Обзор истории иосифлянского движения 14 страница

Сразу же после выхода Декларации еп. Павел начал в беседах с верующими критиковать ее содержание. На этот раз он оказался не одинок среди харьковского епископата. На допросе 24 января 1931 г. К.Т. Бублик, с 1922 г. проповедовавший по селам с благословения о. Николая Загоровского, показал: «Епископы Павел (Крати-ров), Аркадий (Остальский), Максим (Руберовский) и другие говорили мне и другим верующим о том, что Декларация Сергия неправильная, т.к. Сергий продался Советской власти и ведет Церковь к гибели, что он подчинил Церковь власти. Церковь же, по их словам, должна быть свободной и не идти ни за какой властью, т.к. власть Советская может перемениться. Они говорили: не бойтесь убивающих вас; тело убьют, душу не убьют, держитесь истины...»

Однако и здесь еп. Павел пошел дальше, чем разделявшие в тот момент его взгляды местные архиереи. Они остались «непоминающими» и не отделились от митр. Сергия. Владыка Павел, поддерживаемый рядом священников, поступил иначе. Осенью 1927 г., одним из первых, бывший ученик епископа по семинарии Райгородский благочинный прот. Антоний Попов стал просить его, чтобы Владыка «сделал акт выступления против Сергия, уверяя, что весь его округ последует» за ним. Однако еп. Павел посчитал необходимым сначала заручиться поддержкой митр. Агафангела. В связи с запрещением покидать Харьков епископ в октябре 1927 г. попросил отвезти письмо в Ярославль свою квартирную хозяйку, духовную дочь П.Е. Черниговскую, и остался «вполне удовлетворен» ответом, так как митр. Агафангел в то время «справедливо считал м. Сергия узурпатором церковной власти». Митрополит на словах подтвердил правильность взглядов Владыки Павла на деятельность Заместителя Местоблюстителя.

Увидев поддержку своим действиям, еп. Павел в апреле 1928 г. отослал митр. Сергию официальное заявление об отделении от него. В том же месяце епископ был запрещен в священнослужении постановлением Временного Священного Синода и Заместителя Местоблюстителя. Владыка Павел тут же написал развернутый ответ, почему он не подчинился этому постановлению, а несколько позднее, в июне, обращение к гражданским властям, в котором объяснял причины непризнания как григорианского ВВЦС, так и митр. Сергия. В апреле еп. Павел вновь направил П.Е. Черниговскую к митр. Агафангелу с письмом, где просил митрополита «разрешить возглавиться его именем». Однако Владыка Агафангел отказал и, по свидетельству Черниговской, «предложил признавать митр. Петра Крутицкого». С этого времени еп. Павел вновь стал поминать митрополита Петра в качестве главы Церкви.

Епископ Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр. Сергия. Он стал автором трех широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928г. и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Владыка Павел указывал, что Нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же ее, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на несогласных с ним церковные прещения. «Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить " единство Духа в союзе мира", " чтобы не разрывать хитона Христова", как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он все время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки несогласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса " в единстве Духа и в союзе мира", ожидал бы будущего Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его». Еп. Павел призвал митр. Сергия раскаяться: «Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву свое самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято».

В мае 1928 г. еп. Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или о Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения: «Ведь митр. Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явились церковная смута и раскол. Митр. Сергий своей суемудреной и злочестивой Декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или Сергиевское обновление... Тем, кто поплелся за митр. Сергием, возвращение на путь истины — задача трудная, сопряженная с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу все и живу надеждой на Бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных».

Еще одно послание, «Первое письмо епископа», от 3/16 апреля 1928 г., судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Владыки Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживавшему митр. Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грязной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова — это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними? Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и ее принадлежности можно продать Христа и Царство Божие? Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаропапистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова " лягать", то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину... Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о темном свете, горячем льде и т.п. По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдет гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически-смрадного Сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему».

Всего еп. Павел написал, по его словам, четыре послания — «рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо Старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упреком о непризнании митр. Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.

От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, еп. Павел узнал о еп. Димитрии (Любимове) и в июне 1928 г. отправил ему письмо с сообщением, что еще в 1926 г. вышел из ведения митр. Сергия, и с просьбой принять его в молитвенное общение. Владыка Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением еп. Павлу окормлять ближайшие истинно—православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 г. еп. Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр. Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось: «Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в ее работе? Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах? Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим?.. Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своем желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем?»

Из Ленинграда к еп. Павлу приезжали с посланиями игум. Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса на Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929-1930 гг. работавший в Харькове.

Старобельский епископ обращался к еп. Димитрию за святым миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.

С лета 1928 г. еп. Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в Харьковское ГПУ, спросили об отношении к Декларации митр. Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определенных пределов пытались поощрять или не мешать любым формам расколов и разъединений, ослаблявших Русскую Церковь.

К этому моменту в качестве иосифлянского Экзарха Украины уже действовал еп. Алексий (Буй). С 18 марта 1928 г. он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп. Майкопским Варлаамом (Лазаренко). Еп. Алексий настороженно относился к еп. Павлу из-за того, что тот отошел от митр. Сергия задолго до появления Истинно-Православной Церкви. Отношения между ними попытался урегулировать еп. Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 г. в Ленинграде Гдовский епископ в беседе с представителем «буевцев» священником Н. Степановым категорически опроверг слухи о «неправославное™» еп. Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп. Димитрий отправил Владыке Алексию письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосиф-лянскому архиерею. Еп. Алексий дал свое принципиальное согласие, но с условием учета желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил еп. Павлу три записки, и, в январе 1929 г., телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился еп. Павлу, лишь позднее узнавшему, что еп. Алексий имел полномочия Экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности, тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот. Григорий Попов.

Так, когда настоятель окормляемого еп. Павлом храма в с. Петровском о. Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с. Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви. За короткий срок — лето 1928 г. — к еп. Павлу перешло около 20 сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем храмов в Золочеве, Балаклее, четырех сел Богодуховского района, двух сел Ахтырского района (Сумской епархии) и т.д. Своим Владыкой еп. Павла признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.

Затем к еп. Павлу обратился Райгородский благочинный, прот. Антоний Попов, с предложением перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля-начале августа Владыка Павел служил в храмах Изюмского окр. В частности, в церкви с. Петровское он отслужил всенощную, литургию и произнес проповедь «против безбожников, в защиту бытия Божия и объяснил причины отхода от митрополита Сергия». После жалобы сергианского еп. Константина (Дьякова) еп. Павел был вызван в Изюмское отделение ГПУ. Там ему «поставили на вид, что он заехал в епархию епископа Константина», хотя Владыка и отрицал это. Затем последовал вызов в Харьковское ГПУ с требованием предоставить переписку с Заместителем Местоблюстителя митр. Сергием. В Харьковском ГПУ от епископа потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра (Полянского). После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп. Павел подчинился и ответил при встрече прот. Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний все же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Прот. Антоний Попов оказался в критическом положении, так как к еп. Алексию (Бую) идти не хотел, а митр. Агафангел (Преображенский) на запрос ответил, что вновь вошел в общение с митр. Сергием. Вскоре о. Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот. Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к еп. Павлу.

В конце сентября 1928 г. еп. Павла вновь вызвали в ГПУ и позволили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения. 14 января 1929 г. епископ совершил в Успенской церкви г. Золочева первую хиротонию — рукоположил бывшего насельника Киево-Печерской Лавры иеродиакона Аполлония (Канонского) во иеромонаха по просьбе киевских иосифлян. Именно о. Аполлоний передал Владыке «Окружное послание председателя Православного Русского Синода за границей митрополита Антония» от 22 июня/5 июля 1928 г. и «Определение Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей об указе митрополита Сергия и послании митрополита Евлогия», ставшие позднее важной уликой для ОГПУ по делу еп. Павла. Сам о. Аполлоний был арестован и осужден вскоре после возвращения в Киев как раз за распространение там подобных документов.

Вскоре после первой хиротонии Владыка рукоположил во диакона псаломщика Золочевской церкви Михаила Лебединца, затем направил к архиеп. Димитрию в Ленинград иеродиаконов Агапита и Савву из с. Гавриловка с письмом и просьбой прислать с ними св. миро и антиминсы (посланцы привезли два антиминса, несколько частиц мощей и св. миро). Иеродиакона Агапита (Жиденко) еп. Павел после возвращения рукоположил во иеромонаха.

Новая угроза для деятельности Владыки возникла в связи с публикацией 7 марта 1929 г. в харьковской газете «Пролетарий» статьи Стрижакова о контрреволюционных взглядах еп. Павла и, прежде всего, о его выступлениях в 1900-х гг. в поддержку смертной казни для революционеров. Епископу пришлось дважды давать объяснения в ГПУ — на второй день после публикации статьи и месяц спустя. Последовал и окончательный запрет совершать поездки из Харькова. Позднее сам еп. Павел говорил: «Мне было объявлено, что Советская власть смотрит на меня как на контрреволюционера исключительно церковного (на почве церковных убеждений), совершенно активного и притом действующего совершенно открыто. Ввиду этого никаких репрессивных мер против меня не было принято; но я совершенно лишен был права выезда для служения».

Действительно, после этого епископ лишь один раз, в виде исключения, с разрешения административного управления служил в первый день Пасхи 1929 г. в Деркачах да два-три раза ездил помолиться в различные приходы Харьковской епархии. В самом Харькове он только два раза служил панихиды с молебнами. При этом травля Владыки в печати продолжалась. В конце августа 1929 г. в той же газете «Пролетарий» было опубликовано «клеймившее» его письмо снявшего сан священника Гольберга, и еп. Павлу снова пришлось объясняться с ОГПУ. Он даже подвергся кратковременному задержанию и 1 сентября был вынужден написать заявление в Харьковское ГПУ с подробным обоснованием «отношения священнослужителя к Советской власти с точки зрения своего религиозного мировоззрения», раскрыв «смысл и цель служения пастырского». Заявление заканчивалось словами: «После всего сказанного мною предоставляю представителям власти судить о том, допустимо ли и в какой именно мере допустимо мое служение Церкви в Советском государстве».

По свидетельству К.Т. Бублика, еп. Павел 12 октября 1929 г. рассказал ему, что при этом аресте ГПУ еще раз спрашивало Владыку о причинах отхода от «сергиевцев», и он ответил, «что должен стоять на своем посту, беречь Православие и т.п.» Не выдержав общественного давления и «спасая свое положение» преподавателя в художественном техникуме, одна из дочерей епископа, Нина, совершила предательство, поместив в харьковской газете свое отречение от отца.

Хотя выезжать на службы в другие города еп. Павел перестал, но принимать под свое окормление общины продолжал, и не только в Харьковской и Сумской епархиях. Так, в 1930 г. к нему перешли иосифлянские приходы Киева, бывшие сергианские общины г. Ананьева Одесской епархии, г. Глухова Черниговской епархии, г. Курска, с. Засосной Острогожского округа, с. Нескучное Липецкого округа, в январе 1931 г. — с. Мелекино Мантушского района Мариупольского округа и др. После ареста архиеп. Димитрия (Любимова) еп. Павел поддерживал отношения с еп. Нарвским Сергием (Дружининым) — писал ему, посылал в Ленинград несколько человек для рукоположения. Так как часть иосифлянских общин относилась к еп. Сергию с недоверием и не признавала в качестве руководителя движения, он был обрадован благожелательной позицией еп. Павла.

Пытался епископ Старобельский связаться и с другими архиереями. Так, в 1929 г. он через ехавшего к архиеп. Димитрию (Любимову) жителя с. Ольшаны Григория Геграчумона передал письмо для «скрывавшегося» в то время под Москвой, хорошо знакомого еп. Павлу по Харькову, митр. Нафанаила (Троицкого). В письме говорилось о взглядах самого епископа на деятельность митр. Сергия и спрашивалось о церковной позиции митрополита. Посланец не застал митрополита в Москве и оставил письмо дочери Владыки с просьбой при первой возможности передать отцу, но ответа не последовало. На допросе 7 февраля 1931 г. еп. Павел говорил, что хотел быть с архиеп. Димитрием и другими оппозиционными митр. Сергию епископами только в молитвенном общении: «Я определенно не желал нового управления, так как оно могло породить новые разделения и смуты».

С 1925 г. в Харькове жили четыре высланных киевских архимандрита; двум из них, признававшим Декларацию, было разрешено вернуться в Киев, а другие — бывший настоятель Киево-Печерской Лавры Климент (Жеретиенко) и ее наместник Макарий (Величко) — остались в Харькове. Вместе с игум. Евстратием (Грумковым) и четырьмя монахами они образовали общину и служили тайно на квартирах. Архимандриты Климент, Макарий и игум. Евстратий написали митр. Сергию о своем отходе от него и были запрещены в священнослужении. С начала 1928 г. они окормлялись у еп. Димитрия (Любимова), а осенью при посредничестве игум. Клавдия (Савинского) перешли к еп. Павлу. Так же поступил и ряд приходов Харьковской епархии.

Далеко не такие хорошие отношения установились у еп. Павла с двумя очень авторитетными на Украине истинно-православными священнослужителями — прот. Григорием Селецким и игум. Варсонофием (Юрченко). Управляющий Елисаветградской (Зиновьевской) епископией прот. Григорий Селецкий, в 1926 г. высланный в Харьков, еще в ноябре 1927 г. открыто выступил против декларации митр. Сергия. В Киеве и Харькове он тогда не нашел прямой поддержки, поэтому поехал в Москву. Попытка повлиять на митр. Сергия при личной встрече оказалась безуспешной. Большое значение имела беседа с М.А. Новоселовым, который резко отзывался о Заместителе Местоблюстителя и говорил о необходимости отхода. Отец Григорий Селецкий встречался также с профессором А.Ф. Лосевым, протоиереями Сергием Мечевым и Владимиром Воробьевым. В результате он окончательно решил отделиться от митр. Сергия и летом 1928 г., вместе с прот. Николаем Виноградовым, отвез письменное ходатайство духовенства Зиновьевской епископии еп. Димитрию (Любимову) о принятии под окормление. Владыка Димитрий согласился, но посоветовал в необходимых случаях окормляться у еп. Павла как ближайшего иосифлянского архиерея.

Отец Николай Виноградов и живший в Харькове игум. Варсонофий (Юрченко) посетили еп. Павла, но в ходе беседы выразили сомнение в его православности, и Владыка даже отказал им в благословении. У группы о. Григория Селецкого игум. Варсонофия сложились хорошие взаимоотношения с еп. Дамаскиным (Цедриком). Летом 1929 г. о. Григорий посетил Владыку в Стародубе и установил, что у них существует лишь незначительная разница во взглядах. Выяснилось, что расхождения еп. Стародубского Дамаскина с иосифлянами основаны, по словам о. Г. Селецкого, «главным образом на недоразумении», так как Владыка ошибочно думал, что архиеп. Димитрий считает всех, не принадлежащих к иосифлянам, в том числе и не согласных с митр. Сергием, безблагодатными. Во время приезда о. Григория еп. Дамаскин как раз отправил своего посланца в пос. Хэ, к месту ссылки митр. Петра (Полянского). Известно, что Патриарший Местоблюститель не передал с ним письменного ответа, хотя оценил, по словам еп. Дамаскина, церковную ситуацию в том же духе, что и он. В октябре 1929 еп. Стародубский был арестован и отправлен в Соловецкий лагерь. После его ареста игум. Варсонофий организовал оказание материальной помощи Владыке.

После неудачной беседы летом 1928 г. о. Варсонофий лишь один раз был у еп. Павла — в начале декабря 1930 г., когда просил антиминсы для своего знакомого иеромон. Афанасия на Кубани, но Владыка отказал игумену. Летом 1929 г. с еп. Павлом установили молитвенное общение все приходы киевских иосифлян, а в начале 1930 г. (после ареста архиеп. Димитрия) они перешли под его окормление. В это время Владыке пришлось столкнуться с их внутренним конфликтом.

В октябре 1929 г. сильно обострились отношения большинства киевских иосифлян с группой священника Анатолия Жураковского и архимандрита Спиридона (Кислякова). Причина заключалась в том, что архимандрит допускал осужденные Поместным Собором 1917-1918 гг. нововведения литургического характера, служил на русском языке, не могли ему простить и якобы «еретические» сочинения прошлых лет. Прот. Димитрий Иванов возбудил соответствующее дело перед митр. Иосифом (Петровых). И хотя архим. Спиридон уже приносил в 1923 г. покаяние Патриарху Тихону и был прощен, митр. Иосиф потребовал, чтобы он еще раз раскаялся перед истинно-православным архиереем и понес епитимью — временное (в течение года) прекращение служения при открытых Царских вратах. Отец Анатолий Жураковский с этим не согласился и через некоторое время обратился к еп. Павлу. Однако тот посчитал невозможным пересмотреть это дело, как уже решенное митрополитом, и порекомендовал выполнить требование Владыки Иосифа. Архим. Спиридон решил ехать для объяснений к месту ссылки митрополита, но неожиданно умер от сердечного приступа 11 сентября 1930 г. Об этом о. Анатолий сообщил незадолго до своего ареста (4 октября 1930 г.) во втором письме еп. Павлу.

Значительное распространение в Харьковской и Сумской епархиях имело так называемое стефановское, или «подгорновское», движение. Все его участники были убежденными противниками митр. Сергия и окормлялись иосифлянскими архиереями — последовательно еп. Варлаамом (Лазаренко), еп. Алексием (Буем) и еп. Павлом (Кратировым). Возникло движение еще в 1912 г. среди духовных детей монаха Спасо-Евфимиевского Суздальского монастыря Стефана (Подгорного).

Стефановцы практически ничем не отличались от остальных православных, кроме почитания старца и исполнения его заветов: не пить, не курить, святить питьевую воду и т.п. Движение получило наибольшее распространение на юге Курской губернии — родине старца, где жили его родственники, в том числе сын и внук.

Как раз его внук Василий Подгорный и стал в 1920-е гг. руководителем стефановцев. Он служил в деникинской, затем в Красной армии, 19 марта 1922 г. был рукоположен еп. Корнилием в Сумах во диакона, а 20 сентября 1922 г. тем же епископом, уже перешедшим в обновленчество, во священника. После освобождения Патриарха Тихона о. Василий ездил к нему, принес покаяние и был принят в сущем сане. Движение оформилось к 1924 г. По инициативе бывшего иеромонаха Суздальского монастыря Исайи (Кушнарева) в декабре в с. Дроновка Курской губернии состоялось собрание последователей старца Стефана. Проходило оно без разрешения властей. Вопрос о епископе был не решен, но благочинным или духовником всех стефановцев избрали о. Василия, а уполномоченным — иеромон. Исайю. Толчком для организационного объединения стала резолюция митр. Назария, в которой участники движения назывались сектантами. В начале 1925 г. делегация стефановцев ездила к управляющему Харьковской епархией еп. Константину (Дьякову), но он не принял ее. А вот его помощник еп. Лебединский Варлаам (Лазаренко) отнесся очень благожелательно и даже рукоположил одного стефановца во священника. После назначения еп. Варлаама в Майкоп о. Василий Подгорный ездил к митр. Сергию (Страгородскому) в Нижний Новгород с жалобой на еп. Константина и просьбой дать им другого архиерея. Заместитель Местоблюстителя отдельного епископа стефановцам не назначил, но подчинил их общины в Курской губ. еп. Рыльскому Павлину (Крошечкину), а в Харьковской губ. — еп. Константину (Дьякову), написав последнему, чтобы он изменил свое отношение к последователям старца Стефана.

После опубликования Декларации о. Василий Подгорный сразу же поехал к еп. Варлааму (Лазаренко), жившему в горах под Майкопом. Владыка также отрицательно отнесся к Декларации, решил не подчиняться митр. Сергию и отправиться по просьбе стефановцев на Украину, чтобы рукоположить для них несколько священников. В конце августа епископ поселился в с. Угроеды Сумского округа, а затем переехал в с. Русская Березовка Белгородского округа. Осенью 1927 г. еп. Варлаам написал еп. Павлу (Кратирову), с которым познакомился в 1924 г. в московском Донском монастыре и с тех пор имел хорошие отношения. В этом письме епископ Майкопский спрашивал, находит ли Владыка Павел каноничным выход из подчинения митр. Сергию. Судя по всему, ответ был положительным.

С разрешения Грайворонского райадмотдела еп. Варлаам служил в церкви Русской Березовки до 10 декабря 1927г. Затем его вызвали в ГПУ, но епископ скрылся и, перейдя на нелегальное положение, поселился в с. Дроновка. В феврале — начале марта 1928 г. еп. Варлаам встретился в Ленинграде с Владыкой Димитрием и получил, по свидетельству о. Василия Подгорного, указание передать стефановские общины ближайшему иосифлянскому архиерею — еп. Алексию (Бую). 18 марта такая передача состоялась, и еп. Варлаам уехал в Майкоп, но отношения с «подгорновцами» продолжал поддерживать вплоть до своего ареста в сентябре 1929 г.

Первоначально еп. Алексий назначил о. Василия Подгорного благочинным Всея Украины и Кавказа, но уже вскоре — лишь благочинным Сумского церковного округа (включавшего Сумской, Харьковский, Артемовский, Белгородский и Владимирский округа, где также существовали стефановские общины). Кроме того, он в марте 1928 г. перевел его из Ильинской церкви с. Угроеды в Андреевскую г. Сумы. В 1928 г. стефановцы провели второе собрание, на котором избрали благочиннический совет в составе священника Василия Подгорного, иеромон. Иоасафа (Черченко) и двух мирян. Движение постепенно получало все большее распространение, охватив Донбасс; даже в Таганроге появился стефановский молитвенный дом со священником. Только в Сумской области существовало около 20 приходов: в Сумах, Ахтырке, с. Большая Писаревка, на ст. Краснополье, в селах Вольное, Яблочное, Радомля, Вязомля, Тро-стянец, Криничное и др.

После ареста еп. Алексия (Буя) в апреле 1929 г. стефановские общины обратились с просьбой к еп. Павлу (Кратирову) принять их. Владыка соглашался принять их не в качестве единой «подгорновской» общины, а как отдельные приходы. Поэтому присоединение не состоялось, хотя еп. Павел фактически окормлял их: давал архиерейские советы, улаживал различные конфликты в общинах, направлял несколько раз их кандидатов для рукоположения к архиеп. Димитрию (Любимову) в Ленинград и даже посылал священнослужителей, переходящих из других течений, к о. Василию Подгорному как благочинному Сумского округа. Еп. Павел вообще очень благожелательно относился к стефановцам и защищал перед Владыкой Димитрием, которому далеко не все нравилось в них (некоторые ленинградские иосифляне считали последователей старца Стефана чуть ли не сектантами).

«Подгорновские» общины состояли в основном из зажиточного крестьянства и отрицательно относились ко многим мероприятиям государственных органов. Их вдохновляло пророчество старца, что советская власть падет в 1933 г. Обстановка особенно накалилась в 1930 г. в связи с проведением массовой коллективизации; в селах, где были стефановцы, она осуществлялась с большим трудом. Так, по данным следствия, председатель церковного совета Тростянецкого прихода И. Кондратенко публично заявлял: «Грабят и грабят крестьян без конца, а крестьяне-дурни еще и хлеб добровольно сдают. Не надо сдавать хлеб антихристу, ибо наш хлеб — это наша кровь, которую антихрист пьет вместо вина, как написано в наших святых книгах».

Летом 1930 г. волна антиколхозных выступлений прокатилась по селам Больше-Писаревского, Богодуховского и Ахтырского районов, почти исключительно там, где существовали стефановские общины. На допросе в ГПУ о. Василий Подгорный показал: «Мне известна попытка Кушнарева Исайи, иеромонаха хут. Высокого Ахтырского района, поднять народ на " крестовый поход" против советской власти в с. Никитовке Тростянецкого района. Летом 1930 г... с этой целью он выступил в церкви с проповедью против советской власти и предложил верующим двинуться против нее " крестовым походом"... У него был план двинуться вместе с народом на Тростянец. Но эта попытка потерпела неудачу». В обвинительном заключении стефановцев значатся два вооруженных восстания под руководством Ф. Трохова и П. Змиевского: 8 июля в с. Корбины Иваны и 10 августа в с. Вольном. Именно эти выступления послужили единственным аргументом ОГПУ для того, чтобы все иосифлянское движение охарактеризовать как «повстанческую, террористическую организацию». На самом деле указанные восстания были подняты даже без одобрения благочиннического совета стефановцев. Ф. Трохов пытался получить благословение о. Василия Подгорного, говорил, что его выбор — «зеленая армия», но поддержки не нашел.