Глава 23. Пока Феррис отсутствовал в выходные, на его имя пришло срочное сообщение от главного инспектора ЦРУ с требованием немедленно прибыть в штаб-квартиру для

Амман, Вашингтон

Пока Феррис отсутствовал в выходные, на его имя пришло срочное сообщение от главного инспектора ЦРУ с требованием немедленно прибыть в штаб-квартиру для обсуждения «важного дела». Подробностей в послании не было. В понедельник Феррис отправил срочное сообщение Хофману с просьбой позвонить сразу же, как он появится в своем кабинете. Но ответа ему пришлось ждать семь часов. Он перечел свое послание начальнику. «Что случилось, Эд? Похоже, я под следствием».

— Именно так, — сказал Хофман. — Я сам недавно узнал. Поэтому и не звонил так долго. Надо было повидаться кое с какими людьми.

— И что же я натворил? — спросил Феррис. Первой его мыслью были неполадки с накладными расходами.

— В том-то и проблема. Не знаю, и мои люди из управления главного инспектора мне не сказали. Не могли или не хотели. Может, и не знали, но в этом я сомневаюсь.

— Это нельзя замять? В том смысле, можно подумать, мне сейчас больше заняться нечем. Если мы хотим отпраздновать двадцать второе декабря, как планировали, то сейчас все как раз идет к развязке.

— Попытаюсь, но эти парни из управления — абсолютные засранцы. Представь себе, скажем, управление внутренней безопасности в самой провальной в мире полиции: копов бьют, преступники снимают урожай, а парни из управления подводят под расследование полицейских за то, что они брали бесплатные пончики в «Семь-одиннадцать». Вот тебе наше управление ГИ. Они строят свои карьеры на костях оперативников. Извини, но так оно и есть.

— Но я ничего плохого не делал. По крайней мере, не могу вспомнить.

— Боже, я уверен, что это не так. Но тоже не могу ничего припомнить, навскидку.

— Эд, это не смешно. По крайней мере, для меня. Что мне делать?

— Езжай домой. Быстро. Лети ближайшим самолетом. Поговори с этими ребятами и выясни, в чем дело. И тогда мы придумаем, как с этим разобраться.

Феррис подумал об Алисе, об Омаре Садики, и его желудок снова начало сворачивать в узел.

— Я не хочу уезжать из Аммана сейчас. Все уже готовится, что называется, на сковородке. Уезжать сейчас — хуже не придумаешь.

— Понимаю. Но у тебя нет выбора. Эти парни — хорошие гады. Если ты не явишься по вызову, они пришлют кого-нибудь, и ты отправишься домой в наручниках. Не пытайся их наколоть. Уж поверь мне, один раз в жизни я перешел им дорогу, и они мне чуть задницу не порвали. У меня есть хороший юрист, я свяжусь с ним и выясню, чем мы можем помочь тебе. Но сначала тебе придется с ними встретиться. Позвони им сегодня, назначь встречу на послезавтра, и вперед. После того как ты поговоришь с ними, встретимся с юристом и выясним, какого черта нам надо делать. Если ты сразу появишься на встрече в сопровождении юриста, они просто еще сильнее постараются прижать тебя.

Днем Феррис встретился с Алисой в «Интерконтинентале», рядом с ее офисом, чтобы выпить по чашке кофе. Он сказал, что ему надо срочно ехать домой, на первом же рейсе «Роял Иорданиан эрлайнз» в Европу, завтра рано утром, а оттуда — в Вашингтон. Сказал, что мать заболела и он не может оставить ее одну. Феррис заранее подумал, какая ложь будет самой безопасной, и решил сказать именно это.

— Я видела, что тебя что-то беспокоит, еще в субботу, — сказала Алиса. — Ты был очень печален все время, пока мы ехали домой. Ты уже знал, да?

— Да, — солгал Феррис.

— Хотела бы я как-нибудь повидаться с твоей матерью.

— Обязательно, дорогая.

Она осмотрела его голову, сказала, что все хорошо заживает, а потом взяла его за руку и долго не отпускала. Она была не из тех людей, которые пытаются демонстрировать напускной оптимизм, в тех случаях, когда она чего-то не знала. Феррис первым прервал молчание.

— Эта группа, с которой ты работаешь, «Ихван Исан»… Будь осторожна с ними.

— Ради бога, зачем мне быть осторожной с ними? — ответила она, отпуская его руку. — Это отличные люди. Они хотят помочь мальчикам и девочкам из бедных мусульманских семей. К одному из них я обратилась за помощью, когда спасала тебя в Муте. Что может быть плохого от них?

— Тут не скажешь заранее. Это фундаменталисты, и они не слишком-то любят Америку.

— Это еще один повод работать с ними! Чтобы они поняли, что не все мы — маньяки-убийцы и не ищем террористов в каждой мечети. Слушай, Роджер, давай больше не будем спорить об этом.

Он внимательно посмотрел на нее. Ее лицо заливал румянец, от обилия эмоций. Она не станет слушаться. Если сказать ей что-то еще, это подвергнет ее еще большей опасности. Самой лучшей защитой ей служит неведение. Достаточно провести с ней хоть немного времени, чтобы убедиться в ее искренности. Феррис снова взял ее за руку и крепко сжал ее ладонь.

— Просто будь поосторожнее, любимая, — сказал он. — Вернусь, как только смогу.

Она поцеловала его в щеку.

— Ты всегда так говоришь. «Будь осторожнее, любимая». Но осторожным надо быть тебе, Роджер. Это ты общаешься с настоящими безумцами и убийцами, а не я.

— Может, ты и права, — тихо ответил Феррис.

— Хорошо, тогда, когда ты вернешься, у меня для тебя будет работа. Можешь готовить еду для беженцев, мальчишек и девчонок из Ирака. Как насчет этого?

— Превосходно. Может, мне обратиться, стать одним из «Братства Знающих»?

Она поехала к нему домой и помогла собраться в дорогу, ворча насчет грязных рубашек и белья, которые он не постирал. Внизу уже ждала посольская машина. Роджер отвез Алису домой и отправился в аэропорт. Во время долгого перелета в Вашингтон он все время думал о ней, о ее нереальной квартире в восточном стиле, словно из другого мира. А мир здешний, похоже, сжимал его все сильнее и сильнее.

Первое, что заметил Феррис, когда спустя тридцать шесть часов прибыл в штаб-квартиру ЦРУ, так это то, что его жетон не работает. Они уже отстранили его от дел, на электронном уровне. Его встретили два человека из управления ГИ. Они отвели его в комнату для переговоров, лишенную окон, в задней части старого здания. Там их уже ждал следователь из отдела главного инспектора и поверенный главного юрисконсульта ЦРУ, Роберт Кроудж, а также агент ФБР с каким-то славянским именем. Боже правый, подумал Феррис. Что я такого сделал? Представитель управления главного инспектора, плотная женщина с жестким лицом и коротким каре, в костюме в полоску, представилась как Майра Каллум. Она сказала, что ее отдел расследует уголовное дело, в котором он замешан. Агент ФБР также представился и сказал, что разговор записывается, а также зачитал Феррису его права. Это напугало Ферриса еще больше. Он спросил, может ли он наедине поговорить с молодым юристом из управления главного юрисконсульта, который присутствовал здесь, чтобы защищать интересы Управления, а может, и его самого. После короткого совещания они согласились на это и вышли в холл. По дороге к двери агент ФБР выключил кассетный диктофон.

— Ради бога, зачем все это? — спросил Феррис.

— Не имею права сказать, — ответил Кроудж. — Внимательно слушайте их вопросы и поймете.

Кроудж был молодым парнем. Он напомнил Феррису Джона Дина, юриста, участвовавшего в Уотергейтском деле. Лицо, лишенное малейших намеков на эмоции.

— Я обязан отвечать на их вопросы?

— Нет. Можете отказаться отвечать на любой из вопросов. Сошлитесь на Пятую поправку. Не то чтобы это будет выглядеть хорошо, но это уже ваши проблемы.

— Вы мой адвокат?

— Нет, я защищаю интересы Управления. Можете привлечь собственного адвоката. Но я бы рекомендовал сначала выслушать их вопросы. Если вы не пойдете на сотрудничество, они немедленно отправят вас в оплачиваемый отпуск, и вы на неопределенное время окажетесь в подвешенном состоянии. Дело строго засекречено, так что на поиски адвоката с соответствующим допуском у вас уйдет не один месяц.

— Меня трахнули! И я даже понятия не имею за что!

— Извини, приятель. Советую разговаривать только с леди из управления главного инспектора. Если их вопросы зайдут слишком далеко, в подробности операций, я по-любому их прерву. Но говорить с ними придется. По сути, у тебя нет выбора.

Феррис кивнул. Юрист высунулся наружу и позвал в кабинет тех, кто стоял за дверью.

Майра Каллум вошла в кабинет в еще более напряженном состоянии, чем была до этого. Фэбээровец снова включил диктофон, и они снова представились, чтобы это было отражено в записи. Феррис тоже представился. Они спросили его, отказывается ли он от своего права говорить только в присутствии адвоката, и Феррис ответил утвердительно. Похоже, им не понравилось, что он говорит тихо, и они попросили его повторить сказанное.

— Я собираюсь задать вам несколько вопросов о ваших действиях в прошлом, — начала Каллум. — В период с тысяча девятьсот девяносто девятого по двухтысячный год вы получили назначение в отделение ЦРУ в Демократической Республике Йемен в Санаа, так?

С технической точки зрения ответ на этот вопрос уже представлял собой секретную информацию. Феррис поглядел на юриста из управления главного юрисконсульта, и тот кивнул, давая ему разрешение отвечать.

— Да, это так, — ответил Феррис.

— Вы служили там в должности заместителя оперативного командующего отделением?

— Да, — ответил Феррис. — Сначала я был просто старшим офицером, но потом, спустя шесть месяцев, кто-то отправился домой, и меня назначили заместителем оперативного командующего.

— Находясь в этой должности, вы поддерживали регулярную связь со службами безопасности этой страны, Йемена, так? — спросила Каллум. Она говорила сухо и жестко, ее голос звучал словно откуда-то из-за ее спины, будто она была куклой в руках чревовещателя. Она сразу не понравилась Феррису, как не понравилось ему и то, что его допрашивают, как преступника.

— Очевидно, — напряженно ответил он, не в силах скрыть раздражение. — Естественно, я поддерживал связь со спецслужбами страны, где мы находились. Сотрудники Управления занимаются этим по всему миру. Оперативники, работающие на поле боя, а не те, кто отсиживается в штаб-квартире и мешает им делать свое дело.

Кроудж покачал головой. Зачем бесить этих людей?

— Ответа «да» или «нет» вполне достаточно, мистер Феррис, — сказала Каллум. — Приберегите свои паршивые замечания насчет Управления для будущих соседей по тюремной камере.

— Что это значит, черт подери?

Она проигнорировала его вопрос и продолжила.

— Итак, встречались ли вы семнадцатого февраля двухтысячного года с сотрудниками йеменской разведки, «Му-ха-ба-рат»? — спросила она. Последнее слово она произнесла по слогам, чтобы оно четко звучало в записи, на случай, если ее потом придется переводить в текст.

— Откуда я знаю? Я не вел дневник.

— Хорошо, я освежу вашу память, мистер Феррис. В феврале того года, семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого числа, помогали ли вы сотрудникам «Му-ха-ба-рата» в допросе подозреваемого в связи с «Аль-Каедой» Са-ми-ра На-ки-ба, находившегося в их тюрьме?

Чтоб мне, прошептал Феррис. Догадка ударила ему по голове, словно молот. Это из-за Гретхен. Она донесла на него. Она не забыла его давний рассказ о допросе в Йемене. Он тогда рассказал ей, что пленный из «Аль-Каеды» умер у него на глазах. Она тогда сказала, чтобы он никогда не вздумал рассказывать об этом кому-то еще, поскольку с технической точки зрения это было нарушением закона. Феррис давно забыл об этом, но она помнила, на случай, если ей понадобится надавить на него. Вот и пришло ее время.

— Мистер Феррис, я жду вашего ответа, — гнусаво повторила Майра Каллум.

— Откуда вы получили информацию? — спросил он. — От «анонимного» осведомителя, так?

— Это не имеет отношения к делу. Отвечайте на вопрос. Встречались ли вы с сотрудниками йеменской разведки семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого февраля двухтысячного года?

— Я отказываюсь отвечать.

— На каком основании?

— Это секретно.

— От имени Управления заявляю, что мисс Каллум, агент Саковиц и я имеем соответствующий допуск по секретности и можем выслушать эту информацию, — вмешался Кроудж.

— Извините. Я впервые вижу всех вас, так что хочу получить письменное разрешение от моего начальника, Эдварда Хофмана, главы ближневосточного отдела. И никак иначе.

Кроудж устало посмотрел на него. Каллум была в ярости. Агент ФБР выглядел скучающим.

— Продолжайте задавать вопросы, — сказал Кроудж. — Я свяжусь с четвертым этажом в течение минуты.

— В течение вышеназванных дней, во время допроса Са-ми-ра На-ки-ба, были ли вы свидетелем того, как заключенного избивают?

— Я отказываюсь отвечать.

— Почему?

— По той же причине. Это секретно, и я не могу нарушать закон, отвечая без соответствующего подтверждения вашего допуска со стороны моего непосредственного начальства.

— Видели ли вы, как сотрудники разведки угрожали заключенному Са-ми-ру Ха-ки-бу крикетной клюшкой, а затем избивали его ею? По голове?

— Секретно. Секретно.

— Пытались ли вы хоть как-то воспрепятствовать сотрудникам «Му-ха-ба-рата» в их действиях, как этого требует приказ номер двенадцать тысяч триста тридцать три Правительства США и внутренние приказы по Управлению, регламентирующие подобные ситуации?

— Секретно. Секретно. Секретно.

Каллум с ненавистью посмотрела на Ферриса. Для нее он был плохим, одним из тех, кто мешает ее продвижению по службе, рискует собой и другими, заваривает кашу, которую будут расхлебывать другие.

— Мистер Феррис, я не принимаю ваши доводы как причину для отказа от ответов. Я имею полный допуск к такого рода информации. Вы оскорбляете меня лично и отдел главного инспектора в целом, подвергая сомнению мой допуск к информации, пытаясь изворачиваться. Помимо нарушения уголовного законодательства США, вы ведете себя самонадеянно, и я уверяю вас, что вы за это поплатитесь.

Феррис посмотрел на нее и впервые за весь разговор улыбнулся. Он ее достал. Он пошатнул ее уверенность в себе как юриста. А уж это чего-то стоило.

— Просто свяжитесь с Эдом Хофманом, — сказал он. — Покажите мне письменное разрешение от моего начальника обсуждать эти вопросы, и я буду говорить с вами. Возможно.

Вскоре их разговор завершился. Они не могли прийти к соглашению, и Кроудж забеспокоился насчет того, что Феррис в действительности может оказаться прав насчет необходимости письменного разрешения от Хофмана рассказывать о работе связных, одном из наиболее засекреченных аспектов деятельности Управления. Они выдали Феррису временную карточку. Выйдя из штаб-квартиры, он позвонил Хофману и договорился о встрече в «Старбакс» в торговом центре «Маклин».