Глава 29. Они принялись за последнюю проверку Гарри Микера, словно перед запуском ракеты

Вашингтон

Они принялись за последнюю проверку Гарри Микера, словно перед запуском ракеты. Азхар стоял над телом с пюпитром в руке, зачитывая по пунктам список. Когда помощники подтверждали проверку по каждому из них, он говорил: «Есть!» — и читал следующий. Сначала у них возникли сомнения относительно температуры тела. В течение последней недели они нагрели тело Микера на пару градусов. Именно в таком состоянии его и должны были перевозить. Патологоанатом, сотрудник Управления, порекомендовал использовать постепенный процесс оттаивания, чтобы тело прогрелось до температуры окружающего воздуха где-нибудь за пару часов до того, как его найдут. Они сделали несколько замеров специальным медицинским термометром, наподобие того, которым проверяют температуру мяса в магазине, а затем Азхар сказал: «Есть!» — и они перешли к следующим процедурам.

Они проверили каждый карман. Обертки от жевательной резинки из Лондона, Парижа и Исламабада. Хофман решил, что, когда тело найдут, у Микера во рту должна быть жевательная резинка. Это было бы столь естественно. Азхару пришлось предварительно разжевать ее. Денежная мелочь: два евро, британская банкнота в два фунта стерлингов, горсть пакистанских рупий. Есть! Бумажник. Чеки по оплате кредитной картой с заправки «Эксон» на шоссе 123, из прачечной в торговом центре «Маклин», водительские права, кредитные карточки, фотография мнимой подружки, Дениз, с надписью, корешки от билетов, бумажные спички, презервативы. Все, что должно было сделать личность Микера правдоподобной.

И наконец, мобильный телефон. Азхар уже заполнил память телефона, принятые звонки, набранные номера. Во время последней проверки он решил добавить еще один штрих. Три неотвеченных звонка, от Дениз. Если кому-то станет любопытно и он наберет этот номер, он услышит чувственный, с придыханием, молодой женский голос: «Хай! Это Дениз. Оставьте сообщение или что еще».

Одежда Гарри. Теперь на него надели теплое пальто. Ведь тело найдут в конце декабря, в области между Пешаваром и границей с Афганистаном, где живут свободные племена. Для Гарри купили парку с флисовой подкладкой фирмы «Лэндс энд». Вполне подходящая, только выглядит слишком новой, несмотря на то что ее раз пять сдавали в химчистку. Поэтому Хофман по электронной рассылке запросил у всех, работающих в Минсмит-парке, поношенную мужскую зимнюю походную куртку пятьдесят четвертого размера, желательно на флисовой подкладке. Нашлись две куртки. Одна выглядела еще более новой, чем купленная. Другая была заношена как следует, лоснящаяся, с дыркой на рукаве и потемневшей от пота подкладкой. Хофман заявил, что она просто идеальна. Шерстяные брюки, белая рубашка, походные ботинки. Во время финальной проверки, когда они уже были готовы загрузить Гарри Микера в холодильник, в котором он отправится в свою последнюю поездку, Хофман увидел на брюках замятые складки.

— Иисусе Христе! — заорал он. — Кто же отправляется на прогулку на край света в мятых брюках? Что с вами, ребята?

Азхар, готовый ко всему, сразу же принес утюг с отпаривателем и быстро разгладил все складки на штанах Гарри.

Находясь в своем оперативном штабе в Минсмит-парке, Хофман и его команда могли отслеживать все этапы путешествия Гарри Микера. Самолет садился в Лондоне, Париже и, наконец, в Исламабаде. Гарри лежал в своем морозильнике, а тем временем настоящий оперативник из ближневосточного отдела, загримированный под Микера, посещал местные отделения ЦРУ и союзнических разведслужб, передавая их сотрудникам последнюю информацию по взрыву в Инкирлике.

На следующий день в «Фигаро» даже появилась небольшая заметка о том, что у США есть новая информация об Инкирлике, насчет иорданской ячейки, отколовшейся от «Аль-Каеды».

Когда самолет приземлился в Исламабаде, мнимый Гарри появился в объединенном штабе разведки союзников. Вечером он отправился в Пешавар. На следующий день он должен был вернуться в Исламабад и затем в Вашингтон, пересаживаясь с одного коммерческого авиарейса на другой. Сам Гарри, «настоящий», лежащий в морозильнике, тоже отправился в Пешавар этим же вечером, в кузове грузовика.

Алекс Смайт, начальник отделения в Пешаваре, лично встретил этот грузовик. Он был в курсе происходящего, но тем не менее, увидев лежащее в кузове тело, перезвонил Хофману:

— Директор точно утвердил все это?

— Расслабься. Это сработает, а вся бумажная работа уже сделана, — ответил Хофман. Он не мог ни в чем винить своего сотрудника из Исламабада. Вся работа в Управлении — это сплошные пересмотры уже принятых решений.

Труп погрузили в лендровер Смайта, небронированную машину с тонированными стеклами. Тело усадили на правое заднее сиденье, почетное место, и крепко пристегнули ремнями безопасности. Хофман позвонил по защищенной телефонной линии и сказал, что надо проверить температуру тела. Смайт сделал это при помощи самого настоящего продуктового термометра. Конечно, от него останется дырка, но у него ничего другого не было. Тело в порядке. Оно примет температуру воздуха, два градуса выше нуля, примерно через двенадцать часов. Еще часов через двенадцать оно начнет разлагаться. Но к тому времени Гарри будет «мертв». Точнее, его уже мертвое тело будет распластано по заднему сиденью лендровера и нафаршировано пулями.

Смайт встретился с сопровождающими из спецназа среди холмов неподалеку от Пешавара, в базовом лагере, который в течение нескольких последних лет использовался в качестве опорного во время безуспешных попыток взять в плен руководящую верхушку «Аль-Каеды». То, что за их встречей следили, его не беспокоило. Черт, наоборот, даже нужно, чтобы его видели. Они собрали конвой из трех машин. Впереди лендровера ехал бронированный джип, точно такой же ехал и сзади. В каждом джипе — по четверо хорошо вооруженных солдат из Командования специальных операций. Первые восемьдесят километров пути их сопровождали солдаты пакистанской армии, но они покинули их на границе пустынь. Дальше американцы поехали одни, в сторону деревушки Коса, к югу от Мингауры, в северо-западный пограничный район. Один из агентов Смайта, из числа пуштунов, отправил радиограмму Аззаму, предупреждая об американских гостях.

Их появление в Косе было тщательно срежиссировано. Большую его часть Феррис смотрел в реальном времени, благодаря съемке с разведывательного спутника. Когда конвой приблизился к дому Аззама, из окон джипов высунулись дула винтовок. Обычное дело для этих мест. Демонстрация силы, достаточная, чтобы выразить угрозу, но не слишком, чтобы спровоцировать стрельбу. Но даже камере спутника, как, впрочем, и местным пуштунам, не было видно еще четверых спецназовцев, которые скрывались в горах, а этим утром пробрались в деревню.

Когда Смайт подъехал к дому Аззама, он придерживался той же процедуры, что и во время последнего визита в деревню, четыре месяца назад. Он остался сидеть в лендровере, ожидая, пока деревенский мальчишка не позовет Аззама. Пуштун вышел из дома через несколько минут, в окружении своих телохранителей. Смайт вышел из машины и помахал Аззаму рукой. Вождь племени пошел к нему, как и в прошлый раз. Ему снова хотелось получить денег.

— Полегче, малыш, полегче, — сказал Хофман, глядя на монитор и вслушиваясь в звуки, передаваемые радиопередатчиками. Он смотрел на происходящее, словно сидя на дереве посреди деревни.

Смайт заговорил с Аззамом на урду, достаточно громко, чтобы его слышали и подчиненные вождя, стоявшие метрах в двадцати. Он сказал, что с ним приехал гость из Вашингтона, который хочет переговорить с Аззамом наедине. Он преодолел дальний путь, чтобы встретиться с великим вождем Косы и поприветствовать его.

Аззам медленно и торжественно пошел к машине. Легко было угадать его мысли. Почему бы не брать деньги у этих американских придурков? Смайт держал дверь открытой, и вождь племени забрался на заднее сиденье. Когда Аззам уселся, Смайт нажал кнопку электронного замка. Теперь открыть двери лендровера изнутри было невозможно. Затем он хладнокровно направился к стоявшему впереди джипу и сел в него.

Когда Аззам увидел рядом с собой тело Гарри Микера, притянутое ремнями к заднему сиденью, он, конечно же, понял, что что-то не так, но на это ушли драгоценные мгновения. Возможно, он не смотрел в глаза приехавшему, который привез ему деньги, исходя из восточных правил вежливости. А может, они так хорошо загримировали Гарри, что Аззам просто ждал, когда сидящий рядом с ним мужчина в парке что-нибудь скажет. Но примерно через пять секунд он что-то понял. Микрофон, установленный в багажнике лендровера передал по радио в Лэнгли пронзительный крик. Но уже было слишком поздно. Аззам не мог выбраться наружу.

Спецназовцы тоже услышали этот крик в своих наушниках. Командир крикнул главному телохранителю Аззама, чтобы тот бросил автомат. Пуштун что-то крикнул в ответ, и все подняли оружие. Такие ситуации, когда все держат друг друга на прицеле, случались в пограничных областях всегда. Чаще они заканчивались еще одним криком, разряжавшим ситуацию, иногда — предупредительными выстрелами в воздух. Но на этот раз раздались автоматные очереди, и двое телохранителей-пуштунов упали на землю. Остальные открыли огонь по бронированным джипам, но их АК-74 сниженного калибра не могли пробить броню. Стрельба продолжалась, и небронированный лендровер изрешетило пулями вдоль и поперек. Для пуштунов это уже было жестокой битвой, но на самом деле это была лишь инсценировка.

Люди Аззама и подумать не могли, что первая очередь была выпущена спецназовцами, скрывавшимися позади джипов. Они держали пуштунов на прицеле с самого начала. А у одного из коммандос в руках был АК-74, и он сосредоточил свой огонь на лендровере, выпустив пару пуль и в ту часть машины, где находился Гарри Микер, чтобы на трупе тоже были ранения. Это тоже было спланировано. Аззам должен был погибнуть, чтобы единственным объяснением произошедшего были документы в чемоданчике Гарри Микера. Тело Гарри не дергалось, и из него не хлестала кровь. Только сочилась.

Смайт и его группа выехали обратно на дорогу под огнем пуштунов, а вторая команда быстро скрылась среди холмов, где их ждали их собственные машины. Отступая, они оставили роскошный боевой трофей. Тело американца, пару дней назад привезенное самолетом из Афганистана. Местные будут чувствовать себя комфортнее, если решат, что убили хотя бы одного американского солдата. Наличие еще одного тела снизит вероятность того, что тот, кто станет позднее анализировать события, усомнится в их правдоподобности.

Смайт и его помощники с грохотом выехали из деревни. Спустя несколько часов прибыли ударные вертолеты. Это должно было имитировать операцию по эвакуации тела американца из лендровера. А также важных бумаг, которые были при нем. Они приземлились на деревенской площади, выставили охрану вокруг лендровера и минут двадцать обыскивали машину. Но Гарри Микера в ней уже не было. Тело и документы унесли в горы люди «Аль-Каеды», как и ожидал Хофман. Через пару часов после этого какой-нибудь из самых преданных полевых командиров должен был открыть чемоданчик и начать разглядывать его содержимое, пытаясь разобраться. А затем придет черед размышлений.

Этим же вечером телеграфные агентства сообщили о том, что американское подразделение попало в засаду и погиб один американский солдат. Про второго американца, в гражданской одежде, прибывшего на встречу с вождем племени, связанным с «Аль-Каедой», расстрелянного в собственной машине, никто не говорил. Но для этого не требовалось никаких телепередач. Уже к ночи в каждой приграничной деревне будут говорить о встрече Аззама с американцами и шептаться о том, что Аззам работал на ЦРУ. Противник заглотил крючок.

Хофман убедился в том, что операция сработала. Они перехватили разговоры по мобильным и болтовню в Интернете. Люди Сулеймана пытались понять, в чем смысл их находки, но они были слишком низкого ранга, чтобы принимать решения. Решать должны были старшие руководители «Аль-Каеды». Пакистанская разведка арестовала курьера, направлявшегося в Карачи. Он вез с собой сообщение о срочном созыве совета, встрече улемов, по поводу столь серьезному, что может потребоваться даже личное вмешательство халифа. УНБ перехватывало голоса, которые не было слышно уже несколько лет. Члены сети были вынуждены нарушить обычный режим оперативной секретности. С ними случилось самое худшее из того, что могло случиться.

Удача всегда сопровождает хорошо спланированную операцию. Хофман вложил много трудов во второе и начал пожинать плоды первого. Аудиограмма голоса, перехваченного УНБ с мобильного телефона в Вене, была очень похожа на голосовую структуру одного из главных объектов слежения. На линии были помехи, но тщательный анализ показал, что это голос человека, родившегося в Сирии, в Хаме, Карима аль-Шамса, взявшего себе оперативный псевдоним Сулейман. Главный организатор вышел из тени. Смысл разговора был непонятен, поскольку говорившие использовали кодовые слова, но речь шла о мученичестве Хуссейна, принявшего смерть из-за интриг завистливых соперников. Аналитики Хофмана решили, что они правильно поняли суть разговора. Сулейман говорил о том, что он стал жертвой обмана.

При содействии УНБ австрийская полиция получила информацию о районе, из которого прошел звонок. Они оцепили район и проверили несколько многоквартирных домов. Перед рассветом они нашли телефон, но человек, который им воспользовался, уже сбежал.

Феррис хотел вернуться в Амман, чтобы встретить Новый год с Алисой, но Хофман попросил его задержаться еще на день. Он хотел отпраздновать победу. Проблема была лишь в том, что все участники празднования, знавшие, в чем дело, работали в Минсмит-парке. Сама их совместная работа уже была тайной. Поэтому Хофман решил устроить празднование Нового года прямо на работе. Он протащил на территорию Управления еду и выпивку. Выбрал барменов из числа аналитиков. Нашел даже диджея, оперативника, всегда втайне мечтавшего петь хип-хоп. Феррис попытался расслабиться с помощью выпивки и музыки и даже потанцевал с молодой женщиной, работавшей у Азхара. В танце она терлась о его тело, двигаясь вверх и вниз, как у шеста для стриптиза.

Но мысли его были не здесь. Операция закончилась, и он чувствовал себя опустошенным. Что бы теперь ни случилось, Феррис не сможет это контролировать. Даже увидеть. Пустоту внутри заполняли лишь мысли об Алисе. Все те годы, что он жил с Гретхен, он задумывался, что это значит — быть влюбленным. Теперь он знал это. На этот Новый год он должен принять решение. Феррис принялся искать глазами Хофмана, чтобы поговорить с ним, но тот куда-то исчез.

Феррис уже звонил Алисе, днем. Она собиралась пойти на вечеринку в «Фор сизонс» с друзьями-иорданцами. Она не стала винить его в том, что он не с ней, просто тихо обошла этот вопрос. Когда в Аммане наступила полночь, Феррис снова позвонил ей, но она не отвечала. Его сильно расстроило, что он не может произнести ее имя в новогоднюю ночь, передать ей поцелуй хотя бы по телефону. Он оставил ей сообщение. Внутри штаб-квартиры ЦРУ его мобильный не работал, так что он не знал, пыталась она ответить или нет.

Феррис покинул празднующих и ушел в пустой кабинет. Взяв в руку телефон, он снова набрал номер Алисы. Буханье музыки из динамиков мощной аппаратуры доносилось даже сквозь закрытую дверь. Алиса подняла трубку после третьего гудка. У нее был сонный и немного хмельной голос, будто она выпила снотворного.

— Я должен кое-что сказать тебе, — сказал Феррис. — Я принял новогоднее решение.

— Что? — переспросила она. Очевидно, она еще не до конца проснулась.

— Я готов.

— Что?

— Я готов к тому, чтобы мы были вместе. А все остальное не имеет значения.

— Все имеет значение. Когда ты вернешься домой? — спросила она. Ее голос звучал потерянно, она словно прощалась с ним.

— Завтра, — ответил Феррис. — Я вылечу сегодня днем, прилечу завтра, поздно вечером. Приготовлю тебе ужин. Буду любить тебя. И дам тебе то, что ты хочешь.

— Чудесно, — сказала она, видимо окончательно проснувшись. — Что ты имеешь в виду?

— Я скажу тебе правду. Я больше не могу жить во лжи. И не должен. Все кончено.

— Не понимаю, о чем ты, но звучит здорово.

— Хорошо, — сказал Феррис. — Я осознаю, о чем говорю.

Феррис провел в пустом кабинете еще некоторое время, думая об Алисе и о том, что он сделает в этот Новый год, если выполнит, что решил. Он расскажет ей все. А значит, ему придется уйти из Управления. По-другому нельзя. Часы подбирались к полуночи, когда в дверь вломился Хофман. У него в руках была бутылка шампанского и два фужера.

— Давай, мерзавец, — проворчал он. — Нам надо поговорить.

Он уже хорошо напился, и спиртное приглушило его обычный веселый настрой. Сейчас он выглядел меланхоликом.

Сев за стол напротив Ферриса, он налил в фужеры шампанского. Феррис ждал какого-нибудь мерзкого и бравурного тоста, но Хофман молчал. Тогда он сам нарушил молчание.

— Мы сделали это, — сказал он, поднимая бокал. — Не думал, что это возможно, но мы сдюжили. Мы влезли в их ДНК.

— Ага, конечно, — мрачно ответил Хофман.

— Никаких сомнений. После того, как они перехватили звонок Сулеймана. Он попал в переделку. Иначе бы он не вышел на поверхность. За последние дни мы поймали столько новых нитей, что скоро сможем накрыть кучу их сетей, от Лондона до Лахора.

Хофман покачал головой. Дело было не только в выпивке. Его что-то беспокоило. Но Феррис не хотел делить с Хофманом его проблемы, у него хватало собственных.

— Успокойтесь, босс. Это победный раунд.

— Мы пока не победили.

— Но мы куда ближе к победе, чем всего неделю назад. Выпьем.

Феррис чокнулся с Хофманом и выпил бокал почти до дна. Но его старший товарищ не стал пить.

— Все слишком хорошо, — сказал Хофман. — Значит, что-то не так.

— О чем вы? Ради бога, почему нельзя сказать «да»? Оно сработало. Господь знает как, но мы это сделали.

Феррис и слышать не хотел о неуверенности в себе или оставленных «хвостах». Сейчас, когда он выполнил свою часть операции, он думал о том, как начать новую жизнь. Он хотел, чтобы Хофман оставил его в покое и дал возможность самому творить свое будущее.

— Что-то не так. Сулейман не должен был выйти на поверхность так быстро. Я этого не ожидал. Как будто он прощупывает нас, пытаясь узнать, много ли мы знаем на самом деле.

— Ладно, Эд, не надо паранойи. Вы слишком долго жили в этом стиле. У вас послеродовая депрессия. Хватит, дружище. У вас родился отличный уродец.

— Думаешь? Зачем Сулейман оставил нам свой мобильник? С кем он говорил о предательстве? У нас так и не появилось ничего реального. И это меня бесит.

Феррис расхохотался и налил себе еще шампанского. Он устал и, по правде говоря, не интересовался проблемами Хофмана. Он расцеловал Хофмана в щеки, ощутив его кислое дыхание и отросшую щетину. Люди снаружи орали и танцевали, а потом принялись скандировать имя своего шефа:

— Хоф-ман! Хоф-ман!

Полночь приближалась, они считали оставшиеся секунды. Они хотели встретить Новый год со своим боссом.

Хофман вышел из кабинета. Он был настоящим лидером и не мог пропустить свой ход. Забравшись на стол, он поднял вверх бутылку.

— С Новым годом! Спасибо за ваш тяжелый труд! Будем работать дальше. Я люблю вас всех! — крикнул он. Его фраза закончилась за пару секунд до того, как часы показали двенадцать. Идеальный расчет времени, как обычно.

Толпа взревела. Они были пьяными, радостными и вымотанными одновременно. Толпа замкнула хоровод вокруг женщины с пышными формами, главы отдела по слежению за террористическими ячейками. Посреди этого безумия Феррис, пожалуй, был единственным, кто заметил, что Хофман тихо ускользнул обратно в кабинет и закрыл дверь.

На Новый год пропал Омар Садики. Феррис узнал об этом, когда ехал в аэропорт, чтобы вылететь в Амман. Отделение в Аммане прослушивало телефоны Садики, чтобы он не вляпался в неприятности, и в день перед Новым годом стало ясно, что он не отвечает на звонки. Начальник оперативного отдела, командовавший отделением в отсутствие Ферриса, занервничал.

Ближе к вечеру он послал одного из агентов домой к Садики, чтобы выйти на контакт с ним. Придя туда, агент застал дома толпу женщин и детей в полном замешательстве. Жена Садики сказала, что к ее мужу утром пришли какие-то посетители, он уехал вместе с ними и с тех пор не возвращался. Они звонили и в офис, и в мечеть, и в кофейню, где любили проводить дни члены «Ихван Исан». Но его нигде не было. Женщина сказала, что ее муж был чем-то озабочен. Что бы то ни было, но в результате он исчез.

После разговора с заместителем Феррис тут же позвонил Хани по защищенной линии. Хани сказал, что уже в курсе этих новостей, и несколько раз извинился. Он не знает, как Садики удалось ускользнуть от его слежки. Это моя ошибка, несколько раз повторил Хани. УОР должно было более тщательно следить за этим человеком. Они не должны были позволить ему исчезнуть. Феррис никогда еще не слышал, чтобы Хани говорил таким извиняющимся тоном.

— Черт, — пробормотал Феррис себе под нос по окончании разговора.

С того самого момента, как они с Садики встретились в Абу-Даби, он знал, что с Садики случится что-нибудь нехорошее. Он слишком уязвим, типичная пешка в чужих играх.

Феррис заставил себя не думать о последствиях. Если слишком много думать о том, что может случиться с твоими агентами, никогда не сможешь провести операцию. Но ведь Садики даже не агент. Он никто, он ничего не знает. Возможно, ему будет легче от этого, когда пленившие его люди начнут допрос. Но Ферриса снедал страх, в котором он едва ли был готов признаться даже себе.

На самом деле его волновала не судьба Садики. А лишь тот факт, что Садики знаком с Алисой Мелвилл.

— Почему я не вывез его из Иордании, чтобы спасти его? — спросил Феррис Хофмана, позвонив ему час спустя. — Почему я оставил его там? Он же просто мишень.

— С ним все будет в порядке. Они изобьют его, он расскажет им все, что знает, а он ничего не знает. Он будет отрицать какую-либо причастность к Инкирлику. Расскажет, что был в Турции по делам, насчет архитектурного проекта для американского банка. Расскажет про Брэда Скэнлона. Они не поймут, чему же здесь верить, изобьют его до полусмерти, но он будет повторять свои признания, и после этого они будут знать еще меньше, чем вначале.

— Они убьют его.

— Сомневаюсь. Если так, то что? Как я всегда говорю тебе, дерьмо случается. Если бы мы тряслись над каждым обжегшимся Джо, мы бы никогда и ничего не добились.

— Боже. Вы хладнокровный мерзавец.

— Как и ты, — ответил Хофман. — Просто ты не хочешь в этом признаться.

Хофману действительно плевать, для него человеческие жизни не ценнее пластиковых карточек на планшете.

— Они вычислят меня, — сказал Феррис. — Когда они допросят Садики, он меня выдаст, и они меня вычислят.

— Не смогут. Они узнают твой псевдоним, ну и что? Грим у тебя был просто сказочный. Легенда железобетонная. Она была подстрахована по всем пунктам. Хватит нервничать. Омар вернется на работу, быть может, без одного-двух пальцев на руках или ногах, и что? Найми его, чтобы он построил тебе домик у моря.

— Они станут допрашивать Садики насчет других американцев, живущих в Аммане. Они попытаются выяснить, нет ли у него связей с посольством, через людей, которые могут знать и меня.

Тон Хофмана стал раздраженным.

— Слушай, Роджер, что ты хочешь сказать, конкретно? У меня есть и другие дела.

Феррис призадумался. Можно ли выдать Хофману страшную тайну, спрятанную в глубине его сердца? О том, что Омар Садики знаком с женщиной-американкой, которая, в свою очередь, знакома с мужчиной-американцем, работающим в посольстве. Которого зовут Роджер Феррис. Но у него не хватило на это смелости. Он наконец-то понял, что не доверяет Хофману. Завершив разговор, Феррис принялся названивать Алисе Мелвилл. Она не отвечала — ни с домашнего, ни с рабочего, ни с мобильного. Может, куда-то вышла. Может, у нее похмелье. Может, куда-то поехала. Может, завела себе нового любовника.

Феррис провел ночной перелет из Вашингтона в Лондон в состоянии нарастающей паники. Он додавил кость до предельной точки, и сейчас она щелкнула, ломаясь.