Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру*52 2 страница

Летом 1929 года Брок снова побывал в Гейдельберге. Здесь его тогда хорошо знали, поскольку он философски изничтожил Манн-гейма на его же семинаре. Каждая беседа с ним была для меня огромной радостью. Он понимает самые сложные вещи, тончайший намек встречает в нем отклик.

Преимущество его в том, что он не является ничьим " учеником". Его окружает атмосфера свободы.

Если бы мне пришлось искать человека на место ассистента, то из знакомых мне сейчас молодых людей я безусловно выбрал бы Брока.

Риккерт, конечно, задумал свой труд, в частности, с намеком на то, кто унаследует его кафедру286. Недавно я говорил Гофману, что приглашение нового специалиста заинтересует меня, только если речь зайдет о Вас или о Кассирере. В противном случае нам никто не нужен. Гофман согласился. Кассирер не перейдет, так как баденское правительство не может платить новому профессору 30 000 марок. Полагаю, что баденская программа экономии вообще не поддержит ни одно назначение на избыточно укомп-лектованные дисциплины.

Вы едете на Спикерог, на остров, столь любимый моим отцом и всей нашей семьей! Надеюсь, Вам будет там хорошо.

Я остаюсь дома, пока рукопись не будет готова к печати. Пред-варительная публикация (своего рода конкретное введение287) уже сверстана и, вероятно, выйдет в сентябре. Надеюсь, что и книга скоро уйдет в набор.

С сердечным приветом Вам и Вашей жене, Ваш Карл Ясперс.

[109] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 20 дек. 31 г.

Дорогой Ясперс!

Сегодня и вообще к Рождеству — пока только это благодарное письмо за подарок, который Вы сделали мне Вашим большим трудом и его небольшим " введением" 288.

До сих пор я мог читать только " Метафизику*', причем " с конца" — две последние ее главы. Мне требуется очень много времени, чтобы понять [Ваш замысел], и я понимаю его лишь в той мере, в какой меня к этому вынуждают собственные интересы.

Поскольку я заранее целиком с Вами согласен, " о Вашей работе" я пока могу сказать меньше других.

Приводить здесь случайные мысли и неуклюжие возражения, которые, пожалуй, в большинстве своем основаны на незнании целого, я не хочу.

Главное — вместе с Вашим трудом в философии наконец появилось нечто необходимое и цельное. Вы говорите с четкой и решительной позиции победителя, опираясь на богатства экзистенциально проверенного.

Эта работа косвенно выявит скрытое бессилие слабых и всего лишь смышленых, заставит быть скромными всех подлинно старательных, но ограниченных и окрылит тех неведомых нам, кто поймет Вашу задачу.

С тех пор как Ваш труд вышел в свет, меня огорчает только одно: что он не был известен, когда решался вопрос о берлинской вакансии.

Вы обладаете теперь не только базой, широчайшими горизонтами и твердостью позиции, но и несомненным мужеством, чтобы действительно быть там. А вместо этого к тамошним бесполезным прибавилась еще одна посредственность.

Многие молчаливые читатели, которые окажутся в поле воздействия Вашей работы, помогут перепахать почву, тем самым способствуя обновлению, которое Вы ведете.

То, что о Вашей работе будут писать, не должно иметь значе-

ния, разве что сами эти отзывы попадут под скрытый нажим необходимости.

Пусть радостный отдых по завершении этого этапа подготовит Вас ко второму, решающему шагу " сведущего" водителя и стража в подлинную публичность.

Ваш труд еще раз подтверждает мне, что все эти два года я поступал правильно, не тревожа Вас. Мне и сказать-то было нечего. Ведь я с давних пор — еще до берлинского эпизода! — испуган своим " сомнительным" успехом289 и понимаю, что дерзнул зайти слишком далеко, за пределы собственной экзистенциальной силы, не видя ясно ограниченности реально мною вопрошаемого.

С тех пор я существую в роли смотрителя галереи, который, в частности, следит за тем, чтобы шторы на окнах были надлежащим образом раздвинуты или задернуты, дабы немногие великие произведения прошлого были более или менее хорошо освещены для случайно забредших посетителей. Не имея картины, я преподаю и занимаюсь только историей философии, т. е. пытаюсь без оглядки на лекционное время изложить то, что полагаю важным для оживления философствования. Наполовину шваб, я достиг также и " швабского возраста", когда человек становится достаточно умен, чтобы знать, что можно и должно, а что нет.

У моей жены и мальчиков все хорошо. Они втроем вернулись со Спикерога — в восторге и полные сил.

Брок очень усерден, добросовестен, хотя немного возбужден и неуверен; он по-прежнему чересчур всерьез относится к хай-деггерствующему кудахтанью нескольких " учеников", которые еще сопутствуют мне.

Завтра мы едем в хижину на все каникулы. Опять будут метели, и лисий вой в заснеженном лесу, и высокое ночное небо, и одинокие поездки по безмолвным горным долинам.

Сердечно приветствую Вас и Вашу жену,

с искренней дружбой, Ваш Мартин Хайдеггер.

[110] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 24/12.31

Дорогой Хайдеггер!

Читая Ваше письмо, я испытал необыкновенное счастье услышать важное для меня слово поддержки. Ваше дружеское отношение к моим печатным трудам позволяет мне надеяться, что между нами еще что-то произойдет. 12 лет назад — так мне кажется — едва тлеющая искра в моей " Психологии мировоззрений" была, наверное, едва заметна. Долгие годы я был обязан Вам критическим отношением и утверждением возможного. Вы были единственным моим коллегой, который знал, что мне не удалось. Когда затем в " Бытии и времени" стал вправду заметен настоящий огонек, он все же горел так, что читатель, продираясь через шлак и пепел феноменологии (поскольку они связывали на манер несущего каркаса), мог отвлечься на то, что Вы называете " хайдеггерствованием". И если мне теперь уда-

лось зажечь еще один огонек, то лишь огонек, и не более. Мой труд весьма несовершенен; силы моей мысли хватает только на минутные прозрения, и лишь терпеливость, позволяющая исподволь, хитростью выманить еще и еще что-то из этого вечного погружения обратно во тьму, довольствование каплями дало возможность вырасти книге, в которой по-прежнему останется много недочетов. Наше дело проиграно, если оно догматизировано и существует в виде произведения. Поэтому я вовсе не чувствую себя " победителем", как гласит Ваша дружеская, однако опасно отстраняющая формула; я как бы перед дверью, словно необычайное еще только предстоит, словно мне не удастся постичь мыслью (я не говорю о редких мгновениях собственной жизни), но словно напряжением всех сил я сумею удержать угадываемое и ускользающее. Для публичности подходящей формой было бы не обладающее истиной произведение, а движение размежевания, которое вместо полемики впервые ввело бы в философский мир коммуникативную критику. Мне бы следовало расшатать" Ваше " Бытие и время'*, а Вам — мою книгу так, чтобы из разрушенного по-настоящему ярко вспыхнули их суть и возможность — иначе говоря, то, в чем мы " заранее едины". Потом мы должны продолжить обмен мнениями и наконец представить их общественности как совместный труд. Но такого нельзя достичь усилием, оно может только получиться само собой.

В последние годы мое отношение к Вам было обвеяно грустью. На мое письмо о возможности Вашего перехода в Гей-дел ьберг, написанное весной 1930 года290 и продиктованное обеспокоенностью и боязнью, которые можно было развеять одним словом, я, как мне казалось, не получил в ответ ничего,

кроме: " у нас же не совместное предприятие", — эти слова Вы сказали мне на Троицу291 по поводу Штернбергера292, и я не мог их забыть, поскольку они были очень под стать письму, на которое мне больше ничего не ответили. Но я ошибся. Поэтому одной лишь возможности иного мне сейчас как бы и доста^-точно.

На путь '" подлинной публичности" я вряд ли смогу вступить. Физических причин, этому препятствующих, не изменить. Философия немецких университетов, судя по всему, надолго пребудет в Ваших руках. Пока жив, я смогу работать только с пером и бумагой. Мне очень больно сознавать, но так было всю мою жизнь: я не могу выйти в мир, не могу в живом общении будоражить умы и позволять людям делать то же со мной.

То, что Вы пишете о своей работе исключительно над историей философии, важно и для меня. Я не намерен добавлять свою " философию" ко всем прежним как некую новую форму. Подобно Вам, я чувствую, что нахожусь на службе Великого. И, как я формулирую в книге, моя философия стремится стать органоном усвоения этого Великого, и не больше. А " больше" для нас обоих есть смысл и осознанность этого усвоения и потому — возможность новой критики и коммуникации. Вы как " комментирующий" философ рано поняли это и стали в наше время единственным, кто сумел проникнуть в тексты и тем самым установил контакт с началом; я же в муках одиночества и коммуникации, которая все же стала удаваться, значительно позже перенес это в занятия, посвященные философским трудам. И там мы встретились давным-давно — в этом я уверен, несмотря на Вашу книгу о Канте293.

Очень рад, что Вы благожелательно пишете о Броке.

В хижине Вам будет замечательно хорошо. Ах, если бы встретить Вас среди горных долин, в лесном уголке!

Искренне Ваш,

К. Ясперс

Одновременно посылаю Вам мою заметку, напечатанную во " Франкфуртер цайтунг" 294, я как раз запечатывал ее в конверт, когда служанка принесла мне Ваше письмо.

[111] Мартын Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург, 8 дек. 32 г.

Дорогой Ясперс!

Велик, прекрасен, прост и ясен Ваш новый труд295. Диалог с М. В.296 в благодарном вздохе после завершения Вашего великого труда.

Это наводит меня на мысль: теперь, наряду с " Философией", Вам надо написать работу под названием " Философы". Это была бы совсем не традиционная история философии и, возможно, наиболее действенная " логика философии". Я радуюсь еще и по другой причине. Сегодня так мало того, чем можно восхищаться и в чем чувствуется присутствие духовной силы.

А кто пытается пробудить величие древних, растрачивает всю силу прежде, чем успевает воссоздать образ, если это вообще удается.

M. В. я знаю недостаточно хорошо, и он, вероятно, в конечном счете останется для меня чужим. Я предполагаю, что и в Вашей работе присутствует нечто иное. Я говорю " предполагаю", так как еще не проработал Ваш труд по-настоящему и пока не созрел для внутренней полемики. Мой личный опыт с чужими оценками призывает меня к еще большей осторожности. Я пока что не верю, что постигаю подлинно творческую суть подобной работы. Но в один прекрасный день это непременно произойдет.

К собственным моим попыткам я теперь отношусь с несколько большей надеждой, ибо меня наконец-то единодушно отвергают по всему фронту так называемой " философии". Шум умолк, и я чувствую, что вернулся в благодатную анонимность, как до 1927 года.

Последние годы я целиком посвятил грекам, и они не отпускают меня также и в этом отпускном семестре. Небольшое " мое" все больше растворяется для меня в этой строгой атмосфере. Удастся ли в следующие десятилетия создать для философии почву и пространство? Придут ли люди, которые несут в себе далекое предназначение?

Когда Вы будете читать во Фрайбурге свой доклад? Ваш приезд важен по многим причинам.

Спасибо за книжицу.

С сердечным приветом,

Ваш

Мартин Хайдеггер.

1933 — 1936

[112] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 10.3.33

Дорогой Хайдеггер!

Вы до сих пор не получили от меня ответа на письмо, в котором так горячо благодарили меня за работу о Максе Вебере. Сегодня я только хочу сказать Вам, как Вы меня этим порадовали. Но прежде всего хочу спросить, не желали бы Вы вновь навестить меня на этих каникулах? Мы так давно не разговаривали — последние встречи были короткие, вроде как только поздоровались, — что нас необходимо подтолкнуть друг к другу силой. Поскольку и раньше это происходило не через наши труды, но только в беседе, наверно, и в будущем так останется. Если писания имеют тенденцию разобщать, тем более слово должно связывать. В конечном счете мы ведь больше того, что мы пишем. Буду очень рад, если Вы решитесь приехать. Лучше в марте, чем в апреле, — в марте в любое время.

С сердечным приветом от нас Вашей семье,

Ваш Карл Ясперс.

[113] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 16.111.33

Дорогой Ясперс!

Сердечно благодарю Вас за письмо и приглашение. В эти мартовские недели мой отпуск заканчивается. Поскольку в конце

марта мы ожидаем гостей, а апрель мне нужен для подготовки к семестру, я бы охотно приехал к Вам прямо сейчас. Если до вечера пятницы от Вас не придет другого сообщения, то 18. III в 9я я буду в Гейдел}ьберге.

Я бы хотел быть там инкогнито, чтобы не дробить ни время, ни настроение.

С сердечными приветами

от нас Вашей семье, Ваш

Мартин Хайдегтер.

[114] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 3 апреля 33 г.

Дорогой Ясперс!

Я все еще надеюсь получить какие-либо конкретные сведения о планах реформирования университетов. Боймлер отмалчивается; судя по его краткому письму, он, кажется, обозлен. От Крика297 во Франкфурте тоже ничего не узнать. В Карлсруэ — тишина.

6 апреля должно состояться заседание рабочей группы философских факультетов, здешним представителем будет Шаде-валвдг298. Кого пошлют из Гейдельберга, здесь неизвестно.

Мартин Хайдегтер/Карл Ясперс

Может быть, по этому случаю удастся что-нибудь выяснить, прежде всего через берлинских представителей. Основанная во Франкфурте рабочая группа, где распоряжается Крик, тоже медлит.

Наш ректор299, с которым я беседовал, в ужасе от бездействия совета ректоров.

Я очень благодарен Вам за дни, проведенные в Гейдельберге, — вне всякого сомнения, они были бы еще плодотворнее, если бы я успел более подробно и конкретно познакомиться с Вашей " Философией". С другой стороны, наши разговоры подсказали мне кое-что важное. Что до главного пункта наших давних разногласий, то мне кажется, мы оба, хотя и совершенно различными путями, идем к взаимопониманию.

Как " комментатор" я, конечно, трачу много сил и времени на кустарный труд, так что важные идеи возникают только ad hoc.

Хотя все туманно и сомнительно, я все отчетливее чувствую, что мы врастаем в новую действительность и что эпоха состарилась.

Все зависит от того, подготовим ли мы для философии надлежащее место и сумеем ли дать ей высказаться300.

Если найду время продиктовать истолкование Парменида, я его Вам пришлю.

С сердечными приветами Вашей семье,

Ваш старый друг

Хайдегтер.

[l 15] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 20.4.33 Дорогой Хайдеггер!

С удовольствием вспоминаю дни, проведенные с Вами. Я благодарен Вам за то, что мы снова могли откровенно поговорить. В спокойные минуты, которые я не забуду, Вы позволили мне заглянуть в истоки Вашей мысли, как бывало и раньше, но теперь — благодаря подтверждению и повторению — они стали для меня еще весомее301.

Желание пофилософствовать у меня так, увы, и не реализовалось. За это время я побывал в Берлине — заботы о близких302, — сегодня ночью мы вернулись домой. Об университетских делах я ничего не слышал, однако ощутил берлинскую атмосферу — какова она в немецконациональных и в еврейских кругах. Я радовался смелости — подлинную же духовную линию еще не увидел.

Теперь наконец возьмусь за семестровую работу. Ее необходимо сделать лучше, чем когда-либо.

Дайте о себе знать!

Интерпретации Парменида или истолкованию притчи о пещере буду очень рад.

Сердечный привет.

С дружескими чувствами,

Ваш Карл Ясперс.

За Ваше письмо сердечно благодарю. Нынешнее время волнует Вас — и меня тоже. Посмотрим, что в нем, собственно, таится.

Мартин ХаЯаеггер/Карл Ясперс [116] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

[Фрайбург-им-Брайсгау] 24 мая 33 г.

Дорогой Ясперс!

К сожалению, в Гейдельберг я все-таки приехать не смогу, так как должен подготовить кое-что важное к 1 июня, Дню высшей школы.

Сердечный привет от нас Вашей семье,

в спешке, Ваш

Хайдеггер.

[117] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гейдельберг, 23.6.33

Дорогой Хайдеггер!

Я слышал, что в следующую пятницу Вы будете читать лекцию в Гейдельберге303. Если это правда, я очень рад. На всякий случай прямо сейчас предлагаю Вам остановиться у нас304.

Сердечный привет,

Ваш К. Ясперс.

[l18} Мартин Хайдеггер — КарлуЯсперсу

Фрайбург, 25 июня 33 г.

Дорогой Ясперс!

Моя лекция состоится в пятницу. Около 5 часов буду в Гей-дельберге. Спасибо за приглашение, я охотно приеду. Надеюсь, смогу организовать работу здесь таким образом, что на субботу задержусь в Гейдельберге.

Сердечный привет,

Ваш

М. Хайдеггер.

[119] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру

Гевдельберг, 23/8.33

Дорогой Хайдеггер!

Спасибо за Вашу ректорскую речь305. Очень приятно, что, прочитав ее в газете, я теперь познакомился с нею в подлинном варианте. Широта Вашего подхода к раннему эллинизму вновь тронула меня как новая и одновременно совершенно естественная истина. Здесь Вы едины с Ницше, с одной только разницей: есть надежда, что однажды Вы, философски интерпретируя, осуществите то, о чем говорите. Вот почему Ваша речь приобретает ре-

альную убедительность. Я говорю не о стиле и не о насыщенности, которые делают Вашу речь, насколько я вижу, единственным пока документом современной академической воли, которому суждено сохранить свое значение. Моего доверия к Вашему философствованию — а после наших весенних бесед оно вновь укрепилось — не умаляют те особенности Вашей речи, что обусловлены временем, некоторая, на мой взгляд, форсированность и фразы, звучащие довольно пусто. В целом же я рад, что есть человек, способный говорить, достигая до подлинных пределов и начал306.

Прилагаю копию, с которой Вы хотели ознакомиться и которую я прошу по прочтении уничтожить (заявление фюрера студентов университета)307.

В конце июля — начале августа я написал статью с предложениями по реформе медицинского обучения308. Однако это оказалось возможно только в рамках идеи университета в целом: разрозненные предложения не имеют смысла — ведь этот смысл им придает единственно тот дух, в каком они задуманы и реализуются. Потому о самой медицине я не говорил. Эта статья — обработанный набросок — будет пока лежать у меня в столе. Я не стану посылать ее Вам. Когда приедете в следующий раз ко мне и если захотите, я ее Вам покажу.

Вчера в газете опубликовали новый Устав университета309. Это шаг чрезвычайный310. Коль скоро я по собственному опыту знаю, как работает прежний устав, и многие годы сознательно воздерживаюсь от всякой инициативы, ибо все разбивалось именно об эту стену, мне не остается ничего, кроме как признать новый устав правильным. Сожаление, что великая эпоха Университета, о конце которой мы давно знали, теперь кончается

зримо и резко, больно ранит пиетет, который я к ней питаю. Мне кажется, что новый устав сформулирован хорошо, только, на мой взгляд, недостает одного очень важного пункта: тот, кто обладает такими властными полномочиями, должен бы — если от устава со временем ждут результатов — нести также и ответственность за ошибки в своих действиях, будь то должностные или возникшие по недопониманию. Мне кажется, не определена форма, в какой критика может проявиться и воздействовать на властную инстанцию. Письменные мнения консультирующих членов факультетов замечательны311, но что, если никто с ними не ознакомится, а тем паче даже не запросит их? Устав явно требует корректировок и дополнений, если мы не хотим, чтобы с годами выросла зависящая от случайностей система интриг. Первой пробой будет то, в какой мере руководители всех уровней, назначающие подчиненных, обладают " даром различения духов". Желаю этому аристократическому принципу всяческого успеха.

Если у Вас будет возможность в октябре снова приехать в Гей-дельберг, я был бы очень рад. За это время многое произошло, многое стало ясно. Я бы охотно поговорил с Вами, если мой конкретно-практический опыт и мои мнения представляют для Вас интерес.

Надеюсь, байдарочный поход с Вашим сыном прошел удачно. Вероятно, жаркая погода весьма способствовала такой близости с природой?

Сердечные приветы,

Ваш К. Ясперс.

8—3600 225

[120] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург-им-Брайсгау, 1 июля 35 г.

Дорогой Ясперс!

На моем рабочем столе лежит папка с надписью " Ясперс". Временами туда попадает новая записка; там же лежат начатые письма, заметки, относящиеся к первым попыткам разобраться с третьим томом " Философии". Но пока ничего дельного. И вот появляются Ваши лекции312, в которых мне видятся предвестники " логики". От всего сердца благодарю Вас за этот привет, который очень меня обрадовал, ибо одиночество стало почти полным. Кто-то говорил мне, что Вы работаете над книгой о Ницше, и я искренне рад, что и после большого труда Ваш порыв не иссяк.

Если говорить обо мне, то у меня сейчас время утомительных поисков; всего несколько месяцев назад я смог возобновить работу, прерванную зимой 1932–1933 года (во время отпускного семестра), но все это — жалкий лепет; да и еще две занозы — полемика с верой в происхождение и неудача ректорства — вполне достаточно сложностей, какие вправду необходимо преодолеть.

Обязательные высказывания на лекциях сводятся к интерпретациям; но это лишь новый повод осознать, как далеко отсюда до возможностей подлинного мышления.

Жизнь здесь — наполовину за городом, недели в хижине, взросление мальчиков (старший, Йорг, находится в замке Бибер-

штайн, в сельской школе-интернате, чувствует себя великолепно) — все это прекрасно.

С самыми дружескими чувовами,

Вши

Мартин Хайдеггер.

Перевод Софокла, возникший в связи с лекцией313 этим летом, я прилагаю из желания сделать маленький ответный подарок.

Софокл, Антигона V, 332–375 тгоХХос та Beiva…

Строфа 1 Многое в мире трепет внушает, Но более всех — человек; Он в бурливое море выходаг, Среда зимнего шторма, что с юга грядет, И путь свой стремит Меж в глубины влекущих валов. Он же терзает

Из всех богов вешчайшую — Землю, Неутомимую, неистребимую, Год за годом взрывая ее Бороздами, что плуг оставляет, Влачимый конями.

Антистрофа 1 Стаи птиц легкокрылых он Ловит в силки, и

8* 227

Сетью плетеной имает Дикого зверя лесного, а равно И живность морскую, Сей муж многоумный, Хитростью он побеждает Зверя, что в горном краю обитает: И на коня жесткогривого, И на быка супротивного Он возлагает ярмо.

Строфа 2 Слова звучаньем

И быстрой как ветер смекалкой

Он овладел и сумел

Воцариться во градах.

Ловко измыслил, как защититься

От непогоды и от морозов суровых.

Вечно в пути он, но, цели не зная,

Все ж ничего не достигнет.

От одной лишь напасти — от смерти

Ему не спастись никогда,

Хоть недуг лихой умело

Он способен победить.

Антистрофа 2 Префады всего, что трепет внушает, Его не страшат, но кознями Знанья — Он то впадает во зло,

То благое умеет измыслить.

Готов он законы земли ниспровергнуть

И даже законы бессмертных.

Полный гордыни, пускай и лишенный величья,

Шествует он и не-сущее сделает сущим

Дерзания ради.

Да не разделит мой кров

И советчиком мне не послужит

Тот, кто такое творит*.

[121] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру ш

Благодарю за Ваше июльское письмо и за перевод ттюХХос та Seiva.

То и другое очень меня порадовало.

Гейдельберг, 14.5.36

Ваш Ясперс

* Вариант перевода, который Хайдеггер послал Ясперсу, отличается от опубликованного в 1953 г. во " Введении в метафизику".

[122] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу

Фрайбург, 16 мая 36 г.

Дорогой Ясперс!

Просто замечательно, что Ваши работы выходят одна за другой. В Риме, где я читал лекцию о Гёльдерлине315 (она приложена к письму), я узнал, что Вы работаете над книгой о Ницше. В феврале этого года я объявил на зимний семестр лекцию о " Воле к власти" Ницше; она должна была стать первой. Но теперь, когда появилась Ваша работа316, необходимость в этом отпала; ведь моя задача и заключалась именно в том, что ясно и просто сказано Вами в предисловии: показать, что пора перейти от чтения Ницше к делам. Теперь я могу на ближайших занятиях просто сослаться на Вашу работу, тем более что для студентов она вполне доступна. А зимой я прочту другую лекцию317.

Прилагаемую брошюру с вновь найденным " Жизнеописанием" молодого Ницше318 я получил на днях и без того хотел Вам послать, полагая, что оно пригодится Вам в работе. Еще осенью я вошел в комиссию по изданию трудов Ницше — крайне неохотно, только ради дела. По мере сил постараюсь, чтобы " желательности", о которых Вы говорили, не остались только желаниями.

В феврале этого года я ездил в Веймар на заседание комиссии и увидел там только что найденную рукопись автобиографии; находясь под непосредственным впечатлением, я предложил немедленно издать ее, чтобы дать нынешней молодежи пример того, как видит свою жизнь девятнадцатилетний юноша. Оригинал написан на листах канцелярского формата, увы, при издании не

удалось сохранить разбивку на страницы; кроме того, брошюра слишком дорогая, хоть я настаивал на возможно более дешевом издании.

Думаю, она Вас порадует.

Италия и Рим — впервые. Мы поехали все вместе — моя жена, и Йорг, и Герман. Собственно, все десять дней в Риме я был в замешательстве, чуть ли не в бешенстве и ярости — только позднее мне стало ясно почему. " Впечатления" действуют на меня не сразу; они как бы попросту тонут во мне — и лишь потом в один прекрасный день всплывают в памяти; и память моя, похоже, сильнее настоящего — я вдруг ловлю себя на том, что стою перед микеланджеловским Моисеем в полумраке церкви Сан-Пьетро-в-Винколи, или на площади Навона, или в Тускуле; и вообще, этот пейзаж…

Сейчас я уже вернулся к повседневной работе — к вечным интерпретациям; на сей раз это трактат Шеллинга о свободе319 — точно так же 15 лет назад я корпел над Аристотелем. На семинарах — Кантова критика эстетической способности суждения; я постепенно подхожу к сути и не устаю поражаться. Швабы, к которым я должен себя причислить, становятся сообразительными, как известно, лишь после сорока — стало быть, как раз есть еще время понять, что именно происходило в философии. А тогда собственные немощные потуги становятся совершенно безразличны и служат всего-навсего подспорьем, чем-то вроде веревочной лестницы, чтобы спуститься по круче в бездну. Иногда я жалею, что у меня только одна голова и одна пара рук.

Папка с надписью " Ясперс" на моем рабочем столе все " толстеет".

А в остальном — одиноко.

По правде говоря, мы вправе считать, что философия, не имея авторитета, находится в превосходной ситуации, ведь теперь необходимо бороться за нее незаметно, например такой вот лекцией о трактате Шеллинга, что само по себе кажется чудаковатым. Но порой все же становится ясно, что произошло и чего нам не хватает: истинного знания, что нам чего-то не хватает.

Лучшее доказательство тому, что у Вас все хорошо, — Ваш новый труд. Желаю Вам всего, что нужно для следующего шага.

С самыми дружескими чувствами,

Ваш

Мартин Хайдеггер.320

[123] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру*2*

Гейдельберг, 16.5.36

Дорогой Хайдеггер!

Только что получил Ваше письмо с бесценными подарками. Рад получить от Вас весточку. А особенно меня радует, что Вы так энергично заняты своим делом. С нетерпением жду знакомства с Вашим Тёльдерлином", начну читать его сегодня же вечером. Однако уже сейчас хочу заранее Вас поблагодарить.

Ваше отношение к философии этой эпохи, наверное, совпадает с моим; те, кого Вы высоко цените — Ницше, Гёльдерлин, — сближают нас. Надеюсь, Вы поймете и простите, что тем не ме-

нее я молчу. Душа моя онемела, ибо в этом мире я остаюсь не с философией " без авторитета", как Вы пишете о себе, а делаюсь… но я не нахожу слова. Однако в безмолвном творчестве, пока оно нам даровано, мы можем найти себя322.

С удовольствием прочитал о Ваших римских впечатлениях. Как замечательно — в таком возрасте впервые увидеть Рим и средиземноморский ландшафт! Удивительные вещи Вы рассказываете о характере своего восприятия, безучастного и все-таки усваивающего; роль памяти становится *сак бы творческой. Мне кажется, я не чужд этого феномена, только основная черта в моем случае другая. Я предаюсь мгновению с ненасытным энтузиазмом. Поэтому в своей беззащитности я, наверно, совершаю больше глупостей и меньше работаю, нежели Вы. Правда, затем и для меня память становится источником философствования, вечно оживляющей основой и масштабом, а само философствование — в значительной мере благодарностью.

Рукопись Ницше, которую я с удовольствием еще раз получил из Ваших рук, несколько дней назад была прислана мне из Веймара. На семинаре323 я тут же показал ее студентам и разъяснил. Это раннее знание, уже в постановке вопроса предвосхищающее всё, это благородство и всеобъемлющая серьезность бе-руг за душу. Да, вот таким должен быть немецкий студент!