Наброски к теории коммунистического общества 4 страница

В России, как и в странах «третьего мира» в целом, наблюдается иной процесс. Наше население с точки зрения Нового Мирового Порядка оказалось вообще лишним. Его эксплуатация развитым странам экономически невыгодна. Развитым странам желательно было бы вообще очистить территорию от этого населения, являющегося препятствием и потенциальной угрозой для полного присвоения недр, запасов полезных ископаемых и, в особенности, источников энергии (нефти и природного газа). Зачистить территорию от населения путём прямого непосредственного уничтожения новые властители мира не решаются: это чревато возможностью неконтролируемого развития событий, особенно учитывая остатки советского стратегического ядерного оружия. Поэтому выбран иной путь – постепенная редукция населения за счёт сокращения рождаемости и повышения смертности. Пока этот процесс идёт, остающиеся население (особенно в крупных городах) во избежание социального взрыва необходимо поддерживать на определённом уровне жизни, уделяя некоторую долю сверхдоходов от стремительно разграбляемой нефти.

Этим определяется социальная структура современного российского общества. Минимум созидательной трудовой деятельности и максимум имитации. В крупных городах на одного действительно работающего приходится несколько тех, кто по современному выражению «крутится». Но даже производительная деятельность в основном связана со сферой услуг. По сути вся современная российская «экономика» – это система распределения брошенных населению крох с нефтяного пирога. Отсюда и полная социально-классовая аморфность. Общество крайне деклассировано, деидеологизировано. Рабочий класс в результате разгрома национальной промышленности до крайности сокращён, дезинтегрирован и дезорганизован. Причём чем дальше – тем более дезорганизован. Но и новый класс производителей информации в отличие от передовых стран не складывается.

Что из этого следует? Из этого следует, что в России освободительное движение не может развиваться на чисто классовой основе. Массовой силой социальной революции в России призван стать не конкретный подвергаемый эксплуатации класс работников, а подвергаемое геноциду деклассированое в массе своей население. Поэтому и сопротивляться это население будет опираясь главным образом не на самосознание эксплуатируемого класса, а на самосознание уничтожаемой нации. Как совершенно справедливо указывается в специальном постановлении Х Съезда КПРФ по русскому вопросу «Политический режим своими действиями создает объективные предпосылки для новой социалистическая революции в России. Но в современных условиях она может состояться только как результат национально-освободительной борьбы русского народа, объединяющего вокруг себя все остальные народы нашей страны. Такая национально-освободительная борьба в силу наших исторических и национальных особенностей будет неизбежно носить антибуржуазный, антикапиталистический, антиглобалистский характер». В Политическом отчете ЦК КПРФ Х Съезду КПРФ в этой связи отмечается, что «в этих условиях российские коммунисты должны как можно быстрее освоить новое идеологическое пространство народного, пока еще стихийного “русского социализма”. Возглавить это движение, придать ему научную обоснованность, политическую целеустремленность, организованность, боевитость и силу». Эту же линию на неразрывность социальной и национально-освободительной борьбы подтвердила состоявшаяся 6 апреля 2006 года в Москве Всероссийская научно-практическая конференция «Коммунисты и русский вопрос».

Обращаясь к работам классиков марксизма-ленинизма, мы видим, что они всегда исходили не из абстрактных понятий, а из социально-классовой конкретики. Нигде у классиков нет рассуждений об абстрактном «национализме вообще» или «интернационализме вообще». Классики говорят о совершенно конкретном пролетарском интернационализме, и совершенно конкретном буржуазном национализме. Только в таком аспекте имеет смысл ставить вопрос: что работает на осуществление социалистической революции – и что работает против неё. Если кардинально изменились условия (а это именно так!) – значит мы должны кардинально изменить наши средства, в том числе и идеологические. Потому что верность коммунистическим принципам означает верность прежней цели, а не мертвым фразам и цитатам.

Ленин в своей статье «О праве наций на самоопределение» подчеркивал, что всякое национальное требование должно оцениваться под углом классовой борьбы. Ленин определяет позицию по отношению к национализму угнетённого народа диалектически: «Поскольку буржуазия нации угнетенной борется с угнетающей, постольку мы всегда и во всяком случае и решительнее всех за, ибо мы самые смелые и последовательные враги угнетения. Поскольку буржуазия угнетенной нации стоит за свой буржуазный национализм, мы против». Ленин допускает возможность ситуативного союза даже и с буржуазным национализмом угнетённой нации, если этот союз способствует национальному освобождению: «Учесть наперед все возможные соотношения между буржуазными освободительными движениями угнетенных наций и пролетарским освободительным движением среди угнетающей нации – вещь невозможная» «мы не можем ручаться за тот или иной путь национального развития, мы через все возможные пути идем к своей классовой цели».

Является ли русская нация сегодня угнетенной? Несомненно. Более того, она является не просто угнетенной, она подвергается целенаправленному геноциду. Почти по миллиону в год убывает. А освободившееся пространство компрадорская буржуазия заселяет кем? Конечно, дешевой рабочей силой, мобилизованной из азиатского зарубежья. Итак, вот наше коммунистическое отношение к русскому национализму. Постольку, поскольку этот национализм является борьбой угнетённого русского народа за свое освобождение – мы должны его поддерживать. Постольку, поскольку он оказывается орудием классовых интересов буржуазии, орудием подавления и закабаления трудящихся, постольку мы должны ему противодействовать. Следовательно, наша задача сформировать такое национально-освободительное движение, которое не было бы по своей сущности буржуазным.

Может ли быть небуржуазный национализм? У Ленина мы не найдем упоминания о таком национализме. И это понятно: Ленин работал в условиях индустриализации и роста классового сознания. Ответ мы должны искать в анализе тех стран, которые совершали революции в сходных с нами условиях деиндустриализации и фактической колонизации. И мы находим такой ответ, в частности, у Эрнесто Че Гевары, который пишет в первой главе своей книги «Партизанская война»: «Что касается Алжира, то великая идея арабского национализма экономически обосновывается тем, что почти вся обрабатываемая земля Алжира находится в руках одного миллиона французских колонистов. В некоторых странах, например в Пуэрто-Рико, где географические особенности не позволили начать партизанскую борьбу, идея национализма, подогреваемая дискриминацией местного населения, зиждется на стремлении крестьян (во многих случаях крестьяне уже превратились в пролетариев) вернуть землю, отнятую у них американскими захватчиками. Эта же ведущая идея, хотя и по-разному, воодушевляла мелких землевладельцев, крестьян и рабов восточных поместий Кубы, которые в период освободительной войны 30-х годов сомкнули свои ряды, чтобы совместно защищать право на землю».

Каковы же выводы? По-видимому, следует ожидать, что социалистическое движение в ведущих странах, поднявшихся на уровень информационной цивилизации, и в странах, отброшенных в своём развитии вспять до уровня сырьевых колоний, будет носить различный характер. В странах «золотого миллиарда» основой нарождающихся новых коммунистических отношений являются главным образом общественные силы, выступающие за свободу копирования и распространения информации, за ликвидацию ограничений авторского права. Эти движения уже реализуются как в формально «деструктивных» и нелегальных («пиратство», «хакерство»), так и в полностью конструктивных и легальных формах («open source», Wiki). Там борьба новых коммунистических отношений со старыми капиталистическими будет, возможно, иметь относительно мирный характер. В странах «третьего мира» (и отброшенной до их уровня России) социалистическое движение может осуществляться только через национально-освободительную революцию, с опорой на национальное самосознание и самоидентификацию и путём непосредственного революционного насилия. В рамках этого общенационального освободительного движения должно произойти объединение всех трудящихся слоёв – рабочих, трудовой интеллигенции, крестьян, военных, мелких трудящихся частных собственников и рядовых работников всевозможных фирм и оффисов, а также студенчества и учащихся, пенсионеров, безработных и мелкой буржуазии. Новый постиндустриальный класс производителей информации в России, в отличие от Запада, в силу своей неразвитости и численной ничтожности не сможет сам по себе составить социальную базу социалистического движения. Однако, он может выступить в роли активного авангарда и катализатора в налаживании координации, в формировании сопротивления, организованного по сетевому принципу.

Апрель-май 2006

Статья опубликована в сборнике:

Строев С.А. Вызовы нового века. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2006. 90 с. С. 65-78.

В рассылке " Эконометрика" (364-й номер)

А также на сайтах:

«Русский социализм – Революционная линия» https://russoc.kprf.org/Doctrina/NewQuestions.htm и https://russoc.info/Doctrina/NewQuestions.htm

Антиглобалистское сопротивление https://www.anti-glob.ru/st/str09.htm

Сайт Пермского краевого отделения КПРФ https://kprf.perm.ru/

Сайт Новосибирской областной организации КПРФ https://kprfnsk.ru/inform/analytics/12977/? sphrase_id=6557

Сайт Центрального райкома КПРФ Санкт-Петербурга (старый) https://lencprf-centr.narod.ru/articles/NewQuestions.htm

«Интернет против телеэкрана» https://www.contrtv.ru/print/1714/ и https://www.contrtv.ru/common/1714/ (под названием «Новые вызовы для оппозиции»)

МСК-форум https://forum-msk.org/material/economic/14202.html

Коммунистическое движение:

глобализм или антиглобализм?

Без преувеличения можно сказать, что противостояние между глобализмом и антиглобализмом является одним из ключевых конфликтов современной эпохи. Истоки современного глобализма следует искать в позднем европейском Средневековье – в эпохе зарождения капиталистических отношений. Конечно, говоря о глобализме, можно заглянуть ещё дальше в прошлое – во времена Римской Империи или даже финикийского морского колонизаторства. Действительно, многие параллели античного и новоевропейского глобализма окажутся неслучайны, включая и характерное для Рима развитое товарное производство, и весьма сходное с капиталистическим отношение к рабочей силе как к простому механическому орудию. Однако в пятом веке от Р.Х. Западная Римская Империя пала, а попытка восточноримских императоров в шестом веке восстановить Империю в прежних границах принесла крайне недолговечные результаты. Античный глобализм сошёл с исторической сцены.

Начиная с 14 века в Европе начали зарождаться капиталистические отношения. По мере их развития цветущее многообразие сотен народов и народностей (каждый со своей уникальной культурой) единой западно-европейской католической цивилизации нивелировалось до нескольких европейских наций. Развитие капитализма с его сведением всей сложности человеческой культуры к примитивному чистогану товарно-денежных отношений и извлечения прибыли закономерно вело к унификации и обезличиванию сначала в масштабах отдельных национальных государств, затем в масштабах западно-европейской цивилизации, и, наконец, в масштабе всего человечества.

Глобализм нового времени открыто выступает на историческую сцену с началом эпохи Великих Географических Открытий. Плоды его очевидны с первых же шагов – разрушение цивилизаций Америки, геноцид целых народов, поставленная на поток работорговля. Наиболее красноречивый образ раннего глобализма – переплавка высокохудожественных произведений искусства астеков и инков на золотые слитки стандартного веса и формы. Вслед за первой волной грабительского колониализма испанцев и португальцев последовала вторая волна ещё более беспощадного голландского, французского и, наконец, английского колониализма.

Генетическая связь между капитализмом и глобализмом очевидна. Капитализм как система производства, ориентированная не на жизневоспроизводство и жизнеобеспечение, а на извлечение максимальной прибыли, в самой своей сути содержит неравновесность. Подобно раковой опухоли, он не может существовать стабильно. Идея прибыли, идея капиталистического расширенного производства подразумевает, что система производит больше, чем потребляет. Значит, она может существовать только постоянно расширяясь, постоянно захватывая и поглощая всё новые и новые рынки сбыта и рабочей силы, всё новые источники сырьевых ресурсов.

Капитализм тесно и неразрывно связан с новоевропейским менталитетом, с представлением о природе как о механической системе, о человеке – как о биомашине, о цивилизации – как о прагматическом перестраивании мира под человеческие потребности. Новоевропейский менталитет – менталитет капиталистического мира – это гибрид механицизма с примитивным прагматизмом, это стандартизация и унификация, тотальное торжество количества над качеством. На месте поразительно богатого в своём разнообразии мира человеческих культур и цивилизаций возникает серая безликость неузнаваемо-однотипных городов, в которых одинаковые люди носят одинаковую одежду, едят одинаковую пищу, слушают одинаковую музыку, читают одинаковые газеты, однотипным образом обеспечивают своё существование. Мир типовых безликих бетонных жилищ, джинсов, макдональдсов, поп-музыки, клипов, офисов, шопинга и вездесущего микрософта – от Токио до Берлина, от Берлина до Сан-Франциско, от Сан-Франциско до Токио. Даже сами человеческие расы стремительно смешиваются, превращаясь в монотонное серое стадо, кочующее по свету, повинуясь колебаниям рынка рабочей силы. Даже совсем уж, казалось бы, незыблемая граница между мужчиной и женщиной начинает стираться по мере возрастания числа особей неоднозначной половой принадлежности.

Таковы плоды капиталистической унификации мира.

Коммунистическая идея рождалась как антитеза капитализму, как попытка преодолеть или даже обойти и избежать капиталистический этап в развитии общества. При этом в самом социалистическом-коммунистическом движении практически с самого его появления параллельно развивалось два различных направления. Одно направление – изначально связанное с утопическим коммунизмом, с народничеством и т.д. – рассматривало капитализм как объективное зло, как разрушение нормальных и естественных форм человеческой цивилизации, культуры и жизневоспроизводства. Соответственно, задача ставилась как поиск альтернативных капитализму путей развития, как «обход» капиталистического этапа. Второе направление рассматривало капитализм как одну из естественных и необходимых стадий развития человеческого общества, отвечающую определённому уровню развития общественных производительных сил, прогрессивную по отношению к предшествующим стадиям, но требующую преодоления при переходе на более высокий уровень общественного развития. Это второе направление получило своё развитие в изначальном марксизме. Несомненной заслугой марксизма было то, что в нём впервые коммунистическая идея была сформулирована не в виде утопии, а в виде научной теории, опирающейся на экономический и исторический анализ. Однако изначальный марксизм имел и явные ограничения. Слишком многое было взято из интеллектуального багажа того западного буржуазного общества, от которого он отталкивался: возведённый в квазирелигию материализм, экономикоцентризм в объяснении всех социальных явлений, парадигма поступательного прогресса природы и общества, евроцентризм, монистические представления о пути исторического развития. Марксизм был хорошо приспособлен для описания современного ему состояния (и предшествовавшего развития) западно-европейского общества, однако оставлял ряд открытых вопросов при попытке его приложения к иным цивилизациям, в частности к России.

Должны ли все страны пройти тот же путь развития капиталистических отношений, разрушения традиционной культуры и традиционных социальных институтов, путь социальной атомизации и индивидуализма – или же возможен прямой скачок от «докапиталистического» общинного коллективизма в коллективизм «посткапиталистический» и социалистический? В частности – в применении к России – являлась ли крестьянская община реакционным институтом, подлежащим уничтожению, или же зародышем грядущего социалистического общества? Кто в условиях только развивающегося, далеко ещё не зрелого российского капитализма начала ХХ века являлся естественным союзником «передовых» марксистских рабочих организаций – буржуазия или крестьянство?

Из разных ответов на эти вопросы выросли, соответственно, и два совершенно разных направления марксистской мысли. Одно направление – меньшевистское – пошло по пути следования мёртвой букве, сообразуя свои представления не с исторической и цивилизационной конкретикой, а со схематической абстракцией, построенной на основе догматизации марксистской теории. Исповедуя с формальной точки зрения «чистый» марксизм, меньшевики отказались от самого главного в марксистской методологии – от диалектики и конкретной исторической почвы. Второе направление – большевистское – пошло по пути творческого развития и применения марксистской методологии, постоянно сообразуясь с исторически и цивилизационно конкретной «почвой». Большевики осуществили диалектический и на первый взгляд парадоксальный синтез, соединив научность марксистского метода и с эмпирической правдой «народнического» крестьянского социализма, и с революционной теорией Ткачёва.

Меньшевики сделали ставку на прохождение «правильного» пути развития капитализма, на союз с «прогрессивной» буржуазией (против «реакционной» крестьянской массы), по сути добровольно подчинили себя её классовым интересам и в итоге бесславно закончили свой путь в охвостье белого движения. Большевики, напротив, сделали ставку на стратегический союз рабочих и крестьян, осуществили Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию, стали во главе Советов и всего красного движения, фактически сформировали новую социалистическую государственность.

Как это ни парадоксально на первый взгляд, при всём революционном радикализме большевиков они практически не несут исторической ответственности за разрушение Российской Империи. По сути уничтожили старую монархическую государственность и обрушили Империю как раз «февралисты» – то есть будущие «белые». Партия большевиков стала стремительно набирать политический вес с весны 1917 года, то есть после падения монархии и в условиях вызванной этим падением смуты. Историческая роль большевиков проявилась не в разрушении старой российской государственности, а в создании новой. И в территориальном, и в цивилизационном смысле большевики выступили именно как восстановители России и обуздатели смуты.

Как это ни странно, но именно риторику «права народов на самоопределение» большевики сделали средством восстановления территориального единства страны, а мировой Интернационал – проводником национально-государственных интересов Советской России. Железной рукой обуздали они тогдашний сепаратистский «парад суверенитетов», вернули в состав рождающегося Союза Советских Социалистических Республик практически все потерянные территории Империи за исключением только Финляндии и Польши.

Практически сразу же, взяв власть в свои руки, большевики объявили себя оборонцами, выдвинули лозунг: «социалистическое отечество в опасности!». Лучшие из белых – те, кто понимал «белое дело» в национально-патриотическом, а не буржуазно-классовом ключе – рано или поздно, но в большинстве своём осознали положительную роль большевиков с точки зрения России как самобытной цивилизации.

Итак, с начала ХХ века обозначились два главных направления в марксизме.

Одно направление – это социал-демократический, меньшевистский марксизм, фактически отрёкшейся от фундаментальных положений марксистской революционной теории, скатившийся на позиции оппортунизма и соглашательства с буржуазией, на позиции «классового сотрудничества», экономизма и тред-юнионизма, но при этом возведший в ранг непререкаемой догмы все те положения в марксизме, которые несут след новоевропейской, по сути буржуазной общественной мысли – непререкаемый евроцентрический универсализм и парадигму монистического и линейного исторического прогресса. Ревизионистская гибкость (за гранью бесхребетности и беспринципности) меньшевиков, западных социал-демократов и еврокоммунистов в вопросах классовой и вообще социальной борьбы поразительным образом сочетается с исключительно твердолобым догматизмом в сфере, связанной с диалектикой формационно-стадиального и цивилизационного подходов. Европейские «правильные левые» не просто игнорируют эту диалектику, но исключительно агрессивно настроены по отношению ко всякой теории, отмечающей наличие вполне очевидных цивилизационных, национально-этнических и антропологических отличий между людьми. С их точки зрения представители разных культур равны не в смысле равенства человеческих прав, а в смысле несущественности различий. «Люди одинаковы» – вот их лозунг. Если же люди всё-таки очевидно разные – значит это чисто стадиальные различия, «дорастут до нас – будут одинаковые». Эта догма незаметно подменяется императивом «люди должны быть одинаковыми», а кто не хочет – тот против «правильного» прогресса, тот реакционер, «правый», «фашист». Такова в несколько огрублённом и, возможно, слегка окарикатуренном (но лишь самую малость) виде позиция «европейской левой».

Второе направление – это большевистский марксизм, предельно радикальный и бескомпромиссный в вопросе социально-классовой борьбы, но при этом лишённый вульгарно-материалистического догматизма и принципиально готовый к восприятию истины в её исторической и цивилизационной конкретности. Большевизм представляет собой творческое, диалектическое направление в марксизме, способное на молиться, расшибая лоб, на теорию, а каждодневно поверять её практикой и корректировать в соответствии с конкретными реалиями, учитывать диалектику общего и частного, абстрактного и конкретного, принимать во внимание не только общеисторические закономерности, но и национальную, культурную, антропологическую, цивилизационную специфику той или иной «почвы». Именно поэтому в рамках большевистского направления совершенно естественен диалектический синтез формационно-стадиального подхода (отражающего общие исторические закономерности) с подходом цивилизационным (отражающим специфику и многообразие реальных цивилизаций).

Обобщая, можно сформулировать главное отличие. Меньшевизм, социал-демократия, «еврокоммунизм» пытаются реализовывать социалистический проект вопреки цивилизационной специфике, через насилие и разрушение национальных и культурных традиций, через унификацию и обезличивание человечества в грубом и предельно вульгарно понимаемом «экономизме» и «материализме» (в больших кавычках, ибо на самом деле как раз догматическая абстракция теории заслоняет от них реальный материальный мир). Большевизм, напротив, реализует социалистический проект с опорой на цивилизационную специфику, на национальную культуру и менталитет, не умерщвляет, а высвобождает и воплощает в реальность живущий в недрах национальной культуры архетип. Неудивительно поэтому, что нигде и никогда социалистическая революция не осуществилась по рецептам догматических марксистов. Более того, вообще ни разу социализм не победил в развитом капиталистическом обществе. Везде, где победили социалистические революции, они победили по большевистскому сценарию, то есть с опорой на национальную специфику, на союз рабочих с крестьянством (а подчас и просто на крестьянство). Примечательно, кстати, что даже самый травматический, самый болезненный разлом, возникший в ходе Революции – разлом между большевизмом и Русским Православием – был почти преодолён ещё в начале Великой Отечественной Войны.

Несколько особняком между большевистским и меньшевистским направлением стоит троцкизм. Социально-классовый радикализм, отрицание идеи классового мира отличают его от меньшевизма и делает попутчиком большевизма в рамках Красного движения. Однако космополитизм, крайний «левацкий» догматизм и схематизм, вульгарный экономический «материализм», национально-историческая, культурная и цивилизационная беспочвенность, подмена конкретной реальности абстрактными схемами явно роднят его с меньшевистским направлением и противопоставляют большевизму. Не случайно главными обвинениями Троцкого в адрес Сталина был «национал-коммунизм» и «эмпиризм». Если добавить к этому крайний индивидуализм, характерный вообще для мелкобуржуазного радикализма, и следующую из этого индивидуализма политическую практику фракционности и раскольничества, то мы получим достаточно ясное представление о причинах несовместимости троцкистского направления с большевизмом.

Эпоха И.В. Сталина была по сей день остаётся непревзойдённой вершиной торжества большевистской политической линии, то есть национального, почвеннического, цивилизационно-самобытного направления в коммунистическом движении. И неслучайно именно эта эпоха стала наиболее прорывной, наиболее плодотворной в реализации советского социалистического проекта. Однако борьба между национальной, большевистской политической линией и космополитической, национально-беспочвенной линией догматического «марксизма» и вульгарно-экономического «материализма» никогда не прекращалась. Прорвавшийся после смерти Сталина к власти Никита Хрущёв, «разоблачая» сталинизм, по сути сломал именно траекторию национально-коммунистического, большевистского развития, вернув Партию и всё советское общество опять в состояние неопределённости между почвенным национальным русским коммунизмом и космополитическим беспочвенным схематизмом, гораздым прикрываться цитатами из классиков марксизма. Вместо того, чтобы завершить только едва начатое Сталиным ревоцерковление страны, Хрущёв начал новую дехристианизацию и атеизацию. Вместо того, чтобы закрепить «сакрализацию» социалистического единодержавия, Хрущёв провел свое пресловутое «разоблачение культа личности», тем самым, нанеся смертельную рану советскому самосознанию. И, наоборот, вместо того, чтобы продолжить весьма смело и своевременно начатую Сталиным критическую ревизию марксистского наследства, Хрущёв превратил марксизм в мертвое музейное идолище. Вместо того, чтобы поддержать складывающуюся систему советской аристократии (в собственном смысле – т.е. «власти лучших») Хрущёв публично унизил «касту» ученых и инженеров. И в то же самое время он резко снизил вертикальную социальную мобильность, превратив партноменклатуру в замкнутое и закрытое сословие. В итоге место элиты заняла стремительно дегенерирующая партийная номенклатурная олигархия.

Хрущёвское «разоблачение» сталинской национально-коммунистческой, большевистской линии автоматически означало откат к позициям космополитической национал-ниглистической левой, к позициям в спектре от меньшевизма и ревизионистской социал-демократии до троцкизма. Разумеется, полного возвращения к этим позициям не произошло, но Партия оказалась в положении неопределённости между двумя принципиально несовместимыми проектами. Брежневский застой лишь зафиксировал эту ситуацию. В соответствии с метким анекдотом того времени, вместо того, чтобы ехать, пассажиры начали качать вагон и имитировать звуки движущегося поезда. В середине восьмидесятых к власти в партии опять дорвались представители космополитического направления в духе западной левой. Не способные к творческому синтезу марксистского классового подхода с подходом цивилизационным, почвенническим, национальным, они вовсе отбросили цивилизационную составляющую, всерьёз поверив западным басням о «новом мышлении», «разрядке» и прекращении Холодной войны. Итог хорошо известен: односторонняя разрядка обернулась по сути капитуляцией, поражением Советской России в фактически шедшей Третьей мировой войне. Запад же, достигнув своих целей, немедленно отбросил нью-эйджерскую риторику Римского клуба и вместо разоружения и разрядки максимально жёстко и практично воспользовался открывшимися ему возможностями. Поведение Запада после окончания Холодной войны, совершенно чётко продемонстрировало, что со стороны США и их партнёров по НАТО это была война в первую очередь цивилизационная, геополитическая, а только во вторую очередь – обусловленная идеологическими мотивами. Война велась США и их союзниками не за доминирование тех или иных абстрактных ценностей или экономического уклада, а за конкретно свою власть над миром.

Сегодня мы – коммунисты России – снова перед выбором. Какое стратегическое направление будет избрано: большевистское, почвенное, сталинское – или же социал-демократическое, «левое» в западном смысле слова, меньшевистско-троцкистское? Антиглобалистское или глобалистское? За какой проект будущего мы боремся: за мир, богатый разнообразием уникальных и самобытных культур и цивилизаций или за унифицированный общемировой человейник, в котором смешались и слились народы, расы, религии, культуры и языки? Вопрос здесь не в анализе текущих тенденций развития, а в свободном выборе целей и ценностей.

Совершенно понятно, что ни в рамках одной Партии, ни в рамках единого движения мирно сосуществовать две противонаправленные цели, две противоположные системы ценностей не могут. Пришло время прекратить путаницу между антиглобалистами и альтерглобалистами. Это разные, несовместимые, в ближайшей перспективе антагонистические направления, и размежевание здесь необходимо и неизбежно. С нашей точки зрения – с точки зрения настоящих антиглобалистов – пропасть между нами и альтерглобалистими намного шире, чем те частные различия, которые существуют между альтерглобалистами и «классическими» глобалистами. И те и другие – сторонники унифицированного, обезличенного мира, глобального человейника, хотя и по-разному видят его устройство. Мы – принципиальные противники унификации как таковой, глобализации как таковой, будь она хоть «по Соросу», хоть «по Бушу», хоть «по Бузгалину и Кагарлицкому». Мы в первую очередь отстаиваем свою национальную и цивилизационную самобытность и идентичность, и при этом, будучи русскими коммунистами, считаем социалистический путь развития одновременно и неотъемлемым элементом, и необходимым условием этой самобытности и идентичности.