Интервью корреспонденту радиогазеты Слово. 4 страница

Консервативные ценности, традиционная модель общества восстановятся и восторжествуют в любом случае. Потому, что они обеспечивают устойчивое жизневоспроизводство человеческих популяций, а система, их отрицающая – не обеспечивает. В любом случае всё вернётся на круги своя. Вопрос совершенно не в том, за каким типом общества будущее – за традиционным или за антитрадиционным. Нет сомнения, что за традиционным. За таким, которое консолидировано духовными, скорее всего, религиозными принципами. За таким, которое способно защищать своё и отторгать чужеродное. За таким, в котором учёный сохраняет и передаёт знания, воин – воюет, а работник – работает. За таким, в котором женщина рожает детей, а не пытается играть в мужчину.

Весь вопрос только в том, как произойдёт восстановление естественного порядка вещей. Варианта тут ровно два. Либо мы сами – Русские и европейцы, белое человечество в целом – сможем преодолеть вирус капитализма, избавиться от вредной социальной мутации. Либо мы этого не сможем – и исчезнем вместе с ней. Тогда наше место займут другие народы и другие цивилизации. И с точки зрения глобальной человеческой истории в этом тоже не будет ничего экстраординарного. Такое происходило в истории с завидной регулярностью. И если от погибшего Рима или цивилизации майя осталась хотя бы историческая память и культурное наследие, то, например, от доиндоевропейских цивилизаций Европы или от доарийской Индии не осталось практически ничего.

Но так уж устроен человек, равно как, впрочем, любое живое существо, что собственное выживание для него – это вопрос далеко не философски отвлечённый. Нас ведёт древний, как сама жизнь, инстинкт выживания. Выживания физического, выживания этнического, выживания культурного, выживания национально-государственного и цивилизационного. Защищая традиционные ценности, свои святыни, свою веру, защищая от распада культуру, цивилизацию, образование, национальную идентичность, нормы семейной жизни, мы просто боремся за жизнь. Все, кто хочет выжить – просто обречены делать то же самое вместе с нами. Независимо от их субъективного отношения к коммунистической идеологии, у них нет иного пути, как присоединяться к нам и создавать некапиталистические, нерыночные, немонетарные, неростовщические модели социального устройства. То есть – в той или иной форме – модели социалистические. А те, кто хочет толерантно вымереть и освободить место для других народов – тем самое место среди либералов и «настоящих левых». Каждому – своё.

Октябрь 2012

Статья опубликована на сайтах:

Сайт Всероссийского созидательного движения «Русский лад» https://www.rulad.ru/novosti/s-a-stroev-kommunisty-i-traditsionny-e-tsennosti.html

«Русская народная линия» https://ruskline.ru/analitika/2012/10/22/kommunisty_i_tradicionnye_cennosti/

Центральный сайт КПРФ https://kprf.ru/party_live/111639.html

Сайт Астраханского областного отделения КПРФ https://www.kprfast.ru/content/view/64323/41/

Миграция – оружие в войне против гражданского общества

Массовая ксеноэтническая и ксенорасовая миграция, а также её следствие – стремительная мультикультурализация прежде моноэтничных обществ европейских стран, безусловно, требует объяснения. Очевидно, что данная тенденция возникла изначально как оборотная сторона колониализма и связана со стремлением капитализма к демпингу рабочей силы, к созданию прослойки штрейкбрехеров, заведомо исключённой из солидарности национального рабочего класса. Иными словами, в изначальном своём проявлении ксеноэтническая массовая миграция, также как и ряд других социально деструктивных явлений таких как урбанизация, секуляризация, подрыв традиционных нравственных и социальных норм, феминизм и т.п., может быть объяснена исходя из рациональной логики классического капитализма.

Однако столь же очевидно, что в последние два-три десятилетия это явление вышло далеко за рамки изначально породившей его классовой логики борьбы интересов производственного капитала против интересов наёмного труда. В самом деле, современные мигранты в массе представлены отнюдь не пролетариями-штрейкбрехерами, сбивающими нормы оплаты рабочей силы до уровня стоимости её физического воспроизводства, а преимущественно заведомыми паразитами-нахлебниками, сразу садящимися на социальные пособия и начинающими неконтролируемо плодиться на деньги законопослушных налогоплательщиков. Прежняя логика капитала по обесцениванию норм оплаты труда за счёт увеличения рынка рабочей силы и конкуренции за рабочие места продолжает действовать лишь в отношении высококвалифицированных мигрантов-когнитариев из России, Китая, Индии, Пакистана и некоторых других стран второго эшелона, вытесняющих национальные кадры из европейских и североамериканских научных институтов и наукоёмких производств.

Однако массовый поток неквалифицированных мигрантов из арабского мира и чёрной Африки, ни дня не работающих и со дня своего завоза в развитую страну сразу переходящих к паразитическому существованию, никак не может быть объяснён чисто экономической целесообразностью даже в рамках логики капитализма. Тем более, не могут в рамках логики классического капитализма быть объяснены высокозатратные социальные программы мультикультурализма, то есть искусственного воспроизводства в ряду поколений культурной инаковости мигрантских диаспор относительно коренного национального общества, осуществляемые за счёт этого самого общества. Объяснение данных феноменов моралистическими и гуманитарными мотивами, напоминающими внушаемый обществу коллективный мазохизм и комплекс исторической вины белого человека перед чёрными и цветными явно не объясняет действительных причин явления, поскольку не выявляет ни стоящих за ним интересов, ни заинтересованного субъекта. Такое «объяснение» имеет выражено манипулятивный характер и является инструментом внедрения программы, а не её прагматическим мотивом. Поэтому выявление действительных интересов и заинтересованных социальных сил, осуществляющих данную социальную политику, остаётся открытым и весьма актуальным вопросом, требующим своего решения.

Воспроизводство социальных механизмов толерантности, политкорректности и мультикультурализма может быть объяснено цепочкой обратных связей, запускаемых любым репрессивным идеологическим монополизмом. Социальные репрессии в отношении инакомыслящих становятся орудием внутрисоциальной конкуренции за любые статусные позиции и заставляют всех социально активных претендентов на роль элиты ревностно декларировать и, тем самым, укреплять утвердившиеся идеологические догматы независимо от собственного к ним внутреннего отношения. Таким образом, гарантия лояльности в отношении к утвердившимся идеологическим догмам со стороны элит достигается за счёт превращения обвинения в нелояльности в средство конкурентной борьбы. Пассивное же большинство общества, не вовлечённое в острую борьбу за социальный статус, характеризуется низким уровнем критичности восприятия и высоким уровнем социального конформизма, поэтому оно легко акцептирует те мировоззренческие и моральные представления, которые транслируются ему статусными элитами через систему общественного воспитания и средства масс медиа. Кроме того, механизм социального воспроизводства идеологии мультикультурализма явно включает в себя лоббизм со стороны всех социальных структур, уже созданных ранее для обслуживания данной политики и имеющих свою долю в присвоении финансовых средств, выделяемых из бюджета на «программы мультикультурализма». Сюда же можно отнести и борьбу партий и политиков за растущий ксеноэтнический электорат. Тем не менее, данные механизмы могут объяснить лишь циклическое воспроизводство социально деструктивных трендов мультикультурализма, толерантности и политкорректности, но не логику их изначального импульса и не социальный субъект, являющийся их заказчиком.

Для того, чтобы выявить их, необходимо уяснить динамику развития капитализма и его перехода из классической производительной фазы в постклассическую виртуально-финансовую. Внутренняя логика развития капитализма состоит в поступательной концентрации и монополизации капитала. В результате изначально широкий и достаточно консолидированный класс буржуазии постоянно сужается и вырождается в итоге в замкнутую наследственную олигархию, состоящую из узкого круга сверхбогатых семейств. Этот круг замыкается в особую касту, выделяющуюся из состава национального сообщества своим положением и своими объективными экономическими и политическими интересами. Происходит расслоение и распад прежней национальной общности и разрушение реальной экономической базы национально-буржуазной демократии, аналогичное и буквально исторически воспроизводящее кризис античных греческих полисов и римской республики. На одном полюсе распадающегося гражданского общества формируется сверхбогатая олигархия, на другом – деклассирующееся люмпенство, аналогичное древнеримскому плебсу эпохи упадка республики. Между этими двумя полюсами возникает не антагонизм, а смычка интересов. Олигархия прикармливает люмпенство подачками (знаменитое «хлеба и зрелищ!») и использует в качестве своей массовой «пехоты» в борьбе против остатков гражданского общества, пытающегося сохранить прежние механизмы правового общества и буржуазной демократии и предотвратить установление прямой олигархической диктатуры. В этом смысле фашизм XX века (в широком смысле слова, т.е. включая не только собственно итальянский фашизм, но и все буржуазно-олигархические режимы, опирающиеся на деморализованный охлос и широко практикующие демагогию в исходном смысле этого слова – например, рузвельтовский режим в США) является прямым аналогом древнегреческих тираний второго поколения (т.е. связанных с кризисом не архаических родовых аристократий, а уже полисных демократий), а также римских узурпаций и формирования системы клиентелы в эпоху заката республики и начала империи. Естественные с точки зрения имманентной логики развития капитализма тенденции распада социальной базы буржуазных демократий и формирования корпоративно-олигархических диктатур в полной мере проявили себя ещё в первой половине XX века. С середины прошлого века они, однако, в известной мере были искусственно заморожены и даже обращены вспять в силу конкуренции капиталистического мира с СССР и социалистическим лагерем в целом. Однако падение социалистической альтернативы вернуло капитализм к естественным для него людоедским формам. Начался стремительный демонтаж искусственно поддерживавшегося в порядке рекламной акции европейского «заповедника» – «демократического общества всеобщего благоденствия». Возник неолиберальный тренд возрождения «рыночного фундаментализма» и, следовательно, стремительного социального расслоения и уничтожения т.н. «среднего класса». Вне всякого сомнения, прикормленные мигрантские диаспоры профессиональных паразитов, заведомо чуждые и враждебные окружающему цивилизованному обществу налогоплательщиков, составили один из важнейших компонентов охлоса, служащего для олигархии опорой при ликвидации институтов прежней буржуазной гражданской демократии.

Второй важный момент, тесно связанный с предыдущим, состоит в том, что капитализм в эпоху империализма перерастает национальные рамки. На раннем этапе своего развития капитализм объединяет, консолидирует и в известной мере «создаёт» нации, разрушая как горизонтальные (региональные, местные, субэтнические), так и вертикальные (сословные, корпоративные) границы, разобщающие этнос. Однако дальнейшее развитие тех же самых тенденций объединения и расширения рынков сбыта, капитала, сырья и рабочей силы разрушает уже национальные границы. Пройдя этап империализма, то есть острой борьбы прежних «национальных» по своему происхождению олигархий за мировое господство, капитализм переходит в стадию глобализма, то есть формирования единой всемирной экономической и политической системы и единого общемирового рыночного пространства. На этом этапе частные олигархические транснациональные и транстерриториальные сетевые центры силы и власти (банковские структуры и корпорации) начинают перетягивать на себя функции, прежде принадлежавшие национальным государствам. Со стороны этих структур, заинтересованных в устранении национальных барьеров «свободному» движению капиталов, товаров и рабочей силы, возникает устойчивый и более чем платёжеспособный спрос на разрушение национальной суверенной государственности как института. Это второй резон для политики искусственного уничтожения политических наций, основу которых составляет относительно моноэтнический и монокультурный состав гражданского коллектива.

Наконец, необходимо принять во внимание третий – самый важный – момент в перерождении капитализма: виртуализацию финансов и демонетизацию золота. Объективная сторона этого явления состоит в том, что в середине XX века капиталистическая система достигла пределов своего развития. Все потенциальные рынки были захвачены и поделены, расширяться стало некуда. Логика безграничного наращивания прибылей столкнулась с ограниченностью материального производства и потребления, источников сырья и совместимого с жизнью уровня загрязнения биосферы. На этом этапе капитализм должен был или погибнуть в результате кризиса, или кардинально трансформироваться, разорвав связь между неограниченным деланием прибылей и ограниченным производством реальных товаров и услуг. История, как известно, пошла по второму пути. Оборот виртуальных знаков, поддерживающий устойчивость присущих капитализму социальных иерархических отношений, освободился от привязки к реальному производству и стал жить своей собственной жизнью, превратившись в гибрид ролевой игры и оккультного ритуала. Автономизация финансовой сферы от реальной экономики и её виртуализация потребовали создания неограниченно создаваемых и постоянно инфлюирующих денег, которые можно сохранить, только постоянно вкладывая и получая процент, компенсирующий инфляцию. Классические золотые деньги, которые невозможно создать из ничего, не могли обеспечить бесконечный рост. Рано или поздно по правилам игры они должны были полностью сосредоточиться в одних руках и предопределить конец процесса. К тому же ограниченность мирового золотого запаса предопределяла постоянную дефляцию денег и, следовательно, стимулировала их выведение из оборота.

Эта вызванная объективными потребностями мировой капиталистической системы мутация капитализма имела и субъективную сторону. Ограниченный круг частных банковских структур получил доступ к созданию денежных знаков в буквальном смысле из ничего по близкой к нулю себестоимости. В итоге рынок из средства более или менее эквивалентного обмена стоимостями превратился в средство одностороннего безвозмездного присвоения и контроля. В мировой системе возник субъект, стоящий над законами и правилами рынка, потенциально способный под видом покупки перевести в свою собственность любой материальный или нематериальный товар, выставленный на рынок, независимо от того, в какую сумму его оценил продавец. Поскольку субъект, производящий деньги из ничего, сам в них заведомо не нуждается, он использует их в качестве средства не накопления, а контроля всего, что номинировано в денежном эквиваленте и стало товаром, будь то сырьевые ресурсы, реальные продукты производства, услуги и сервисы, знания и технологии, управляющие поведением масс информационные потоки, знаки социального престижа, поступки и взаимоотношения людей и т.д. Отсюда следует важный вывод: сфера тотальной власти новой олигархии (эмитента денежных знаков, выпускаемых без гарантий их твёрдого обеспечения в соответствии со «свободно-рыночными» ямайскими принципами) принципиально совпадает со сферой распространения товарно-денежных отношений, т.е. готовности людей выставлять те или иные ценности на рынок и номинировать их в денежном эквиваленте. И обратно: любое сохранение принципиально нерыночных ценностей (духовных, мировоззренческих, идеологических, эстетических, моральных, культурных, социально-статусных) и не опосредованных рынком социальных и межличностных связей (национальных, конфессиональных, корпоративных, семейных, в конце концов – просто дружеских) самим фактом своего существования ограничивает сферу капиталократии и, следовательно, являются для неё потенциальным препятствием и угрозой. Исходя из этого факта, также несложно объяснить платёжеспособный спрос на программы по разрушению социальных связей и структур, имеющих нерыночный характер – в том числе, национальных. В этом смысле программы мультикультурализма (разрушения института нации) стоят в одном ряду с программами внедрения феминизма и ювенальной юстиции, имеющими целью разрушение семьи.

Примечательно, что экономический базис и политическая надстройка капиталократии находятся в тесной взаимосвязи. Усиление одного ведёт к усилению другого. И, наоборот, тенденции последних семи-восьми лет к ремонетизации золота и, следовательно, к ослаблению монополии эмитентов виртуальных денежных знаков на власть чётко коррелируют с тенденцией контрнаступления институтов национальной государственности и гражданского общества против сетевых глобалистских центров в Европе и отчасти в США, с ограничением и отступлением навязывания мультикультурализма обществу.

Современные западные т.н. «левые», начиная с «революций 60-х» выражающие интересы не трудящегося большинства, а совокупности маргинально-паразитарных и асоциальных меньшинств, несмотря на свою псевдомарксистскую риторику давно перешли на службу капиталократии и стали небескорыстным орудием реализации её проектов по разложению гражданского общества. В этих условиях для нас – настоящих коммунистов – естественным союзником является скорее то крыло консерваторов, которое сочетает защиту традиционных культурных и национальных ценностей и антиглобализм с социально ответственной, а в некоторых случаях и откровенно социалистической программой в экономических вопросах. Таковы «Национальный фронт» во Франции, Национально-демократическая партия Германии, «Истинные финны» в Финляндии, Партия «За лучшую Венгрию» (и до некоторой степени более умеренный ныне правящий Фидес – Венгерский гражданский союз) и некоторые другие. Эти партии, зачастую именуемые «ультраправыми», объективно выражают сегодня интересы трудящихся – наёмных работников умственного и физического труда, а также мелкой, в большинстве своём производственной буржуазии и противостоят напору союза монополистической финансовой олигархии с паразитарным люмпенством.

Подведём итоги. Развитие капитализма закономерно и неизбежно порождает механизмы разрушения национальной и вообще человеческой культуры, а также платёжеспособный спрос на применение этих механизмов. Попытка обратить исторический процесс вспять и вернуть капитализм на ранний, давно пройденный им этап развития (демонополизация, ограничение банковского капитала, борьба со ссудным процентом при сохранении частной собственности на средства производства и применения наёмной рабочей силы) столь же фантастичны, как попытка загнать дуб обратно в жёлудь, из которого он вырос. Задача сохранения культуры во всех её формах (национальных и конфессиональных идентичностей, традиционных отношений полов, института семьи, исследовательского, технического и художественного творчества и т.д. и т.д.) категорически требует в качестве необходимого условия выхода за рамки капиталистических отношений и разрушения системы капиталократии. Это подразумевает, в свою очередь, необходимость обобществления средств производства и перехода от фетишизма максимизации прибыли к принципиально иному мотиву и критерию эффективности производства – устойчивому воспроизводству самой жизни и необходимых для этого средств, к удовлетворению связанных с этим жизневоспроизводством разумных материальных и духовных потребностей людей и их национально-этнических коллективов.

Гражданское общество европейских стран, в последние годы пробудившееся и начавшее сопротивляться своему уничтожению, должно осознать коренную причину и источник силы своего смертельного противника – историческую логику капитализма на стадии его вырождения в олигархическую глобалистскую капиталократию. Социально-экономические рецепты марксизма могут сегодня стать эффективным оружием в руках защитников консервативных национальных, религиозных и моральных ценностей. Спасение от наступления мультикультурализма и иных тесно связанных с ним практик социальной деструкции (постмодернизма, «политкорректности», феминизма, пропаганды содомии, «ювенальной юстиции» и т.п.) требует от европейских наций решительного разрыва как с капитализмом, товарным фетишизмом и рыночным неолиберальным фундаментализмом, так и с левацким идеологическим наследием «революций 60-х».

Март-апрель 2012.

Статья опубликована:

Строев С.А. Миграция – оружие в войне против гражданского общества // Репутациология. Сентябрь-декабрь 2012 г. Т. 5, № 5-6.

А также на сайтах:

«Русский социализм – Революционная линия» https://russoc.kprf.org/News/0000976.htm и https://russoc.info/News/0000976.htm

Центральный сайт КПРФ https://kprf.ru/international/104619.html

Сайт Национально-консервативного Движения немцев из России https://www.volksdeutsche-stimme.de/presse/mig_mar2012.htm

Сайт Движения за возрождение отечественной науки

https://www.za-nauku.ru//index.php? option=com_content& task=view& id=5640& Itemid=39

Православие и социализм

коммунистическая Революция избавила Россию, а с нею и весь мир, от великой опасности. При малой склонности русского народного характера к делам буржуазным, капиталистический путь, на который толкал Россию общий оппонент славянофилов, народников и большевиков, - российский либерализм, - неизбежно привел бы к превращению России в полуколонию западного капитала. Нетрудно догадаться, что это означало бы увековечивание мировой колониальной системы, полное и неотвратимое господство буржуазного Запада над всем миром.

Ф. В. Карелин «Теологический манифест»

26 октября 2006 года в Москве проводится круглый стол антиглобалистов на тему «Православие и социализм», на котором мне было предложено выступить с изложением своей позиции по данному вопросу. Поскольку, находясь в настоящее время в рабочей командировке, приехать не могу, я изложил свои взгляды в форме данной статьи и в таком виде представляю их вниманию участников круглого стола.

Первое, что важно отметить в отношении таким образом сформулированной темы – это то, что сама предложенная формулировка темы вызывает закономерный вопрос: а сопоставимы ли вообще эти явления? Имеют ли те сферы бытия, в которых они находятся, вообще такую точку соприкосновения, в которой правомерно ставить вопрос об их отношении друг к другу?

Православие – то есть подлинное, неискажённое Христианство – в первую очередь представляет учение о личностном спасении. Первично в Христианстве именно культовое и мистическое начало, то есть вопрос об отношении человека к Богу, о возможности личностной сопричастности Богу. Этические проблемы, связанные с отношением человека к человеку (и опять-таки, личностным отношением) второстепенны. Вопросам же социальным, связанным с организацией социума, придаётся ещё меньше значения, хотя, несомненно, определённое место уделяется и им.

Сейчас, когда отношение большинства коммунистов к Православию сменилось с нетерпимого и враждебного на умеренно доброжелательное, всё чаще приходится слышать в нашей партии слова о прогрессивной роли Православной Церкви, о её неоценимом вкладе в развитие русской национальной культуры, значении в сохранении и остаивании общественной морали и нравственности, наконец, о её социальной роли. В конце концов доходит до того, что самого Иисуса Христа некоторые наши товарищи называют «первым коммунистом» и представляют как социального реформатора и проповедника коммунистической морали и нравственности. С одной стороны, конечно, это отрадно, потому, что по сравнению с воинствующим богоборчеством это явный прогресс. Но с другой стороны такое представление о Православии, Церкви и её Основателе совершенно несообразно самому Православию. Трактовка Христианства как по преимуществу «социального учения» – это явная подмена главного второстепенным, и, следовательно, такой ход мысли ведёт к заблуждению и искажённому пониманию.

Зададимся вопросом: может ли государство (какое угодно: будь то монархическое, буржуазно-республиканское или советское) вполне следовать Христовым заповедям – «не убий», «не осуди» и не только отменить смертную казнь, но и упразднить полицию и суды? Может ли быть положен в основание правовой системы любого государства принцип, согласно которому «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» (Лк. 6, 29)? Очевидно, не может, иначе произвол убийц и насильников стал бы господствующим в государстве принципом. Значит ли это, что христианская мораль несостоятельна? Вовсе нет. Ведь Христос и не подменяет принесённым им моральным принципом действующий юридический закон. Он не отвергает власти мирских владык и прерогатив суда. Принесённые Христом заповеди обращены не к государству, а к совести каждого отдельного человека. Он говорит «Царство Мое не от мира сего» (Ин 18, 36), «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф 22, 21). Также и Св. Ап. Павел, говоря, что в новом человеке «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного» (Кол 3, 11), не призывает тем самым к социальной революции, отмене рабства или упразднению национальных разделений. Христианская отмена рабства осуществляется в особом пространстве – духовном «царствии не от мира сего», которое проникает собой материальный и социальный мир, но не смешивается с ним и не разрушает его.

Здесь одно из существенных отличий Христианства от других монотеистических религий. В Исламе и иудаизме религиозный закон носит характер чётко регламентированных правил. Такой закон имеет почти юридическую формальную точность, и потому он может быть положен в основание правовой системы (Шариат, Галаха). Соблюдающий этот закон праведен, нарушающий – грешен и виновен. В Христианстве совершенно иной принцип: заповеди даны не как формальные нормы, а как идеальные, практически недостижимые ориентиры. Выполнить их буквально невозможно, как нельзя дойти до линии горизонта. «Планка» Христианства бесконечно выше, чем «планка» иудаизма или Ислама – это «планка» не человеческой праведности, а богоподобия. Поэтому в Христианстве все грешны и никто не спасается своими заслугами и своей личной праведностью, а только искупительной жертвой Христа и благодатью Св. Духа. Отсюда главный вывод: никакая социальная система не может претендовать на то, что она есть социальное выражение христианского принципа. Пространство социальных и экономических отношений – слишком узко и тесно, слишком приземлённо, чтобы вместить в себя и выразить в себе полноту Христианства, хотя, разумеется, и оно так или иначе соотносится с христианской истиной и либо сообразуется с ней, либо ей противоречит (об этом ниже). Пока же отметим, что нельзя подменять «царствие не от мира сего» земным царством, сколь бы разумно оно ни было устроено, как нельзя и подменять миссию Искупителя миссией социального преобразователя. В противном случае это будет уже не Христианство, а лишь, в лучшем случае, система, использующая библейские образы.

Попытка так или иначе «вписать» Христианскую Церковь в систему административной, социальной или экономической организации всегда приводила к обмирщению и духовному кризису, будь то вариант римо-католический (захват церковной иерархией прерогатив светской власти) или протестантский (подчинение Церкви государству и встраивание в структуру государственного аппарата). Государство нуждается в религии, но всегда стремится превратить её в земную идеологию, в средство социальной организации и мобилизации, в орудие классового господства. Одним словом – в инструмент земных, материальных интересов, то есть в тот «опиум для народа», каковым её считали атеистические коммунисты. А это опаснейшая подмена. Потому что суть Христианства – за пределами социального и экономического. Главная суть Христианства не в верности Царю и Отечеству, не в поддержании общественной нравственности, не в развитии национальной культуры и не в организации социально ориентированной экономической системы, а в личном спасении каждого верующего, в личном приобщении ко Христу и снискании благодати Св. Духа.

Что же социализм? Социализм есть прежде всего общественно-экономическая форма организации социума, сущностью которой является обобществление средств производства. Идея такого обобществления не противоречит Христианству, ибо ни в Св. Писании, ни в Свящ. Предании мы не найдём ничего о «священном» праве частной собственности на средства производства или о свободе частного предпринимательства.

Да, коммунистическое движение возникло в XIX веке и прошло практически весь XX век под знаменем воинствующего атеизма или, вернее сказать, богоборчества. Да, в первой половине прошлого века коммунистическая власть обрушила на верующих (и в особенности на клир и монашествующих) страшные гонения, а разорение и поругание храмов нельзя определить иначе как варварство и мракобесие. Гонения эти были продиктованы, конечно, не какой-то «кровожадностью» большевиков, а историческими обстоятельствами, в которых встроенная Петром I в структуру государственного аппарата церковная организация действительно оказалась вовлечена в политическое противостояние. Не стоит забывать, что Патриарх Тихон произнёс свою знаменитую анафему на большевиков как раз в условиях разгорающейся гражданской войны. Это объясняет экстремизм антицерковной политики первых десятилетий Советской власти, хотя, разумеется, не оправдывает его.

Но что же из этого следует? Римская Империя два с половиной столетия подвергала христиан жесточайшим гонениям. После же Император Константин Великий сначала прекратил гонения, а затем и вовсе придал Христианству статус государственной религии. Разве, восторжествовав, Христианство повергло Империю во прах, заставило римлян отказаться от самого своего имени в отместку за двухсотлетние гонения? Вовсе нет. Римляне, приняв Христианство, остались римлянами, Империя, став христианской, осталась Империей. Есть христианское предание, согласно которому один святой даже отмолил душу одного из языческих императоров. Это предание ценно для нас прежде всего тем, что наглядно демонстрирует отношение восторжествовавшего Христианства к «покорённой» им языческой Империи.