Кюйсюз - жестокий

Кюйсюз адам кюлмез, Сен кюлсенг да сюймез.

Кюйсюзню башы башды, Жюреги уа ташды.

Кюйсюзню къатында баш

аурууунгу айтма.

Кюйсюзню къолу темир, Жюреги кёмюр.

Кёлсюз адам кюйсюзге жубанч.

Огъурсузну малы арыкъ.

Огъурлуну сёзю — суу, Огъурсузну сёзю — уу.

Жестокий не смеется,

И не любит, когда смеется другой.

У жестокого голова, как голова, А сердце — каменное.

При жестоком о своей беде не говори.

У жестокого руки железные, А сердце угольное.

Малодушный человек — игрушка для жестокого.

У злого человека скот тощий.

Речь доброго человека — вода, Речь злобного — яд.

Интересно, что в первом изречении утверждается чуждость жестокого смеху, чувству юмора, - жестокий человек всегда серьезен и требует того же состояния от других (действительно, часто большие подлости и преступления делаются и совершаются очень серьезными людьми). Жестокость чужда всему светлому (сердце-уголь), мягкому, живому (руки железные, каменное сердце, ср. русское «жестокий - жесткий»). Жестокий человек холоден, словно состоит из неорганического вещества, мертв, бездушен, потому и безжалостен ко всему на свете, а слово его ядовито. Потому он и чужд смеху - ведь смеяться может только человек. Изливать перед ним душу бессмысленно - все равно, что разговаривать с камнем. И, конечно, малодушный непременно станет его рабом, игрушкой. Жестокость, бесчувственность, неспособность сопереживать горю и радости другого человека - признак отсутствия внутренней связи с людьми, т. е. душевная болезнь (еще раз вспомним Гегеля: болезнь - это отъединение; отделение органа от организма, части от целого, человека - от других людей, общества, народа, человечества, Бога).

Слово кюйсюз (букв, «не имеющий жалости» - от кюй «горе, жалость». Синонимичное огъурсуз «злой, злобный, жестокий»; от древнего огъур - окъ къур «соединение, союз родов» - «племя») означает «не имеющий племени», ср. русское «безродный». Таковы память и мудрость языка. В древности таких людей изгоняли из общества - ведь они сами, своим поведением и поступками, свидетельствовали об отчужденности от людей, их извергали (отсюда и слово «изверг»). У карачаево-балкарцев был такой обряд отвержения - бырнак этиу (откуда, видимо, и русское «варнак») - слово происходит от быргъа - «извергать, выбрасывать» (ташлагъан - в том же значении). И, конечно, изгоев, отверженных, вряд ли с охотой принимали и в другие племена. Скорее всего, они составляли «интернациональные» группы, занимавшиеся воровством и разбоем. В нынешних воровских и мафиозных кланах, как говорят, также нет места ни национальным чувствам, ни патриотизму (подразумевая под этим словом любовь и верность своему народу, а не утверждение его исключительности или превосходства над другими).