Натаниэль. Добрых полминуты Натаниэль с наёмником молча наблюдали друг за другом через комнату

Добрых полминуты Натаниэль с наёмником молча наблюдали друг за другом через комнату. Оба не шевелились. Кинжал в руке наёмника застыл; свободная рука зависла около пояса. Натаниэль следил за ним пристально, но надежды у него не было. Он уже видел, как стремительны эти руки. А он был совершенно беззащитен. Во все прошлые разы, когда они встречались с этим наёмником, при Натаниэле был Бартимеус.

Наёмник нарушил молчание первым.

– Я пришёл, чтобы отвести тебя обратно, – сказал он. – Демону ты нужен живым.

Натаниэль ничего не ответил и не двинулся с места. Он лихорадочно пытался придумать, что делать, но голова совершенно не варила от страха – мысли двигались с трудом, будто замороженные.

– Насколько я понял, несколько человек, предназначенных в носители, погибло, – продолжал наёмник. – Ноуда стремится сохранить как можно больше крепких молодых тел. Ну что, идёшь? Или предпочитаешь погибнуть более почётной смертью? Я могу это устроить.

– Нам не… – Натаниэль осип; язык словно распух и с трудом ворочался во рту. – Нам вовсе не обязательно драться…

Раскатистый хохот.

– Драться? Для того чтобы драться, силы должны быть хотя бы сопоставимыми.

– В моём распоряжении остался ещё один раб! – соврал Натаниэль. – Решай быстрее, пока он не нанёс удар. Мы всё ещё можем объединиться против общего врага. Это и в твоих интересах тоже, ты не можешь этого не понимать. Я хорошо заплачу тебе из государственной казны. Я дам тебе золота без счёта! Я могу сделать тебя знатным, дать тебе земли, собственные владения – всё, чего пожелает твоя чёрная душа. Только встань на мою сторону. Здесь, в этих подземельях, есть оружие, которым мы сможем воспользоваться…

Наёмник в ответ сплюнул на пол.

– Не нужны мне ни земли, ни титулы! Наша секта запрещает подобные безделушки. Золото – да! Но золотом меня и демоны оделят, если я буду им служить. И… помалкивай! Знаю я все твои доводы! Подумаешь, Ноуда разрушит весь Лондон – да хоть бы и всю Европу, если уж на то пошло! Да пусть он весь мир спалит, мне плевать! Не верю я ни в империи, ни в министров, ни в королей. Пусть воцарится хаос! Мне это будет только на руку. Так что ты решил? Предпочтёшь умереть на месте?

Глаза Натаниэля сузились.

– Моё решение – у тебя за спиной. Вон, крадётся на цыпочках. Убей его, Белазаэль! Рази!

И с этими словами он указал в сторону лестницы. Наёмник, пригнувшись, резко крутанулся на месте, готовый отразить нападение, – но на лестнице никого не было. Он выругался, повернулся обратно, успев выхватить серебряный диск, – и увидел, что Натаниэль уже поворачивается, чтобы кинуться по коридору в сторону хранилища. Бородач взмахнул рукой, диск взмыл в воздух…

Натаниэль попытался прыгнуть, ещё не развернувшись как следует. Разумеется, он потерял равновесие, споткнулся о край каменной плиты и упал…

Серебряный диск мелькнул в воздухе, ударился о стену над головой Натаниэля, отлетел к противоположной стене коридора и со звоном упал на пол.

Натаниэль приземлился на четвереньки. Судорожно вскочив на ноги, он подхватил серебряный диск и помчался вперёд. На бегу он оглянулся.

Позади наёмник шагал по комнате, направляясь к коридору. Он тяжело, раздражённо хмурился. Шагал он не спеша; вокруг его сапог парили мигающие огоньки и полосы. Его первый шаг был втрое шире, чем шаг обычного человека; на втором шаге он оказался прямо за спиной Натаниэля и занёс кинжал. Натаниэль вскрикнул, метнулся в сторону…

Из каменной кладки стены бесшумно, как дым, выползла серая тень. Длинное щупальце обвилось вокруг пояса наёмника, цепкая рука ухватила его за глотку. Человек вскрикнул, голова у него дёрнулась назад. Он взмахнул кинжалом, рубанул.

Тень застонала, но не отпустила его, наоборот, только крепче стиснула. Из тени появилось тошнотворное голубое свечение, которое окутало наёмника. Он закашлялся и сплюнул. Из стен и пола попёрли другие тени, обвились вокруг сапог и брюк, уцепились за развевающийся плащ. Наёмник рубил кинжалом направо и налево. Он топнул ногой – семимильные сапоги взмыли в воздух. За один шаг он оказался далеко впереди, у развилки коридора. Однако голубое свечение по‑ прежнему окутывало его голову, тени висели на нём, как пиявки, и из камней лезли всё новые и новые.

Натаниэль привалился к стене, чтобы прийти в себя. Ну да, конечно, дело в сапогах: как только наёмник очутился в коридоре, их аура привела ловушку в действие. Тени немедленно набросились на их обладателя. Беда в том, что это была магическая атака, а Натаниэль на собственном горьком опыте убедился, что наёмник обладает просто колоссальной устойчивостью к магии.

Однако же вмешательство теней позволило Натаниэлю выиграть время. Подземелье с хранилищем было где‑ то впереди. Чтобы туда добраться, надо было пройти мимо корчащегося наёмника, который боролся с тенями. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Осторожно сжимая серебряный диск (края у него были очень острые), Натаниэль принялся с опаской пробираться по коридору, мимо многочисленных дверей и поворотов, всё ближе к развилке.

К этому времени на его врага навалилось столько теней, что Натаниэль с трудом различал его.

Наёмник почти скрылся под грудой шевелящихся химер. Под этим грузом он повалился на колени. Временами из‑ под удушающего голубого свечения показывалось его побагровевшее лицо. Наёмник, казалось, был полузадушен, но его кинжал по‑ прежнему сверкал вокруг него. И пол был усеян скрученными кусками тающей сущности, похожими на стружки.

«Кинжал тоже серебряный, – подумал Натаниэль. – Они ничего не могут с ним поделать. Рано или поздно он окажется на свободе».

Эта неприятная мысль подстегнула его. Натаниэль добежал до развилки и снова оглянулся на наёмника. Так, держа диск наготове, прижавшись спиной к стене и не сводя глаз с драки в коридоре, он и миновал развилку. У него на глазах одна из теней рухнула на пол, разрубленная пополам одним ударом. Натаниэль не стал больше задерживаться: времени было в обрез.

Он помчался по коридору, ведущему глубоко под землю. В его конце виднелась стальная дверь с зарешечённым окошечком – вход в хранилище.

Добежав до неё, Натаниэль остановился и оглянулся назад, туда, откуда пришёл. Оттуда слышалась возня, пыхтение, нечеловеческие стоны. «Забудь пока про наёмника!» И что же теперь делать?

Он осмотрел дверь. Довольно обычная дверь – решётчатое окошечко, простая ручка, никаких особых знаков или отметин. Может ли в ней скрываться западня? Вполне возможно; но, с другой стороны, клерк об этом не упоминал. Натаниэль знал, что лежащие за дверью сокровища охраняет Моровое Заклятие, но как оно приводится в действие? Быть может, достаточно отворить дверь…

Натаниэль застыл, не решаясь взяться за ручку. Открывать или нет?

Он оглянулся через плечо. Всё это без толку, посох добыть надо. Иначе ему конец. Натаниэль взялся за ручку, повернул, потянул…

Ничего не произошло. Дверь осталась закрытой.

Натаниэль выругался и отпустил ручку. Всё‑ таки заперто… Он лихорадочно соображал. Замочной скважины нигде видно не было. Какой‑ то магический наговор? Если да, нужного заклинания ему никогда не найти.

Тут ему в голову пришла дурацкая мысль. Он снова повернул ручку и на этот раз толкнул.

Ага. Дверь распахнулась. Натаниэль выпустил ручку и затаил дыхание…

Нет, никакое Моровое Заклятие ему навстречу не вырвалось. Автоматически вспыхнул свет – вероятно, в потолке хранилища был заточен какой‑ нибудь пленный бес. Всё осталось точно таким же, как он видел два дня назад: мраморное возвышение в центре, заваленное грудой сокровищ; пустое в остальном помещение; вокруг возвышения – широкая полоса оливково‑ зелёных плиток, подходящая почти к самой двери.

Натаниэль потёр подбородок. По всей вероятности, стоит ему наступить на эти зелёные плитки, тут‑ то Моровое Заклятие на него и обрушится и тогда он в несколько секунд умрёт страшной смертью. Неприятная мысль. Но как же его обойти? Полоса плиток слишком широкая, её не перескочишь; перебраться поверху тоже не выйдет, летать он пока не умеет…

Натаниэля охватила нерешительность. Вернуться ни с чем он не мог: положение слишком отчаянное, и Китти на него рассчитывает. Но войти в хранилище – это верная смерть. А ему даже защититься нечем: у него при себе ни Щита, ни Наговора…

И тут его взгляд упал на предмет, лежащий в центре этого возвышения. Нефрит в изящной оправе чеканного золота. Он висел на цепочке на деревянной стойке. Амулет Самарканда… Натаниэль прекрасно знал его свойства. Он видел, как этот амулет отразил силу демона Рамутры – а уж с каким‑ то там Моровым Заклятием он и подавно справится. Что, если добежать до него со всех ног, и?..

Натаниэль закусил губу. Нет, до возвышения чересчур далеко. Он ни за что не успеет добраться до амулета прежде, чем…

Это был не звук – в коридоре было совершенно тихо. Но интуиция, внезапное острое предчувствие, от которого по спине побежали мурашки, заставило его оглянуться. И от того, что Натаниэль увидел в коридоре, у него подкосились ноги и душа ушла в пятки.

Наёмнику удалось кулаком и кинжалом раскидать все тени, кроме одной – обрубки остальных валялись на полу вокруг него. Из каменной кладки по‑ прежнему лезли новые стражи – один из них издалека метнул в наёмника голубой Импульс, человека на миг отшвырнуло к стене, но он не сдавался. Не обращая внимания на тень у себя на спине, пытающуюся его удушить, наёмник наклонился и сбросил сперва один сапог, потом второй. Они ударились о стенки и упали на пол.

Наёмник отошёл от сапог подальше. Интерес теней к нему тут же угас. Они запорхали вокруг сапог, принюхиваясь и тыкая их длинными пальцами. Тень на спине наёмника отвлеклась, ослабила хватку. Он передёрнул плечами, взмахнул серебряным кинжалом – и где она, эта тень? Два обрубка на полу, вцепившиеся друг в друга.

И наёмник на глазах у Натаниэля направился по коридору в его сторону. Он приближался медленно, но верно. Плащ его был изорван в клочья, бородач шёл по каменному полу в одних носках. Нападение призрачных стражей, похоже, измотало даже его: лицо у него было сизым от усталости, он прихрамывал и кашлял на каждом шагу.

Натаниэль стоял на пороге сокровищницы, не решаясь войти. Он отчаянно крутил головой из стороны в сторону, глядя то на зелёные плитки, то на наёмника. Ему было дурно от страха; у него не было выбора, кроме как между одной и другой смертью.

Натаниэль встряхнулся. С одной стороны, смерть действительно неизбежна. И, судя по выражению лица наёмника, лёгкой она не будет. А с другой стороны…

С возвышения холодным блеском сиял, манил его амулет. Как же далеко… Ну что ж, Моровое Заклятие, по крайней мере, точно убьёт быстро.

Натаниэль решился. Он вышел из двери в коридор, навстречу приближающемуся наёмнику.

Голубые глаза уставились на него. Наёмник усмехнулся и занёс кинжал.

Натаниэль развернулся на каблуках и со всех ног рванулся обратно в хранилище. За спиной раздался яростный рёв, но он не обратил на него внимания, сосредоточившись на том, что было впереди. Главное – разбежаться как следует, чтобы пролететь зелёную полосу на максимальной скорости…

Плечо обожгло болью; Натаниэль вскрикнул, как раненое животное, споткнулся, но не остановился. Вот он миновал дверь и ворвался в хранилище… Впереди тянулись зелёные плитки…

Неровные шаги за спиной. Глухой кашель.

Граница плиток. Натаниэль прыгнул, стараясь пролететь как можно дальше.

Приземлился. Побежал.

Вокруг послышалось шипение тысячи змей, от плиток начал подниматься жёлто‑ зелёный туман.

Возвышение было впереди, на нём блестели сокровища. Посох Глэдстоуна, перчатка, расшитая самоцветами, древняя скрипка, запятнанная кровью, кубки, мечи, шкатулки и гобелены. Но взгляд Натаниэля был прикован к Амулету Самарканда.

Зеленоватый туман окутал всё вокруг мутным покрывалом. Натаниэль почувствовал, как защипало кожу. Жжение усилилось и внезапно превратилось в острую боль. Он ощутил запах гари…

Снова кашель в коридоре. Что‑ то коснулось спины…

Возвышение. Натаниэль вскинул руку, схватил ожерелье, сорвал его со стойки. Прыгнул, извернулся, растянулся на возвышении – самоцветы и диковинки полетели во все стороны, – перекатился, упал на плитки по ту сторону. Глаза жгло, он зажмурился. Кожу палило огнём. Откуда‑ то издалека послышался крик боли – это кричал он сам.

Натаниэль вслепую продел голову в цепочку, ощутил, как Амулет Самарканда коснулся его груди…

Боль исчезла. Кожа всё ещё горела, но это было остаточное жжение, а не усиливающаяся мука. Только боль в плече пульсировала с прежней интенсивностью. Натаниэль услышал шорох, открыл один глаз – и увидел, как туман клубится вокруг него, тянется к его телу, но, неуклонно огибая его, утягивается прочь, в нефрит в центре амулета.

Натаниэль поднял голову. Оттуда, где он лежал, был виден потолок, край возвышения рядом с ним, туман, заполнивший комнату. Дальше ничего было не разглядеть.

А где же?..

Кашель. У самого возвышения.

Натаниэль зашевелился – не слишком быстро, но со всем оставшимся проворством. Боль в плече не давала опереться на правую руку. Опираясь на левую, он поднялся на корточки, потом медленно встал.

По ту сторону возвышения стоял наёмник, окутанный клубами жёлто‑ зелёного тумана. В руке он всё ещё сжимал кинжал, взгляд его был устремлён на Натаниэля. Но он тяжело опирался на возвышение и кашлял при каждом вдохе.

Он медленно выпрямился. Медленно побрёл вокруг возвышения в сторону Натаниэля.

Натаниэль стал отступать.

Бородач двигался чрезвычайно осторожно, как будто каждое движение причиняло ему боль. Он не обращал внимания на кипящее Моровое Заклятие, которое пожирало его плащ, вгрызалось в его чёрные одежды, в толстые чёрные носки на хромающих ногах. Он оторвался от возвышения и шагнул вперёд.

Натаниэль упёрся спиной в стену в дальнем конце комнаты. Дальше отступать было некуда. Руки у него были пусты. Серебряный диск он, видимо, обронил на бегу. Теперь он был совершенно беззащитен.

Моровое Заклятие вокруг надвигающейся фигуры всё сгущалось. Натаниэль увидел, как лицо наёмника на миг исказила то ли гримаса боли, то ли сомнение. Неужели его устойчивость дала трещину? Ему уже пришлось долго бороться с тенями, а теперь ещё и это Моровое Заклятие… Его кожа действительно изменила цвет или это только чудится? Кажется, она слегка пожелтела, пошла пятнами…

Наёмник неумолимо приближался. Пронзительный взгляд голубых глаз был прикован к волшебнику.

Натаниэль вжался в стену и инстинктивно стиснул в руке амулет. Металл был холодный на ощупь.

Облако Заклятия внезапно вздыбилось, окутало наёмника, точно плащом. Как будто наконец отыскало ту самую трещину, щель в его броне. Оно кружило, как рой шершней, накинувшихся на врага, и жалило, жалило… Наёмник шёл. Кожа у него на лице трескалась, как старый пергамент. Плоть под ней ссыхалась, опадала. Угольно‑ чёрная борода на глазах теряла цвет. Но бледно‑ голубые глаза не отрываясь смотрели на Натаниэля со всепоглощающей ненавистью.

Ближе, ближе. Рука, сжимавшая кинжал, усохла, от неё остались лишь узловатые кости под тонкой кожурой кожи. Борода поседела, потом побелела. Скулы выпирали сквозь неё, как камни сквозь траву. Натаниэлю показалось, будто наёмник улыбается. Улыбка расширилась, показав немыслимо длинный ряд зубов. Кожа на лице совсем отвалилась, обнажив блестящий череп, на котором осталась лишь белая борода да бледно‑ голубые глаза, они в последний раз ярко сверкнули – и вдруг погасли.

Скелет в чёрных лохмотьях. Его шаг превратился в падение. Он рухнул и рассыпался, обрушился внутрь себя, осыпав ноги Натаниэля мелкими обломками и истлевшими лоскутами.

Моровое Заклятие мало‑ помалу успокоилось. То, что от него оставалось, быстро втянул в себя амулет. Натаниэль, хромая, вернулся в центр комнаты и подошёл к возвышению. Аура всех этих предметов, видимая сквозь линзы, была настолько мощной, что от неё резало глаза. Ярче всего сиял посох. Натаниэль протянул руку, бездумно отметив, что кожа покрылась сеточкой мелких ранок, и взял его. Он сразу же ощутил гладкость и лёгкость старого дерева.

Никакого торжества Натаниэль не испытывал. Он был слишком слаб. Да, посох оказался в его руках, но сама мысль о том, чтобы привести его в действие, пугала. Тошнило от боли в плече. Натаниэль увидел и причину этой боли – окровавленный серебряный диск, лежащий на полу. Неподалёку валялся и второй диск – тот, что обронил он сам. Натаниэль с трудом нагнулся и сунул его в карман.

Посох, амулет… Ещё что‑ нибудь надо? Он окинул взглядом предметы, лежащие на возвышении. Одни – те, о которых он слышал, – были ему сейчас ни к чему. Другие таинственно светились. Нет, их лучше оставить в покое. И Натаниэль, не медля более, вышел из сокровищницы.

На обратном пути призрачные стражи, привлечённые пульсирующими аурами посоха и амулета, пытались его остановить. Но амулет вбирал их леденящее голубое свечение, и те тени, что пытались бросаться на Натаниэля, тоже быстро втягивались в кусок нефрита. Натаниэль оставался невредим. По дороге он подобрал семимильные сапоги. Несколько минут спустя он пересёк красную линию и вышел в комнату у лестницы.

Его гадательное зеркало по‑ прежнему лежало на столе.

– Бес, выполни три задания, и ты свободен.

– Да ты, наверно, шутишь. Что, одно из них невыполнимое, да? Свить верёвку из песка? Выстроить мост в Иное Место? Давай, выкладывай. Я хочу быть готовым к худшему.

Пока бес отсутствовал, волшебник, ссутулившись, сидел на столе, опираясь на посох. Плечо ныло, кожу на лице и руках всё ещё жгло. Дыхание у него было неровное.

Бес вернулся. Его личико сияло, как медный грош; ему явно не терпелось вырваться на свободу.

– Первый вопрос. Могучие духи в данный момент покидают это здание. Вот, смотри.

В глубине диска возникла картинка – Натаниэль узнал древний фасад Вестминстер‑ Холла. В стене зияла дыра. И сквозь пролом наружу вприпрыжку пёрла толпа: члены правительства, перемещающиеся неловкими, нечеловеческими движениями. Вспыхивали Взрывы, искрились Инферно, выстреливали и угасали случайные выбросы магии. И в самой гуще толпы ковыляла низенькая, кругленькая фигурка Квентина Мейкписа.

– Уходят, – прокомментировал бес. – Я бы сказал, что их штук сорок с лишним. Некоторые всё ещё нетвёрдо стоят на ногах, точь‑ в‑ точь новорождённые телята. Но они привыкнут, я уверен.

Натаниэль вздохнул.

– Хорошо.

– Второй вопрос, босс. Чулан с оружием – вверх по лестнице, третья дверь налево. Третий вопрос…

– Да? Где она?

– Наверх, направо, мимо зала Статуй. Та дверь, что прямо. Да вот, хочешь, покажу.

Появилась картинка: кабинет администратора Уайтхолла. На полу, в пентакле, совершенно неподвижно лежала девушка.

– Ближе, – приказал Натаниэль. – Ты можешь показать её поближе?

– Могу‑ то могу. Но зрелище малоприятное. Это та самая девушка, имей в виду! Не думай, что я перепутал. Вот. Понимаешь, что я имел в виду? Я и сам сперва не поверил, но по одежде её признал…

– Ох, Китти!

Китти

«Как долго тебя не было!» – посетовала Китти.

«Что значит „долго“? Ты только что явилась!»

«Чушь! Я тут уже тыщу лет плаваю. Они все окружили меня, требовали, чтобы я убиралась, говорили, что я ничто и лучше мне себя не видеть, и я уже начала им верить, Бартимеус! Я уже готова была сдаться – и только тут явился ты».

«Сдаться? Да ты не провела здесь и нескольких секунд! То есть, по земному времени. Просто здесь счёт иной. Более запутанный. Я бы, конечно, мог попытаться это объяснить, но главное‑ то в другом. Главное – что ты всё‑ таки пришла! Я думал, ты не решишься».

«Ну, это было не так трудно. Думаю, это оттого, что ты меня провёл».

«Это сложнее, чем тебе кажется. Со времён Птолемея ты первая, кому это удалось. Тут требуется способность отрешиться от себя, а для волшебников, таких какие они есть, это невозможно. А те, кому не удаётся, сходят с ума».

«Теперь это для меня проблема, это отрешение. Я уже не я».

«Так почему бы тебе не попробовать создать себе облик? Что‑ то, на чём ты могла бы сосредоточиться. Тебе должно стать лучше».

«Я уже пробовала! Но единственный, который оказался надёжным, – это шарик, и к тому же это, похоже, разозлило вас».

«Мы вовсе не злые. Разве я кажусь тебе злым?»

Китти вгляделась в сгустившийся перед ней далёкий, зыбкий образ. Это была статная женщина, темнокожая, с длинной шеей, в высоком головном уборе и длинном белом платье. Она восседала на мраморном троне. Лицо её было прекрасным и безмятежным.

«Нет, – подумала она. – Вовсе нет. Но ты‑ то другой».

«Я не её имею в виду. Это не я, это воспоминание. А я – я вокруг тебя. Все мы вокруг тебя. По вашу сторону Врат всё совсем не так. Здесь между духами нет различий. Мы едины. И ты теперь – одна из нас».

Витки и пряди множества цветов и оттенков заклубились вокруг, словно подтверждая его слова. Образ женщины исчез, вместо него возникли другие. Китти видела каждый в десяти местах одновременно, словно отражённым в фасеточных глазах насекомого, но понимала, что множатся не образы, а она сама.

«Не очень‑ то мне это нравится», – подумала она.

«Образы – это воспоминания. Некоторые из них, возможно, даже твои. Да, я знаю, разобраться непросто. Птолемею тоже было неуютно, но он воспрянул духом, когда создал себе облик. И облик был довольно художественный, вполне похожий на него. Почему бы тебе не попробовать ещё раз?»

«Я могу сделать шарик».

«Нет, с шариком я разговаривать не буду. Давай‑ ка поувереннее».

Китти собралась с духом и направила свою волю на клубящееся вокруг вещество. Ей, как и в первый раз, удалось создать нечто, отдалённо напоминающее человека. На этот раз у её изделия получилась большая голова, болтающаяся на шее, длинное тонкое тело, оканчивающееся треугольной массой, которая могла сойти за юбку, с ручками‑ палочками и парой ног, изрядно напоминающих пеньки. Короче, довольно нескладная фигура.

Несколько отростков вещества осторожно исследовали её.

«А это что такое?»

«Это рука».

«Ах, рука! А я‑ то думал… Хм. Так это ты такой себя представляешь, да, Китти? Похоже, мы имеем дело с серьёзным комплексом неполноценности. Разреши намекнуть: на самом деле ноги у тебя совсем не такие толстые. По крайней мере, в районе лодыжек».

«Что поделать! – вздохнула Китти. – Это лучшее, на что я способна».

«Ну хоть лицо себе сделай. И ради всего святого, пусть оно будет привлекательным!»

После долгих мучений Китти удалось изготовить пару поросячьих глазок, длинный ведьминский нос и рот, искривлённый в жалкой улыбочке.

«М‑ да, ты явно не Леонардо да Винчи!»

Поблизости мелькнул ещё один образ: бородатый человек, глядящий на стену.

«Мне было бы куда как проще, – сердито подумала Китти, – если бы я видела хоть что‑ нибудь, кроме этого бедлама!» И она, приложив массу усилий, заставила своё псевдотело махнуть рукой, указывая на клубящуюся вокруг материю.

Несколько извилистых отростков отдёрнулись в притворном ужасе.

«Ах, вы, люди, такие непоследовательные! Вы утверждаете, будто любите стабильность и порядок, но что такое ваша Земля, как не один большой бедлам? Куда ни взгляни – всюду хаос, насилие, раздоры и вражда. Тут у нас куда спокойнее. Но может быть, я и сумею тебе помочь. Слегка упростить задачу. Следи сейчас за этим своим чудным телом. Мне не хочется, чтобы то, что заменяет ему руки, отвалилось – это нарушило бы его совершенство».

И ближайшие к ним области текучей материи постепенно начали меняться. Мерцающие пряди света вытягивались, расширялись, затвердевали, превращаясь в плоскости; витки и спирали делались прямыми и высокими, разветвлялись под прямыми углами, соединялись с другими и вновь разделялись. В несколько мгновений вокруг её тела соткалось подобие комнаты: полупрозрачный пол, квадратные колонны со всех сторон, за ними – ступени, ведущие к краю, а за краем – пустота. Над головой воздвиглась простая плоская крыша, тоже прозрачная. А над крышей, за колоннами, под полом продолжалось непрестанное движение Иного Места.

Иллюзия обычного трёхмерного пространства внезапно вселила в Китти страх перед пустотой вокруг. Её фигурка съёжилась в центре комнаты, как можно дальше от краёв.

«Ну как?»

«П‑ получше. А где же ты?»

«Я здесь. Тебе не обязательно меня видеть».

«Но я предпочла бы видеть, с кем разговариваю».

«Ох, ну ладно. Наверно, мне следует проявить гостеприимство».

Из‑ за колонн в конце маленького зала выступила фигурка – мальчик с лицом без возраста. На Земле он был просто привлекателен, здесь же он выглядел прекрасным: лицо его сияло радостью и покоем, кожа словно светилась изнутри. Он бесшумно прошёл по прозрачному полу и остановился перед неуклюжим, большеголовым, узкогрудым и толстоногим подобием Китти.

«Ну, спасибо! – с горечью подумала Китти. – Теперь я, конечно, чувствую себя куда лучше».

«Но на самом‑ то деле это не я, так же как и вот это – не ты. На самом деле ты являешься частью этой фигуры точно так же, как и я. В Ином Месте нет разницы».

«До того, как пришёл ты, было не так. Мне говорили, что мне тут не рады, что я раню всех своим присутствием».

«Только потому, что ты всё время пытаешься навязать нам порядок – а порядок связан с ограничениями. А тут никаких ограничений нет: ничего определённого, ничего оформленного. Любая форма, будь то неуклюжая фигурка из палочек, или плывущий шарик, или „дом“, такой, как этот, – мальчишка небрежно обвёл рукой вокруг, – чужда этому месту и долго здесь не протянет. Для нас мучительно быть хоть в чём‑ то ограниченными».

Мальчишка отошёл в сторону и посмотрел между двух колонн вдаль, на мечущиеся огни. Изображение Китти заковыляло следом.

«Бартимеус…»

«Имена, имена, имена! Они‑ то и ограничивают сильнее всего. Они – худшее проклятие из всех. Каждое из них – приговор к рабству. Здесь – здесь мы едины, у нас нет имён. А что делают эти волшебники? Они дотягиваются сюда своими вызовами, их слова высасывают нас отсюда по кускам, невзирая на стоны и вопли. И стоит каждому из кусков очутиться на той стороне, он оказывается определённым: он обретает имя и личное могущество, но он разлучён с остальными. И что тогда? Мы, точно дрессированные обезьянки, выполняем трюки по прихоти хозяев, чтобы они не ранили нашу хрупкую сущность. И даже вернувшись, мы уже не чувствуем себя в безопасности. Раз уж твоё имя попало в списки, тебя всегда могут вызвать снова и снова, пока сущность не истощится».

Он обернулся и похлопал подобие Китти по выпуклому затылку.

«Вот, тебя так тревожит здешнее всеединство, что ты готова скорее цепляться за что угодно, даже за такое чудище, как это, – надеюсь, ты не обиделась? – чем свободно парить вместе с нами где захочется. А для нас на Земле всё наоборот. Мы внезапно оказываемся отрезаны от этой всеобщей текучести и остаёмся, беззащитные, наедине с миром, полным кошмарной определённости. Смена облика отчасти помогает облегчить эти муки – но ненадолго. Неудивительно, что многие из нас озлобились».

Китти почти не слушала Бартимеуса. Её так раздражало уродство собственного творения, что она всё это время потихоньку уменьшала голову, направляя излишки вещества вниз, чтобы увеличить тощий торс. Кроме того, она слегка укоротила нос и сделала рот поменьше и не таким перекошенным. Да, так стало заметно лучше.

Мальчик закатил глаза.

«Вот‑ вот, именно это я и имел в виду! Ты не в силах отказаться от мысли о том, что эта штука каким‑ то образом является тобой. Это же всего лишь марионетка! Оставь её в покое».

Китти отказалась от попыток вырастить на макушке своего создания хоть какие‑ то волосы. Теперь она сосредоточила своё внимание на сияющем мальчике, чьё лицо внезапно сделалось серьёзным.

«Зачем ты сюда пришла, Китти?»

«Потому что так сделал Птолемей. Я хотела показать себя, доказать, что я тебе доверяю. Ты говорил, что после того, как ему это удалось, ты был только рад быть его рабом. Рабов‑ то мне не надо, но твоя помощь мне действительно нужна. Вот зачем я пришла».

Глаза мальчика стали как чёрные кристаллы, полные звёзд.

«И какой же помощи ты от меня хочешь?»

«Ты же знаешь. Эти де… эти духи, которые вырвались на свободу. Они намереваются напасть на Лондон, перебить там всех людей».

«А что, они ещё этого не сделали? – небрежно поинтересовался мальчик. – Экие они нерасторопные!»

«Не будь таким жестоким! – Китти так взволновалась, что её создание взмахнуло своими ручками‑ палочками и устремилось вперёд через зал. Мальчик удивлённо подался назад. – Большинство жителей Лондона ни в чём не виноваты! Они любят волшебников не больше вашего. Я прошу тебя от их имени, Бартимеус. Ведь это они пострадают, когда воинство Ноуды вырвется на волю».

Мальчик печально кивнул.

«Факварл с Ноудой – больные. Такое бывает с некоторыми из нас, когда нас слишком часто вызывают. Рабство нас портит. Мы грубеем, становимся тупыми и мстительными. И больше думаем о дурацких унижениях, пережитых в вашем мире, чем о чудесах и радостях этого места. Трудно поверить, но и такое случается».

Китти взглянула на вспышки света и бескрайнее море движущейся сущности.

«А что вы тут вообще делаете?» – спросила она.

«Мы не делаем. Мы пребываем. Не надейся это понять: ты человек, ты способна видеть только внешнее, и его ты стремишься подчинить себе. Вот и Факварл с Ноудой, как и другие, исказились по вашему образу и подобию. Теперь они ограничили сами себя своей ненавистью – она так сильна, что им на самом деле хочется быть отдельно от всего этого, лишь бы только отомстить. По‑ своему это окончательная капитуляция перед ценностями вашего мира. Ого, да ты уже неплохо научилась управляться с этой штукой…»

Теперь, когда Китти была отчасти защищена от бешеной энергии Иного Места, ей стало проще заставлять свою фигурку двигаться. Она гордо расхаживала взад‑ вперёд по маленькому залу, размахивая руками и отрывисто кивая в разные стороны, словно с кем‑ то здоровалась. Мальчик одобрительно кивнул.

«Знаешь, возможно, это поможет тебе улучшить себя настоящую».

Китти не обратила внимания на эти слова. Её фигурка остановилась рядом с мальчиком.

«Я сделала то же, что Птолемей, – повторила она. – Я доказала, что доверяю тебе. И ты ответил на мой зов – ты признал его. Теперь мне нужна твоя помощь, чтобы остановить то, что задумали де… Факварл с Ноудой».

Мальчик улыбнулся.

«Ты действительно принесла великую жертву, и в память о Птолемее я бы с радостью сделал то же. Но этому препятствуют две вещи. Во‑ первых, тебе пришлось бы призвать меня обратно на Землю, а у тебя это теперь может не получиться».

«Почему?» – спросила Китти.

Мальчик смотрел на неё мягко, почти сочувственно. От этого ей стало не по себе.

«Почему?» – спросила она снова.

«А вторая проблема, – продолжал мальчик, – это моя проклятая слабость. Я ещё не пробыл здесь достаточно долго, чтобы полностью восстановить свои силы, и в одном‑ единственном пальце Факварла – не говоря уже о Ноуде – на данный момент могущества больше, чем во мне. Мне неохота попасть в рабство, которое наверняка окажется для меня гибельным. Извини, но это правда».

«Это не будет рабство! Я же тебе уже говорила…» Фигурка нерешительно протянула руку к мальчику.

«Но гибельным оно будет всё равно».

Фигурка Китти опустила руку.

«Ладно. А если у нас будет посох?»

«Посох Глэдстоуна? Как? Кто будет им управлять? Ты не сможешь».

«Натаниэль как раз сейчас пытается его раздобыть».

«Это всё замечательно, но как он… Постой‑ ка! – Сияющие черты мальчика исказились, расплылись, как будто контролирующий их разум изумлённо отшатнулся; мгновением позже они стали такими же идеальными, как прежде. – Давай‑ ка разберёмся. Он сказал тебе своё настоящее имя?»

«Ну да. Так вот…»

«Мне это нравится… Нет, мне это нравится! Он годами меня мурыжил исключительно из‑ за того, что я мог разболтать кому‑ то его имя, а теперь он его открывает любому встречному и поперечному! Кому ещё он его сообщил? Факварлу? Ноуде? А может быть, он написал своё имя неоновыми буквами и теперь марширует с ним по городу? Ну, знаете ли! А ведь я его никому так и не открыл!»

«Ты нечаянно упомянул его в тот раз, когда я тебя вызывала».

«Ну, если не считать того раза».

«Но ведь ты действительно мог бы сообщить его врагам, не правда ли, Бартимеус? Ты мог бы найти способ навредить ему, если бы действительно хотел этого. И Натаниэль это тоже знает, я думаю. Я с ним говорила».

Мальчик сделался задумчивым.

«Хм. Знаем мы эти ваши разговоры!»

«Ну, как бы то ни было, он отправился за посохом, а я за тобой. И вместе…»

«Короче говоря, ни один из нас не в состоянии сражаться. Все выдохлись. Ты‑ то уж точно драться не сможешь. Что касается Мэндрейка, в тот раз, когда он пытался использовать посох, он потерял сознание. С чего ты взяла, что теперь сил у него хватит? В последний раз, когда я его видел, он был совершенно измотан… Ну а моя сущность так истрёпана, что на Земле я не смог бы поддерживать даже самый примитивный облик, не говоря уже о том, чтобы быть полезным. Может, я бы и вообще не пережил страданий воплощения. В одном Факварл прав. Ему не приходится беспокоиться из‑ за боли. Нет, Китти, надо смотреть в лицо фактам…» Пауза. «Что? В чём дело?»

Подобие Китти склонило свою огромную голову и смотрело на мальчика спокойно и пристально. Мальчику стало не по себе.

«Что? Что ты?.. О нет. Ни в коем случае».

«Но, Бартимеус, это же защитит твою сущность. Ты не будешь чувствовать никакой боли».

«Ну да, ну да. Нет».

«А если твоё могущество присоединится к его силе, быть может, посох…»

«Нет».

«А как бы поступил Птолемей?»

Мальчик отвернулся. Он отошёл к ближайшей колонне и сел на ступеньки, глядя в клубящуюся пустоту.

«Птолемей показал мне, как оно могло бы быть, – откликнулся он наконец. – Он думал, что станет первым из многих – но за две тысячи лет ты, Китти, единственная, кто пошёл по его стопам. Единственная. Мы с ним общались на равных в течение двух лет. Я помогал ему время от времени, а он за это позволял мне немного исследовать ваш мир. Я скитался от Фесского оазиса до многоколонных чертогов Аксума. Я парил над белыми вершинами гор Загроса и сухими каменистыми ущельями пустынь Хеджаза. Я кружил в небе вместе с коршунами и перистыми облаками, высоко‑ высоко над землёй и морем, и, возвращаясь домой, приносил с собой воспоминания об этих местах».

Пока он говорил, между колоннами зала плясали маленькие мерцающие образы. Китти не могла их рассмотреть, но не сомневалась, что это фрагменты тех чудес, которые он повидал. Она усадила своё подобие на ступеньки рядом с ним; их ноги свешивались в никуда.

«Это было так здорово! – продолжал мальчик. – Я был свободен, почти как дома, и в то же время видел столько интересного. Я ощущал боль, но она никогда не была особо мучительной, потому что я мог вернуться сюда в любой момент, как только пожелаю. Ах, как я плясал между мирами! Птолемей дал мне великий дар, и я этого никогда не забывал. Я общался с ним в течение двух лет. А потом он погиб».

«Как? – спросила Китти. – Как он погиб?»

Поначалу он не ответил. Потом:

«У Птолемея был двоюродный брат, наследник египетского трона. Он боялся могущества моего хозяина. Несколько раз он пытался от него избавиться, но мы – я и другие джинны, – стояли у него на пути». Китти увидела среди клубящейся материи новые образы, более отчётливые, чем прежде: тёмные фигуры на подоконнике с длинными кривыми мечами; демонов, парящих над ночными крышами; солдат у дверей. «Я бы унёс его из Александрии, особенно после того, как путешествие сюда сделало его более уязвимым. Но он был упрям; он отказался уехать, даже когда в город вошли римские волшебники и его кузен поселил их во дворце‑ крепости». Короткие вспышки в пустоте: острые треугольники парусов, корабли у подножия башни маяка; шесть бледных людей в грубых бурых плащах, стоящие на пристани.

«Моему хозяину, – продолжал мальчик, – нравилось, когда его выносили в город по утрам, чтобы он мог вдыхать запахи рынка: пряности, цветы, смола, кожи и шкуры. В Александрии бывал весь мир, и хозяин знал это. К тому же люди его любили. Я со своими товарищами‑ джиннами носил его в паланкине». Тут Китти увидела перед собой нечто вроде кресла с занавесками, подвешенного на шестах. Кресло несли темнокожие рабы.

На заднем плане виднелись торговые ряды, люди, яркие товары, голубое небо.

Образы угасли; мальчик молча сидел на ступенях.

«Однажды, – продолжал он, – мы понесли его на рынок пряностей – любимое его место, запахи там были совершенно опьяняющие. Сделали мы это по глупости: ряды там были узкие, запруженные народом. Шли мы медленно». Китти увидела длиннющий прилавок, сплошь заставленный деревянными ящичками, наполненными яркими пряностями. У открытой двери мастерской сидел, скрестив ноги, бондарь, вколачивающий клёпки в металлический обод. Появлялись и исчезали и другие образы: белёные дома, козы, снующие в толпе, дети, застывшие на бегу, – и снова кресло с задёрнутыми занавесками.

«Когда мы были в самом центре рынка, я заметил, как впереди на крыше что‑ то шевелится. Я передал свой шест Пенренутету, сделался птицей и взлетел, чтобы проверить. И над крышами я увидел…»

Он осёкся. Ткань Иного Места сделалась чёрной, как патока; она медленно, гневно бурлила, озаряемая вспышками молний. Перед Китти парил один образ: уходящие вдаль крыши, выбеленные, как кость, ослепительным солнцем. И на фоне неба выделялись чёрные силуэты: с огромными распростёртыми крыльями, длинными вытянутыми хвостами; солнце взблёскивало на стальной чешуе. Китти увидела настоящие кошмары: змеиная голова, волчья пасть, лицо без кожи, оскалившееся в ухмылке. Картинка исчезла.

«Римские волшебники вызвали много джиннов. И афритов тоже. Они ринулись на нас со всех сторон. А нас было всего четверо джиннов. Что мы могли? Мы стояли насмерть. Там, на улице, среди толпы, мы сражались за него». Нагромождение образов, размытых, стремительно сменяющих друг друга: дым, взрывы, сине‑ зелёные молнии, сверкающие в узенькой улочке; вопли людей; демон с лицом без кожи падает с неба, зажимая дыру в центре своего тела. И ещё два джинна – один с головой гиппопотама, другой с клювом ибиса, – стоящие плечом к плечу перед креслом с занавесками.

«Первым погиб Аффа, – продолжал мальчик. – Потом Пенренутет и Тёти. Я выставил Щит и унёс Птолемея прочь. Я проломил стену, убил тех, кто меня преследовал, и взмыл в небо. Они ринулись за мной, словно пчелиный рой».

«И что было дальше?» – спросила Китти.

Мальчик снова умолк. Никаких образов в пустоте не появилось.

«Меня зацепило Взрывом. Ранило. Лететь я не мог. Ворвался в небольшой храм и забаррикадировался там. Птолемей был очень плох – в смысле, ещё хуже, чем раньше. Наверно, от дыма или ещё от чего‑ нибудь. Враги окружили храм. Выхода не было».

«И тогда?»

«Я не могу говорить об этом. Он дал мне последний дар. Это главное».

Потом мальчик передёрнул плечами – и в первый раз взглянул на подобие Китти.

«Бедный Птолемей! Он думал, что его пример поможет примирить наши народы. Он был убеждён, что повествование о его путешествии будут читать в последующие века и следовать ему, как образцу, и что это повлечёт за собой объединение наших миров. Он сам мне это говорил, здесь, в Ином Месте. Так вот, он был умница, светлая голова, но он был в корне неправ. Он погиб, и идеи его забыты».

Создание Китти нахмурилось.

«Но как ты можешь так говорить, когда я здесь? Натаниэль читал его книгу, и мистер Батон тоже, и…»

«„Апокрифы“ – это только фрагменты. Он так и не успел написать остальное. А потом такие люди, как Натаниэль, читают, но не верят».

«Я же поверила!»

«Да. Ты поверила».

«Если ты вернёшься и поможешь спасти Лондон, ты продолжишь дело Птолемея. Люди и джинны действительно объединятся. Он ведь этого и хотел, разве нет?»

Мальчик снова уставился в пустоту.

«Птолемей мне ультиматумов не ставил».

«И я тоже не ставлю. Ты можешь поступать, как сочтёшь нужным. Я просто прошу твоей помощи. Если ты не хочешь её оказать – что ж, твоё дело».

«Ну‑ у… – Мальчик потянулся, раскинув тонкие смуглые руки. – Это, конечно, не самый разумный поступок, но всё‑ таки приятно будет сквитаться с Факварлом. Но имей в виду, нам понадобится посох. Без посоха это всё без толку. И надолго я задерживаться не стану, тем более если мне придётся вселиться в…»

«Спасибо, Бартимеус!» В порыве благодарности подобие Китти наклонилось к нему и обхватило своими ручками‑ палочками шею мальчика. Огромная голова на миг прижалась к изящной, черноволосой.

«Ладно, ладно. Ишь, расчувствовалась. Ты свою жертву принесла. Наверно, теперь моя очередь».

Мальчик твёрдо, но сдержанно распутал длинные, тонкие конечности и встал.

«Тебе лучше вернуться, – сказал он. – Пока не стало совсем поздно».

Подобие Китти посмотрело на него снизу вверх, обвиняюще вскинув голову, потом сердито вскочило на ноги.

«Слушай, что ты вообще имеешь в виду? О какой жертве ты всё время твердишь?»

«Я думал, ты знала. Извини».

«Что я знала?! Щас как дам больно!»

«Как, интересно? У тебя и рук‑ то нормальных нет».

«Ну… ну… Тогда я спихну тебя в эту пропасть! Говори толком!»

«Дело в том, Китти, что Иное Место для людей неполезно. Ваша сущность страдает здесь точно так же, как моя сущность страдает на Земле».

«В смысле?»

«В том смысле, что ты по своей воле отделилась от собственного тела. Ненадолго, правда, и это хорошо. Птолемей пробыл тут куда дольше, всё вопросы задавал – он всё время задавал вопросы. Он находился тут вдвое дольше, чем ты. Но…»

«Что „но“? Договаривай!»

Подобие Китти бросилось на него, растопырив руки, агрессивно выставив голову. Мальчик отступил на последнюю ступеньку, нависнув над самой пустотой.

«Разве ты не замечаешь, как хорошо ты наловчилась управлять этой штукой? А ведь поначалу ты была совершенно беспомощна. Ты уже теряешь свои связи с Землёй. Когда Птолемей вернулся назад, он забыл почти всё. Он не мог ходить, с трудом владел своими конечностями… У него ушли все силы на то, чтобы снова вызвать меня. И это ещё не все. Пока ты здесь, твоё тело там, на Земле, стремительно умирает. Его можно понять, не правда ли? Ты же его бросила. Так что лучше возвращайся скорей, Китти. Лучше возвращайся скорей».

«Но как?.. – прошептала она. – Я не знаю как…»

Китти охватил страх; её подобие, головастое чудовище, растерянно застыло на ступенях. Мальчик улыбнулся, подошёл и поцеловал её в лоб.

«Это просто, – сказал Бартимеус. – Врата всё ещё открыты. Я могу отпустить тебя. Расслабься. Дело сделано. Ты выполнила свою часть работы».

Он отступил назад. Её подобие, мальчик и зал с колоннами рассыпались цветными полосами и завитушками. Китти помчалась сквозь водоворот Иного Места, сквозь огни и цветные вихри. Она падала, падала… И вокруг была смертная невесомость.