Эдвард Каллен POV. Я думал, что опытен, и знаю всё о девушках

Я думал, что опытен, и знаю всё о девушках. Я думал, что мог бы создать науку о представительницах женского пола. Я думал, что закончу тем, что напишу грёбаную книгу о них. Затем эта грёбаная гусыня – или я должен сказать авария – перевернула мою жизнь, и заставила меня сомневаться, знал ли я хоть что-нибудь о них.

О чем, чёрт возьми, она вообще думает?

Лебедь (Свон), Гусыня, Индюшка – ебать, не имеет значения, какое у неё имя – она была смертью для меня.

Она так чертовски непредсказуема, и у меня не никаких возможностей узнать, чего можно от неё ожидать. Она была то стеснительна и просила прощения, а затем дерзка и выливала на меня всё дерьмо. Я пытался вычислить характер её поведения, но казалось, его не было. Сначала я думал, что она могла что-то делать, когда рядом были люди, которые могли спасти её. Однако, это был явно не тот случай, потому что у неё не возникло никаких проблем, разговаривать и возражать мне в пустом коридоре. С другой стороны, возможно, она была уверенной только потому, что мы были в грёбаном коридоре, окружённым классными комнатами, в которых были студенты и учителя.

Правда, это совсем не значит, что кто-то из этих бедных сосунков, в любом случае, когда-нибудь подошел и защитил её грёбаную честь. И она должна была тоже это понимать. Она не могла быть настолько тупой и думать иначе.

Ещё одно, я заметил, что она, должно быть, влюблена в свою пухлую нижнюю губу, потому что не могла сдержаться, чтобы не прикусить её. Это заставляло её выглядеть неуверенной и невинной, но всё это маскарад, потому что я пришёл к выводу – она была совсем не такой. То, как она это делала, отвлекало меня, и последнее, что я хотел, это думать о её чёртовых губах.

Последнее, что я хотел, это думать о ней. Ебать.

Бля, я хотел бы уже забыть всё это, но никто, казалось, мне не позволял. Я быстро понял, что если хочу избавиться от этой ебатни, то должен действовать так, как хотели они. Я не очень хотел опускаться до такого, ведь у меня была грёбаная неприкосновенность, но разве был другой выход? Я хотел двигаться дальше, и это был единственный вариант.

Вот почему я попросил Эмметта спросить её, хотела ли она, чтобы мы, ебать, подвезли её домой.

По крайней мере, я продолжал убеждать себя, что это было причиной, несмотря на то, что это так было похоже на ложь.

Когда она сказала, что хотела сделать мир лучше я, не задумываясь, схватил её за руку. Это было причиной, почему она была там той ночью на середине дороги. Я бы никогда не признался в этом вслух, но, бля, эти её слова, напугали меня до дерьма.

Я был похож на грёбанную девушку, когда спросил её, действительно ли она выпрыгнула перед моим автомобилем.

Почему я спросил её об этом? Разве это имело какое-то значение?

Мне казалось, что время остановилось, когда я ждал её ответа. Когда она, наконец, покачала головой и тихо ответила, я выдохнул, и даже не понял, что задерживал дыхание.

— Нет, я не прыгала. Но прямо сейчас мне бы хотелось это сделать.

Это был её чёртов ответ, и клянусь жизнью, я не понимал, что сказал ей в ответ на это. Ебать, вся эта ситация сбила меня с толку, и я не обращал внимания на слова, которые сорвались с моих губ, но думаю, что согласился с ней.

Будет проще, если птица умрёт, так тебе не придётся видеть её страдания.

Даже потом, сидя в машине Эмметта, когда мы подвозили её домой, я чувствовал, как что-то скручивается в моём животе. Скручивания, боль, и общее тревожное чувство, которое преследовало меня с момента аварии, только усилилось в течение дня. Я почти чувствовал себя больным.

Может я заразился чем-то?

Может это птичий грипп? Да, это будет весело.

Или может, я просто чертовски... обеспокоен.

По каким-то причинам, разговор со Свон в коридоре, взволновал меня. Не было никакого грёбаного объяснения, почему это всё время гложет меня. Это больше не было похоже на несчастный случай, после того, что сказала она, и что я сказал в ответ.

Я не знаю почему, но мои собственные слова тревожили меня.

Почему, чёрт возьми, это беспокоило меня так сильно, что я с ней согласился? Что птице лучше умереть. Это не так, это не правда. Ведь я на самом деле думал по-другому, не так ли? У меня не было никаких причин лгать только для того, чтобы она почувствовала себя лучше. Она ничего не значила для меня; поэтому мне должно быть без разницы, жива она или умерла. Я должен полностью её игнорировать, и делать и говорить всё, что придётся, чтобы только я мог чувствовать себя лучше.

Но этот план явно провалился, потому что, по неизвестным причинам, всё, что я сказал или сделал, никак не помогло мне. Ебать, на самом деле, всё было наоборот. Всё это заставило меня почувствовать себя как дерьмо, и я нихера не понимал, почему.

Я резко оставил её и пошёл по коридору так быстро, как только мог. Я достиг той точки, когда больше не мог контролировать себя. Мне нужно было унести свою задницу как можно дальше от неё, пока я оставался в здравом уме.

Хотя, я сделал огромную ошибку. Я сделал последнее, что должен был сделать в тот самый момент. Я бы остался нормальным, если бы только не позволил себе сделать это. Но я сделал.

Я обернулся.

Я сделал это как раз вовремя, и увидел, как она остановилась у шкафчика. Её маленькое тело дрожало, когда она прислонилась к нему. Так как она стояла спиной ко мне, я не видел её лица, но предположил, что это было из-за того, что я заставил грёбаную Гусыню плакать.

И это было ещё одно, что, ебать, не должно было беспокоить меня, ведь с самого начала моим планом было дать ей понять, что она ничего не значит для меня. То, что я заставил её плакать, должно было быть лучшим, что могло произойти на тот момент. Это означало, что она, наконец, поняла, о чём я говорил. Только то, что я сбил её, не означало, что что-то изменится между нами. Она была такой же бесполезной, и не имела для меня никакого значения, как и раньше. Мне было наплевать на то, что с ней произошло, так же как и ей, очевидно, насрать на меня. Мне нужно было её остановить, когда она говорила это дерьмо " я знаю, тебе больно", как будто она знала меня.

Тогда почему, при всём том, что я сказал, я не чувствовал радости, когда увидел её такой сломленной? Я должен был быть более чем рад, что мне, наконец, удалось убедить её в своей точке зрения.

Но меня это совсем не радовало. Ни капли.

Увидев, как Свон было плохо, у меня появилась ещё одна причина уйти подальше оттуда. Я быстро добрался до стоянки. В поисках ключей мои руки инстинктивно залезли в карманы. Не найдя знакомые металлические предметы, я в замешательстве нахмурился. Потом я вспомнил, что у меня не было даже грёбаного автомобиля.

Поскольку моя машина всё ещё была в чёртовой мастерской, потому что я сбил грёбаную Гусыню.

Я даже не мог пойти на стоянку, чтобы что-то не напомнило мне о ней.

Я подошёл к джипу Эмметта, полагая, что могу скрыться там, пересидеть последний урок и подождать брата. Я схватил ручку двери... ебать, ничего. Ублюдок запер грёбаный автомобиль. Я знал, что он никогда не запирал свою проклятую машину, но конечно, он сделал это, именно в этот чёртов день, когда мне нужно было немного уединения.

В тот момент я был чертовски уверен, что день не может быть хуже.

— Эдвард! О чём, чёрт возьми, ты думаешь, что ты делаешь?

Я не был готов к разговорам. Я должен был лучше думать, ведь стоял на открытой местности.

Я обернулся и увидел, как решительным шагом ко мне приближается Элис.

— Что, чёрт возьми, ты сказал ей? Она полностью разбита! Что ты сделал, Эдвард? – спросила она раздражённым тоном. Её глаза вспыхнули гневом, но огонь, казалось, уменьшился, когда она увидела моё лицо. – О, Эдвард, серьёзно, – добавила она с усталым вздохом.

Когда она сделала шаг вперёд, я автоматически отступил назад. Я не хотел её рядом с собой. Мне нужно было грёбаное пространство. Пусть она строит из себя защитницу Свон, и делает всё, что хочет, но мне не нужно было оставаться там и выслушивать всё это дерьмо.

— И в чём же Гусыня обвинила меня на этот раз? – моя цель была в том, чтобы мой голос прозвучал мрачно и угрожающе, но эффект был разрушен, когда он дрогнул на слове " гусыня". Элис даже не вздрогнула, она просто ещё раз глубоко вздохнула и грустно мне улыбнулась.

— На самом деле, она ни в чём тебя не обвинила. Всё, что она сказала, что я не должна беспокоиться о ней, а вместо этого позаботиться о тебе, – сказала она мягко. Её слова поразили меня, и я с трудом поверил им.

Я дал Свон прекрасную возможность разрушить мою жизнь ещё больше, и сделать так, чтобы мои друзья отвернулись от меня совсем. Я преподнес ей это на грёбаном серебряном блюдечке. И что же она сделала с этим шансом? Она не использовала его! Вместо этого она... что за чёрт?

Ничто в этом грёбаном мире больше не имело смысла. Дерьмо, я думал, что понимал этот мир, но видимо, нет. Даже мои друзья и моя семья были не теми людьми, какими я их знал.

— Она сказала... что? – наконец, мне удалось произнести ответ, и Элис улыбнулась своей раздражающей, всезнающей улыбкой.

— Она сказала, что я должна беспокоиться о тебе.

— Почему?

— Потому что ты мой друг, глупый, – сказала она и игриво ударила меня по руке. – Мы оба знаем, что ты один самых больших ублюдков в этой школе... чёрт, на этой планете. Но это не меняет того факта, что ты мой друг и что я забочусь о тебе, – её улыбка стала задумчивой, и посмотрев на меня, она склонила голову набок. – Об Изабелле я тоже забочусь, но мы сейчас не будем говорить об этом...

Я фыркнул на это, рассеяно пиная своей обувью небольшие камешки.

Я не знал, какого чёрта Элис продолжала делать это. Её одержимость Свон перешла от причудливой и милой к чертовски тревожной. Кем была для неё Свон? Ебать, никем. Они не знали друг друга. Они не дружили в детстве, росли врозь. Элис не была ей должна, и я не видел никакого смысла, почему она вдруг пыталась подружиться с ней. Это было ещё до аварии. Может, я бы это понял, если бы это было после, потому что это можно было бы легко объяснить, как чувство вины и какое-нибудь дерьмо. Хотя это было глупо, ведь Элис не было в машине, не говоря уже за рулём.

С другой стороны, Эмметта там тоже не было.

— Что ещё она сказала? – пробормотал я.

— Что это не о её благополучии я должна беспокоиться... и видя тебя сейчас, думаю, она права. Я могу не знать ее, но мне кажется, что она справляется намного лучше, чем ты. Ты потерян, Эдвард. Полностью потерян. Ты можешь отрицать всё что хочешь, но твоя маска начинает трескаться, так же как и ты.

— Нет никакой трещины, – ответил я мрачно, но конечно, это не удержало её от своей миссии заставить меня увидеть свет.

Кстати, говоря, о свете, почему Свон не вошла прямо в него? Почему она должна была повернуться к этому спиной?

Она сделала бы для нас обоих большое дело, если бы вошла в него.

— Почему ты всегда настолько упрям? Почему ты не можешь просто допустить это? Ты не являешься невидимым или непобедимым, и все мы можем видеть, как ты разваливаешься. Ты можешь отрицать это, если хочешь, но это только означает, что будет намного хуже, когда ты всё-таки сломаешься, – она сказала это с таким осуждением в голосе, что почти заставила меня в это поверить. Вероятно, я бы это сделал, если бы не знал себя лучше. Чтобы сломаться, мне понадобится больше, чем грёбаная катастрофа.

— Ты думаешь, что знаешь всё. Но ты не можешь предсказать будущее.

— Возможно нет, но я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы предсказать, что ты неизбежно развалишься, – ответила она просто. Я с отчаянием вздохнул и стал ходить взад-вперёд перед автомобилем.

— И какого чёрта ты предлагаешь мне сделать, чтобы избежать этого? – спросил я, и сарказма в этом было только отчасти. Мне было чертовски любопытно узнать её решение этой проблемы.

— Я предлагаю тебе поговорить об этом с профессионалом... – начала она, но я прервал её прежде, чем у неё появился шанс закончить предложение.

— С профессионалом? Ты имеешь в виду психоаналитика? Я не грёбаный сумасшедший! – если бы взгляды могли убивать, то она должна была в тот момент умереть. Элис, как правило, не выводила меня из себя, но даже она, должно быть, знала, что пересекла грёбаную линию, предлагая мне такое.

— Я не говорю, что ты такой. Но никто из нас не знает, как справиться с тем, что случилось с тобой и Изабеллой. Ты, конечно, можешь поговорить с нами, но я не думаю, что мы сможем тебе очень помочь. Ты прошёл через болезненный опыт, и есть люди, со специальной подготовкой, и они знают, как бороться с такими вещами.

Она знала, что перешла грёбаную линию, но продолжала говорить мне то дерьмо, которое я не хотел слышать.

— Я постараюсь избежать этого, – мой голос не оставлял места для споров. Ебать, это было окончательным.

— Я не удивляюсь, что ты чувствуешь именно это. Но можешь ли ты сделать хотя бы что-то ещё? Если не для себя... то для своего брата, – я перестал ходить и остановился на середине шага. Я приподнял бровь и тихо спросил её, какого чёрта, она имела в виду. – Относись к Изабелле с немного большим уважением. Я не говорю, чтобы ты стал её лучшим другом, но думаю, немного уважения не помешает. Перестань называть её не по имени. После всего... разве ты не видишь, что всё изменилось?

— Ебать, и при чём тут Эмметт? – спросил я и злость вместе с разочарованием сквозили в моём голосе.

— Почему бы тебе не спросить у Эмметта, что он нарисовал у неё на гипсе, – она улыбнулась мне, как бы говоря, " я знаю то, чего не знаешь ты", затем отвернулась и пошла обратно к школе.

Элис есть Элис, и я не позволю её дерьму повлиять на меня. Тем не менее, что-то из этого, должно быть отразилось на мне. Как ещё можно объяснить то, что я сделал дальше? Ебать. Может, у меня было временное помешательство, или что-то ещё.

Безумие, вызванное Свон.

Может, это она меня заразила?

Как я уже говорил. Птичий грипп.

" Я делала мир лучше".

Её слова всё ещё звучали в моих грёбаных ушах. Возможно, именно поэтому, на меня повлияло то, что сказала Элис, хотя эти слова ничего не значили для меня. Ебать. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что, чёрт возьми, Свон подразумевала под этим, и то, что она сказала это с такой искренностью, ебать как меня испугало. Она сказала это не просто так. Она сказала это потому, что думала так на самом деле.

Я продолжал ходить перед машиной. Я не возвращался в школу до тех пор, пока не прозвенел звонок, возвещавший о конце учебного дня, и тогда я пошёл, чтобы забрать своё дерьмо из шкафчика. На выходе я встретился с Эмметтом, и мы вместе пошли к машине. Но пройдя половину пути, мы остановились. Я заметил Свон почти мгновенно, и затем сделал то, что считаю самым глупым своим поступком за всё время. Чтобы привлечь внимание Эмметта, я схватил его за руку, а затем кивнул в сторону Свон, которая одиноко стояла у стены, в начале лестницы.

— Спроси её, хочет ли она, чтобы мы её подвезли, – я почти прорычал ему.

Он посмотрел на меня с удивлением в глазах, но улыбка, которая последовала за этим, была ещё хуже. Он стоял, улыбался, как слабак, и мне фактически пришлось подтолкнуть его, чтобы заставить его двигаться. По тому, как он улыбался, можно было подумать, что Роуз только что согласилась сделать ему минет, или что-то ещё. Я не понимал, почему он улыбался возможности спросить Гусыню о грёбаной поездке. Это совсем не весело.

Он, наконец-то, пошёл к ней, чтобы спросить, а я направился к автомобилю. Я не нуждался в том, чтобы видеть это дерьмо. Я наблюдал за ними из машины, и не знаю, почему, бля, я был удивлён, когда он возвратился без неё. Эмметт объяснил, что она ждала, когда за ней заедут и заберут. По какой-то причине, я был отчасти недоволен, что она не захотела с нами ехать. Так как это был самый простой способ для меня показать им всем, особенно Элис и Эмметту, что я не тот парень, за кого они меня принимали.

— Должен сказать, братан, я чертовски удивлён, – сказал неожиданно Эмметт, оторвав меня от моих размышлений. Я закатил глаза от его грёбаного тона, так как точно знал, что этот чёртов тон имел в виду.

Снисходительный ублюдок.

— Почему? – спросил я. – Знаешь ли, я тоже могу быть грёбаным человеком.

— Да, я знаю, но я никогда не думал, что увижу тот день, когда ты на самом деле будешь стараться быть хорошим для неё, несмотря на то, что вначале ты с треском провалился. Но я думаю, то, что ты захотел её спросить, является достаточным доказательством. Но ебать, парень, что за дерьмо ты устроил на автостоянке? – и его радостная улыбка сразу же исчезла. – Ты же не хотел, чтобы я спросил её, потому что хотел сделать ей ещё больнее, не так ли? То, что случилось на стоянке, возле продуктового магазина, ведь это было случайно... правда? – он казался настолько неуверенным, что ебать, меня это оскорбило.

— Ебать, конечно, это было случайно. Я просто хотел заставить её сесть в грёбаную машину, а она решила, что будет лучшей идеей, кричать о кровавом убийстве, а не сказать мне, чтобы я её не тащил, – пробормотал я.

Эмметт, казалось, на мгновение задумался, и затем кивнул. Радостная улыбка снова вернулась.

— Братан, ты делаешь грёбаные успехи. По крайней мере, ты попробовал, – сказал он.

Да, попробовал. Но изначально, я не могу поверить, что на самом деле сделал это. Если бы я знал заранее, как всё это произойдёт, то очевидно, не стал бы спрашивать, и вообще ничего бы об этом не говорил.

Во всём виновато вмешательство пикси. Чёртова Элис, и её грёбаное мнение.

Эмметт продолжал говорить, но я больше не обращал на него внимания. Мои глаза смотрели на дорогу перед нами, и я видел все движения вокруг нас. Мои пальцы онемели из-за мёртвой хватки в сиденье, а ногти впились в кожу.

— Ты там в порядке, братан? – спросил Эмметт и полностью повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

— Смотри на дорогу, идиот! – выкрикнул я. Он подпрыгнул от неожиданности, и тут же перевел взгляд обратно на дорогу. Он плотно сжал руль, и выглядел немного растерянным, прежде чем бросил на меня быстрый взгляд.

— Чёрт, парень, – сказал он. – Я подумал, что собираюсь врезаться во что-то. Ты можешь, бля, не орать так. Какого чёрта!

— Если бы ты не спускал своих ёбаных глаз с этой ёбаной дороги, то я бы этого не делал, – ответил я просто, и было чувство, что эти слова относились и к другим сторонам моей жизни. Если бы люди просто занимались своим грёбаным делом, то мне не нужно было бы набрасываться на них и выбивать дерьмо.

Это была чертовски простая логика; так почему же они не следовали ей?

Эмметт продолжал бросать на меня странные взгляды на продолжении всей дороги домой. Когда мы, наконец, приехали, я выскочил из машины прежде, чем он даже успел припарковаться.

— Ебать, братан! – крикнул он, когда я был уже возле парадной двери. – Мне нужна помощь с продуктами!

Я не ответил и не вернулся к нему. Он сможет донести проклятые продукты сам.

Ужин в доме Калленов был не тот, что раньше. Когда-то здесь были смех и разговоры, но сейчас над нами висело тёмное зловещее облако, которое обволакивало нас в затруднительное и неловкое молчание. Я смотрел на лежащего на моей тарелке цыплёнка, но на самом деле ничего не ел. Я был чертовски голоден, но у меня не было аппетита. Как только я пытался откусить от курицы, которая пахла чертовски вкусно, я чувствовал странную тошноту. В конечном итоге, я начал двигать её по всей тарелке.

Папа отсутствовал, так как заработался допоздна. Как обычно.

— Как школа? – спросила мама. Я бы мог сказать, что она старалась казаться небрежной, но в её голосе явно был слышен тревожный оттенок, который я не понимал

— Это была... школа, – ответил я неопределённо, даже несмотря на неё. Я не спускал глаз со своей тарелки, где продолжал мучить свою еду.

— Я надеюсь, у тебя больше не было никаких неприятностей, – начала она, но её прервал звук хрустящего гравия снаружи. Все мы знали, что это отцовский " Мерседес". Я посмотрел на высокие часы с маятником, которые стояли в углу столовой, и увидел, что была только половина седьмого. Обычно папа никогда не возвращался домой раньше семи, когда работал допоздна.

Мы все затихли, и стали прислушиваться, как отец приближается к дому. Даже Эмметт, казалось, был на пределе. Папа вошёл, и мы услышали его шаги в гостиной, затем он появился перед нами.

Когда он вошёл, я не мог не посмотреть, и сразу же встретился с ним взглядом. Он хмурился, и смотрел на меня строго и серьёзно.

Я мог сказать, что снова попал в беду.

Папа обошёл вокруг стола, быстро поцеловал маму и сел на своё обычное место.

— Как работа, дорогой? – спросила мама мягко. Папа снова посмотрел на меня, затем повернулся к маме и устало улыбнулся.

— Это была работа, – ответил он с усталым вздохом и покачал головой. – Этот беспорядок с Дуайером, кажется, всё выходит из-под контроля. В течение дня я просматривал его документацию, и не могу поверить, как мы позволили продолжаться этому так долго... как мы не могли видеть, что этот человек всё это время делал прямо у нас под носом? – он снова вздохнул и налил себе бокал вина. Сделав большой глоток, он посмотрел на нас с Эмметтом. – Кстати говоря... постарайтесь объяснить мне, почему час назад шеф Свон звонил мне на работу?

Конечно, он это сделал.

Я посмотрел на Эмметта, но казалось, это его совсем не касалось. Хотя, а почему должно? Если шеф Свон звонил папе, то речь, конечно, была обо мне. Что-то Свон сказал ему, что я сделал.

— Откуда мне знать? Я не телепат, – ответил я спокойно.

— Нет, конечно, нет. Но видимо, вы двое отвезли сегодня Изабеллу домой со школы, – продолжил он. Мама с удивлением посмотрела на меня.

— Вы это сделали? Но это замечательно, – сказала она с улыбкой.

— Не совсем, – сказал папа и повернулся, чтобы взглянуть на Эмметта. – Сын, я знаю, ты, вероятно, сделав это, хотел как лучше, но ситуация достаточно сложна, и тебе не стоит вмешиваться.

— Эй! Это была не моя чёртова идея! – дико запротестовал Эмметт. Папа в замешательстве поднял брови.

— Она сама попросила? – спросил он недоумевая.

— Вряд ли, – фыркнул Эмметт и вилкой указал на меня – Это он сказал мне спросить её.

Уфф, спасибо за то, что бросил меня к акулам, братан.

Глаза отца мгновенно потемнели, и он посмотрел на меня.

— И зачем ты это сделал? – спросил он.

— Я подумал, что ей это было нужно, потому что она не может долго ходить на тех грёбаных костылях. Я пытался сделать что-то хорошее, понятно? – пробормотал я.

— Что-то хорошее? Что-то хорошее? На самом деле, Эдвард? – недоверчиво отозвался он эхом. – Сколько ещё мне продолжать повторять тебе, чтобы ты понял? Ты должен держаться от неё подальше! Шеф Свон просил меня по телефону, чтобы я ещё раз сказал это тебе. Он не хочет видеть тебя рядом со своей дочерью. Почему ты не можешь уважить его и оставить её в покое?

— Чёрт возьми! – я почти орал. – Чтобы я не делал, тебе ничего не нравится. Люди говорят мне, что я эгоистичен и бессердечен, когда я остаюсь в стороне, и не забочусь о ней. Затем, когда я пытаюсь сделать что-то чертовски хорошее для неё, я всё равно оказываюсь в дерьме. Какого чёрта ты хочешь от меня?

Я оттолкнул свой стул, и собирался выйти из стола, но папа тоже встал.

— Ты немедленно сядешь обратно! – рявкнул он громко. – Ты не оставишь эту комнату, пока я не позволю. Понятно? – я медленно сел на стул, и только после этого он тоже последовал моему примеру. Он глубоко вздохнул, сделал большой глоток вина, и снова заговорил. Он вновь обрёл своё самообладание, и это взбесило меня в конец. Почему он не мог продолжать орать на меня как нормальный человек? Почему он всё время был таким собранным? – Эдвард, я думаю, что касается этого, мы действительно должны уважать их желания. Я знаю, это был несчастный случай. Мы ничего не можем изменить, но Изабелла находиться на трудном и болезненном пути восстановления. И она не должна принудительно мириться ещё и с твоим дерьмом. Оставь её в покое и позволь ей спокойно восстановиться.

Я усмехнулся и молча покачал головой.

— Только она совсем не хочет восстанавливаться... – пробормотал я, не задумываясь.

— Что? – спросил папа. Я поднял глаза и встретился с его взглядом, и был удивлён тем, что нашёл там. Он удивился – не смутился, как я ожидал – и это было не очень хорошо.

— Я сказал, что она не хочет выздоравливать. На самом деле она хочет умереть, конец истории, – плюнул я.

Его глаза расширились, но на этот раз не от удивления, а от шока.

— Как... что... почему ты так говоришь? – почти прошептал он.

— Чёрт, да потому что она сама сказала мне, понятно? – отрезал я. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова его закрыл. На мгновение он затих, затем заговорил снова.

— Я... я хочу, чтобы ты держался от неё подальше. Ты причинил ей достаточно боли. Я не хочу говорить тебе это ещё раз, – сказал он, и я мог видеть, что это было совсем не то, что он хотел сказать с самого начала. Он строго посмотрел на меня, и я приподнял бровь. – Теперь ты можешь идти.

— Благодарю грёбаного Бога, – пробормотал я, отодвинул свой стул и вышел из-за стола.

Я поднялся в свою комнату, плюхнулся на чёрный кожаный диван и поднял с пола этюдник. Если я не могу использовать музыку для выхода своего гнева, то пусть это сделает эскиз.

Всё моё тело было напряженно, почти на грани боли. Не хочу звучать как девушка, или ещё кто-то, но я бы не отказался от массажа.

Моя рука свободно перемещалась по странице. Мне даже не нужно было думать, я позволил своей руке делать всё за меня. В любом случае мне было все равно, что я там рисовал, ведь я делал что-то, вместо того, чтобы смотреть в пустоту, как грёбаный сумасшедший.

Я позволил карандашу танцевать на странице, и подумал о выражении лица папы, когда я сказал ему, что Свон хотела умереть.

Чем больше я думал об этом, тем был уверенней, что удивление на его лице было не из-за того, что я сказал, а из-за того что я знал это. Шок был потому, что он не ожидал, что она скажет мне это.

Удивление и шок, потому что я узнал то, что он уже знал.

Чёрт, он это уже знал.

Я не знаю, почему это разозлило меня. Может потому что я не чувствовал бы это... это... что бы это ни было, если бы знал это раньше. Если бы он сказал мне, то я бы...

Что? Я бы... что?

Чёрт, если бы я знал, думаю, это бы многое изменило. Это изменило бы всё в сегодняшнем дне, и моё взаимодействие с ней. Если бы я знал, то в первую очередь, я бы подумал, прежде чем отправиться на урок биологии и разговаривать с нею.

Я бы остался чертовски далеко, пусть живёт в своих страданиях и становится самоубийцей.

Самоубийство.

Даже одно это слово заставило меня поёжиться.

Ебать, что это было?

Я не знаю, почему мысль о самоубийстве, так на меня подействовала. Может потому, что я не мог осознать тот факт, что кто-то охотно лишит себя жизни, и следовательно, уничтожит любой шанс сделать что-нибудь когда-нибудь снова. Подумайте только о том, что вы бы всё пропустили только потому, что у вас был чертовски тяжёлый месяц, и что самоубийство стало грёбаным решением.

Сколько боли должно быть, чтобы решиться на это?

Из-за чего Свон чувствовала себя так плохо, что это заставило её хотеть умереть? То, что она была грёбаной Гусыней, и никто не любил её. Было ли это достаточной причиной, чтобы убить себя? Не думаю, что это так. Я был уверен, что если бы люди не любили меня, я бы никогда из-за этого не убил себя. Так что же было её чертовой проблемой?

От моих размышлений меня отвлёк громкий стук в дверь. Мне не нужно было спрашивать или догадываться, кто это был. Только Эмметт стучал так. Не дожидаясь ответа, он вошёл в мою комнату.

— Так, братан... хочешь что-нибудь сделать? – спросил он небрежно.

Я оторвался от своего эскиза и приподнял бровь. Он пытался выглядеть равнодушным, когда осматривал мою комнату, но я не мог быть не подозрительным.

— Какого чёрта ты хочешь? – спросил я.

Он плюхнулся на мою кровать, и она заскрипела под его весом. Он смотрел в пустоту перед собой и тяжело вздохнул.

— Она на самом деле сказала тебе это? – спросил он и я застонал. Ему не нужно было уточнять. Я знал, что он имел в виду. Я чертовски хотел заорать. Ебать, почему мы уже не можем забыть всё это и позволить идти всему своим путём.

— Да, на самом деле, – пробормотал я. – Бля, ну и что с того, если она хочет умереть? Это не наша грёбаная проблема. Она для нас никто, так почему нас должно это беспокоить?

— Ты действительно веришь в это? Ебать, парень. Это чёртово самоубийство. Это неправильно, – ответил он, повернул свою голову и посмотрел на меня. – И вообще, почему она сказала это тебе?

— Может, она хотела, чтобы я помог ей. Ебать, я не знаю, – сказал я. – В любом случае, почему это тебя так волнует? Прежде, чем всё это дерьмо случилось, ты, так же как и я, называл её Гусыней и смеялся, когда она делала что-то глупое. Но сейчас ты как её грёбаный собственный личный телохранитель. Что за дерьмо?

— Я не знаю... думаю, что мне не по себе из-за неё, понимаешь? Её нога серьёзно покалечена, – сказал он.

— Да, ну а что мне с этим делать? Ты можешь заботиться о ней и делать всё, что хочешь, но её ноге не станет лучше от этого, – пробормотал я и вернулся к своему эскизу.

— Я знаю, но мы можем сделать это дерьмо легче для неё, я знаю... – сказал он медленно, и посмотрел на меня резким взглядом. Я закатил глаза, даже не посмотрев на него.

— Ебать, ты можешь делать всё, что хочешь. Мне не разрешают даже подходить к ней, и даже если бы мне было это позволено, бля, так или иначе, я бы не хотел иметь ничего общего с ней. Таким образом, это тупик, – ответил я.

— Да, я знаю, но... – его прервал стук по дверной раме. Мы посмотрели на дверь и увидели Джаспера, который стоял и небрежно опирался на неё.

— Эй, чувак, мы делаем это или что? – спросил Джаспер и поднял пакетик с травкой.

— Да, конечно. Слава Богу, – сказал Эмметт и встал с кровати.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Или у вас свидание? – спросил я с сарказмом, Джаспер закатил глаза.

— Если ты собираешься втыкать, и своим дерьмовым настроением нам всё испортить, тогда нет. Мы против. Но если ты можешь отложить своё дерьмо и просто наслаждаться, тогда да, присоединяйся к нам, – сказал он серьёзно.

— Если не возражаете, то я это сделаю, – я с облегчением вздохнул и встал с дивана.

Я последовал за ними в комнату Эмметта, и мой брат запер за нами дверь. Я сел на пол, прислонился спиной к его кровати, и Джаспер сел рядом со мной. Эмметт подошёл к балкону, открыл двери, и присоединился к нам.

Мы не разговаривали, пока курили. У меня было ощущение, что все мы думали об одном и том же. О том единственном, о чём мы не должны были говорить.

Я сделал глубокую затяжку, и позволил дыму немного задержаться в лёгких, прежде чем медленно выдохнул это. Я прислонил голову к кровати, и мой взгляд упал на коричневого плюшевого мишку, который сидел на одной из книжных полок Эмметта. Плюшевый мишка был одет в уродливую и выцветшую синюю футболку с надписью " Братец медвежонок".

— Это чертовски смешно, – фыркнул я и невесело ухмыльнулся.

— Что такое? – спросил Джаспер, и глубоко затянулся.

— Это, – сказал я и показал на плюшевого мишку. – Это чертовски смешно. Почему ты хранишь это дерьмо? – я повернул голову, чтобы посмотреть на Эмметта. Я ожидал, что он будет смеяться вместе со мной над этим, и признает, что это чертовски попахивало голубизной, когда восемнадцатилетний парень хранит грёбаного плюшевого мишку на чёртовой книжной полке. Но Эмметт не смеялся. Он просто смотрел на него с задумчивым выражением.

— Ты помнишь, как он у меня оказался? – спросил он, не отводя от него глаз.

— Да, – сказал я с ленивой усмешкой. – Мы должны были поехать с мамой и папой в Порт-Анджелес, на чёртов карнавал... но ты сломал свою грёбаную ногу, когда упал с дерева... папа должен был отвезти тебя в больницу, а мама увезла меня на карнавал, потому что я скулил об этом, и не остановился бы, пока бы всех не достал...

Я усмехнулся своим воспоминаниям. В то время мне было пять лет, и мы должны были ехать на карнавал в честь дня рождения Эмметта. Ему исполнилось семь. Бля, когда Эмметт был ребёнком, он лазал по деревьям как обезьяна. За час до того, как мы должны были ехать в Порт-Анджелес, он упал с одного, и чертовски сломал ногу. Само собой разумеется, единственная поездка, которая была в тот день у Эмметта, была в больницу. Так или иначе, я просил маму отвезти меня на карнавал, и так как она практически не может сказать слово " нет", она повезла меня туда.

— Да... – сказал Эмметт медленно. – Тогда ты выиграл этого медвежонка, когда играл в тире или во что-то ещё... Ты помнишь, что ты сказал, когда привёз его мне, возвратившись домой? – я покачал головой. Это я не помнил. – Ты сказал... с самым серьёзным выражением лица, которое я когда-либо у тебя видел... даже по сей день... ты сказал, что, «Этот медведь будет всегда заботиться о тебе и проследит, чтобы ты больше никогда не причинил себе боль. Братец медвежонок – твой телохранитель», – вспомнив это, Эмметт улыбнулся, и я не смог к нему не присоединиться. Ебать, когда ты ребёнок, всё кажется таким лёгким,.

Я был так чертовски наивен, и верил, что грёбаный игрушечный мишка сможет охранять моего брата, и защитит от боли.

— И ты в это веришь? – усмехнулся я. – Что чёртов медведь твой телохранитель?

Он слегка пожал плечами и улыбнулся.

— Ведь у меня же больше не было переломов, правильно? У этого медведя есть какое-то заклинание, так что не испытывай к нему ненависти. Оно очень сильное, – сказал он серьёзным тоном, пристально смотря на игрушку странным взглядом. Я посмотрел на Джаспера, который встретил мой взгляд с недоумением. Спустя мгновение мы одновременно рассмеялись.

— О, Боже, Эм, это чертовски смешно! – смеялся я. – Этот медведь не имеет власти. Ебать, это просто чёртова игрушка. Игрушка, которую я тебе отдал, потому что она мне не нравилась. Я хотел выиграть дракона, но вместо этого получил его. Единственная его сила состоит в том, что он супер хромой.

Мы с Джаспером продолжали смеяться, но Эмметт не присоединялся. Вместо этого он сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул дым через нос. Его взгляд как будто приклеился к тому грёбаному медведю.

— Так Эмметт рассказал тебе о нашей поездке? – спросил Джаспер, когда наш смех утих.

— Какой поездке?

— Моя семья собирается на следующий неделе в Вермонт. Мы пробудем там всю неделю, и отпразднуем День Благодарения. В этом году Роуз и мне разрешили взять Элис и Эмметта, – объяснил Джаспер.

— Что? Вы все едете в Вермонт? – спросил я недоверчиво.

— Да, это так, – сказал Джаспер с радостной улыбкой. – Это будет похоже на двойное свидание, или ещё какое дерьмо.

— Или ещё какое дерьмо, да, – пробормотал я. – И какого хрена я должен делать всю эту грёбаную неделю? – Джаспер пожал плечами, и я посмотрел на Эмметта. Тот посмотрел на меня пустыми глазами.

— Я не знаю, – сказал Эмметт, пожав плечами. – Будешь жалеть себя?

— Ебать, как раз то, что мне нужно, спасибо Эм, – пробормотал я с сарказмом.

— Разве это не то, что ты планировал делать? Разница лишь в том, что мы не собираемся быть здесь и выслушивать твоё дерьмо... впрочем, мы и так не слушаем, – продолжил он.

— Мы что, опять будем об этом говорить? Перестаньте, – жаловался Джаспер. – Да, Эдвард, эгоистичный мудак, который думает только о себе. Мы уже знаем это. Так зачем, чёрт возьми, вам сейчас снова ругаться?

— Мы не собираемся ругаться. Мы даже не говорим об этом больше, – ответил я холодно и встал. – На самом деле, мы вообще не разговариваем.

Я направился к двери, и когда проходил мимо Эмметта, он невесело рассмеялся.

— Кстати, если ты не будешь разговаривать со мной, или с нами, то кому тогда ты будешь жаловаться? – спросил Эмметт. – Кого ты собираешься убедить в том, что не думаешь о Свон, когда ты только что потратил два часа, рисуя её гребаный портрет. Скажи мне ещё раз, брат, что тебе на неё наплевать.

Я посмотрел на него, но он даже не взглянул на меня. Он снова смотрел на этого глупого медвежонка.

— Я не рисовал её! – утверждал я и он фыркнул. Его единственным ответом была самодовольная улыбка.

Я ещё раз яростно посмотрел на него, открыл дверь и ушёл. Я показал, как взбешён, сильно хлопнув за собой дверь. Я пошел в свою комнату и тоже хлопнул дверью. По какой-то причине, после этого мне стало лучше.

Я подошёл к кровати, и взял этюдник, который оставил там. Посмотрев на рисунок, который рисовал, я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица.

Эмметт был чертовски прав.

Я провёл два грёбаных часа рисуя чёртово лицо Изабеллы Свон.

С мучительно-прекрасными подробностями.

Её вьющиеся волосы закрывали половину лица, а глаза опущены вниз. Она не выглядела грустной, она выглядела... пустой.

Я вырвал лист из моего этюдника, разорвал и выбросил в корзину. Я с трудом поборол желание зажечь там огонь, чтобы уничтожить все возможные следы этого эскиза.

Моё сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, и мне казалось, что ещё немного, и оно выпрыгнет. Я схватился за волосы и, пытаясь успокоиться, глубоко вздохнул.

Этот эскиз можно легко объяснить. Я уверен.

Нет, нельзя.

Да. Можно!

Единственная причина, почему я её нарисовал, потому что позволил своей руке делать всё самой. Я не осознавал, что рисовал. Очевидно, Свон была в моей голове, потому что она чертовски портила мою жизнь, и конечно сработало моё подсознание, и я нарисовал её лицо.

Конечно. Моё подсознание. Это научный факт, что подсознание может делать ужасно глупые вещи, если вы не уделяете ему достаточно внимания. Думаю, все об этом знают.

Моё сердце, наконец, стало биться со своей обычной скоростью, и я с облегчением вздохнул.

Я не хочу, чтобы это дерьмо добралось до меня. Это ничего не значит.

Вообще ничего.

Ничего.

Но когда Свон не пришла в школу на следующий день.

Это что-то значило.