Справка С. П. Мельгунова 5 страница

В вопросе о помощи партизанам ярко сказалась помощь в борьбе против большевиков, в частности, двух организаций – биржевого комитета и «Союза кооперативов».[95]Как к наиболее денежным организациям я уже как управляющий внутренними делами области обратился к каждой из них в отдельности с просьбой организовать свои собрания для заслушивания моего сообщения. Перед обеими организациями я поставил вопрос весьма конкретно: «Вы обязаны дать денег на помощь крестьянам‑ партизанам, так как во имя многих из наших интересов идет сейчас борьба с большевиками. Решайте же, сколько вы можете дать на это дело?» Биржевой комитет обещал произвести сбор между своими членами и, кажется, собрал около двухсот тысяч рублей, а «Союз кооперативов» после моего отъезда с его собрания долго дебатировал вопрос, открыто выступить в интересах партизан отказался, ссылаясь на свою «аполитичность», но денежные сборы все же решил организовать. Особенно рьяно там выступал против помощи партизанам один из организаторов Капустин, который за эту речь был исключен из членов «Союза возрождения».

Еще раз мне пришлось столкнуться с нашими Миниными XX века в Архангельске по вопросу об устройстве русских кантин для солдат на фронте взамен закрываемых английских. Кантины – это маленькие солдатские лавочки на фронте, которые за гроши продавали солдатам папиросы, табак, сласти, всякую мелочь. Англичане закрывали свои (в предвидении эвакуации области) и предлагали русским военным властям за валютный миллионный фонд необходимые для кантин товары. У правительства денег было мало. Тогда я решил возложить на банки и крупных торговцев повинность собрать этот миллион. Переговорил с главнокомандующим генералом Миллером, согласившимся со мной. Я созвал представителей банков и «Торгово‑ промышленного союза», пригласил на это совещание и генерала Миллера. На мое предложение разверстать этот миллион пошли разговоры, что принудительно разверстывать – это недопустимый большевистский прием, этого они сделать не могут, нужно добровольное соглашение на внесение денег, но что денег ни у банков, ни у «Союза» сейчас нет и едва ли возможно будет собрать этот миллион. Даже генерал Миллер сильно одернул этих господ, сказавши им, что ему стыдно за их отношение к армии, к солдатам. После вторичного заседания началась очень слабая подписка на кантинный фонд.

Таковы картинки активной помощи общественных капиталистических группировок в борьбе с большевиками на севере.

Общественное мнение в эту эпоху выражала и городская дума, где первоначально городским головой был Гуковский, но затем его ушли и выбрали в головы Багриновского. Дума все время делилась на два лагеря, целого ничего из себя не представляла. В работе ее требовалась правительственная субсидия; плох был ее продовольственный отдел, над деятельностью которого я назначил правительственную ревизию.

Губернское земское собрание было созвано, кажется, в марте – апреле 1919 года; большинство прошло эсеров. Онежское земство просило меня выставить свою кандидатуру в губернские гласные, я согласился и был избран в губернское земское собрание, что в то время начавшейся моей борьбы с Миллером и Зубовым для меня было крайне важно как наглядный факт общественной поддержки моей политической линии поведения.

Губернское земское собрание носило деловой характер, хотя и чувствовалась оппозиция правительству. Председателем собрания был А. А. Иванов, а председателем губернской земской управы был выбран эсер Скоморохов.

Рабочий класс и совет профсоюзов все больше отходил от меня и от правительства, хотя беседы я с ними имел часто. Нерешительность правительства в проведени отдела труда особенно оттолкнула от него рабочих.

Совет профсоюзов просил у меня разрешения на устройство в годовщину Февральской революции митинга. Я разрешил, и на этом митинге Бечин и ряд других ораторов определенно призывали рабочих встать на сторону Советской власти. Те же призывы и теми же ораторами были произведены и на заседании городской думы по случаю дня революции.[96]Был произведен обыск в совете профсоюзов, найдены спрятанные винтовки; по городу раскинуты были прокламации большевиков. И на совет посыпались репрессии, за следствие по этому делу взялась военная власть.

Таковы вкратце были те общественные организованные силы, с которыми пришлось иметь дело в Архангельске во время борьбы с большевиками. Что же касается отдельных граждан, то красною нитью проходило нежелание имущих классов подчиняться каким бы то ни было ограничениям, нести какие бы то ни было жертвы во имя предпринятой борьбы; если бы взять мои постановления за нарушение обязательных постановлений по квартирному вопросу (уплотнению), по увертыванию (от) несения службы в охранной дружине и т. п., то составился бы солидный проскрипционный список готовых отдать все «животы» свои для блага родины, как они тогда его понимали.

Правые общественные группировки, почуяв силу в союзниках, в политиканствующем правом офицерстве, решили, что их дело и так уже сделано, что им ничем жертвовать в борьбе против большевиков не придется (союзники и военщина обеспечили им существование их социального господства) и что крестьяне и рабочие подставят свои головы и спины за них в борьбе, – отсюда преждевременное открытие своих карт правыми кругами, обнаглевшими от безопасности в союзническом бесте, [97]отсюда цинический отказ от минимальных даже имущественных жертв на то дело, о великом значении которого они и их газеты трубили на весь мир. А левые общественные группировки при первом же столкновении с союзниками сдали свои позиции, а в дальнейшей борьбе с правыми течениями также без боя отступили, имея полную возможность или захватить в свои руки влияние на власть, или, раз они решили отойти от борьбы с большевиками, протянуть им руку. Но ни того, ни другого господствующая по своему влиянию в то время в массах партия эсеров на Севере не сделала, а предпочитала глядеть сложа руки, как переваривала в своем желудке буржуазия демократических и социалистических работников. Взялась же за дело, за борьбу тогда, когда она уже не имела смысла, когда вся власть была уже в руках генерала Миллера и его штаба.

Игнатьев

ИСТОРИЯ «НАЦИОНАЛЬНОГО ЦЕНТРА»

Когда произошла Октябрьская революция, в различных общественных группах, враждебных большевизму, господствовала уверенность, что вновь установленный порядок не будет долговечным. С одной стороны, на значительной части русской территории власть находилась в руках групп и лиц, которые, можно было рассчитывать, вступят рано или поздно в активную борьбу с Советской властью, утвердившейся в центре России. Сюда относились Белоруссия, Украина и особенно области на юго‑ востоке России, населенные казаками.

Уже в конце 1917 года и в начале 1918 года там, на Дону и на Кубани, зарождается военная организация, которая впоследствии развивается в Добровольческую армию. Уже в это время многие военные, а отчасти и гражданские лица из Петербурга, Москвы и других мест, где установилась Советская власть, направлялись туда – на Дон и на Кубань к генералу Алексееву, который стоял в центре указанной военной организации, возглавляя и организовывая ее. Последняя, правда, была очень незначительна: она представляла из себя скорее штаб, чем хотя бы и маленькую армию; в ней сравнительно было много офицеров, особенно штабных, но весьма мало солдат. С такими силами нельзя было, конечно, и думать о походе в Центральную Россию. Да и само казачество даже в опоях его, весьма враждебных большевизму, решительно не сочувствовало подобным замыслам. Оно желало сохранить создавшийся порядок у себя только, а не вмешиваться в дела Москвы и Петербурга.

Так смотрел на дело или должен был в таком духе, во всяком случае, высказываться Каледин, которому пришлось даже вести из‑ за этого известную борьбу с Алексеевым и особенно с Корниловым, нетерпеливо ждавшим возможности похода на Москву. Впрочем, и в тех кругах, из которых пополнялся состав указанной военной организации и которые снабжали ее деньгами, господствовал взгляд, что она важна как зародыш, находящийся на территории вне пределов досягаемости Советской власти: нужно ее беречь и развивать.

Лишь немногие верили, что новая армия уже в ближайшие месяцы втянет казаческую массу и придет освобождать Москву и Петербург. Большинство считало, что и политически сейчас было бы достаточно образование так называемого «Юго‑ восточного союза», объединяющего казаческие земли, и что нужно там создать прочную административную организацию, для чего и призывались в Новочеркасск и Екатеринодар люди, которые могли быть полезны своим опытом и своими знаниями. Надеялись на поддержку, особенно финансовую, которую встретит «Юго‑ восточный союз» у Антанты после того, как большевистская власть начала переговоры о мире с Германией; надеялись на соглашение этого союза с Украиной, которая хотя объявила свою самостийность, но в то же время еще не отказывалась принципиально стать частью общерусской федерации.

Эти расчеты не оправдались. Союзники отнеслись к предприятиям на юго‑ востоке равнодушно, даже недоверчиво; американцы – прямо отрицательно. А главное, сама масса казаков совершенно не поддерживала планов Алексеева и Корнилова, отчасти опасаясь осложнений из‑ за них, отчасти была прямо враждебна, усматривая в них замыслы монархической и социальной реставрации.

А затем началось наступление Красной Армии на юго‑ восток, взяты Новочеркасск и Ростов, и остатки военной организации должны были убраться в Кубанские степи и Кавказские предгорья – и в вышеуказанных общественных и политических кругах наступило глубокое разочарование в этих расчетах на казаков и добровольческие силы. Если в декабре 1917 года и январе 1918 года много народа ехало на юго‑ восток, то с февраля начинается обратная тяга на север.

С другой стороны, казалось, что сама международная обстановка исключает возможность длительного существования Советской власти в России. Отношения ее с союзниками были порваны и аннулированием иностранных займов, что поражало особенно Францию, и особенно сепаратными переговорами о мире с Германией, что затрагивало всю коалицию. Но и Германия не могла не относиться к установленному в России политическому исоциальному порядку крайне враждебно. Особенно это сказалось в начале февраля 1918 года, когда после долгих и безуспешных переговоров о мире началось германское наступление на восток, провозглашенное как своего рода крестовый поход против русской анархии. Ясно было вообще, что Россия должна сделаться ареной ожесточенной международной борьбы. И вот, естественно было думать, что для судьбы большевизма в России решающее значение будет иметь эта самая борьба. Понятно, что политические круги, которые ставили своей единственной целью уничтожение какой бы то ни было ценой Советской власти, стремились к тому, чтобы использовать наличное международное положение. Одни склонны были обратиться с этой целью за помощью к союзникам, другие – к немцам.

Здесь надо сделать оговорку. Далеко не все партии и группы, боровшиеся с Советской властью, стояли за активное вмешательство иностранцев в русские дела. Многие были решительно против такого вмешательства, но и среди них росло убеждение, что так или иначе русский вопрос становится международным и что нужно сэтим сообразовать свою тактику. Противниками большевизма в это время оказывались группы, которые в прошлом ничего не имели общего между собою, да и сейчас совершенно расходились в своих положительных стремлениях. С другой стороны, все эти новые отношения, между ними возникшие, решительно не укладывались в старые партийные рамки. Эти рамки нужно было поддерживать в период выборов в Учредительное собрание, где самый избирательныйзакон предполагал партийные списки. Но уже в период выборов было немало случаев крушения партийной дисциплины, соглашений между партийными противниками и борьбы в среде партийных единомышленников. Особенно это имело место у эсеров. Крушение Учредительного собрания еще укрепляло мысль, что партии себя изжили: в новых условиях нужно искать и новых объединений.

Наиболее важным таким объединением явился «Союз общественных деятелей», с которым косвенно связано и возникновение НЦ. СОД возник еще при Временном правительстве – в июле – августе1917 года. Он был задуман как представительство различного рода профессиональных организаций и интересов, объединенных стремлением довести войну в единении с союзниками До победного конца, противодействовать социалистическим течениям в области хозяйственной жизни и восстановить крепкий и упорядоченный административный строй, в разрушении которого обвиняли Временное правительство. В то же время «Союз» Должен был отстаивать реформы в области рабочей и аграрной, а в сфере политической – отмежеваться от крайне правых кругов, отстаивая верховенство Учредительного собрания. В общем его программа была близка к программе, которой держались тогда кадеты и, в частности, их представители во Временном правительстве. И на первом съезде «Союза», в августе, к.‑ д. играли большую роль, особенно Милюков.

Большое впечатление производило участие на съезде и речь Алексеева. Вообще, здесь создавалась почва для сближения между к.‑ д. и различными общественными группами, а особенно между к.‑ д. и известной частью командного состава, возглавляемой Алексеевым. Съезд, несомненно, подготовил объединение правой половины Государственного совещания, собранного Керенским в середине августа 1917 года. На съезде выбран был комитет, куда входили, между прочим, Родзянко, Милюков, Алексеев, Третьяков и другие; многие были кооптированы позднее (Леонтьев, Щепкин).

Вообще комитет мало себя проявлял, отказался от выставления самостоятельных кандидатур в Учредительное собрание и главным образом подготовлял 2‑ й съезд в октябре. Съезд был довольно многочисленен, особенно много было военных, которые давали ему тон. Действия Временного правительства, особенно Керенского, подвергались здесь жестокой критике: его обвиняли в разложении армии, капитуляции перед всякими анархическими движениями, даже в выступлении Корнилова. Главная надежда возлагалась на выборы в Учредительное собрание. Наиболее враждебно было отношение не к большевикам, а к с.‑ р., особенно к Чернову. Он являлся как бы символом государственного разрушения России.

С другой стороны, на съезде выражалась необходимость объединить все так называемые государственно мыслящие элементы, начиная от монархистов‑ конституционалистов и кончая умеренными социалистами (энесы, «Единство»), Всего ярче было выступление военных – Брусилова, Рузского, Зайончковского. С большим вниманием выслушивали Леонтьева. Много было кадетов. Впрочем, большая часть присутствовавших представляла из себя скорее зрителей и слушателей, случайно попавших на съезд, чем его активных участников.

Октябрьская революция, по‑ видимому, на некоторое время приостановила деятельность «Союза». Некоторые его видные члены вообще покинули Советскую Россию (Родзянко, Милюков, Алексеев), другие просто выжидали событий. Но с начала 1918 года эта деятельность опять стала расширяться. Нельзя было созывать съездов, но можно было увеличить состав комитета, собирать при нем совещания и т. д. Комитет вошел в более тесные и правильные сношения с ЦК кадетов (эту связь особенно поддерживал Новгородцев) и с московской торгово‑ промышленной средой (через Третьякова, Геляшкина, Червен‑ Водали), с земледельческими кругами («Союзом земельных собственников» – Гурко), с кооператорами. Приглашались на совещания и публицисты (Белоруссов) и представители академического мира (Арсеньев, Ильин, Котляревский, Устинов). Далее на совещаниях появлялись Кривошеин, Кистяковский, Е. Н. Трубецкой и многие другие. Организационная часть лежала на Д. Щепкине и Леонтьеве. Главной задачей своей «Союз» ставил тогда осведомление и выработку общественного мнения по вопросам внутренней и особенно внешней политики. Последней в первые месяцы 1918 года был посвящен ряд заседаний.

В это время вопросы внешней политики связаны были прежде всего с Брест‑ Литовским миром. Основы мира были известны еще в то время, когда Троцкий вел переговоры с представителями Германии и Австро‑ Венгрии. Когда после февральского немецкого наступления эти переговоры возобновились, условия мира оказались еще более тяжелыми (достаточно указать на предъявленное в последнюю минуту требование об уступке Турции Батума и Карса), и все‑ таки Советская власть заключила мир. Узаконялось отделение Украины, которая должна была попасть под австро‑ германский протекторат; Россия отрезывалась от Балтийского моря под предлогом самоопределения народностей, которое, в свою очередь, казалось, лишь прикрывает виды германского империализма; наконец, экономические условия для России были гораздо хуже, чем те, которые устанавливал русско‑ германский торговый договор 1904 года.[98]

В рядах самой Коммунистической партии в этом вопросе далеко не были единодушны; многие считали, что подобного мира заключать нельзя, а нужно было вести войну. Эти разногласия имели место и в ВЦИК. Левые эсеры тоже решительно протестовали. Нечего говорить, у партий более или менее ей[99]враждебных условия мира, когда они выяснились еще до его формального заключения, вызвали самую резкую критику. Вся несоветская печать была здесь единодушна. Устраивали заседания ученых обществ, например, в конце января в университете было устроено совместное заседание ряда обществ с докладами Кафенгауза и Котляревского о предполагаемых мирных условиях и с резолюцией осуждения этих условий. Различные организации стали вырабатывать меморандумы и докладные записки на ту же тему, рассчитывая их передать представителям иностранных держав. Такие меморандумы вырабатывали ЦК кадетов, объединение левых групп, стоявших на оборонческой точке зрения, «Союз торгово‑ промышленников», «Союз земельных собственников» и т. д. Признавалось, что агитация в этом смысле полезна уже тем, что она может произвести некоторое впечатление в Германии и отразится на окончательных условиях мира, а с другой стороны, покажет бывшим союзникам России, что русское общество не разделяет здесь действий своего правительства. Многие были искренне убеждены, что это правительство связано какими‑ то тайными обязательствами по отношению к Германии, которая всячески помогала подготовке Октябрьской революции в России.[100]По Москве ходил текст тайных условий, заключенных будто бы Советской властью с германским правительством и направленных на всяческие политические и экономические угнетения Польши. Другие просто видели в агитации против мира политическое оружие против Советской власти.

Среди других организаций обсуждал этот вопрос и готовил меморандум также СОД; впрочем, меморандум не был составлен. Между тем Брест‑ Литовский мир стал свершившимся фактом. Спрашивалось, как к нему отнестись? В то время в правых кругах распространена была мысль, что нужно использовать самих немцев, которые в силу договора стали почти хозяевами России. Нужно добиться их вмешательства в целях ниспровержения Советской власти. СОД не стал на такую точку зрения, и некоторые видные его представители (Новгородцев, Гурко) решительно против нее протестовали. Но считалось все же желательным вступить в общение с представителями Германии, особенно когда стал известен предстоящий приезд Мирбаха в Москву. Можно было дать им правильное осведомление о русских делах и исправить односторонность осведомления официального, а также воздействовать на немцев в смысле будущего пересмотра Брест‑ Литовского мира. Во всяком случае, весной 1918 года СОД не считал, что немцы должны быть игнорированы и бойкотированы русской общественностью; по крайней мере, так думало большинство. Но уже здесь начинался резкий антагонизм между сторонниками двух ориентации. Большинство членов «Союза» с Леонтьевым во главе полагало, что на отношение к прежним союзникам следует смотреть совершенно трезво и реалистически. Обязательства России перед ними кончились, да она и не могла бы их выполнить фактически. Сближение ее с Германией неизбежно. Наконец, и сами союзники своими непомерными требованиями к России были не без вины в создавшейся разрухе.

Но эти взгляды встретили энергичные, часто негодующие возражения, прежде всего среди кадетов. Огромное большинство их считало, что и после Брест‑ Литовского мира, который заключен самовольно людьми, не имевшими полномочий, союзные обязательства остаются; Россия должна их выполнить. Всякие со стороны русского общества шаги в сторону Германии крайне вредны. Несмотря на весь авторитет Милюкова у кадетов, когда он высказался в пользу немецкой ориентации, от него отступились. В особенности непримирима была кадетская масса, собирающаяся на конференциях. Она была воспитана с начала войны на взгляде, что благо России лишь в полном единении с союзниками; и теперь при всех изменившихся обстоятельствах она оставалась при нем. Так же в этом смысле были настроены и оборонческие левые группы (энесы, «Единство», правые меньшевики, эсеры). Для них Германия представляла прежде всего символ империализма и абсолютизма. Союзническая ориентация отстаивалась здесь во имя свободы и демократии. Торгово‑ промышленная среда разделялась не только идеологически, но и в смысле оценки своих интересов. Были сторонники сближения с Германией, были и решительные противники его (Коган, Чемберс), последние особенно подчеркивали важную, незаменимую роль для России американского капитала. Говорили, что так настроен и крупный финансовый и банковый деятель Второе. Наконец, разделена была и военная среда, поскольку она хотела идти против Советской власти. Идти с кем – с немцами или союзниками? По‑ видимому, в Москве летом 1918 года были военные организации того и другого направления. Преобладало союзническое.

Представители заинтересованных государств тоже не оставались здесь безучастными. После Брест‑ Литовского мира они, особенно в ближайшее время, возлагали надежду на то, что сама Советская власть принуждена будет порвать с немцами, и даже сочувствовали с этой стороны укреплению Красной Армии (больше всего американцы), отчасти обращались и к русским антибольшевистским группам, преимущественно левым. Французы, по‑ видимому, всего более рассчитывали на эсеров, эти расчеты связывались с именем Савинкова. Большое влияние в смысле роста союзнической ориентации оказало выступление чехословаков, которое было неожиданно и имело сразу довольно крупные успехи.

И вот, уже в апреле – мае 1918 года определяется программа союзнической ориентации. Война должна продолжаться до разгрома Германии. Раз Россия пока вышла из войны и Восточный фронт обнажен, нужно, чтобы он был восстановлен. Это могут сделать только японцы, и они должны двинуться через Сибирь. Известно было, что союзники разрабатывают план такого японского движения, хотя американцы его опасаются.

Немцы, с другой стороны, поддерживали возлагавшиеся на них в правых кругах надежды своим участием в перевороте Скоропадского. Но вскоре начались разочарования, и Мирбах и, особенно, Рицлер обливали правых парламентеров холодной водой, решительно отрицали возможность немецкого вмешательства в русские дела. Разговоры с представителями русского общества носили характер простого осведомления. Да они и не были склонны верить в искренность пробудившихся немецких симпатий. Более они были заинтересованы промышленниками, но и тут разговоры не давали ничего положительного. В самой Германии и правительство, и рейхстаг были решительно настроены против вмешательства, и опыт Украины только укрепил это настроение.

О взглядах немецкого посольства в 1918 году всего лучше можно было судить по отзывам Рицлера (который имел большое влияние на Мирбаха), хотя бы по его разговору в мае 1918 года при встрече в частном доме с профессором Котляревским. Котляревский знал отца Рицлера, знаменитого баварского историка, когда работал над своей диссертацией в Мюнхене, был у него в доме; поэтому встреча являлась более непринужденной. Сначала говорили об академических делах (Рицлер сам также историк и написал работу по экономической истории Греции), а затем, естественно, перешли и к политике.

Рицлер, конечно, был весьма осторожен в выражениях, но все же довольно откровенен. Он говорил, что надежды некоторых русских кругов на германское вмешательство совершенно иллюзорны. Советская власть как‑ никак заключила с Германией мир; новое правительство не будет ли весьма скоро втянуто в войну? Протестуя против агитации большевизма в Германии, немецкое правительство не может себе позволить агитации в России; оно будет сохранять полный нейтралитет. К тому же Советское правительство и не дало никакого повода для вмешательства.

Далее Рицлер признал, что, по его взгляд), правые круги России вообще совершенно бессильны и к тому же германское правительство вовсе не сочувствует им, как не сочувствовало и царскому строю, разрушенному революцией. Русская монархия лишь компрометировала монархические начала. Напрасно в России думают, что Германия поддерживала реакцию в России; ей гораздо более содействовали миллиарды французских займов. Кадеты все заражены ненавистью к Германии, находятся под полным влиянием англичан и, даже если бы Германия хотела низвергнуть Советскую власть, работать на передачу власти в их руки значило бы работать на англичан. Что касается левых, то с.‑ р. тоже враждебны к Германии, а это единственная серьезная сила, кроме большевиков.

Вообще же Рицлер думал, что для России возможно правительство лишь весьма левое. На вопрос Котляревского о Брест‑ Литовском мире Рицлер отвечал довольно уклончиво, однако признал, что создание самостийной Украины отвечает более требованиям Австрии, чем Германии. Во всяком случае, можно думать, что при окончательной ликвидации войны Брест‑ Литовский договор будет пересмотрен в духе, отвечающем длительным добрососедским отношениям Германии и России. Пока же нужно укреплять экономические и культурные связи, особенно последние. Поэтому Рицлер желал познакомиться с московским академическим миром. На экономическое сближение он смотрел с сомнением, говоря, что здесь все уже захвачено американцами. Борьба против немецкого засилья целиком пошла им на пользу – Рицлер в конце еще раз указывал, что и рейхстаг совершенно против вмешательства в русские дела, и общественное мнение, особенно Южной Германии – Центральной Баварии, откуда он сам (как и Мирбах); о вмешательстве могут думать лишь восточно‑ прусские аграрии, но их влияние в Германии чрезвычайно уменьшилось

Заявления несколько иного характера, приписываемые представителям немецкого командного состава, ни к чему не приводили. Ясно было, что, помимо прочего, Германия, устремивши все свои усилия на Западный фронт, где решалась судьба войны, в ближайшее, по крайней мере, время, не захочет предпринять ничего в России. Ее не подняло даже убийство Мирбаха, когда, по‑ видимому, Рицлер оказал известное влияние на то, чтобы это событие не привело к конфликту. Число сторонников германской ориентации, понимаемой в смысле вмешательства, уменьшилось С. другой стороны, многие, нападавшие на Советское правительство за Брест‑ Литовский мир, теперь признавали, что оно было право. Это был единственный выход.

Столкновение двух ориентации и послужило поводом зарождения НЦ. Еще в марте – апреле 1918 года организовано было объединение ЦК кадетов, СОД и торогово‑ промышленных кругов. Каждая группа посылала по нескольку человек (по 3–4) в «Центр»*.[101]

В конце концов совещания, собираемые СОД, были именно только совещаниями, торгово‑ промышленные группы Москвы были организованы лишь профессионально; в ЦК кадетов многие отсутствовали; «Центр» же получил известное политическое значение действующей группы, поддерживаемой и кадетами, и торгово‑ промышленниками. Среди его членов называли Д. Щепкина, Леонтьева, Кривошеина, Новгородцева, Астрова, Третьякова и т. д. Впрочем, состав его менялся. Но здесь с самого начала и возник конфликт из‑ за ориентации. Большинство, особенно Кривошеий и Леонтьев, решительно восставало против идей нового Восточного фронта, который образуют японцы, и вообще против обязанностей всегда и во всем идти с союзниками. Но на этом настаивали кадеты; особенным сторонником подобной тактики, не опасавшимся даже японской интервенции, оказался Астров. Он получил поддержку ЦК кадетов, и, когда «Центр» все же не согласился с ним, Астров и другие кадеты (Степанов) подали заявление об уходе. Они указали, что всякое сближение с Германией, всякие действия, которые могут иметь видимость такого сближения, кажутся им гибельными. Во имя победы союзников нужно было бы примириться и с тем, что война продолжится год и больше.

Трудно сказать, какого рода были сношения у «Правого центра» с немецкими представителями. Это были сношения отдельных лиц, в него входящих.

Кривошеий, который сам считал эти сношения желательными, лично в них не входил и говорил, что немцы считают его даже своим противником. По‑ видимому, эти сношения усилились после того, как из «Центра» ушли кадеты и часть промышленников и состав «Центра» стал однороднее. Одновременно велись сношения и на Украине, где это было, конечно, технически легче. Но и там представители германского правительства были решительно против вмешательства. Однако они не возражали против вербовки в Киеве и других местах русских отрядов, которые предназначались для борьбы с Советской властью. Вообще же летом 1918 года многие сторонники немецкой ориентации в смысле активной помощи со стороны немцев уезжали на Украину.

В мае – июле 1918 года и образовался НЦ. Первоначально он составился из группы лиц, которые считали недопустимым какое бы то ни было сближение с немцами и сочувствовали более или менее образованию Восточного фронта; хотя в этом пункте не было прямого согласия. Инициаторами НЦ, по‑ видимому, были кадеты Астров, Степанов и Щепкин; они, впрочем, не хотели придавать новой ориентации одностороннего партийного характера. Они не считали возможным сделать из нее нечто подобное тому, что задумано было СОД, – представительство профессиональных групп и интересов. Новому кружку придан был личный характер.