Изабелла Свон POV. Смотреть в окно стало моим любимым занятием за последние несколько дней

Смотреть в окно стало моим любимым занятием за последние несколько дней. Мне до сих пор всё ещё было трудно смириться со всем, что случилось. Со всем хорошим. Со всем плохим. Так много произошло, и я даже не знала с чего начать, чтобы всё это осознать.

Стоило мне закрыть глаза, как я видела перед собой лицо Эдварда.

Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Воздух щекотал мои губы, и я почти ощущала его.

Он поцеловал меня.

Эдвард Каллен поцеловал меня.

Это было так внезапно. В одно мгновение он извинялся, а в другое уже прижал свои губы к моим. Я не знаю, зачем он это сделал или что пытался доказать. Всё, что я знала, так это что очень остро почувствовала своё тело – было ощущение, как будто я задрожала и замерла одновременно. Он прижал свои губы ещё сильнее, и я не знала, что делать. Чего он ждал от меня? Почему он поцеловал меня? Он вообще понял, что целовал меня? Он совсем сошёл с ума или может, принял меня за кого-то ещё?

Ему это понравилось?

А мне?

Я до сих пор не решила, хоть прошло уже четыре дня после того, как это произошло.

Четыре дня после поцелуя. Прошло четыре дня после того, как я в последний раз видела Эдварда.

Четыре дня.

И я всё ещё была жива.

Раздался стук в дверь, и прежде чем сказать что-нибудь я закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Входите, – ответила я спокойно.

Дверь открылась, и я снова повернулась к окну. Я не хотела смотреть на неё. Я смотрела на неё достаточно, и теперь она просто напоминала мне о том, что произошло раньше.

— Как ты себя чувствуешь, милая? – спросила она.

— Хорошо.

— У тебя что-нибудь болит? Ты приняла свои лекарства?

— Да.

— Да, у тебя болит, или да, ты приняла лекарства?

Я вздохнула и закатила глаза.

— Нет, у меня ничего не болит. Да, я приняла лекарства.

— Хорошо, – сказала она. Я услышала улыбку в её голосе.

Я посмотрела на свои руки.

— Когда я получу обратно свои вещи? – тихо спросила я.

— Я думала, мы взяли всё, что тебе нужно... было что-то ещё? – спросила она недоумевая.

— Мой телефон... дневник... я не против того, чтобы получить обратно мой ноутбук, но думаю, что скорей всего он откажется отдать его мне, – сказала я.

— О, Белла. Почему ты раньше ничего не сказала? Я постараюсь позвонить прямо сейчас, – быстро сказала она.

Я заставила себя улыбнуться ей и кивнула.

— Спасибо, Кейт, – сказала я.

— В любое время, детка, в любое время, – сказала она, улыбнувшись мне, затем вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Я повернулась спиной к окну и вздохнула.

Прошло уже четыре дня.

Четыре дня после поцелуя.

Четыре дня, после того как я видела Эдварда.

Четыре дня, после того...

Я закрыла глаза и вздохнула.

Четыре дня после того, как я в последний раз видела своих родителей и разговаривала с ними.

***

Мне было плевать, что бейджик доктора Морковки говорил мне, что его имя по-прежнему доктор Дженкс. Я надеялась, что он уже успел поменять имя на более подходящее, такое как доктор Морковка. Хоть его кожа уже не была оранжевой, как в последний раз, когда я видела его, но он всё ещё выглядел нелепо.

Он сделал рентгеновский снимок моей ноги, и доктор Каллен спросил меня, может ли он присутствовать, когда мне будут менять гипс. Я не возражала. Эдвард сказал, что я должна доверять ему, и так как я доверяла Эдварду, я решила, что именно это и буду делать.

После травки, которую я выкурила, я всё ещё чувствовала себя немного странно. И я подумала, может из-за этого я не могла сильно злиться на Эдварда. Я была зла на него за то, что он предал моё доверие и не сдержал обещание никому не рассказывать. Но в то же время я испытывала странную благодарность, потому что он осмелился сделать то, на что я бы никогда не решилась.

Он обратился за помощью.

Пока доктор Морковка осматривал мою ногу, доктор Каллен небрежно прислонился к стене. Удаление гипса ощущалось очень странно; походило на то, будто вместе с ним мне удалили всю ногу. Она онемела, и казалось лёгкой; как будто потеряла всю плотность. Доктор Морковка коснулся ноги, и это заставило меня вздрогнуть и пару раз вздохнуть. Боль была сильной, но терпимой.

Нахмурившись, я посмотрела на свою ногу. Она выглядела странно. Такая маленькая и хрупкая по сравнению со здоровой. Длинный ярко-красный шрам теперь был самой яркой особенностью моей ноги. Шрам был немного изогнут в нескольких местах, и казался довольно широким.

Доктор Морковка нанёс на ногу какой-то успокаивающий гель и, охлаждая мою ногу, начал мягко массировать её; я сразу же почувствовала себя лучше. Доктор Каллен просматривал мой рентгеновский снимок и, глядя на его лицо, я не могла понять, радовался он результату или нет.

Когда гель полностью впитался, доктор Морковка подготовил ногу к новому гипсу и только затем наложил его. Когда он закончил, доктор Каллен повернулся к нам и нахмурился. На его лице было искреннее беспокойство.

У этого парня не было поддельных чувств. Всё было искренним.

— Белла, ты не против, если доктор Дженкс осмотрит сейчас твои руки? – мягко спросил он.

— Её руки? – повторил доктор Дженкс, глядя с замешательством на мои скрытые под одеждой руки. Он прочистил горло и неловко посмотрел на меня. – Ты... получила травму?

Думаю, он также поверил лжи.

***

Кейт положила сумку на мою кровать и подошла ко мне. Она протянула руку и, увидев то, что она держала, я мягко улыбнулась. Мой телефон.

— Спасибо, что делаешь это для меня, – сказала я, когда она протянула его мне.

— Мне это в удовольствие, – ответила она. – Твой отец был не против, и отдал ноутбук. Думаю, он понял, что это необходимо для твоего образования, – она повернулась, чтобы уйти, и пока шла к двери, добавила. – Обед будет готов через час. Думаю, у нас есть несколько вещей, которые нужно обсудить.

Я смотрела на её удаляющуюся спину и с трудом сглотнула.

— Я сделала что-то неправильно? – спросила я нервно. – Ты… ты отсылаешь меня?

Она повернула голову, печально улыбнулась и покачала головой.

— Никогда, Белла. То, о чём я хочу с тобой поговорить, это хорошее. Так что не волнуйся, – ответила она тихо. – Так что, обед через час, – я кивнула и перед тем как уйти, она мне улыбнулась.

Я включила телефон и стала ждать, пока он загрузится. Несколько секунд спустя он чирикнул, и я недоверчиво посмотрела на экран.

Не может быть...

***

Доктор Каллен подошёл к нам и мягко мне улыбнулся.

— Я могу ему показать? – просил он, и я кивнула. Он подкатил рукава моей рубашки и показал шрамы доктору Морковке. – Посмотри внимательно, и скажи своё профессиональное мнение. Что бы ты сказал про эти шрамы?

Доктор Морковка нахмурился и надел очки, которые лежали у него в кармане. Схватив меня за запястье, он повернул мою руку так, что мог видеть её со всех сторон. Затем сделал то же самое с другой рукой. Очевидно, он отнёсся к вопросу доктора Каллена серьёзно.

— Я сказал бы, что... они выглядят странно, – заключил доктор Морковка. – Вот, например, этот, – он указал на один из самых глубоких, недалеко от сгиба моей руки. – Угол, под которым сделан этот надрез... я не могу представить, как ей удалось это сделать, – он отпустил мою руку и рассеянно почесал шею. – Что всё это значит, доктор Каллен?

Доктор Каллен криво улыбнулся, и его улыбка напомнила мне Эдварда.

— Она не делала их сама, – сказал доктор Каллен и мой желудок сжался от его слов. Я всё ещё не могла поверить, что на самом деле рассказала ему свою историю. Всё потому, что Эдвард сказал мне сделать это. Я никогда не узнаю, как Эдварду удалось получить надо мной такую власть. Было ли так всегда, когда ты доверяешь кому-то? Ты вслепую позволяешь вести себя куда угодно, потому что веришь, что этот человек никогда не причинит тебе боли?

Видимо, я доверяла Эдварду именно так.

Долбаный Эдвард Каллен!

Разве в этом был какой-то смысл?

Доктор Морковка сел на стул, и совершенно сбитый с толку, начал разглядывать меня. Думаю, он не был к этому готов. Он, наверное, думал, что я была просто одним из тех суицидальных подростков, которые на самом деле к суициду не имели никого отношения. Кто-то просто порезался по невнимательности.

Я не хотела оставаться там достаточно долго, и понимать, насколько я безумна. Может, он подумал, что я состояла в какой-то ритуальной банде или что-то ещё? Может, он поверит в очередную ложь. Кроме того, я всё ещё не знала, поверил ли нам доктор Каллен, или он просто делал это сейчас, чтобы доказать свою правоту. Может, он думал, что я сумасшедшая, и это был его способ убедиться в этом. Кроме того, он, видимо, хотел убедиться, что обо мне будут заботиться.

— Могу я... могу я сейчас уйти? – спросила я дрожащим голосом.

Доктор Морковка кивнул.

— Да, но, пожалуйста, постарайся не становиться на больную ногу ближайшие несколько часов, дай гипсу полностью застыть, – сказал он, отмахнувшись от меня, как будто на самом деле и не слышал меня.

— Я так и сделаю, спасибо, – пробормотала я, и встала. Схватив новые костыли, которые дал мне доктор Каллен, когда мы приехали в больницу, я быстро вышла из кабинета.

***

Только за четыре дня мне удалось получить девяносто семь пропущенных вызовов и двадцать текстовых сообщений. Я нажала несколько кнопок, и моё сердце чуть не вырвалось из груди, когда я увидела, что все пропущенные вызовы и все сообщения были от Эдварда. Я проверила свою голосовую почту и, закрыв глаза, обеими руками поднесла телефон к уху. Моё сердце болело, когда автоматический голос сообщил мне, сколько у меня было сообщений.

Вскоре голос изменился и стал более тёплым, более мягким.

" Воробей... слышать твой грёбаный голос, это как музыка для моих проклятых ушей. Даже если это только твой записанный голос, который оставит мне сообщение... Я понятия не имею, услышишь ли ты это когда-нибудь... ебать, мне всё рано... я просто..." – он замолчал, и это звучало так, как будто его голос срывался, и он просто дышал. " Мне нужно было позвонить тебе... чтобы услышать твой голос... мне нужно знать, что с тобой всё в порядке... что ты не наделала глупостей. Я знаю, что всё испортил, я знаю, что... но, пожалуйста... если ты слышишь это... позвони мне. Дай мне знать, что с тобой всё в порядке".

Я почувствовала, как слёзы полились из моих глаз, а сообщения продолжали проигрывать в моё ухо.

***

Эдвард ждал меня в кабинете доктора Каллена. Когда я туда подошла, дверь была приоткрыта, и я толкнула её своим костылём. Когда я закрыла дверь, Эдвард медленно встал.

Я посмотрела на него, и чуть не улыбнулась при виде этого зрелища. Его волосы были в полном беспорядке. Было похоже, как будто он пытал их или что-то ещё. Он спросил меня, как я себя чувствую. Я не знала, что ответить на это, поэтому просто сказала, что приняла какие-то лекарства и теперь со мной всё в порядке. Я хотела только одного: поскорее убраться оттуда. Просто убежать и никогда не оглядываться назад.

Но Эдвард не позволил мне. Он сказал, что я должна остаться и бороться. Я не хотела этого слышать. Он обещал, что я буду в безопасности, и что я никогда больше не вернусь в тот ад. Я уже была там и Эдвард спас меня, а теперь он ожидал, что я вернусь, когда он обещал, что я буду в безопасности?

Он обещал мне.

Я собиралась сдаться. Что толку бороться? Я сражалась достаточно. Вот оно. Со мной покончено. Я была в аду несколько раз, и снова возвращалась туда. Я не могла больше выдержать этого. Эдвард обещал, что будет держать меня в безопасности, и что мне не придётся туда возвращаться. Он не сдержал своего обещания.

Он прижал меня к себе, и я уткнулась лицом ему в грудь. Мне хотелось верить, что он сделал это для того, чтобы причинить мне боль. Это была окончательная расплата за всё, он отправлял меня в то место, где мне было больнее всего. Это был конец для меня; и он это знал. Мне хотелось верить, что это был последний шаг в его гениальном плане добить меня за то, что я испортила ему жизнь.

Но я не могла.

Как бы я не хотела, я не могла поверить в это.

Эдвард больше не испытывал ко мне ненависти. Он заботился обо мне. Он хотел, чтобы я была в безопасности. Я видела это в его глазах. И я могла слышать это в его голосе, когда он говорил со мной. Невозможно так притворяться.

Эдвард заботился обо мне.

А я заботилась о нём.

Но это не меняло того факта, что он обещал держать меня в безопасности... и не смог.

***

" Ебать, сейчас четыре утра, а я всё никак не могу уснуть. Это странно, но я никогда не спал лучше, чем когда спал с тобой... несмотря на то, что у меня никогда не было больше двух часов сна, когда мы спали вместе... ну, то есть мы не спали как... блядь... ну, ты понимаешь, что я имею в виду..."

Я усмехнулась, да, это был Эдвард. Он бы самим собой даже в худшем своём проявлении.

Я прослушивала сообщение за сообщением. Все они были очень похожи. Он много раз упоминал мой голос. Просил позвонить ему. Он хотел знать, что со мной всё в порядке. Но с каждым проигранным сообщением его голос становился более безжизненным. Когда я дошла до последнего сообщения, которое было получено менее трёх часов назад, он говорил так, будто был на грани срыва.

" Воробей... ебать, я не знаю, что теперь делать... я... чёрт, я чувствую себя таким потерянным. Я не знаю, что делать с самим собой. Я ничего не могу поделать... я... я ужасно скучаю по тебе", – его голос оборвался, и перед тем как продолжить, он сделал несколько судорожных вдохов. – " Что? Да. Я сказал это. Этого ты ждала, чтобы я это сказал? Что я скучаю по тебе? Хорошо. Ебать, вот, ты дождалась. Я СКУЧАЮ по тебе, Воробей. Чёрт, ты нужна мне здесь", – он был безумен, но грусть сменилась на гнев. Я знала, что он сердился не на меня. Он был расстроен из-за этой ситуации. Он очень долго молчал, но я слышала его громкое прерывистое дыхание. Он глубоко вздохнул, и я почти почувствовала, что он готовится сказать что-то важное. Но слов не было. Хоть он ничего и не говорил, только дышал, я всё ещё продолжала слушать это сообщение. Его дыхание – это всё, что было у меня. Вскоре его голос нарушил тишину, и когда прозвучали последние слова, моё сердце заныло. – " Просто позвони мне... пожалуйста, Воробей... ты чертовски мне нужна", – это был шёпот. Но этого было достаточно.

Затем автоматический голос сообщил, что у меня больше не было сообщений. И слёз, которые можно было пролить, у меня тоже не осталось.

***

Я повернула голову к единственному человеку в этой комнате – в этом мире – которому я доверяла. Это была его вина, что прямо сейчас мы были здесь. Он рассказал отцу, хоть я просила его этого не делать. Но сейчас это было не важно. Всё, что имело значение, что он, защищая, обвил свои руки вокруг меня, и не хотел отпускать.

— Не заставляй меня идти, – умоляла я. Я видела в его глазах, что он готов со мной согласиться.

Доктор Каллен сделал шаг вперёд и положил руку на плечо Эдварда, и как только он это сделал, я увидела, как в глазах Эдварда что-то изменилось.

Нет... нет... нет, Эдвард... НЕТ!

— Если ты не отпустишь её, то только ещё больше всё усложнишь. Отпусти её, Эдвард. Сейчас это правильное решение, – он сказал это так тихо, как будто не хотел, чтобы я это слышала. Как будто он не понимал, что я была в проклятых руках Эдварда, и, конечно же, слышала каждое проклятое слово, которое он сказал! – Они в приёмной. Нужно идти.

Объятия Эдварда стали слабее. Я подумала, заметил ли он это. Я смогла легко отстраниться от него; он совсем не держал меня. Это было больно. Очень.

Я встала на свои костыли и, пытаясь удержаться от слёз, впилась зубами в свои губы.

— Ты обещал мне, Эдвард, – сказала я ему, чувствуя, что моё сердце замкнулось в себе. Именно это я получила за то, что доверилась людям. Моё сердце было разбито. Почему я не прислушалась к себе, перед тем как впустила Эдварда? И зачем вообще я впустила его? Это был Эдвард. Конечно, он причинил мне боль. Так должно было быть, и это не должно удивлять меня.

Но это стало неожиданностью. Огромной неожиданностью.

И мне было больно.

Ужасно больно.

Когда мы вышли из кабинета, он попытался дотянуться до меня, но я больше не могла сдерживаться. Я отпрянула от его прикосновения, как будто оно могло обжечь меня. Когда мы вышли в приёмную, я заметила своих родителей и почувствовала, как Эдвард рядом со мной напрягся. Не желая, чтобы его это волновало, я покачала головой. Если он отпустил меня в кабинете доктора Каллена, то, безусловно, он сможет отпустить меня и сейчас.

Он дотронулся до моего плеча, и было похоже, будто послал ударную волну электричества через меня. На мгновение я забыла, как дышать, и почувствовала головокружение и растерянность.

Я едва слышала, как моя мама кричала на него, чтобы он не прикасался ко мне. Когда мама начала подходить к нам, Эдвард подошёл и встал передо мной.

— Да пошла ты, сука! – плюнул он, и в его голосе был чистый яд.

— Ты собираешься ему позволить так разговаривать со мной? – спросила мама, поворачиваясь к отцу.

— Успокойся, Рене, это ничего не решит, – ответил он с усталым вздохом, и, ухватившись за её руку, потянул маму назад. Он дал Эдварду усталый, но строгий взгляд, и только потом продолжил. – Теперь позволь моей дочери идти, нам нужно домой... это был долгий день... и ночь. Я уверен, она тоже устала... – он протянул руку и посмотрел на меня. – Давай, Белла всё будет хорошо.

Я вышла из-за Эдварда. Он посмотрел на меня с такой болью в глазах, что я и не думала, что такое возможно.

Ты не можешь защищать меня и в то же время позволить мне идти, Эдвард. Ты должен выбрать, думала я. Покачав головой, я молча пыталась передать ему своё сообщение, и надеялась, что он получил его.

Мама высвободилась от хватки папы и теперь, подойдя ко мне, схватила меня за руку. Она потянула меня прочь от Эдварда, и мне пришлось постараться, чтобы сохранить вертикальное положение. Интересно, моя мама вообще знала о моей травме? Неужели она думала, что этот гипс просто показной? Что это какой-то новый модный аксессуар? Наверное.

Я снова посмотрела на Эдварда, и увидела, как дёрнулись его руки, как будто он хотел дотянуться до меня. Я хотела сказать ему, чтобы он не беспокоился; теперь он не мог спасти меня. Мной завладела мама. Он сделал шаг вперёд, но его сдержал отец. Доктор Каллен что-то сказал ему, и Эдвард вздрогнул.

— Прости, – сказал он мне одними губами.

Конечно, это всё что он мог сказать.

— Прощай, – сказала я в ответ.

***

Тогда я действительно думала, что это было прощание. Я думала, что умру в тот день. То, что меня забрали мои родители, значило только одно: я больше никогда не буду в безопасности. Мама снова начала бы резать меня; жертвуя меня своим богам или кому-то, в кого она верила. И я умру.

Я не умерла. Прошло уже четыре дня, а всё ещё была жива.

Всё благодаря доктору Морковке и Кейт. Естественно, тогда я в это не верила. Кто-то из службы защиты детей не мог быть хорошим. Я смотрела телевизор. Я читала новости. Им нельзя было доверять. Несмотря на то, что их единственная цель состояла в том, чтобы защищать детей от насилия. Учитывая мой прошлый опыт, как я могла ожидать, что всё повернётся к лучшему? Даже если на моей стороне были " хорошие" парни?

Я рада, что оказалась неправа.

***

Я отвернулась от Эдварда и крепче схватилась за свои костыли, потому что моя мама ослабила свою хватку. Когда мы были достаточно далеко от Эдварда, она только позволила себе положить руку мне на плечо. Наверное, она чувствовала, что я сдалась. Она больше не видела причин держать меня. Я не собиралась бежать.

Я попыталась закрыться от своих эмоций, игнорируя неприятные ощущения в животе, которые говорили мне, что я должна вернуться к Эдварду, обнять его и никогда не отпускать. Я пыталась стать бесчувственной оболочкой, которой я была в течение последних нескольких месяцев, но это было невозможно. Что-то изменилось, и я не могла уже стать прежней. Эдвард изменил всё это.

И мне было больно.

Что-то внутри меня, я даже не знала, что, болело и ломалось, и это было так тяжело! Это было очень больно. Доктор Каллен сказал Эдварду отпустить меня... и он это сделал. Эдвард совсем не боролся. Он просто стоял там и наблюдал за мной. Он мог бы попытаться сделать что-то, но он этого не сделал.

Я следовала за моими родителями на выход, позволяя всем положительным чувствам, которые Эдвард вселил в меня, остаться позади. Как только я выйду из этой больницы, я не позволю больше чему-нибудь сдерживать меня. Я не позволю словам Эдварда наводить путаницу в моей голове. Я не позволю себя одурачить, и поверить, что у меня на самом деле может быть будущее.

Конечно, это не так.

Так или иначе, мне суждено умереть. И, если мне повезёт, возможно, я сделаю это в ближайшее время.

У меня всё ещё были таблетки. Может, мои страдания закончатся уже сегодня вечером?

Только мы собрались уходить, как раздался голос:

— Простите, шеф Свон!

Мы остановились и, обернувшись, увидели доктора Морковку, который бежал к нам по коридору. Поравнявшись с нами, он пожал моему отцу руку.

— Извините, но вы не можете уйти. Есть несколько вещей, которые мне ещё нужно с вами обсудить. Вы можете пройти в мой кабинет, – сказал он, улыбаясь. Мама вздохнула и закатила глаза.

— Может ли мой муж разобраться со всем этим? Я просто хочу забрать свою дочь домой, – сказала она, но доктор Морковка покачал головой.

— Боюсь, что нет. Пожалуйста, следуйте за мной.

***

Я так и не попала в кабинет доктора Морковки. Меня не впустили внутрь. Мама выглядела почти напуганной, когда доктор Морковка сказал, что я должна подождать снаружи, но не стала спорить с ним. Я видела, что когда мама входила в кабинет, она сжала руки по бокам, и мне было интересно, о чём она думает. Думаю, она понимала, что ей лучше заткнуться и не показывать, какая сумасшедшая она была на самом деле. Если бы она вела себя по отношению ко мне как собственница, это не пошло бы ей на пользу. Даже я знала это. Но она понимала, что была в беде? Или только я была в беде?

Я сидела на стуле возле его кабинета, и взвешивала свои варианты. Я всерьёз рассматривала побег. Это было то, о чём я раньше никогда не думала, прежде чем Эдвард вошёл в мою жизнь как рыцарь на блестящем " Вольво". Но, так или иначе, теперь я рассматривала этот вариант. Побег всегда был выбором.

Это объяснил мне Эдвард.

***

— Нет, она никуда не уйдёт! – я слышала, как громко протестовала мама. – Тогда она снова вернётся к этому ни на что не годному мальчишке. Это по его вине она здесь!

— При всём уважении, миссис Свон, но мы оба знаем, что это не так, – я слышала, как доктор Морковка ответил строгим голосом, и чуть не улыбнулась, заметив едва замаскированную снисходительность в его голосе.

Снова заболела нога. Пытаясь справиться с болью, я закрыла глаза и стала медленно дышать, и когда я это сделала, почувствовала, как кто-то сел на стул рядом со мной.

— Как ты себя чувствуешь, Белла? – тихо спросил доктор Каллен.

— Смущение... пустота... потерянность, – ответила я, не открывая глаза. – А где Эдвард?

— Он... занят сейчас, – ответил он неопределённо. – Как ты, наверное, уже знаешь, у моего сына тяжёлый характер, и его присутствие сейчас тебе не поможет.

— И что это значит? – спросила я, с досадой вздохнув и открыв глаза. – Что происходит?

Я видела, он не хотел рассказывать мне, но также я понимала, что он не хотел держать меня в неведении. Он знал, что прошлые несколько месяцев моей жизни были чистым адом; не было необходимости снова тащить меня через дерьмо.

— После того как ты ушла, я разговаривал с доктором Дженксом. Мы обсуждали твои шрамы, и я взял на себя смелость рассказать ему то, что ты рассказала мне. Не всё, разумеется, только самое основное, а именно то, что твоя мать была той, кто причинил тебе боль. Мы обратились в службу защиты детей, и они послали кого-то, кто позаботиться об этом, – объяснил он.

— И... что это значит? Позаботиться об этом? – спросила я.

— Скорее всего, тебе не придётся сегодня возвращаться домой, – ответил он.

Мои глаза расширились, и я посмотрела на него в шоке.

— Что? – тупо спросила я. Он тихо засмеялся и взял меня за руку.

— Белла, ребёнок, который подвергался жестокому обращению, по очевидным причинам не может оставаться в своём доме. Тебя по всей вероятности возьмут под опеку, пока мы не найдём более постоянного решения. Из-за твоей ноги тебе потребуется дополнительная помощь, не такая как остальным детям, – тихо объяснил он. – Поэтому, обычная приёмная семья тебе не подойдёт. Вскоре приедет социальный работник, и она тебе всё объяснит.

— Я до сих пор ничего не понимаю... всё это слишком, – тихо сказала я.

— Я понимаю, должно быть тебе тяжело осознавать, что теперь ты в безопасности, после того, как ты жила все эти месяцы, и боялась собственной матери, – ответил он мягко.

Опять это глупое слово.

Безопасность.

Я не чувствую себя в безопасности. Пока ещё нет.

Вдруг дверь в кабинет доктора Морковки распахнулась и вышла мама. Она схватила меня за руку, дёрнула со стула и я упала на пол. Клянусь Богом, она бы тащила меня оттуда, если бы могла, не заботясь о том, что я лежала лицом на полу и, не заботясь о моей больной ноге. Но у неё не было никакого шанса; вместо этого, быстрее пули примчались два охранника, схватили её и оттащили подальше от меня. Доктор Каллен помог мне подняться на ноги, но я не могла даже стоять. Меня всю трясло, и я была так близка к тому, чтобы разрыдаться.

— ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! – закричала мама, и, пытаясь вырваться, пинала ногами охранника. – ОНА МОЯ ДОЧЬ! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ЗАБРАТЬ ЕЁ! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ЗАБРАТЬ МОЮ ДОЧЬ! ОНА МОЯ!

В коридоре начали останавливаться люди, чтобы посмотреть на то, что происходит, и я не могла ничего сделать, кроме как смотреть на сцену, которая разворачивалась передо мной. В дверях кабинета доктора Морковки стоял папа и смотрел на меня так, словно я была здесь ненормальной.

— Беллс, это правда? – спросил он, его голос был тихим, и я едва услышала его из-за этого переполоха.

У меня было ощущение, что мне не нужно было просить его разъяснить, поэтому я просто кивнула, больше не доверяя своему голосу. Уловив мой ответ, что-то изменилось в его глазах, и он посмотрел на меня так, словно и не знал, кто я теперь. Думаю, в каком-то смысле так оно и было. Последние четыре месяца все мы жили во лжи. И глядя в его глаза, я поняла, почему так было. Он был на её стороне. Он всегда был на её стороне, и это только ещё раз доказало мне, почему я никогда не осмеливалась рассказать ему то, что произошло. Он не поверил бы мне, потому что он не хотел мне верить.

Он отошел от двери, и когда забрали маму пошёл за охранниками.

Я почувствовала, как свело моё горло, я пыталась дышать, но это было невозможно.

Мама хотела причинить мне боль. Папа не хотел меня.

У меня никого не было.

***

Всё, что произошло после этого, оставило только мутные воспоминания. Все четыре дня... были словно в тумане. Слишком много всего произошло за такой короткий промежуток времени. Пока кто-то разбирался с моими родителями, доктор Каллен забрал меня в свой кабинет. Я оставалась там до тех пор, пока кто-то постучал в дверь, и доктор Каллен вошёл с женщиной, которая шла позади него. Она была немного выше меня, и на вид ей было чуть больше тридцати. Она представилась как Кэтрин Питерс, из службы защиты детей, мой новый социальный работник.

Она попросила называть её Кейт, потому что хотела, чтобы мы были равны или что-то вроде этого. Она задала мне кучу вопросов, но сейчас я не могла вспомнить и половину из них. Я даже не помню, как я отвечала. В голове была полная каша, пока я пыталась осознать то, что происходит.

Только когда она просмотрела мою медицинскую карту и побеседовала с доктором Морковкой, было решено, что домой я не вернусь. Пока я ждала в коридоре, она разговаривала с одним из охранников. Не думаю, что она хотела, чтобы я услышала то, о чём они говорили, но я это сделала.

Я всё слышала.

Когда охранник оттянул маму в сторону, она обезумела совсем. Она пиналась ногами и кричала, а папа шёл следом. По словам охранника, папа не спрашивал обо мне. Всё, о чём он спрашивал, это то, что будет с мамой.

Обо мне он не спрашивал вообще.

Уже стемнело, когда мне, наконец, разрешили покинуть больницу. Мне сказали, что мой папа собрал мне сумку и нужно заехать в дом и забрать её. Когда мы приехали туда, папы дома не было, так же как и мамы. Я не спрашивала, где они были, но всё ещё задавалась вопросом. Должно быть, он был где-то поблизости, так как у него было время, чтобы заполнить сумку вещами, которые как он думал, понадобятся мне.

Но, поскольку он не спрашивал обо мне, я тоже не собиралась спрашивать о нём.

После того, как мы взяли мою сумку, всё, казалось, стало разваливаться ещё больше. Кейт сказали, что в Форксе не было приёмных семей, которые могли бы взять меня вот так, без подготовки. Хотя, каким приёмным родителям будет комфортно, когда у них в доме появится такой взрослый подросток. Видимо, они думали, что я была наркоманка, или что-то ещё, и именно по этой причине я подверглась насилию со стороны своей матери.

Когда Кейт узнала об этом, она начала кричать в телефон. Она была очень расстроена, и как по мне так это было даже немного забавно, потому что я вообще ничего не чувствовала. Я медленно погружалась в свою прежнюю оболочку, и понимала, что большая часть того, что дал мне Эдвард, тоже покидала меня. Я снова стала пустой.

После того как Кейт закончила кричать на кого-то по телефону, она глубоко вздохнула, повернулась ко мне, и сказала, что я должна сделать выбор. Я могла вернуться в больницу или поехать с ней. Ей было наплевать на правила, и она хотела взять меня к себе домой. Она сказала, что ей надоело, когда взрослых детей бросают и относятся к ним предвзято, только потому, что они... взрослые. Больше внимания уделяли младшим детям, потому что они были более уязвимы.

Позже Кейт объяснила мне, что она всегда хотела работать с трудными подростками, и что если нарушение правил значило, что кто-то получит помощь, она делала это, не задумываясь. Видимо, мой случай был не первый, и если она нарушала несколько правил, и у неё всё ещё была работа, лицензия и право работать с проблемными подростками... это значило только одно, что на те правила, которые она нарушала, другие люди из службы защиты детей, просто закрывали глаза.

Кейт имела возможность быть приёмным родителем, и раньше принимала у себя кучу детей, но никогда тех, для кого она была социальным работником – таких, как я. Но это не значит, что в службе защиты детей не были раздражены, когда узнали, что Кейт привезла меня к себе домой. Она должна была " держать дистанцию", а не быть " эмоционально-вовлечённой". Это звучало довольно странно, но я понимала, что всё это значило. Если они будут втягиваться эмоционально, их решение будет расплывчато, и, в конце концов, рассматриваемый ребёнок может попасть в ещё большую беду.

В конечном тоге, они все согласились позволить мне остаться с Кейт – до тех пор, пока они не найдут более постоянного решения. Они пытались найти для меня приёмную семью в Форксе, так, чтобы мне не нужно было переезжать. Но, насколько я знаю, они до сих пор ничего не добились. Думаю, они, наконец, поняли, что если выбор был между больницей и Кейт, то конечно, мне будет более комфортно с Кейт. За последние несколько месяцев я столько дней провела в больнице, что хватит на всю оставшуюся жизнь.

Кейт общалась с директором школы, и ей сказали, что я смогу наверстать пропущенные занятия в январе. Но так как до Рождества было ещё несколько недель, у меня не было никаких причин начинать сейчас переживать об этом. У меня и без этого было достаточно проблем.

Я пыталась не обращать внимания на ощущение заброшенности, которое нападало на меня, когда я думала о своих родителях. Мой папа даже не позвонил мне и вообще не пытался хоть как-то связаться со мной. Как будто ему на самом деле было всё равно. Он даже не посчитал нужным притвориться, будто хочет помочь.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула.

Был только один человек, которого я хотела видеть. Один человек, которого мне действительно, по-настоящему не хватало.

И этот человек был не мой отец.

Я просматривала адресную книгу в своём телефоне и остановилась только тогда, когда нашла его. Мой большой палец навис над зелёной кнопкой вызова, но я так и не нажала её. Я просто уставилась на его имя и номер, как будто этого было достаточно, чтобы сделать звонок.

Я вздохнула и нажала кнопку. Не зелёную. Вместо этого я нажала кнопку, которая оставила адресную книгу и отослала меня обратно, к главному экрану.

Я собиралась позвонить ему, но не сейчас.

***

Я смотрела в окно и думала об Эдварде до тех пор, пока не пришло время обеда. Аппетитный запах курицы и риса ворвался в мою комнату, и у меня потекли слюнки. Это была приятная перемена в моей жизни, иметь возможность есть нормальную пищу и не готовить её самой.

Когда я села за стол, Кейт поставила передо мной тарелку. Затем набрав еду для себя, она села напротив меня.

— Сколько тебе лет, Белла? – спросила она меня, улыбаясь, тем временем разрезая свой кусок курицы на более мелкие порции.

Я посмотрела на неё и почувствовала замешательство. Она знает, сколько мне лет, так зачем же спрашивает? И почему она так загадочно улыбается? Я всё ещё думала об Эдварде, и была не в настроении, чтобы делать какие-то догадки.

— Семнадцать, – ответила я медленно.

— Как долго тебе семнадцать?

— Некоторое время...? – ответила я, всё ещё ничего не понимая.

Она захихикала.

— Я имею в виду, когда у тебя день рождения?

— 13-ого сентября. Разве в моей медицинской карте не написано, когда и где я родилась?

Она улыбнулась.

— Да, написано, – ответила она просто и взяла в руки папку, которая лежала на стуле рядом с нею. Она положила её на стол и толкнула через стол ко мне. Прежде чем открыть эту папку, я посмотрела на неё и вскинула бровь. Но как только мои глаза задержались на первой странице, моё сердце остановилось, и я перестала дышать.

— Ты это серьёзно? – спросила я дрожащим голосом, глядя на неё широко раскрытыми глазами.

— Даже не сомневайся, – грустно улыбнувшись, ответила она. – Я не буду тебе лгать, Белла, процесс займёт некоторое время, и нет никакой гарантии, что ты выиграешь. Есть кое-что, что ты должна сделать, чтобы у тебя появилось право, и с твоим медицинским прошлым с попыткой самоубийства в отчёте... – она вздохнула и покачала головой, как будто желая вытряхнуть эту мысль из своей головы. – Но это всегда вариант. Это может и не сработать, но всё равно стоит попробовать, даже если это будет тяжело и тебе в скором времени исполнится восемнадцать. Всё стоит того, чтобы попытаться.

Моя бесчувственная маска потихоньку исчезала, и, заметив это, Кейт улыбнулась ещё шире. Мне пришлось прикусить губу, чтобы также удержаться от улыбки. Я снова посмотрела на папку в моих руках и пролистала пятнадцать или около того страниц в ней. Я вернулась к первой странице и посмотрела на неё так, как будто это был ключ к моему спасению.

" Выход из под родительской опеки несовершеннолетних в штате Вашингтон".