Эсхатологическая этика

А затем нам надо будет исполнить уроки эсхатологической этики христианства. В эти дни надо будет вспомнить совет мудрого льюисовского персонажа Остромысла. Этот совет вестник передает последнему королю в последний час «Последней битвы»: «Я был с ним в его последний час, и он дал мне поручение к Вашему Величеству – напомнить Вам, что миры приходят к концу, а благородная смерть – это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его»[126]. Эсхатологическая этика (которую Шарль Пеги называл «этикой героического пессимизма») знает, что в плане земной истории христианство проиграет. Но речь идет о защите некоей метаисторической истины. И потому рыночная эффективность («что я с этого буду иметь?») – не последний критерий. И количество газетных батальонов и университетских когорт, мобилизованных пророками новой религии «веротерпимости», – не последний аргумент.

Удивительная молитва была написана Киплингом («Моление перед битвой»). В ней сочетается искренность молитвы к Богу с умением не требовать во что бы то ни стало именно победы…

Пала на земли и воды

Ярости мрачная тень.

Восстали на нас народы.

Темен грядущий день.

Но, извлекая из ножен

Мечи, – да страшатся враги! –

К Тебе притекаем, Боже!

Господи, помоги!

Воинств Небесных Владыко!

Суди не по нашим делам:

Мы в неразумии диком,

Творили неистово срам,

Но каемся и умоляем:

Рабов беззаконных прости!

На милость Твою уповаем:

Дай силы на смерть идти.

А тот, из среды нашей воин,

Что Истиной не просвещен,

Тобою дарованной, молим:

Да будет и он прощен.

Веры его неправой,

Господи, в грех не вмени,

Но, если вернемся со славой,

Вину его нам помяни.

От поисков суетной чести,

О, сущий на небеси,

И от необузданной мести

И страсти иной упаси.

И нас укрепи, недостойных,

Дабы сраженный в борьбе

Без судорог беспокойных

Сумел отойти к Тебе.

Владычица преблагая,

Да не оставиши нас,

Смиренно к тебе прибегаем

В страшный и смертный час.

Прощается грешному много

Молитвой твоей пресвятой,

Когда возвращается к Богу

Душа из юдоли земной.

.. Подходит воинство вражье.

.. Близится смертный бой.

Даруй победу нам, Блаже! –

Отцы побеждали Тобой.

Сиянием знамений чудных

Не Ты ли мир просветил?

День наступает Судный.

Услыши нас, Боже Сил.

Христианин в бою не остается один на один с противником. Есть еще и третья сила – Бог. Он не то что над полем битвы; Он – над ее временем. Он – в Вечности. И там, в Его просторах, бой, проигранный у деревни Крюково, может обернуться победой. Да и здесь, на земле, Его Промысл может послать нам помощь с такой стороны, от которой ее ну никак не ожидали.

В конце концов, так уже однажды было с христианами: «Знал бы Ирод, что чем он сильней, Тем верней, неизбежнее чудо»(И. Бродский).

Впрочем, рассуждениями на апокалиптическую тему я всего лишь пробую пояснить свою убежденность, что за теософией и оккультизмом (пусть даже в иных формах и с иными самоназваниями) – будущее. Другое дело, что я придерживаюсь той же позиции, что и профессор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Михаил, который, в годы Первой мировой войны обращаясь к материалистам и атеистам в своей публичной лекции, говорил: «Вы победите, но после всех победителей победит Христос».

Или, как о том же сказал Анри де Любак: «Нам не было поручено сделать так, чтобы истина восторжествовала. Нам было поручено всего лишь свидетельствовать о ней»[127]. Кстати, греческое слово mЈrturoj (которое в русский язык вошло как – «мученик») буквально значит «свидетель», ибо именно так – «свидетелями» – называли в древней Церкви людей, принимавших смерть за свою веру.

Здесь – очень важная сторона христианского сопротивления антихристу. Здесь – ответ на вопрос о том, какими средствами мы можем противиться апокалиптическому «зверю».

13 глава Апокалипсиса говорит о двух «зверях»: один выходит из моря, другой из земли (см.: Откр.13, 1–18). Протоиерей Сергий Булгаков полагает, что первый выходит из Римской империи (Средиземноморье), а второй – из Азии. Совмещая эти два символа вместе, можно сказать, что антихрист обладает и западным, римским умением административного контроля и организации общества, и знанием восточного оккультизма[128]. Эта его мысль может найти свое подтверждение в тех пророчествах ламаизма, которые увязывают всемирное торжество ламаизма с появлением таши-ламы Панчен Римпоче («Великое Сокровище Мудрости»). Это «Сокровище» должно воплотиться «в стране иноземцев и, появившись как великий победитель, разрушит своей могущественной рукой все ошибки и все невежество веков»[129]. Так что не только Булгакову приходила мысль о том, что реставратор язычества в Европе должен черпать свое вдохновение из глубин Азии.

Блаватская даже конкретизирует (почти в стиле «Трех разговоров» В. Соловьева) последний акт мировой истории: «Тогда, возможно, наступит новое вторжение Атиллы с далекого Востока. Однажды миллионы людей из Китая и Монголии, язычников и мусульман, снабженные всеми наиболее смертоносными видами оружия, изобретенными цивилизацией, и усиленные Небожителями Востока, при помощи инфернального духа торговли и любви к прибыли на Западе, и, кроме того, хорошо обученные христианскими человекоубийцами, – ворвутся и захватят разлагающуюся Европу, подобно неудержимому потоку»[130].

Эти панмонголические «триллеры» были естественны в XIX веке, когда казалось, что язычество лишь извне, лишь силой оружия может покорить Запад. Сегодня очевидно, что для новой «паганизации» нет никакой нужды в вооруженном нашествии Востока.

Антихристу, родившемуся на Западе, Церковь не сможет помешать использовать западное, светское орудие господства. Даже католики уже не могут всерьез влиять на политический климат в западных странах. Протестанты слишком раздроблены. Православные уже много веков не имеют вкуса к большой политике.

Но Церковь может и должна сопротивляться оккультной власти антихриста. Именно потому, что слишком много было выше говорено о технологической, земной, рациональной основе власти антихриста, стоит подчеркнуть, что она будет опираться не только на эти человеческие и понятные рычаги. Сводить власть антихриста к компьютерным, рекламным и психоаналитическим технологиям – это значит заниматься профанацией. Той самой профанацией, которой занимались либерально-рационалистические критики Евангелия в прошлом веке. Они пробовали чудеса Христа объяснить с помощью земных причин, а сегодня порой даже православные пробуют объяснить чудеса антихриста с помощью причин столь же заземленных. Но он действительно будет «сводить огнь с неба». Чудеса могут быть черными. И не всякое антихристово чудо есть просто технологический фокус и подделка. Поэтому, с одной стороны, не надо испытывать мистический страх перед новыми технологиями (в т. ч. компьютерными) и, с другой стороны, поэтому же стоит особенно помнить о том таинственно-благодатном покрове, который Церковь расстилает над своими верными.

Мы можем и должны сопротивляться тем, кого Блаватская именует «Небожители Востока». «Наша брань не против крови и плоти, но против… мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф.6, 12).

Мне кажется, в этой мысли апостола важно отметить, что войну Церковь ведет не с «мироправителями века сего», но с «мироправителями тьмы века сего». При первом варианте Церковь превращалась бы в банальную диссидентствующую структуру. Во втором случае она противостоит не «веку сему» как таковому, но той духовной тьме, которую насаждают антихристианские «мироправители». И потому христиане победили Нерона не референдумами и не созданием «правозащитных» движений. Они не писали обличительные памфлеты о злоупотреблениях римской бюрократии и об ущемлении прав окраинных народов Империи, не пикетировали Римский сенат. Церковь победила молитвой и твердым, мученическим (а значит, благодатным) исповеданием формулы: «Нет Господа, кроме Христа».

Призывы к политическому сопротивлению и сегодня почти бесполезны. Политический опыт у врагов Церкви явно больше, чем у ее иерархов[131]. Кроме того, борясь со злом, очень легко им же и заразиться. Например, борясь с бытовым магизмом, очень легко противопоставить ему «православный магизм» (раз у меня соседка балуется «наведением порчи», буду поминать ее каждый день за упокой!). Да и просто внешний активизм сопротивления может привести к внутреннему ожесточению и даже гордыне («Я – борец за Истину!»). Этим, я полагаю, и мотивируются неожиданные и трезвые слова святителя Игнатия Брянчанинова: «Остерегись, желая спасти ближнего, чтоб он не увлек тебя в погибельную пропасть. Последнее случается ежечасно. Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею»[132].

А значит, не следует ли и христианам расслышать в последние дни Божие предупреждение: «Не бойтесь и не ужасайтесь множества сего великого, ибо не ваша война, а Божия» (2 Пар.20, 15)? И все же Израиль не услышал этого предупреждения и совершил ошибку: он нередко отождествлял победу Божию со своей победой. Эту ошибку и мы повторяем постоянно. Не «наша вера», не «наши идеи», не «наша Церковь» победит. Победит Бог. И дай Бог нам при этой Его победе быть рядом с Ним[133]. Дай Бог, чтобы средоточие нашего жизненного пульса, наших упований, нашей любви и стремлений было рядом с Богом, было схоже с тем миром, который Бог создаст после последней битвы. Но это – не наша победа. И молиться надо о пришествии Его Царства, а не нашего господства.

Во втором веке святой Иустин Мученик специально говорил, что не во власти христиан прекратить гонения на Церковь: «Гонения будут продолжаться до тех пор, пока приидет Господь и освободит всех»[134].

Но можно ли вообще будет выстоять в условиях, когда тысячелетнее пленение сатаны кончится и «сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы» (Откр.20, 7)? Если и сейчас, когда, по учению Церкви, сатана скован, духовная жизнь в нас еле теплится, то что же будет при его высвобождении?

Здесь мы встречаем вопрос, который очень важен для понимания самой сути христианства. Дело в том, что православная традиция, отвергнув доктрину хилиазма (т. е. представление о том, что «тысячелетнее царство Христа» будет осуществляться видимым образом и уже после победы над антихристом и после воскрешения всех праведников), говорит, что в Царстве Христовом находится всякий человек, если только он признает именно Христа своим Царем. Если человек уцеломудрил свой внутренний мир и все свои импульсы подчинил желанию быть со Христом, – то Царствие Божие уже достигло его, оно уже внутри его сердца. Этот человек может быть нищ, гоним, оскорбляем – но все равно он уже вне царства века сего. Той частью своей жизни, которая им самим расценивается как самая главная, он уже вне мира, регулируемого конституциями, указами и налоговыми кодексами. Царство Божие уже на земле (хотя и не на всей земле, но только в некоторых душах, и то не во все минуты их жизни). Есть некоторая неясность в вопросе о том, когда именно начинает осуществлять себя на земле это Царство Божие: с момента Боговоплощения? от начала проповеди Христа? со дня принесения Им Его жертвы? с пасхальной ночи? или со дня Пятидесятницы?.. Но важнее для человека уяснить, в каких отношениях будут Царство Христа и владычество антихриста. Продлится ли Царство Христово на земле до момента Второго пришествия Спасителя и окончания истории, или же оно будет изгнано с лица земли воцарившимся врагом? Можно ли считать, что и дни «апостасии» (отступничества), дни антихриста – тоже являются днями «тысячелетнего Царства Христова»?

Это вопрос о природе власти Христа, о сущности Его царства. Соответственно, это вопрос и о степени защищенности христианина Христом. Блаженный Августин поясняет, что «тысячелетие» Царствия Христова и «тысячелетие» заключения сатаны не совпадают – и после высвобождения сатаны Царство Христа продолжится в верных душах[135]. Ведь если и сейчас человек не может противостоять греху без помощи Божией, – то тем более не сможет он бороться без помощи Бога во времена, когда власть искушений окрепнет[136]. Более того – поскольку и враг будет сильнее, то и помощь, оказываемая Богом христианам, станет больше. А потому – «что же после этого мы в сравнении с теми святыми и верными, которые имеют быть в то время? Для испытания их получит свободу такой враг, с которым мы, когда он связан, боремся с великими опасностями!»[137]. Тут же[138] блаженный Августин высказывает надежду на то, что даже миссионерство будет продолжаться в те последние три года: к Церкви будут приходить те, кто познает истинный лик антихриста и правоту библейских пророчеств о нем…[139]

Но для этого нужна будет такая решимость, такое умение мгновенно и навсегда переходить от неприятия и сомнений к служению и жертве… В этом смысл слов Спасителя: «Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу» (Мф.24, 20). По изъяснению преподобного Ефрема Сирина, эти слова призывают нас к молитве о том, чтобы последние искушения не застали нас во время праздности (зима для крестьянина – время отдыха от работ, а суббота – день покоя) и во время духовного бесплодия[140]. «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни» (Мф.24, 19). Душа, еще только недавно зачавшая от веры и еще не родившая добрые дела, еще не укрепившаяся в жизни во Христе, может утратить начатки веры. И если вера уже привела к первым, но еще слишком малым плодам – тоже велика опасность отречения и предательства. И это будет сугубое горе: ибо одно дело язычник, никогда не бывший христианином, или материалист, а другое дело – тот, кто почувствовал правоту Евангелия и все же не выдержал, отрекся…

От христиан в «эру Водолея» прежде всего требуется просто выстоять. Вопреки всему не отречься от Христа словом, делом, мыслью и не участвовать в оккультных играх. Мученик – это не только тот, кто идет на плаху. Если у христианина рак, и врачи бессильны, но родственники уговаривают его сходить к «потрясающей целительнице» – в случае отказа он приимет поистине мученический венец. Если директор завода увлекся сайентологией и заставляет медитировать по утрам всех подчиненных, уход с работы – это тоже исповедание Христа. Когда по всем каналам Евровидения будут показывать «пришельцев», низводящих огонь с неба и трактующих Евангелие с точки зрения «космической философии», а христианин будет упрямо повторять в своем сердце «Символ веры» – это тоже будет исповедничеством. Если кришнаит с улыбкой предлагает христианину на улице пирожное «прасад» (то есть пищу, ранее принесенную им в жертву Кришне) и христианин найдет в себе силы вопреки возмущению окружающих отказаться от угощения идоложертвенным (см.: Деян.15, 29), – то и это будет актом сопротивления «мироправителям тьмы».

Так сбудется предсказание древних преподобных отцов о последних временах: «Нашего дела не будут иметь те люди, но придет на них искушение, и оказавшиеся достойными в оном искушении окажутся выше нас и отцов наших»[141]. Посту и молитве первых христианских подвижников не смогут уже подражать христиане последних времен. И все же эти не-постники, не-молитвенники, не-аскеты – по предсказанию древних – будут облечены в Небесном Царстве венцами большими, чем монахи иных времен, – если просто сохранят веру и не осквернят души идолами.

Итак, Библия кончается Апокалипсисом, а Апокалипсис на грани человеческой истории прозревает не Царство Христа (здесь, на земле: в жизни, в политике, в культуре, в отношениях между людьми), а – царство антихриста. Христос, говоря о признаках Своего Второго пришествия, о признаках конца истории и конца света, находит для апостолов только одно утешение: да, будет тяжело, но утешьтесь тем, что это – конец. Это – ненадолго[142].

Сейчас христиане взяли в привычку молиться об отсрочке конца. Но Апокалипсис и вся Библия завершаются призывом: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр.22, 20). И в приходе Бога главное – что Он пришел, а не то, что все-таки разрушилось с Его приходом. Ведь сказано Христом о признаках конца: «Когда начнет сбываться все это, восклонитесь, ибо близко избавление ваше» (Лк.21, 28). «Вос-клонитесь», то есть вы, сейчас пригнетенные к земле, уставшие от привычной богооставленности, вос-клонитесь, воспряньте, подымитесь. «Все воздыхание наше о кончине века сего», говорил о надежде христиан Тертуллиан (Апология, 39). «Молимся мы, да приидет Господь и да разрушит мир» – свидетельствует о том же Ориген[143]. «Каждый верующий желает принять Его в свое время» – говорил преп. Ефрем Сирин[144]. «Истина увещевает своих избранных, говоря им как бы так: когда умножатся бедствия мира, когда явится Судия, тогда воздвигните главы, т. е. возрадуйтесь, потому что когда кончится мир, которого вы не любили, тогда близко искупление, котррого вы желали. Следовательно, те, которые любят Бога, получают повеление радоваться и веселиться о кончине мира, потому что они тотчас обретают Того, Кого любят, когда уходит тот, кого они не любили. Невозможно, чтобы верный, желающий видеть Бога, скорбел о потрясениях мира, зная что при этих потрясениях он скончавается. Кто не радуется приближению кончины мира, тот обнаруживает, что он друг сего последнего, а чрез это самое делается врагом Божиим» (св. Григорий Двоеслов. Беседы на Евангелие. Кн.1, 1)[145].

В прошлом веке св. Филарет напоминал апостольские слова: «Теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим.4, 8): «Достойно примечания, христиане, что апостол обещает венец правды всем возлюбившим явление Господне. Чрез сие научает он нас, что между прочими спасительными подвигами для достижения венца от Господа потребно то, чтобы мы возлюбили явление Его, то есть прилежно размышляли о пришествии Христовом, ожидали его непрестанно, желали сердечно, готовились к нему деятельно»[146].

И преподобный Ефрем Сирин считал, что Христос не сказал о точном времени Своего возвращения для того, чтобы христиане всех поколений ждали Его и надеялись на то, что их глаза, а не глаза другого во плоти своей узрят Бога: «и ныне каждый верующий желает принять Его в свое время»[147]. Много ли сегодня среди православных христиан тех, кто сердечно и непрестанно желает дожить до прихода Христа (а значит, пройти через горнило владычества антихриста)?..

В заключение я хотел бы обратить внимание читателя на то, что я практически не занимался «толкованием» Апокалипсиса. Как будут осуществляться события Апокалипсиса, мы не знаем. Но я согласен с Алексеем Лосевым, полагающим, что нам важнее понять смысл того, о чем говорит книга Откровения, нежели пытаться найти толкование для каждого ее образа. Говоря о тех картинах, которые развертывает книга Откровения, философ пишет: «Понимая их подлинный смысл, мы не знаем, как они будут осуществляться, но мы верим, что то, что осуществится, будет иметь именно этот смысл, а не иной. Другими словами, судить о том, как должно исполниться пророчество, можно только по наступлении того события, которое предречено. Полностью о пророчестве можно судить, таким образом, только после его исполнения. Скажут: зачем тогда существует пророчество? Пророчество существует для того, чтобы установить смысл грядущих времен, а не их факты. Поэтому все толкования должны ограничиться установлением только точного смысла событий, а не их фактического протекания. Это-то и есть пророчество, а не астрономическое вычисление затмения»[148].

Будет ли финал человеческой истории предварен и определен теми событиями и тенденциями, что были описаны и предположены выше, или же совершенно иными – не знаю. Моя задача состояла в том, чтобы при взгляде на современность соотнести ее с библейскими пророчествами о конце мировой истории. Может быть, из нашего столетия ни одна из предположенных мною ниточек не протянется в то, апокалиптическое, будущее. Но толковать Апокалипсис исходя из опыта будущего нельзя (этого опыта еще нет). Толковать же его только исходя из опыта прошлого (опыта средневековья и античности) тоже недостаточно. Ведь люди Византии или Московской Руси в любом случае жили дальше от мира антихриста, чем мы, а значит и видели его с меньшими подробностями. Так что при соприкосновении с Апокалипсисом неизбежно приходится смотреть на него из мира современности. А через тысячу лет эти толкования будут казаться столь же надуманными и странными, как и те толкования древности, что в «числе зверя» (Откр.13, 18) видели начертание имени императора Нерона. Что ж – так не только в богословии. Наивными кажутся и газеты прошлых столетий. Наивными кажутся даже ученые прошлых эпох. Но страх показаться наивными в глазах будущих поколений не должен понуждать нас к отказу от построений теорий и от усилий мысли.

Во всяком случае хотя бы один из тезисов, высказанных здесь, больше чем просто предположение. В перспективе той темы, о которой шла речь выше, смысл Апокалипсиса вполне ясен: язычество, вернув себе контроль над рычагами государственной власти и подчинив себе информационно-рекламные сети, еще даст последний бой Церкви Христа. Будем разбиты – мы. Но не Христос, «паки грядущий со славою, судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца». И тот, кто сам не отречется от Него в сумерках последних дней, узрит новое небо и новую землю.