вместе.

Если Факварл был изумлён, когда впервые заговорил я, то теперь он был просто ошарашен. Такая возможность попросту не приходила ему в голову.

– Человек сохраняет свой разум? – выдавил он. – А кто же из вас тогда хозяин? Кто из вас командует?

– Никто, – сказал я.

– У нас равноправие, – подтвердил Натаниэль.

Факварл покачал головой, как будто в восхищении.

– Примечательно, – сказал он. – Просто уникальное извращение. Хотя и не единственное в своём роде: помнится, ты, Бартимеус, одно время всё распространялся про того щенка из Александрии. Он бы это одобрил, верно? – Он слегка осклабился. – Скажи, а ты не чувствуешь себя осквернённым столь интимной связью?

– Не особо, – ответил я. – Связь у нас не более интимная, чем твоя, и к тому же временная. Я‑ то вернусь домой.

– Да ну? И с чего ж ты так решил?

Факварл взмахнул рукой, но я опередил его.

Длинная беседа как раз дала мне возможность оправиться от падения, энергия вернулась к нам в полной мере. Пальцы Натаниэля уже и так были вытянуты в его направлении. Серо‑ зелёный Спазм ударил прямо в Щит Факварла. Вреда ему это, конечно, не причинило, но зато развернуло в сторону, и его Взрыв ушёл в землю далеко от нас. А я тем временем привёл в действие наши конечности. Разбрасывая землю, мы вскочили на ноги, взмыли в воздух и приземлились прямо у посоха. Натаниэль подхватил его, и мы развернулись, стремительно, как атакующая гюрза.

Факварл стоял на дорожке, недалеко от нас, приподняв руку. Свет из Хрустального дворца озарял его наполовину, смешиваясь с тенью. Как ни стремительны мы были, он был ещё проворнее. Я иногда думаю, не мог ли он ударить нас в спину, когда мы наклонялись за посохом, прежде чем мы успели взять его в руки. Но, возможно, наш Спазм оглушил его, сбил его с толку. Трудно сказать. В течение секунды мы смотрели друг на друга.

– Твоё открытие действительно примечательно, – сказал Факварл. – Но для меня уже поздно.

Он вроде бы сделал своим мясистым телом какое‑ то движение, но какое – я не помню. Я никак не среагировал, зато мгновенно ощутил реакцию мальчишки. Луч ослепительно-белого света ударил, угас и исчез, стерев Факварла с лица земли.

Мы остались одни на дорожке рядом с дворцом.

«Шевели ножками, – подумал парень. – Сюда идут, а нам ещё надо закончить работу».

Китти

Китти повезло, что большинство волшебников, которые оказались вместе с ней, принадлежали к самым низшим рангам: это означало, что многие из них умели сами водить машину. На подземной стоянке под Вестминстер‑ Холлом стояло немало лимузинов, а ключи от них висели в комнате отдыха шофёров. К тому времени, как на пустынную улицу, газуя, выехало шесть машин, Китти и остальные успели собрать всё оружие, какое нашли, вызвать множество бесов и теперь ждали у выхода. Они без особых церемоний расселись по четыре человека в машину и в сопровождении летящих следом демонов цепочкой двинулись в сторону Трафальгарской площади.

Далеко они не уехали. На полпути дорога была перегорожена обломками опрокинутого памятника. Ехать стало невозможно; процессия не без труда развернулась, возвратилась к Вестминстер‑ сквер и повернула направо, в сторону Сент‑ Джеймс‑ парка.

В то время как Уайтхолл был пуст, улицы к югу от парка были далеко не пустынны. Где‑ то впереди раздавались взрывы, мелькали отблески огней и слышался волчий вой. Когда они подъехали ближе, с боковых улиц хлынули сотни людей, как будто где‑ то прорвало плотину. Толпа затопила улицу и покатилась навстречу лимузинам.

Китти ехала в первой машине, рядом с шофёром. В ней внезапно всколыхнулся страх.

– Выходим! – скомандовала она. – Здесь опасно!

Шофёр сообразил, что к чему, заглушил мотор и стал дёргать дверную ручку. Все как один высыпали из машин и бросились прятаться. Несколькими секундами позже лимузины поглотила толпа – люди с безумными глазами, с лицами, искажёнными ужасом и отчаянием. Многие пронеслись мимо, но некоторые, видя в глянцевых чёрных машинах символы владычества волшебников, набросились на них, пиная их ногами и вопя. Ветровое стекло разлетелось вдребезги от удара брошенного кем‑ то кирпича, толпа взревела.

Госпожа Пайпер поддерживала Китти – та вся дрожала оттого, что им пришлось так быстро бежать.

– Простолюдины… – прошептала госпожа Пайпер. – Они просто озверели!..

– Они напуганы, они злы. – Китти старалась собраться с силами. – Посмотрите, как они изранены! Они вырвались из парка. Ну что, все в сборе?

Она окинула взглядом беспорядочную шеренгу волшебников, и в голову ей пришла ещё одна светлая мысль.

– У кого с собой бесы, спрячьте их под куртки! – прошипела она. – Если кто‑ нибудь, обладающий устойчивостью к магии, их заметит, вас просто растерзают! Готово? Ну, пошли. Не будем терять времени.

И они зашагали дальше пешком, прижимаясь к стенам, потому что посередине улицы всё катился плотный людской поток. Первые несколько боковых улиц оказались запружены толпой, пройти там было невозможно. Однако мало‑ помалу они продвигались в ту сторону, откуда слышались звуки битвы.

Вспышка света во тьме. На стену здания легла огромная тень человека. Вокруг него клубилось зелёное пламя. Потом свет потух. Внизу, на улице, собралась кучка волков. До Китти и её спутников долетел высокий голос, выкрикивавший приказы, вдали мелькнула черноволосая фигурка.

– Это Фаррар, – заметил кто‑ то. – Собрала‑ таки немного волков. Но что… что это была за тень?

– Один из демонов… – Китти устало привалилась к стене и заглянула в узкий переулок. – Смотрите, там можно пройти. Он выведет нас прямо к парку.

– Но, может быть, нам следует?..

– Нет. Это бой второстепенного значения. Кроме того, мне кажется, наша ненаглядная госпожа Фаррар не так уж и нуждается в помощи, как вы думаете?

Извилистый переулок после нескольких замысловатых поворотов вывел их к тихой улочке, идущей вдоль границ парка. Они перешли через улочку, поднялись на невысокий холмик и с него окинули взглядом чёрное пространство парка. Тут и там догорали огни: в рощах, в павильонах, в пагоде у озера, – но движения заметно не было. По совету Китти вперёд отправили нескольких бесов, чтобы осмотреть местность. Бесы вернулись быстро.

– Тут была чудовищная битва, – сказал первый, ломая перепончатые лапы. – Во многих местах земля обуглена и обожжена. Магические истечения висят над землёй, как туман. Но сейчас везде всё тихо, кроме как в одном месте.

– Погибло много людей, – сказал второй, моргая выпуклыми глазами на стебельках. – Трупы навалены грудами, как палая листва. Некоторые люди лежат раненые, они кричат и зовут на помощь. Другие бесцельно блуждают. Но большинство бежало из парка. Толп нигде нет, кроме как в одном месте.

– Могучие духи тоже исчезли, – сказал третий, помахивая прозрачными крылышками. – Их пролитая сущность висит в воздухе вместе с отзвуками их воплей. Несколько выживших разбежались по городу. Но в парке не осталось никого, кроме как в одном месте.

– И где же это место? – спросила Китти, мягко постукивая ногой.

Все три беса молча развернулись и указали на огромный Хрустальный дворец, сияющий огнями. Китти кивнула.

– И что же вы сразу не сказали? Ладно, идём туда.

Десять тяжких минут они молча шли напрямик по опалённой земле. Китти брела медленно, каждый шаг давался ей напряжением воли, вопреки яростно протестующему телу. За те часы, что прошли со времени её возвращения, силы мало‑ помалу возвращались к ней. И тем не менее Китти жаждала передохнуть. Она понимала, что её выносливости наступает предел.

Доклад бесов был краток, но суть очевидна. К тому же это сходилось с тем, что они видели в кристалле. Натаниэль с Бартимеусом побывали здесь. Именно они очистили парк и дали многим людям возможность спастись. Быть может, – надежда росла в душе Китти с каждым шагом, – быть может, вскоре они закончат своё дело, быть может, она увидит, как они с триумфом возвращаются к ней, сопровождаемые толпой благодарных простолюдинов. Ну конечно, ведь теперь, с посохом, это только вопрос времени…

И всё‑ таки, пока сохраняются хоть малейшие сомнения, она не имеет права оставаться в стороне. Не может она их бросить. Амулет Самарканда у неё на шее мягко подпрыгивал с каждым неверным шагом.

Прошло пять минут. Глаза у Китти слипались. Внезапно они моргнули и раскрылись.

– Что это было?

– Магический взрыв, – прошептала госпожа Пайпер. – У восточного входа.

Они пошли дальше.

Ещё через четыре минуты, когда дворец уже возвышался над ними, они очутились в регулярном саду. Как раз в это время земля под ногами дрогнула, на дорожке у самого дворца сверкнула ослепительно-белая вспышка. Отряд застыл в ожидании. Вспышка не повторялась. Всех колотило от нервного напряжения.

Китти напряжённо вглядывалась в темноту. Из‑ за света, льющегося из дворца, ночь казалась ещё более тёмной. Она не была уверена, но… Да, там, на дорожке, кто‑ то стоял. Ещё немного – и эта фигура сместилась и стала чётко видна на фоне окна.

Китти поколебалась ещё мгновение. А потом бросилась вперёд и окликнула его.